а.
   И он взорвет ее.
   Итак, повторим.
   Кислов откинулся в кресле.
   Причинно-следственные связи вырисовывались четкие - ясные  даже  для  его
двенадцатилетнего сына.
   Два года назад компания Соломатина неожиданно получила крупный подряд  на
переоснащение компьютерами и оргтехникой Кремля и Дома правительства.
   Тогда многие удивлялись: почему тендер выиграла именно фирма Соломатина -
небольшая и мало кому известная компания?
   Подкуп чиновников?
   Но кого именно?
   Никаких доказательств не было...
   Теперь же, в свете документов, полученных от Ники, все становится ясно.
   Потому-то фирма Соломатина выиграла тендер, что  он  отстегивал  проценты
тем чиновникам, кто делал заказ. И вот они, эти люди!..
   Тут в эфире  должны  будут  показать  фотографии  Б...,  Г...  и  Виктора
Викторовича...
   А вот и документы - и Кислов продемонстрирует  копии  договоров,  что  он
получил от Ники Колесовой.
   Согласно этим  контрактам,  чиновник  Б...  получил  за  выгодный  подряд
столько-то миллионов долларов на номерной счет в швейцарском банке,  Г...  -
столько-то, а главный консультант Кремля  Виктор  Викторович  -  столько-то.
"Вот на эти счета в Швейцарии ушли деньги". И Кислов назовет номера счетов.
   "Все очень просто. Выводы делайте, уважаемые телезрители,  сами.  А  тем,
кто до сих пор не понял, поясню: коррупция затронула самую верхушку  власти.
Самые высокие лица в государстве не гнушаются брать  многомиллионные  взятки
от сомнительных людей. И за сомнительные сделки.
   Сейчас господин Соломатин арестован. Его  адвокаты  пытаются  представить
его невинной жертвой.
   Однако это далеко не так.
   Соломатин взяточник, махинатор, и место ему там,  где  он  сейчас,  слава
богу, находится, - в тюрьме.
   Но неужели, - без всякого пафоса,  спокойно,  закончит  свое  выступление
Кислов, - останутся безнаказанными господа Б..., Г..., а  также  сам  Виктор
Викторович?"
   Вот  таким  будет   сегодняшнее   вечернее   выступление   Кислова.   Его
триумфальное возвращение в прямой эфир.
   До начала программы оставалось три часа.
   Всю остальную передачу Кислов приказал, в свете новой темы, переверстать.
   На вопросы любопытных  редакторов  говорил,  что  сам  выйдет  в  эфир  с
"гвоздем", который сам же и нашел. Лишь бы его  верные  ребятки  -  те,  что
звонили вчера Б..., Г... и  Виктору  Викторовичу  и  вскользь  проверяли  их
реакцию, - не проболтались в коридорах "Останкино" раньше времени.
   Ну да он в них уверен. Или - почти уверен.
   На столе у Кислова затренькал телефон  -  прямая  связь  с  председателем
совета директоров телекомпании. Он снял трубку.
   - Женя? - раздался голос председателя. - Зайди-ка срочно ко мне.
   То же самое время Соломатин Получив от вертухая пакет, Соломатин  секунду
подержал его в руках. Что-то маленькое и легкое.
   Снова запрыгнув на свои верхние нары, он развернул передачу.
   Там оказались запечатанный неподписанный конверт и маленький диктофончик.
   Соломатин осторожно распечатал конверт.
   В нем была открытка - старая, еще советских времен. На лицевой стороне  -
фото: не правдоподобно синее море, белесо синее небо, а между небом и  морем
- ослепительно белый двухтрубный пассажирский  пароход.  На  борту  надпись:
"АДМИРАЛ НАХИМОВ".
   Соломатин перевернул открытку.
   Оборотная сторона сияла девственной чистотой. Ни строчки, ни буквы.
   К горлу подкатила тошнота.
   Значит, расплата его все-таки настигла. Он-то думал, что все - позади.
   Что все прошло.
   Все забыто - как дикий, странный, дурной сон.
   И вот его прошлое все-таки достало его. Достало здесь.
   Кто-то дает ему понять, что его пребывание в тюрьме - не случайность. Что
оно связано с событиями, что произошли в Цемесской  бухте  четырнадцать  лет
назад...
   Этим "кто-то" может быть только один человек.
   Вероника Веселова.
   Значит, она не погибла. Не исчезла. Не убежала навсегда, не растворилась,
не скрылась. Она - жива. И она - добралась до него.
   А ведь восемь лет назад, в девяносто втором,  когда  Соломатину  принесли
письмо за ее подписью - письмо с вопросами о  той  ночи  на  "Нахимове",  он
сразу насторожился.
   Тогда он понял: дело здесь нечисто.
   Скорее всего - нечисто...
   Откуда вдруг взялась эта издательница, тимуровка-следопытка?!.
   Интуиция  его  не  подвела.  Ему  ничего  не  стоило  тогда  проверить  и
убедиться, что никакого издательства "Морское дело" в природе не существует.
   Его решили поймать на блесну. На голый крючок.
   Не на того напали!..
   Тогда, в девяносто втором, Соломатин добыл списки пассажиров  несчастного
парохода.
   Он изучил их.
   И  увидел:  три  фамилии  Веселовых.  Та  же  фамилия,  что  у  редактора
несуществующего издательства...
   И он догадался: двое из тех троих Веселовых - те самые мужчина и женщина,
которых он случайно утопил той ночью...
   Что делать...
   Паника, страх...
   Кто ж виноват, что его не научили плавать...
   Всегда случаются жертвы...
   Но еще одна Веселова, видно, не погибла.
   Она, эта Вероника, оказалась, судя по отчеству, их дочерью... Дочерью...
   Дочка хочет отомстить за гибель родителей...
   Экая мелодрама...
   Эта Вероника решила, что она - умнее его... Умнее всех...
   Сначала Соломатин решил просто не отвечать на ее жалобное письмо.
   А потом...
   Потом он придумал более тонкий ход.
   Затаиться, прятаться - не в его правилах.
   Нет; он ответил, послал письмо  от  своего  имени,  но  -  с  вымышленной
историей и чужой фотографией.
   Эта Вероника (по своему  бабскому  скудоумию)  должна  была  купиться  на
блестящую обманку.
   На красивую историю его якобы спасения.
   На смазливую, молодую мордашку на том фото, что он вместо  своего  послал
ей... И Веселова, похоже, купилась...
   Но чтобы обезопасить себя на все  сто  процентов,  он,  Соломатин,  решил
тогда все-таки познакомиться с ней... Выследить, а затем избавиться от  нее.
Навсегда.
   Восемь лет назад Соломатин нашел Веселову не без труда.
   Уже тогда он был богат. И не ограничен ни в средствах, ни в рабочей силе.
   Его ребятки девчонку отыскали. (Разумеется, ни один  из  исполнителей  не
знал, зачем  она  хозяину.)  Веселова  проживала  под  Москвой  в  особняке,
принадлежащем некоему Баргузинову. Она была его любовницей.
   Это слегка меняло дело.
   Баргузинов был известным человеком в определенных  кругах.  И,  возможно,
человеком опасным. Связываться с ним напрямую не хотелось.
   С подобными людьми лучше по пустякам не бодаться.
   И тогда,  пораздумав,  Соломатин  решил  Веселову  не  трогать.  Пока  не
трогать.
   Он отдал приказ своим людям: следить за ней.
   Угрожать ей.
   Внаглую, в открытую действуя на нервы.
   Женщины - истерические существа.
   Тем  более  когда  рядом  с  нею  под  одной  крышей,  живет  такой   вот
непредсказуемый Баргузинов.
   А телке - всего-то двадцать четыре года...
   Психологическая давиловка на Веселову принесла тогда плоды...
   А может, просто совпало...
   Во всяком случае, через месяц после того, как  девчонке  стали  угрожать,
Баргузинов с Веселовой в одночасье продали особняк.
   И оба - исчезли.
   Потом, Соломатин слышал, их обоих  разыскивал  "Империя-банк".  Говорили,
что Веселова убежала за границу, а Баргузинов вроде бы скрывается в  Москве:
раз в неделю меняет съемные квартиры, не выезжает в город дважды  подряд  на
одной и той же тачке...
   Потом "Империя-банк" накрылся... А скоро и у самого  Соломатина  начались
проблемы, и все забылось, затянулось ряской... Кажется, рассосалось...
   А вот на самом деле...
   Соломатин прикинул:
   Веселовой сейчас (если это, конечно, все-таки она) должно  быть  тридцать
два; ах, она зассыха, ах, мокрощелка - когда он  выйдет  отсюда,  он  ее  не
помилует. Пощады Веселовой не будет.
   Наверное,  на  присланный  в  камеру  диктофончик  она  наговорила   свои
вздорные, бабе кие вопли в его адрес.
   Ну-ну, пусть потешится.
   Напоследок.
   Послушаем с удовольствием.
   Соломатин  открыл  диктофон:  в  него  была  вставлена  микрокассета.  Он
повертел ее в руках.
   Вряд ли здесь яд или бомба.
   Едва ли даже российские, до  предела  циничные  и  развращенные  вертухаи
позволят, чтобы подследственных в изоляторе взрывали или травили.
   Сердечный приступ или самоубийство - другое дело...
   Так что скорее всего на кассете - обычные бабьи вопли...
   Соломатин вставил в диктофон кассету.
   Нажал на play.
   И услышал сквозь шуршание эфира два голоса, мужской и женский.
   Один из них, женский, был ему очень хорошо знаком.
   - Владик?
   - Я.
   - Здравствуй, мой одуванчик.
   - Инночка! Ты откуда? Тебя так хорошо слышно!
   - Раз меня хорошо слышно, значит, я издалека. Соломатин прослушал  пленку
до конца.
   Сидел с каменным лицом, сделал тихим звук, прислонил  диктофон  к  самому
ухо. Он выслушал все. Все любезности, которыми обменивалась эта парочка.
   Все ласковые слова, что не оставляли сомнений в характере их отношений.
   Он выслушал все, до последнего гудочка, до шороха пустого эфира.
   Затем нажал на "stop".
   Опять на секунду показалось, что его голова вот-вот взорвется изнутри  от
нарастающей боли. Лопнет, разлетится, словно граната.
   Он сдержал себя.
   Усилием воли смирил свой гнев, утихомирил.
   Подумал:
   "Влюбленный - слеп... Я даже ничего не замечал!.. Я не  подозревал!..  Да
кто она - дитя!..
   Ведь я дал ей все...
   Чего ей не хватало?.. Инка, девка из панельной "хрущобы", она-то  за  что
пошла против меня?.. Я ей так верил... А, оказывается,  это  все  подстроила
она...
   А я-то, дурак, думал: нет места надежней, чем моя спальня... Нет женского
сердца  надежней,  чем  Инкино...  Старый  дурак...  Я  сам  вручил  ей  все
документы...
   Так вот почему со мной так глумливо говорил Виктор Викторыч...
   Она начала его шантажировать... О боже!.. Боже, что ты со мной сделал!.."
   Методично и,  казалось,  спокойно  Соломатин  выломал  крышку  диктофона.
Выдрал кассету. Принялся ломать  ее.  Выдирать  сильными  толстыми  пальцами
пленку.
   Механическая работа помогла успокоиться.
   Сосредоточенность отогнала боль, давящую изнутри головы.
   Олег Петрович четко понял, что сейчас в первую очередь надо делать.
   Достал из кармана телефончик. Набрал номер главбуха. Тот ответил сразу.
   - Василич, - с деланым спокойствием сказал Соломатин, - сколько  бабок  у
тебя ушло за бугор, на счет "Инна-силк"?..
   Уже шестьсот восемьдесят тысяч?..
   Останови платежи. Все платежи туда - останови. Срочно. Немедленно. Все!..
   Сразу же он позвонил и начальнику своего охранного подразделения.
   В этот раз его указания тоже касались банка в Гибралтаре - и женщины, что
будет получать деньги со счета компании "Инна-силк".
   - Да, бабу - в наручники и в Москву, ко мне лично...
   Как это: "что за баба?"... Моя жена, мудак!!!
   - Эй, ты там, фофан с мобилой, - раздался ленивый голос с нижних  нар.  -
Харе орать!..
   В то же самое время Ника Из Бутырок Ника немедленно понеслась домой.
   Ей хотелось успеть к  эфиру  итоговой  аналитической  программы  "События
недели", шеф-редактором которой служил ее телезнакомый Евгений Кислов.
   "Я буду не я, - думала Ника, несясь  во  весь  опор  на  своем  "БМВ"  по
Кольцевой, - если Кислов не даст документам ход.
   Это ж какая сенсация! Кремль зашатается...  А  Кислов,  насколько  я  его
поняла, ради своей программы не пощадит ни мать, ни отца..."
   Заслышав, что открылись ворота  и  она  подъезжает,  Васечка  выбежал  на
крыльцо в одной рубашке. Ника выпрыгнула из машины.
   - Ты чего это на холод выскочил?
   - напустилась она на сына.
   - Давно не болел?
   Взбежала на крыльцо, обняла Васечку.
   Тот запрыгнул к ней на руки.
   Она покачнулась. "Тяжелый-то какой!
   - мелькнуло у нее.
   - На руках уже не поносишь... А пахнет еще  как  от  ребеночка:  молоком,
воробьями..."
   - Ну, пошли, пошли, - заторопила сына Ника, - слезай с  меня,  жеребенок,
пойдем с крыльца, холодно!..
   - А что ты мне купила?
   - Сноуборд пока не купила. Будешь  сам  выбирать.  Не  понимаю  я  в  них
ничего.
   - А когда?
   - Да хотя бы завтра.
   - Н-ну, завтра я учусь. А ты работаешь.
   - А мы с тобой прогуляем.
   - Правда?
   - Правда.
   - Здорово!
   Гуляем! Гуляем! - Васечка бросился в кухню, восторженно крича:
   - Филлиповна! Марь Павловна! Вы слышали? Мы с мамой завтра прогуливаем!..
   Ника, улыбаясь, бросила плащ на кресло в гостиной, схватила телевизионный
пульт.
   Включила телевизор, нажала номер кисловского канала. И  -  наткнулась  на
барышню-диктора, которая, поджав губы, извещала:
   - Напоминаем,  что  в  нашей  сегодняшней  вечерней  программе  произошли
изменения.
   Вместо объявленной ранее передачи "События недели" с Евгением Кисловым вы
увидите новое ток-шоу "Берегите мужчин!"..
   О выходе в эфир аналитической программы Евгения Кислова "События  недели"
мы сообщим вам дополнительно...
   Вероника охнула и опустилась в кресло.

Воскресенье, 22 октября

Ночь

   Глухая, черная, осенняя ночь лежала над страной.
   Сквозь полуоткрытое окно в гостиную проникал сырой воздух. Тишина  царила
в доме, лишь слышно было, как где-то в вышине завывает ветер и  сталкиваются
ветвями высокие сосны.
   Спал Васечка, спала прислуга, горел лишь торшер в углу огромной гостиной,
и от этого одинокого света становилось еще грустнее.
   Ника сидела на диване, попивала красное "Бордо" урожая  девяносто  пятого
года, но от каждого глотка маслянистой и терпкой жидкости становилось только
грустнее. "Сотни тысяч женщин в Москве позавидовали бы мне, - думала Ника. -
Красива, богата, умна... Собственный особняк, свое  дело,  милый  и  любящий
сын...
   Но отчего же мне так тоскливо?.."
   Каждый глоток терпкого французского вина, вместо  того  чтобы  вливать  в
Веронику бодрость солнечных виноградников, только  усугублял  бесприютность,
царившую у нее на душе. "Я уж не  девочка,  пора  усвоить:  спиртное,  когда
грустно, не помогает", - подумала она.
   Решительно отставила недопитый бокал на край журнального столика.
   Щелкнула пультом телевизора.
   Пробежалась по каналам.
   Идеальное   цветное   изображение,   гиперреалистические   картинки    из
псевдожизни  промелькнули  перед  ней:  мордобой  в  спальне   американского
коттеджа - удар, и  соперник  летит,  опрокидывая  тумбочку  ("Помнишь,  как
Васечка дрался в общаге с Полонским?")...
   Щелчок, и на другом канале  полуголый  мужчина  любовно  наклоняется  над
женщиной, целомудренно прикрытой шелковой простыней...
   Щелчок: "Если вы даже слегка перекусили, вам надо позаботиться о свежести
вашего дыхания..."
   Двое очень американских влюбленных  игриво  гоняются  друг  за  другом  в
зеркальной комнате...
   "Зачем я только вернулась сюда из Америки?..
   - подумала Ника.
   - Зачем, зачем я возвратилась  в  русскую  серость  из  сытой,  ароматной
страны?.. Скучала по Баргузинову?..
   Да, скучала...
   Очень скучала...
   Так, что жизнь без него,  придурка,  была  не  мила...  Хотела  отомстить
Соломатину?.. Да, хотела... Ну, вот я и добилась  своего...  С  Баргузиновым
жизнь все равно не задалась... Соломатина не сегодня-завтра выпустят,  а  уж
он-то теперь, после открытки с "Нахимовым"  и  записи  Инкиного  воркованья,
разберется, кто на самом деле организовал наезд на него... Уж он-то  на  мне
отыграется...
   А тут еще шантажист...
   Не платить ему - нельзя: заложит... У шантажиста, кажется,  действительно
имеется вся информация...
   А платить - тоже нельзя...
   Заплатишь хоть копейку - значит, признаешь себя виновной...
   И он не отвяжется от меня уже никогда...
   Будет тянуть из меня деньги, и тянуть, и тянуть...
   Значит, - рассудим трезво, - какие у меня альтернативы?.."
   Реклама по телевизору продолжалась.
   Ника глянула на часы.
   Без пары минут полночь. Скоро новости.
   "Надо дождаться...
   - подумала Ника.
   - Вдруг покажут что-то новенькое про Соломатина...
   Ну а варианты, как жить дальше... Их у меня на самом деле всего два.
   Первый - идти на поклон к Баргузинову. "Прости меня, Ванечка..."
   Он, конечно, покуражится, но - сделает вид, что простил.
   И защитит - от всех. И поможет..."
   При мысли  о  том,  что  придется  подлизываться  к  Баргузинову,  Никина
гордость взвилась на дыбы:
   "Меня на самом деле - прощать не за что!
   А вот его я - не простила.
   И не прощу.
   Не нужен он мне!..
   Но, придется, кажется, идти к Ивану... И просить за  себя...  А,  значит,
смирить гордыню...
   И смириться с тем, что я - при нем.
   И с тем, что больше ничего хорошего мне в этой жизни не светит...
   Есть у меня и второй вариант: бежать. Опять бежать. В Америку, к черту, к
дьяволу... Хватать в охапку Васечку и снова уезжать...
   И это тоже значит - признать свое поражение.
   Смириться с тем, что у меня опять ничего не вышло.
   Ни с моим делом, ни с моим  домом,  ни  с  моей  семьей...  Что  я  опять
оказалась в неудачницах... Вот тебе и "Формула победы"!.."
   На телеэкране появились часы.
   Стрелка отсчитывала последние секунды до полуночи.
   Цифры в  окошке  вторили  ее  электронным  скачкам:  девять...  восемь...
семь.., шесть...
   Заиграла жизнеутверждающая музыка, пошла заставка новостей.
   Голос за кадром произнес: "В начале выпуска - заголовки новостей...
   Полчаса назад агентство "Интерфакс" сообщило с пометкой "Молния",  что  в
тюремной  камере   Бутырского   следственного   изолятора   найден   мертвым
арестованный накануне известный предприниматель  Олег  Соломатин.  Начальник
тюрьмы утверждает, что смерть произошла вследствие инсульта..."
   На экране в траурной рамке появилось лицо Соломатина.
   Лицо убивца - суровое, набычившееся - смотрело из  телевизора,  казалось,
прямо в самую душу Ники.
   Ника негромко вскрикнула и зажала рот рукой.
   В то же самое время Пермяков ехал домой.
   Улицы были пусты, мотор "Форда" мягко урчал. Андрей Ильич слушал радио.
   Передавали новости.
   Усталый воскресный ведущий сказал:
   "Только что мы получили  сообщение:  в  камере  Бутырского  следственного
изолятора  скончался  арестованный   сегодня   днем   предприниматель   Олег
Соломатин.
   Предположительная причина смерти - кровоизлияние в мозг..."
   В отличие  от  Ники  известие  о  смерти  Соломатина  оставило  Пермякова
равнодушным.
   Он что-то слышал о нем: крупный бизнесмен - но не  олигарх;  миллионер  -
однако не миллиардер...
   Занят импортом компьютеров и оргтехники...
   Владелец сети  магазинов...  "Отворовался,  -  прошла  безучастная  мысль
где-то на краю сознания Пермякова.
   - Значит, туда ему и дорога... Видно, слишком оборзел и не хотел делиться
- раз его замочили так демонстративно...
   На глазах, можно сказать, у изумленной публики. На  виду  -  чтоб  другим
неповадно было..."
   Пермяков знал, что в российском бизнесе имеется некий порог опасности.
   Перешагнув его, человек подвергал себя смертельному риску.
   И этот порог выражался отнюдь не в суммах, что зарабатывал (или  воровал)
человек.
   Он выражался в борзости.
   К  примеру,  начальник  кредитного  отдела  бывшего  пермяковского  банка
переступил  его  не  в  тот  момент,   когда   дал   пятимиллионный   кредит
Веселовой-Колесовой.
   И не тогда, когда повторил аналогичную операцию с другим клиентом.
   Он перешел порог, когда охамел и сделал практикой невозврат кредитов.
   Поэтому - и исчез бесследно.
   И вот уже шесть лет ни семья, ни милиция не могут его найти...  И  только
Пермяков знает, где тот начальник кредитного отдела находится. Точнее -  где
находится это, что от него осталось.
   "А Веселова-Колесова, - подумал Пермяков, - переступила  порог  опасности
не когда брала у банка кредит на пять миллионов.
   Ведь если бы она  исчезла  в  девяносто  третьем  навсегда,  растворилась
где-нибудь в мировых просторах - все бы для нее обошлось.
   Она пер