Он Петропавловского свода
     Осветит гробовую сень...

     Начало марта 1871

53. ВАТИКАНСКАЯ ГОДОВЩИНА

      Был день суда и осужденья -
     Тот роковой, бесповоротный день,
     Когда для вящего паденья
     На высшую вознесся он ступень, -

     И, Божьим промыслом теснимый
     И загнанный на эту высоту,
     Своей ногой непогрешимой
     В бездонную шагнул он пустоту, -

     Когда, чужим страстям послушный,
     Игралище и жертва темных сил,
     Так богохульно-добродушно
     Он божеством себя провозгласил...

     О новом богочеловеке
     Вдруг притча создалась - и в мир вошла,
     И святотатственной опеке
     Христова церковь предана была.

     О, сколько смуты и волнений
     Воздвиг с тех пор непогрешимый тот,
     И как под бурей этих прений
     Кощунство зреет и соблазн растет.

     В испуге ищут правду Божью,
     Очнувшись вдруг, все эти племена,
     И как тысячелетней ложью
     Она для них вконец отравлена.

     И одолеть она не в силах
     Отравы той, что в жилах их течет,
     В их самых сокровенных жилах,
     И долго будет течь, - и где исход?

     . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

     Но нет, как ни борись упрямо,
     Уступит ложь, рассеется мечта,
     И ватиканский далай-лама
     Не призван быть наместником Христа.

     6 июля 1871

     54

     День православного Востока,
     Святись, святись, великий день,
     Разлей свой благовест широко
     И всю Россию им одень!

     Но и святой Руси пределом
     Его призыва не стесняй:
     Пусть слышен будет в мире целом,
     Пускай он льется через край,

     Своею дальнею волною
     И ту долину захватя,
     Где бьется с немощию злою
     Мое родимое дитя, -

     Тот светлый край, куда в изгнанье
     Она судьбой увлечена,
     Где неба южного дыханье
     Как врачебство лишь пьет она...

     О, дай болящей исцеленье,
     Отрадой в душу ей повей,
     Чтобы в Христово воскресенье
     Всецело жизнь воскресла в ней...

     16 апреля 1872

55

      Британский леопард
     За что на нас сердит?
     И машет все хвостом,
     И гневно так рычит?
     Откуда поднялась внезапная тревога?
     Чем провинились мы?
     Тем, что в глуши зашед
     Степи среднеазийской,
     Наш северный медведь -
     Земляк наш всероссийский -
     От права своего не хочет отказаться
     Себя оборонять, подчас и огрызаться.
     В угоду же друзьям своим
     Не хочет перед миром
     Каким-то быть отшельником-факиром;
     И миру показать и всем воочию,
     Всем гадинам степным
     На снедь предать всю плоть свою,
     Нет, этому не быть! - и поднял лапу...
     Вот этим леопард и был так рассержен.
     "Ах, грубиян! Ах, он нахал! -
     Наш лев сердито зарычал, -
     Как! Он, простой медведь, и хочет защищаться,
     В присутствии моем, и лапу поднимать,
     И даже огрызаться!
     Пожалуй, это дойдет до того,
     Что он вообразит, что есть  у него
     Такие же права,
     Как у меня, сиятельного льва...
     Нельзя же допустить такого баловства!"

     Январь 1873

     Н. А. Некрасов

     56. ПРИГОВОР

     "...Вы в своей земле благословенной
     Парии - не знает вас народ,
     Светский круг, бездушный и надменный,
     Вас презреньем хладным обдает.

     И звучит бесцельно ваша лира,
     Вы певцами темной стороны -
     На любовь, на уваженье мира
     Не стяжавшей права - рождены!.."

     Камень в сердце русское бросая,
     Так о нас весь Запад говорит.
     Заступись, страна моя родная!
     Дай отпор!.. Но родина молчит...

     Ночь с 7 на 8 января 1877


     В. С. Соловьев

     57. EX ORIENTE LUX[
     ]
     "С Востока свет, с Востока силы!"
     И, к вседержительству готов,
     Ирана царь под Фермопилы[
     ]Нагнал стада своих рабов.

     Но не напрасно Прометея
     Небесный дар Элладе дан.
     Толпы рабов бегут, бледнея
     Пред горстью доблестных граждан.

     И кто ж до Инда и до Ганга
     Стезею славною прошел?
     То македонская фаланга,
     То Рима царственный орел.

     И силой разума и права -
     Всечеловеческих начал -
     Воздвиглась Запада держава,
     И миру Рим единство дал.

     Чего ж еще недоставало?
     Зачем весь мир опять в крови?
     Душа вселенной тосковала
     О духе веры и любви!

     И слово вещее - не ложно,
     И свет с Востока засиял,[
     ]И то, что было невозможно,
     Он возвестил и обещал.

     И, разливаяся широко,
     Исполнен знамений и сил,
     Тот свет, исшедший из Востока,
     С Востоком Запад примирил.[
     ]
     О Русь! в предвиденье высоком
     Ты мыслью гордой занята;
     Каким же хочешь быть Востоком:
     Востоком Ксеркса иль Христа?[
     ]
     1890

     58. В ОКРЕСТНОСТЯХ АБО

     Не позабуду я тебя,
     Краса полуночного края,
     Где, небо бледное любя,
     Волна бледнеет голубая;
     Где ночь безмерная зимы
     Таит магические чары,
     Чтоб вдруг поднять средь белой тьмы
     Сияний вещих пламень ярый.
     Там я скитался, молчалив,
     Там Богу правды я молился,
     Чтобы насилия прилив
     О камни финские разбился.[
     ]
     Начало января 1894

     59. ПАНМОНГОЛИЗМ

     Панмонголизм! Хоть имя дико,
     Но мне ласкает слух оно,
     Как бы предвестием великой
     Судьбины Божией полно.

     Когда в растленной Византии
     Остыл Божественный алтарь
     И отреклися от Мессии[
     ]Иерей и князь, народ и царь, -

     Тогда он поднял от Востока
     Народ безвестный и чужой,[
     ]И под орудьем тяжким рока
     Во прах склонился Рим второй.

     Судьбою павшей Византии
     Мы научиться не хотим,[
     ]И все твердят льстецы России:
     Ты - третий Рим, ты - третий Рим.

     Пусть так! Орудий Божьей кары
     Запас еще не истощен.
     Готовит новые удары
     Рой пробудившихся племен.

     От вод малайских до Алтая[
     ]Вожди с восточных островов
     У стен поникшего Китая
     Собрали тьмы своих полков.

     Как саранча, неисчислимы
     И ненасытны, как она,
     Нездешней силою хранимы,
     Идут на север племена.

     О Русь! забудь былую славу:
     Орел двуглавый сокрушен,
     И желтым детям на забаву
     Даны клочки твоих знамен.

     Смирится в трепете и страхе,
     Кто мог завет любви забыть...
     И третий Рим лежит во прахе,
     А уж четвертому не быть.[
     ]
     1 октября 1894

     60. ДРАКОН

     Из-за кругов небес незримых
     Дракон явил свое чело, -
     И мглою бед неотразимых
     Грядущий день заволокло.

     Ужель не смолкнут ликованья
     И миру вечному хвала,
     Беспечный смех и восклицанья:
     "Жизнь хороша, и нет в ней зла!"

     Наследник меченосной рати!
     Ты верен знамени креста,
     Христов огонь в твоем булате,
     И речь грозящая свята.

     Полно Любовью Божье лоно,
     Оно зовет нас всех равно...
     Но перед пастию дракона
     Ты понял: крест и меч - одно.

     24 июня 1900

     О. Э. Мандельштам

61. POLACY!

     Поляки! Я не вижу смысла
     В безумном подвиге стрелков!
     Иль ворон заклюет орлов?
     Иль потечет обратно Висла?

     Или снега не будут больше
     Зимою покрывать ковыль?
     Или о Габсбургов костыль
     Пристало опираться Польше?

     И ты, славянская комета,
     В своем блужданьи вековом,
     Рассыпалась чужим огнем,
     Сообщница чужого света!

     Сентябрь 1914

     А. А. Блок

62

     Петроградское небо мутилось дождем,
     На войну уходил эшелон.
     Без конца - взвод за взводом и штык за штыком
     Наполнял за вагоном вагон.

     В это поезде тысячью жизней цвели
     Боль разлуки, тревоги любви,
     Сила, юность, надежда... В закатной дали
     Были дымные тучи в крови.

     И, садясь, запевали Варяга одни,
     А другие - не в лад - Ермака,
     И кричали ура, и шутили они,
     И тихонько крестилась рука.

     Вдруг под ветром взлетел опадающий лист,
     Раскачнувшись, фонарь замигал,
     И под черною тучей веселый горнист
     Заиграл к отправленью сигнал.

     И военною славой заплакал рожок,
     Наполняя тревогой сердца.
     Громыханье колес и охрипший свисток
     Заглушило ура без конца.

     Уж последние скрылись во мгле буфера,
     И сошла тишина до утра,
     А с дождливых полей все неслось к нам ура,
     В грозном клике звучало: пора!

     Нет, нам не было грустно, нам не было жаль,
     Несмотря на дождливую даль.
     Это - ясная, твердая, верная сталь,
     И нужна ли ей наша печаль?

     Эта жалость - ее заглушает пожар,
     Гром орудий и топот коней.
     Грусть - ее застилает отравленный пар
     С Галицийских кровавых полей...



     1 сентября 1914

     О. Э. Мандельштам

     63

     В белом раю лежит богатырь:
     Пахарь войны, пожилой мужик.
     В серых глазах мировая ширь:
     Великорусский державный лик.

     Только святые умеют так
     В благоуханном гробу лежать;
     Выпростав руки, блаженства в знак,
     Славу свою и покой вкушать.

     Разве Россия не белый рай
     И не веселые наши сны?
     Радуйся, ратник, не умирай:
     Внуки и правнуки спасены!

     Декабрь 1914

      64

     Какая вещая Кассандра
     Тебе пророчила беду?
     О будь, Россия Александра,[
     ]Благословенна и в аду!

     Рукопожатье роковое
     На шатком неманском плоту.[
     ]
     1915

      65

     О свободе небывалой
     Сладко думать у свечи.
     - Ты побудь со мной сначала, -
     Верность плакала в ночи,

     - Только я мою корону
     Возлагаю на тебя,
     Чтоб свободе, как закону,
     Подчинился ты, любя...

     - Я свободе, как закону,
     Обручен, и потому
     Эту легкую корону
     Никогда я не сниму.

     Нам ли, брошенным в пространстве,
     Обреченным умереть,
     О прекрасном постоянстве
     И о верности жалеть!

     1915

66

     Когда октябрьский нам готовил временщик
     Ярмо насилия и злобы,
     И ощетинился убийца-броневик,
     И пулеметчик низколобый -

     Керенского распять потребовал солдат,
     И злая чернь рукоплескала, -
     Нам сердце на штыки позволил взять Пилат,
     Чтоб сердце биться перестало!

     И укоризненно мелькает эта тень,
     Где зданий красная подкова;
     Как будто слышу я в октябрьский тусклый день:
     Вязать его, щенка Петрова!

     Среди гражданских бурь и яростных личин
     Тончайшим гневом пламенея,
     Ты шел бестрепетно, свободный гражданин,
     Куда вела тебя Психея.

     И если для других восторженный народ
     Венки свивает золотые -
     Благословить тебя в глубокий ад сойдет
     Стопою легкою Россия!

     Ноябрь 1917

     А. А. Ахматова

     67

     Когда в тоске самоубийства
     Народ гостей немецких ждал
     И дух высокий византийства
     От русской Церкви отлетал,

     Когда приневская столица,
     Забыв величие свое,
     Как опьяневшая блудница,
     Не знала, кто берет ее, -

     Мне голос был. Он звал утешно,
     Он говорил: "Иди сюда,
     Оставь свой край глухой и грешный,
     Оставь Россию навсегда.
     Я кровь от рук твоих отмою,
     Из сердца выну черный стыд,
     Я новым именем покрою
     Боль поражений и обид".

     Но равнодушно и спокойно
     Руками я замкнула слух,
     Чтоб этой речью недостойной
     Не осквернился скорбный дух.

     Осень 1917

     О. Э. Мандельштам

     68

     На страшной высоте блуждающий огонь,
     Но разве так звезда мерцает?
     Прозрачная звезда, блуждающий огонь,
     Твой брат, Петрополь, умирает.

     На страшной высоте земные сны горят,
     Зеленая звезда мерцает.
     О, если ты звезда - воде и небу брат,
     Твой брат, Петрополь, умирает.

     Чудовищный корабль на страшной высоте
     Несется, крылья расправляет -
     Зеленая звезда, в прекрасной нищете
     Твой брат, Петрополь, умирает.

     Прозрачная весна над черною Невой
     Сломалась. Воск бессмертья тает.
     О, если ты звезда - Петрополь, город твой
     Твой брат, Петрополь, умирает.

     1918

     А. А. Блок

     69. СКИФЫ

     Панмонголизм! Хоть имя дико,
     Но мне ласкает слух оно.
     Владимир Соловьев

     Мильоны вас. Нас - тьмы, и тьмы, и тьмы.
     Попробуйте, сразитесь, с нами!
     Да, скифы - мы! Да, азиаты - мы,
     С раскосыми и жадными очами!

     Для вас века, для нас - единый час.
     Мы, как послушные холопы,
     Держали щит меж двух враждебных рас
     Монголов и Европы!

     Века, века ваш старый горн ковал
     И заглушал грома лавины,
     И дикой сказкой был для вас провал
     И Лиссабона, и Мессины!

     Вы сотни лет глядели на Восток,
     Копя и плавя наши перлы,
     И вы, глумясь, считали только срок,
     Когда наставить пушек жерла!

     Вот - срок настал. Крылами бьет беда,
     И каждый день обиды множит,
     И день придет - не будет и следа
     От ваших Пестумов, быть может!

     О, старый мир! Пока ты не погиб,
     Пока томишься мукой сладкой,
     Остановись, премудрый, как Эдип,
     Пред Сфинксом с древнею загадкой!

     Россия - Сфинкс. Ликуя и скорбя,
     И обливаясь черной кровью,
     Она глядит, глядит, глядит в тебя,
     И с ненавистью, и с любовью!..

     Да, так любить, как любит наша кровь,
     Никто из вас давно не любит!
     Забыли вы, что в мире есть любовь,
     Которая и жжет, и губит!

     Мы любим все - и жар холодных числ,
     И дар Божественных видений,
     Нам внятно все - и острый галльский смысл,
     И сумрачный германский гений...

     Мы помним все - парижских улиц ад,
     И веницьянские прохлады,
     Лимонных рощ далекий аромат,
     И Кельна дымные громады...

     Мы любим плоть - и вкус ее, и цвет,
     И душный, смертный плоти запах...
     Виновны ль мы, коль хрустнет ваш скелет
     В тяжелых, нежных наших лапах?

     Привыкли мы, хватая под уздцы
     Играющих коней ретивых,
     Ломать коням тяжелые крестцы,
     И усмирять рабынь строптивых...

     Придите к нам! От ужасов войны
     Придите в мирные объятья!
     Пока не поздно - старый меч в ножны,
     Товарищи! Мы станем - братья!

     А если нет - нам нечего терять,
     И нам доступно вероломство!
     Века, века - вас будет проклинать
     Больное позднее потомство!

     Мы широко по дебрям и лесам
     Перед Европою пригожей
     Расступимся! Мы обернемся к вам
     Своею азиатской рожей!

     Идите все, идите на Урал!
     Мы очищаем место бою
     Стальных машин, где дышит интеграл,
     С монгольской дикою ордою!

     Но сами мы - отныне вам не щит,
     Отныне в бой не вступим сами,
     Мы поглядим, как смертный бой кипит,
     Своими узкими глазами.

     Не сдвинемся, когда свирепый гунн
     В карманах трупов будет шарить,
     Жечь города, и в церковь гнать табун,
     И мясо белых братьев жарить!..

     В последний раз - опомнись, старый мир!
     На братский пир труда и мира,
     В последний раз на светлый братский пир
     Сзывает варварская лира!

     30 января 1918

     А. А. Ахматова

     70

     Чем хуже этот век предшествующих? Разве
     Тем, что в чаду печалей и тревог
     Он к самой черной прикоснулся язве,
     Но исцелить ее не мог.

     Еще на западе земное солнце светит
     И кровли городов в его лучах блестят,
     А здесь уж белая дома крестами метит
     И кличет воронов, и вороны летят.

     11 января 1920

ДОПОЛНЕНИЯ

ADAM MICKIEWICZ
     DZIADOW CZESCI III USTEP

     DROGA DO ROSJI

     Po sniegu, coraz ku dzikszej krainie
     Leci kibitka jako wiatr w pustynie;
     I oczy moje jako dwa sokoly
     Nad oceanem nieprzejrzanym kraza,
     Porwane burza, do ladu nie zdaza
     A widza obce pod soba zywioly,
     Nie maja kedy spoczac, skrzydla zwinac,
     W dol patrza, czujac, ze tam musza zginac.

     Oko nie spotka ni miasta, ni gory,
     Zadnych pomnikow ludzi ni natury;
     Ziemia tak pusta, tak nie zaludniona,
     Jak gdyby wczora wieczorem stworzona.
     A przeciez nieraz mamut z tych ziem wstaje,
     Zeglarz przybyly z falami potopu,
     I mowa obca moskiewskiemu chlopu
     Glosi, ze dawno stworzone te kraje
     I w czasach wielkiej Noego zeglugi
     Lad ten handlowal z azyjskimi smugi;

     A przeciez nieraz ksiazka ukradziona
     Lub gwaltem wzieta, przybywszy z zachodu,
     Mowi, ze ziemia ta nie zaludniona
     Juz niejednego jest matka narodu.
     Lecz nurt potopu szedl przez te plaszczyzny,
     Nie zostawiwszy drog swojego rycia,
     I hordy ludow wyszly z tej ojczyzny,
     Nie zostawiwszy siadow swego zycia;
     I gdzies daleko na alpejskiej skale
     Slad zostawily stad przybyle fale,
     I jeszcze dalej, na Rzymu pomnikach,
     O stad przybylych mowia rozbojnikach.

     Kraina pusta, biala i otwarta
     Jak zgotowana do pisania karta.
     Czyz na niej pisac bedzie palec Boski,
     I ludzi dobrych uzywszy za gloski,
     Czyliz tu skrysli prawde swietej wiary,
     Ze milosc rzadzi plemieniem czlowieczem,
     Ze trofeami swiata sa: ofiary?
     Czyli tez Boga nieprzyjaciel stary
     Przyjdzie i w ksiedze tej wyryje mieczem,
     Ze rod czlowieczy ma byc w wiezy kuty,
     Ze trofeami ludzkosci sa: knuty?

     Po polach bialych, pustych wiatr szaleje,
     Bryly zamieci odrywa i ciska,
     Lecz morze sniegow wzdete nie czernieje,
     Wyzwane wichrem powstaje z lozyska
     I znowu, jakby nagle skamieniale,
     Pada ogromne, jednostajne, biale.
     Czasem ogromny huragan wylata
     Prosto z biegunow; niewstrzymany w biegu
     Az do Euxinu rownine zamiata,
     Po calej drodze miecac chmury sniegu;
     Czesto podrozne kibitki zakopie,
     Jak symuni blednych Libow przy Kanopie.
     Powierzchnie bialych, jednostajnych sniegow
     Gdzieniegdzie sciany czarniawe przebodly
     I stercza na ksztalt wysp i ladu brzegow:
     To sa polnocne swierki, sosny, jodly.

     Gdzieniegdzie drzewa siekiera zrabane,
     Odarte i w stos zlozone poziomy,
     Tworza ksztalt dziwny, jakby dach i sciane,
     I ludzi kryja, i zowia sie: domy.
     Dalej tych stosow rzucone tysiace
     Na wielkim polu, wszystkie jednej miary:
     Jak kitki czapek dma z kominow pary,
     Jak ladownice okienka blyszczace;
     Tam domy rzedem szykowane w pary,
     Tam czworobokiem, tam ksztaltnym obwodem;
     I taki domow pulk zowie sie: grodem.

     Spotykam ludzi - z rozroslymi barki,
     Z piersia szeroka, z otylymi karki;
     Jako zwierzeta i drzewa polnocy
     Pelni czerstwosci i zdrowia, i mocy.
     Lecz twarz kazdego jest jak ich kraina,
     Pusta, otwarta i dzika rownina;
     I z ich serc, jako z wulkanow podziemnych,
     Jeszcze nie przeszedl ogien az do twarzy,
     Ani sie w ustach rozognionych zarzy,
     Ani zastyga w czola zmarszczkach ciemnych -
     Jak w twarzach ludzi wschodu i zachodu,
     Przez ktore przeszlo tyle po kolei
     Podan i zdarzen, zalow i nadziei,
     Ze kazda twarz jest pomnikiem narodu.
     Tu oczy ludzi, jak miasta tej ziemi,
     Wielkie i czyste - iynigdy zgielk duszy
     Niezwyklym rzutem zrenic nie poruszy,
     Nigdy ich dluga zalosc nie zaciemi;
     Z daleka patrzac - wspaniale, przecudne,
     Wszedlszy do srodka - puste i bezludne.
     Cialo tych ludzi jak gruba tkanica,
     W ktorej zimuje dusza gasiennica,
     Nim sobie piersi do lotu wyrobi,
     Skrzydla wyprzedzic, wytcze i ozdobi;
     Ale gdy slonce wolnosci zaswieci,
     Jakiz z powloki tej owad wyleci?
     Czy motyl jasny wzniesie sie nad ziemie,
     Czy cma wypadnie, brudne nocy plemie?

     Na wskros pustyni krzyzuja sie drogi:
     Nie przemysl kupcow ich ciagi wymyslil,
     Nie wydeptaly ich karawan nogi;
     Car ze stolicy palcem je nakryslil.
     Gdy z po