ль, несущий по волнам
     Судьбы великого народа?
     Что ждет тебя? Покой иль бурей непогода?
     Погибнешь иль прейдешь со славою к векам,
     Потомок древних сосн, Петра рукою мощной
     Во прах низверженных в степях, где Бельт полнощный,
     Дивясь, зрел новый град, возникший средь чудес?
     Да будет над тобой покров благих небес!

     Мы видели тебя игрой сердитой влаги,
     Грозой разбитый мачт конец твой предвещал;
     Под блеском молний ты носился между скал,
     Но силою пловцов, чад славы и отваги,
     На якорь опершись, ты твердо устоял,
     Недаром ты преплыл погибельные мели,
     И тучи над тобой рассек приветный свет;
     Обдержанный под бурей бед,
     Незримым кормщиком ты призван к славной цели.

     Шести морей державный властелин,
     Ты стой в лицо врагам, как браней исполин!
     Давно посол небес, твой страж, орел двуглавый
     На гордом флаге свил гнездо побед и славы.
     Пускай почиет днесь он в грозной тишине,
     Приосенив тебя своим крылом обширным!
     Довольно гром метал ты в пламенной войне
     От утренних морей к вечерней стороне.
     Днесь путь тебе иной: теки к победам мирным!
     Вселенною да твой благословится бег!
     Открой нам новый мир за новым небосклоном!
     Пловцов ты приведи на тот счастливый брег,
     Где царствует в согласии с законом
     Свобода смелая, народов божество;
     Где рабства нет вериг, оков немеют звуки,
     Где благоденствуют торговля, мир, науки
     И счастие граждан - владыки торжество!

     13 июня 1819

     А. С. Пушкин

     8. НАПОЛЕОН

     Чудесный жребий совершился:
     Угас великий человек.
     В неволе мрачной закатился
     Наполеона грозный век.
     Исчез властитель осужденный,
     Могучий баловень побед,
     И для изгнанника вселенной
     Уже потомство настает.

     О ты, чьей памятью кровавой
     Мир долго, долго будет полн,
     Приосенен твоею славой,
     Почий среди пустынных волн!
     Великолепная могила...
     Над урной, где твой прах лежит,
     Народов ненависть почила,
     И луч бессмертия горит.

     Давно ль орлы твои летали
     Над обесславленной землей?
     Давно ли царства упадали
     При громах силы роковой?
     Послушны воле своенравной,
     Бедой шумели знамена,
     И налагал ярем державный
     Ты на земные племена.

     Когда надеждой озаренный
     От рабства пробудился мир,
     И галл десницей разъяренной
     Низвергнул ветхий свой кумир;
     Когда на площади мятежной
     Во прахе царский труп лежал,
     И день великий, неизбежный,
     Свободы яркий день вставал, -

     Тогда в волненье бурь народных
     Предвидя чудный свой удел,
     В его надеждах благородных
     Ты человечество презрел.
     В свое погибельное счастье
     Ты дерзкой веровал душой,
     Тебя пленяло самовластье
     Разочарованной красой.

     И обновленного народа
     Ты буйность юную смирил,
     Новорожденная свобода,
     Вдруг онемев, лишилась сил;
     Среди рабов до упоенья
     Ты жажду власти утолил,
     Помчал к боям их ополченья,
     Их цепи лаврами обвил.

     И Франция, добыча славы,
     Плененный устремила взор,
     Забыв надежды величавы,
     На свой блистательный позор.
     Ты вел мечи на пир обильный;
     Все пало с шумом пред тобой:
     Европа гибла; сон могильный
     Носился над ее главой.

     И се, в величии постыдном
     Ступил на грудь ее колосс.
     Тильзит!.. (при звуке сем обидном[
     ]Теперь не побледнеет росс) -
     Тильзит надменного героя
     Последней славою венчал,
     Но скучный мир, но хлад покоя
     Счастливца душу волновал.

     Надменный! кто тебя подвигнул?
     Кто обуял твой дивный ум?
     Как сердца русских не постигнул
     Ты с высоты отважных дум?
     Великодушного пожара[
     ]Не предузнав, уж ты мечтал,
     Что мира вновь мы ждем, как дара;
     Но поздно русских разгадал...

     Россия, бранная царица,
     Воспомни древние права!
     Померкни, солнце Австерлица!
     Пылай, великая Москва!
     Настали времена другие:
     Исчезни, краткий наш позор!
     Благослови Москву, Россия!
     Война: по гроб наш договор.

     Оцепенелыми руками
     Схватив железный свой венец,
     Он бездну видит пред очами,
     Он гибнет, гибнет наконец.
     Бежат Европы ополченья;
     Окровавленные снега
     Провозгласили их паденье,
     И тает с ними след врага.

     И все, как буря, закипело;
     Европа свой расторгла плен;
     Вослед тирану полетело,
     Как гром, проклятие племен.
     И длань народной Немезиды
     Подъяту видит великан:
     И до последней все обиды
     Отплачены тебе, тиран!

     Искуплены его стяжанья
     И зло воинственных чудес
     Тоскою душного изгнанья
     Под сенью чуждою небес.
     И знойный остров заточенья
     Полнощный парус посетит,
     И путник слово примиренья
     На оном камне начертит,

     Где, устремив на волны очи,
     Изгнанник помнил звук мечей,
     И льдистый ужас полуночи,
     И небо Франции своей;
     Где иногда, в своей пустыне
     Забыв войну, потомство, трон,
     Один, один о милом сыне
     В унынье горьком думал он.

     Да будет омрачен позором
     Тот малодушный, кто в сей день
     Безумным возмутит укором
     Его развенчанную тень!
     Хвала!.. Он русскому народу
     Высокий жребий указал
     И миру вечную свободу
     Из мрака ссылки завещал.

     1821
      9

     Недвижный страж дремал на царственном пороге;
     Владыка севера один в своем чертоге
     Безмолвно бодрствовал, и жребии земли
     В увенчанной главе стесненные лежали,
     Чредою выпадали
     И миру тихую неволю в дар несли, -

     И делу своему владыка сам дивился.
     Се благо, думал он, и взор его носился
     От Тибровых валов до Вислы и Невы,
     От сарскосельских лип до башен Гибралтара:[
     ]Все молча ждет удара,
     Все пало - под ярем склонились все главы.

     "Свершилось! - молвил он. - Давно ль народы мира
     Паденье славили великого кумира
     . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
     . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

     Давно ли ветхая Европа свирепела?
     Надеждой новою Германия кипела,[
     ]Шаталась Австрия, Неаполь восставал,
     За Пиренеями давно ль судьбой народа
     Уж правила Свобода,[
     ]И Самовластие лишь север укрывал?[
     ]
     Давно ль - и где же вы, зиждители Свободы?
     Ну что ж? витийствуйте, ищите прав Природы,
     Волнуйте, мудрецы, безумную толпу -
     Вот Кесарь - где же Брут? О грозные витии,
     Целуйте жезл России
     И вас поправшую железную стопу".

     Он рек, и некий дух повеял невидимо,
     Повеял и затих, и вновь повеял мимо,
     Владыку севера мгновенный хлад объял,
     На царственный порог вперил, смутясь, он очи -
     Раздался бой полночи -
     И се внезапный гость в чертог царя предстал.

     То был сей чудный муж, посланник провиденья,
     Свершитель роковой безвестного веленья,
     Сей всадник, перед кем склонилися цари,
     Мятежной Вольности наследник и убийца,
     Сей хладный кровопийца,
     Сей царь, исчезнувший, как сон, как тень зари.

     Ни тучной праздности ленивые морщины,
     Ни поступь тяжкая, ни ранние седины,
     Ни пламя бледное нахмуренных очей
     Не обличали в нем изгнанного героя,
     Мучением покоя
     В морях казненного по манию царей.

     Нет, чудный взор его, живой, неуловимый,
     То вдаль затерянный, то вдруг неотразимый,
     Как боевой перун, как молния сверкал;
     Во цвете здравия и мужества и мощи,
     Владыке полунощи
     Владыка запада, грозящий, предстоял.

     Таков он был, когда в равнинах Австерлица
     Дружины севера гнала его десница,
     И русский в первый раз пред гибелью бежал,
     Таков он был, когда с победным договором
     И с миром и с позором
     Пред юным он царем в Тильзите предстоял.

     1823

     10. КЛЕВЕТНИКАМ РОССИИ

     О чем шумите вы, народные витии?[
     ]Зачем анафемой грозите вы России?
     Что возмутило вас? волнения Литвы?
     Оставьте: это спор славян между собою,
     Домашний, старый спор, уж взвешенный судьбою,
     Вопрос, которого не разрешите вы.

     Уже давно между собою
     Враждуют эти племена;
     Не раз клонилась под грозою
     То их, то наша сторона.
     Кто устоит в неравном споре:
     Кичливый лях иль верный росс?
     Славянские ль ручьи сольются в русском море?
     Оно ль иссякнет? вот вопрос.

     Оставьте нас: вы не читали
     Сии кровавые скрижали;
     Вам непонятна, вам чужда
     Сия семейная вражда;
     Для вас безмолвны Кремль и Прага,[
     ]Бессмысленно прельщает вас
     Борьбы отчаянной отвага -
     И ненавидите вы нас...

     За что ж? ответствуйте: за то ли,
     Что на развалинах пылающей Москвы
     Мы не признали наглой воли
     Того, под кем дрожали вы?[
     ]За то ль, что в бездну повалили
     Мы тяготеющий над царствами кумир
     И нашей кровью искупили
     Европы вольность, честь и мир?

     Вы грозны на словах - попробуйте на деле!
     Иль старый богатырь, покойный на постеле,
     Не в силах завинтить свой измаильский штык?[
     ]Иль русского царя уже бессильно слово?
     Иль нам с Европой спорить ново?
     Иль русский от побед отвык?
     Иль мало нас? или от Перми до Тавриды,
     От финских хладных скал до пламенной Колхиды,
     От потрясенного Кремля
     До стен недвижного Китая,
     Стальной щетиною сверкая,
     Не встанет русская земля?
     Так высылайте ж нам, витии,
     Своих озлобленных сынов:
     Есть место им в полях России,
     Среди нечуждых им гробов.

     1831

     11. БОРОДИНСКАЯ ГОДОВЩИНА

     Великий день Бородина
     Мы братской тризной поминая,
     Твердили: "Шли же племена,
     Бедой России угрожая;
     Не вся ль Европа тут была?
     А чья звезда ее вела!..
     Но стали ж мы пятою твердой
     И грудью приняли напор
     Племен, послушных воле гордой,
     И равен был неравный спор.

     И что ж? свой бедственный побег,
     Кичась, они забыли ныне;
     Забыли русский штык и снег,
     Погребший славу их в пустыне
     Знакомый пир их манит вновь -
     Хмельна для них славянов кровь,
     Но тяжко будет им похмелье;
     Но долог будет сон гостей
     На тесном, хладном новоселье,
     Под злаком северных полей!

     Ступайте ж к нам: вас Русь зовет!
     Но знайте, прошеные гости!
     Уж Польша вас не поведет:[
     ]Через ее шагнете кости..."
     Сбылось - и в день Бородина
     Вновь наши вторглись знамена[
     ]В проломы падшей вновь Варшавы;
     И Польша, как бегущий полк,
     Во прах бросает стяг кровавый -
     И бунт раздавленный умолк.

     В боренье падший невредим;
     Врагов мы в прахе не топтали;
     Мы не напомним ныне им
     Того, что старые скрижали
     Хранят в преданиях немых;[
     ]Мы не сожжем Варшавы их;
     Они народной Немезиды
     Не узрят гневного лица
     И не услышат песнь обиды
     От лиры русского певца.

     Но вы, мутители палат,
     Легкоязычные витии;
     Вы, черни бедственный набат,
     Клеветники, враги России!
     Что взяли вы?.. Еще ли росс
     Больной, расслабленный колосс?
     Еще ли северная слава
     Пустая притча, лживый сон?
     Скажите: скоро ль нам Варшава
     Предпишет гордый свой закон?

     Куда отдвинем строй твердынь?[
     ]За Буг, до Ворсклы, до Лимана?
     За кем останется Волынь?
     За кем наследие Богдана?[
     ]Признав мятежные права,
     От нас отторгнется ль Литва?
     Наш Киев, дряхлый, златоглавый,
     Сей пращур русских городов,
     Сроднит ли с буйною Варшавой
     Святыню всех своих гробов?

     Ваш бурный шум и хриплый крик
     Смутили ль русского владыку?
     Скажите, кто главой поник?
     Кому венец: мечу иль крику?
     Сильна ли Русь? Война и мор,
     И бунт, и внешних бурь напор
     Ее, беснуясь, потрясали -
     Смотрите ж: все стоит она!
     А вкруг ее волненья пали -
     И Польши участь решена.

     Победа! сердцу сладкий час!
     Россия! встань и возвышайся!
     Греми, восторгов общий глас!..
     Но тише, тише раздавайся
     Вокруг одра, где он лежит,[
     ]Могучий мститель злых обид,
     Кто покорил вершины Тавра,
     Пред кем смирилась Эривань,
     Кому суворовского лавра
     Венок сплела тройная брань.

     Восстав из гроба своего,[
     ]Суворов видит плен Варшавы;
     Вострепетала тень его
     от блеска им начатой славы!
     Благословляет он, герой,
     Твое страданье, твой покой,
     Твоих сподвижников отвагу,
     И весть триумфа твоего,
     И с ней летящего за Прагу
     Младого внука своего.

     1831

     Ф. И. Тютчев

      12

     Как дочь родную на закланье
     Агамемнон богам принес,
     Прося попутных бурь дыханья
     У негодующих небес, -
     Так мы над горестной Варшавой
     Удар свершили роковой,
     Да купим сей ценой кровавой
     России целость и покой!

     Но прочь от нас венец бесславья,
     Сплетенный рабскою рукой!
     Не за коран самодержавья
     Кровь русская лилась рекой!
     Нет! нас одушевляло в бое
     Не чревобесие меча,
     Не зверство янычар ручное[
     ]И не покорность палача!

     Другая мысль, другая вера
     У русских билася в груди!
     Грозой спасительной примера
     Державы целость соблюсти,
     Славян родные поколенья
     Под знамя русское собрать
     И весть на подвиг просвещенья
     Единомысленных, как рать.

     Сие-то высшее сознанье
     Вело наш доблестный народ -
     Путей небесных оправданье
     Он смело на себя берет.
     Он чует над своей главою
     Звезду в незримой высоте
     И неуклонно за звездою
     Спешит к таинственной мете!

     Ты ж, братскою стрелой пронзенный,
     Судеб свершая приговор,
     Ты пал, орел одноплеменный,[
     ]На очистительный костер!
     Верь слову русского народа:
     Твой пепл мы свято сбережем,
     И наша общая свобода,
     Как феникс, зародится в нем.

     1831

     М. Ю. Лермонтов

     13

     Опять, народные витии,[
     ]За дело падшее Литвы[
     ]На славу гордую России,
     Опять, шумя, восстали вы.
     Уж вас казнил могучим словом
     Поэт, восставший в блеске новом[
     ]От продолжительного сна,
     И порицания покровом
     Одел он ваши имена.

     Что это: вызов ли надменный,
     На битву ль бешеный призыв?
     Иль голос зависти смущенной,
     Бессилья злобного порыв?..
     Да, хитрой зависти ехидна
     Вас пожирает; вам обидна
     Величья нашего заря,
     Вам солнца Божьего не видно
     За солнцем русского царя.

     Давно привыкшие венцами
     И уважением играть,
     Вы мнили грязными руками
     Венец блестящий запятнать.
     Вам непонятно, вам несродно
     Все, что высоко, благородно;
     Не знали вы, что грозный щит
     Любви и гордости народной
     От вас венец тот сохранит.

     Безумцы мелкие, вы правы.
     Мы чужды ложного стыда!
     .

     Но честь России невредима.
     И вам, смеясь, внимает свет...
     Так в дни воинственного Рима,
     Во дни торжественных побед,
     Когда триумфом шел Фабриций
     И раздавался по столице
     Восторга благодарный клик,
     Бежал за светлой колесницей
     Один наемный клеветник.

     1835

     14. УМИРАЮЩИЙ ГЛАДИАТОР

     I see before me the gladiator lie...
     Byron

     Ликует буйный Рим... торжественно гремит
     Рукоплесканьями широкая арена:
     А он - пронзенный в грудь, - безмолвно он лежит,
     Во прахе и крови скользят его колена...
     И молит жалости напрасно мутный взор:
     Надменный временщик и льстец его сенатор
     Венчают похвалой победу и позор...
     Что знатным и толпе сраженный гладиатор?
     Он презрен и забыт... освистанный актер.

     И кровь его течет - последние мгновенья
     Мелькают, - близок час... Вот луч воображенья
     Сверкнул в его душе... Пред ним шумит Дунай...
     И родина цветет... свободный жизни край;
     Он видит круг семьи, оставленный для брани,
     Отца, простершего немеющие длани,
     Зовущего к себе опору дряхлых дней...
     Детей играющих - возлюбленных детей.
     Все ждут его назад с добычею и славой...
     Напрасно - жалкий раб, - он пал, как зверь лесной,
     Бесчувственной толпы минутною забавой...
     Прости, развратный Рим, - прости, о край родной...

     Не так ли ты, о европейский мир,
     Когда-то пламенных мечтателей кумир,
     К могиле клонишься бесславной головою,
     Измученный в борьбе сомнений и страстей,
     Без веры, без надежд - игралище детей,
     Осмеянный ликующей толпою!

     И пред кончиною ты взоры обратил
     С глубоким вздохом сожаленья
     На юность светлую, исполненную сил,
     Которую давно для язвы просвещенья,
     Для гордой роскоши беспечно ты забыл:
     Стараясь заглушить последние страданья,
     Ты жадно слушаешь и песни старины,
     И рыцарских времен волшебные преданья -
     Насмешливых льстецов несбыточные сны.

     1836

     15. ПОСЛЕДНЕЕ НОВОСЕЛЬЕ

     Меж тем как Франция, среди рукоплесканий
     И кликов радостных, встречает хладный прах
     Погибшего давно среди немых страданий
     В изгнанье мрачном и цепях;
     Меж тем как мир услужливой хвалою
     Венчает позднего раскаянья порыв
     И вздорная толпа, довольная собою,
     Гордится, прошлое забыв, -
     Негодованию и чувству дав свободу,
     Поняв тщеславие сих праздничных забот,
     Мне хочется сказать великому народу:
     Ты жалкий и пустой народ!
     Ты жалок потому, что вера, слава, гений,
     Все, все великое, священное земли
     С насмешкой глупою ребяческих сомнений
     Тобой растоптано в пыли.
     Из славы сделал ты игрушку лицемерья,
     Из вольности - орудье палача,
     И все заветные отцовские поверья
     Ты им рубил, рубил сплеча, -
     Ты погибал... и он явился, с строгим взором,
     Отмеченный Божественным перстом,
     И признан за вождя всеобщим приговором,
     И ваша жизнь слилася в нем, -
     И вы окрепли вновь в тени его державы,
     И мир трепещущий в безмолвии взирал
     На ризу чудную могущества и славы,
     Которой вас он одевал.
     Один, - он был везде, холодный, неизменный,
     Отец седых дружин, любимый сын молвы,
     В степях египетских, у стен покорной Вены,
     В снегах пылающей Москвы!

     А вы что делали, скажите, в это время,
     Когда в полях чужих он гордо погибал?
     Вы потрясали власть, избранную, как бремя,
     Точили в темноте кинжал!
     Среди последних битв, отчаянных усилий,
     В испуге не поняв позора своего,
     Как женщина, ему вы изменили,
     И, как рабы, вы предали его!
     Лишенный прав и места гражданина,
     Разбитый свой венец он снял и бросил сам,
     И вам оставил он в залог родного сына -
     Вы сына выдали врагам!
     Тогда, отяготив позорными цепями,
     Героя увезли от плачущих дружин,
     И на чужой скале, за синими морями,
     Забытый, он угас один -
     Один, замучен мщением бесплодным,
     Безмолвною и гордою тоской -
     И, как простой солдат, в плаще своем походном,
     Зарыт наемною рукой.

     *

     Но годы протекли, и ветреное племя
     Кричит: "Подайте нам священный этот прах!
     Он наш; его теперь, великой жатвы семя,
     Зароем мы в спасенных им стенах!"
     И возвратился он на родину; безумно,
     Как прежде, вкруг него теснятся и бегут
     И в пышный гроб, среди столицы шумной,
     Остатки тленные кладут.
     Желанье позднее увенчано успехом!
     И краткий свой восторг сменив уже другим,
     Гуляя, топчет их с самодовольным смехом
     Толпа, дрожавшая пред ним.

     *

     И грустно мне, когда подумаю, что ныне
     Нарушена святая тишина
     Вокруг того, кто ждал в сво