ть осталась сенатского замка стена, -
                    На отрепьях католика цепи звенят,
                    Голодна и нища островная страна;

                    Эмигрант, покидая родимый очаг,
                    Под цепей ниспадающих тягостный звон
                    Застывает на бреге с тоскою в очах:
                    Жаль оставить темницу, в которой рожден!

                    А Георг? Как невиданный Левиафан,
                    Он всплывает, крутую волну поборов;
                    Высылайте ж навстречу, почтив его сан,
                    Легионы рабов и полки поваров!

                    Вот он, юный монарх на десятке шестом, -
                    Он трилистник на шляпу свою нацепил;
                    О, когда б этим свежим зеленым листом
                    Он не шляпу, а душу свою осенил!

                    Если б сердце сухое могло расцвести,
                    Если б радости цвет он из сердца исторг,
                    Я сказал бы: "О Вольность, ирландцам прости
                    Эту пляску в цепях, этот рабский восторг!"

                    За ирландцев не в силах печаль побороть,
                    Я стыжусь, что их дух так смутился и пал!
                    Будь хоть богом Георг, - а ведь он не господь! -
                    От такого холопства и он бы бежал!

                    Верноподданный Эрин, беги по пятам
                    За монархом, и славя его и хваля!
                    Нет, не так поступал твой суровый Граттан,
                    Нет, не так бы он встретил теперь короля.

                    О Граттан! Солнце славы взошло над тобой,
                    Сердцем прям ты и прост был, делами велик,
                    Демосфен преклонился бы перед тобой,
                    Побежденным признал бы себя напрямик!

                    В Риме некогда мудрый сиял Цицерон,
                    Но не Туллий один был реформы творцом, -
                    А Граттан твой, восстав из могилы времен,
                    Был один твоего возрожденья отцом.

                    Как Орфей, он искусством зверей укрощал,
                    Прометеев огонь зажигал он в сердцах,
                    Злобный голос тиранства пред ним умолкал,
                    Гнусных чудищ порока он втаптывал в прах.

                    Но вернемся же к деспотам вновь и к рабам.
                    Вон он, пир средь голодных, безумство средь мук.
                    Но к чему этот праздничный шум? Или вам
                    Столь приятен цепей чуть ослабленных звук?

                    Бедный Эрин! Украсивши стены дворца
                    Мишурой позлащенной твоей нищеты,
                    Ты напомнил мне траты банкрота-купца!
                    Царь грядет! Но дождешься ли милостей ты?

                    Если ж вырвешь уступку, - какой же в ней толк!
                    С бою Вольность берут, добывают в бою:
                    Никогда не бывало, чтоб яростный волк
                    Отдавал добровольно добычу свою.

                    Тварь любая живет по природе своей,
                    Угнетать и царить - королевская роль,
                    В том друг другу сродни властелины людей -
                    И блистательный Цезарь и жалкий король.

                    В свой парадный мундир облачайся, Фингал,
                    Ты ж, О'Коннел, таланты монарха хваля,
                    Докажи, что напрасно народ презирал
                    Своего новоявленного короля.

                    О Фингал, о железе ирландских оков
                    Не напомнил тебе твоей ленты атлас?
                    Иль той лентой прочнее, чем толпы рабов,
                    Прославлявших Георга, ты связан сейчас?

                    О, давайте хоромы ему возведем!
                    Всяк пусть лепту несет - даже нищий с сумой...
                    За усердье Георг вам отплатит потом
                    Новым домом работным и новой тюрьмой!

                    Накрывайте ж Вителлию стол для пиров,
                    Чтобы он обжирался, не лопнет пока!
                    Чтоб в веках прославлял собутыльников рев
                    Из Георгов - четвертого дурака!

                    Стонут крепкие доски под бременем блюд,
                    А кругом - разливанное море вина.
                    И столетьями стонет Ирландии люд,
                    Хлещет кровь, как хлестала и прежде она!

                    Не один этот деспот страною хвалим!
                    Одесную воссел его верный Сеян;
                    Это Кэстелри! Идолом станет другим
                    Проклинаемый всеми подлец и тиран.

                    Чем гордишься, Ирландия?! Лучше красней:
                    Это ты породила такое дитя!
                    Ты ж ликуешь, за гибель своих сыновей
                    Славословьями гадине этой платя.

                    Нет в нем мужества, чести, хоть проблеск один
                    Был бы в темной душе, но и проблеска нет!
                    Неужели и впрямь он Ирландии сын,
                    На Ирландской земле появился на свет?

                    О Ирландия! видно, пословица лжет,
                    Будто гадов твоя не рождает земля:
                    Вот гадюка, что кольца холодные вьет,
                    Пригреваясь на жирной груди короля!

                    Пей, пируй, подольщайся к имеющим власть, -
                    Много лет твои плечи сгибала беда,
                    Но теперь еще ниже решилась ты пасть,
                    Прославляя тиранов своих без стыда.

                    Я свой голос за Вольность твою поднимал,
                    Мои руки готовы к суровой борьбе,
                    Я всем сердцем не раз за тебя трепетал,
                    Эрин, знай - мое сердце открыто тебе!

                    Да, тебя я любил, хоть отчизной своей
                    Край иной называл... Не померкла любовь!
                    Патриотов твоих, твоих лучших людей,
                    Я оплакивал прежде - не плачу я вновь.

                    Пала ты, но покой твоим воинам дан:
                    Не проснутся, позор искупившие твой,
                    Шеридан твой, и Кэрран, и славный Граттан,
                    Вожаки отгремевших ораторских войн!

                    Им в английской земле, под доской гробовой,
                    Не слышна свистопляска дневных твоих злоб:
                    Свежий дерн не раздавит тяжелой стопой
                    Ни тиран, ни лобзающий цепи холоп!

                    Я завидовал, Эрин, твоим храбрецам,
                    Хоть в цепях был их остров и гений гоним;
                    Я завидовал жарким ирландским сердцам,
                    А теперь я завидую мертвым твоим!

                    Я тебя презираю, ирландская чернь!
                    Трепеща, пресмыкалась ты, множа грехи!
                    Гнев мой правый способны развеять теперь
                    Только слава Граттана да Мура стихи!

                                                   Равенна. 16 сентября 1821


        "КОММЕНТАРИИ "

     Написана 16 сентября 1821 г., в связи  с  поездкой  английского  короля
Георга IV в Ирландию. Впервые опубликована в Париже  Т.  Муром  19  сентября
1821 г.

     Аватара - в древнеиндийской  мифологии  воплощение  божества  в  образе
человека.

     Курран (Кэррен), Джон  Филпот  (1750-1817)  -  ирландский  общественный
деятель,  поэт  и  оратор,  в  своих  выступлениях  отстаивал  независимость
Ирландии.

     Не  зарыта  Брауншвейга  умершая  дочь...  -  Каролина,  дочь   герцога
Брауншвейгского, жена английского короля Георга IV, умерла 7 августа 1821 г.
Ее прах еще не был предан земле, когда Геирг IV отправился в путешествие  по
Ирландии.

     Вольности нет:  уничтожен  сенат...  -  1  января  1801  г.  английское
правительство   принудительными   мерами   добилось   принятия    ирландским
парламентом  Акта  об  унии,  на  основании   которого   Ирландия   лишилась
самоуправления, а ирландский парламент прекратил существование.

     Трилистник - национальная эмблема Ирландии.

     Эрин - кельтское название Ирландии.

     Граттан, Генри (1746-1820) - ирландский политический деятель,  патриот,
боровшийся за независимость Ирландии.

     Демосфен  (ок.  384-322  г.  до  н.  э.)  -  прославленный   оратор   и
политический деятель Древней Греции.

     Туллий (Цицерон Марк Туллий; 1 в. до н. э.) -  государственный  деятель
Древнего Рима, блестящий оратор.

     Фингал, Артур Джеймс Планкетт, граф (ум.  1836).  Во  время  пребывания
Георга IV в Ирландии удостоился звания рыцаря ордена св. Патрика.

     О'Коннел, Дэниел (1775-1847)  -  ирландский  политический  деятель.  Во
время  пребывания  английского  короля  в  Ирландии  в  порыве   раболепства
предложил построить для Георга IV дворец на средства, взимаемые с ирландских
крестьян.

     Вителлий (I  в.)  -  римский  император,  стяжал  славу  расточителя  и
чревоугодника.

     Сеян - придворный сановник римского императора Тиберия (I в.).

     Кэстелри   (Каслрей),   Стюарт   Роберт   (1769-1822)   -    английский
государственный деятель. Жестоко расправился с восстанием в Ирландии в  1798
г. Один из вдохновителей реакции в Европе.

     Я свой голос за  Вольность  твою  поднимал...  -  Как  видно  из  писем
Байрона, вопрос об Ирландии волновал  его  еще  в  те  годы,  когда  он  был
студентом Кембриджа. В своей второй речи в палате лордов,  произнесенной  им
21   апреля   1812   г.,   он   выступил   в   защиту    гражданских    прав
ирландцев-католиков.

     Шеридан,  Ричард  Бринсли  (1751-1816)   -   английский   драматург   и
политический деятель, родом ирландец.

     Мур, Томас - см. также прим. к стр. 5.  Мур  был  автором  ряда  сатир,
направленных против английской реакционной политики и Священного союза.

                                                                А. Николюкин



        Джордж Гордон Байрон.
        Видение суда


                         Написано Quevedo Redivivus
                  в ответ на поэму под таким же заглавием
                           автора "Уота Тайлера"

----------------------------------------------------------------------------
     Перевод В. Луговского
     Собрание сочинений в четырех томах. Том 3. М., Правда, 1981 г.
     OCR Бычков М.Н.
----------------------------------------------------------------------------

                                          "Он Даниил второй, я повторяю".
                                          Спасибо, жид, что подсказал ты мне
                                          Сравнение такое.

                                                                     Шекспир,
                                          "Венецианский купец", д. IV, сц. 1.

        "ПРЕДИСЛОВИЕ"

     Говорят  очень  верно,  что "один дурак порождает многих" (что глупость
заразительна),  а  у  Попа есть стих, где сказано, что "дураки вбегают туда,
куда ангелы едва решаются вступить". Если бы м-р Саути не совался туда, куда
не  следует,  куда он никогда до того не попадал и никогда более не попадет,
нижеследующая  поэма  не  была  бы  написана.  Весьма  возможно,  что она не
уступает  его  поэме,  потому  что  хуже  последней  ничего не может быть по
глупости,   прирожденной   или   благоприобретенной.   Грубая  лесть,  тупое
бесстыдство,  нетерпимость ренегата и безбожное лицемерие поэмы автора "Уота
Тайлера"  до  того  чудовищны,  что достигают своего рода совершенства - как
квинтэссенция всех свойств автора.
     Вот  все,  что  я  могу  сказать  о  самой  поэме,  и я прибавлю только
несколько  слов  о  предисловии  к  ней.  В  этом  предисловии великодушному
лауреату  угодно было нарисовать картину фантастической "сатанинской школы",
на  которую  он  обращает  внимание  представителей закона, прибавляя, таким
образом,   к  своим  другим  лаврам  притязания  на  лавры  доносчика.  Если
где-нибудь, кроме его воображения, существует подобная школа, то разве он не
достаточно  защищен против нее своим крайним самомнением? Но дело в том, что
м-р  Саути,  как  Скраб,  заподозривает  нескольких писателей в том, что они
"говорили  о  нем,  потому  что они сильно смеялись". Я, кажется, достаточно
знаю  большинство  писателей,  на  которых  он, по-видимому, намекает, чтобы
утверждать, что каждый из них сделал больше добра своим ближним в любой год,
чем  м-р  Саути  навредил  себе своими нелепостями за целую жизнь, а этим не
мало сказано. Но я должен предложить еще несколько вопросов:
     Во-первых, действительно ли м-р Саути автор "Уота Тайлера"?
     Во-вторых,  получил  ли  он  от  Верховного судьи излюбленной им Англии
отказ  в законном удовлетворении за незаконное напечатание богохульственного
и возмутительного сочинения?
     В-третьих,  не  назвал ли его Вильям Смит открыто в парламенте "злобным
ренегатом"?
     В-четвертых,  разве  он  не  поэт-лауреат,  хотя у него на совести есть
такие стихи, как о цареубийце Мартине?
     И  в-пятых,  соединяя  все  предшествовавшие пункты, как у него хватает
совести  обращать  внимание  закона на произведения других, каковы бы они ни
были?
     Я  уже не говорю о гнусности такого поступка - она слишком очевидна, но
хочу  только  коснуться причин, вызвавших его; они заключаются ни более и ни
менее как в том, что его недавно слегка высмеяли в нескольких изданиях - так
же  как  его  прежде  высмеивали в "Antijacobin" его теперешние покровители.
Отсюда вся эта ерунда про "сатанинскую школу" и т. д.
     Как бы то ни было, а это вполне на него похоже - "qualis ab incepto".
     Если   некоторые   читатели   найдут   в   нижеследующей   поэме  нечто
оскорбительное  для  своих политических убеждений, то пусть они винят в этом
м-ра  Саути.  Пиши он гекзаметры, как он писал все другое, автору не было бы
до этого никакого дела, если бы только он избрал другой сюжет. Но возведение
в  святые  монарха,  который  - каковы бы ни были его семейные добродетели -
не  прославился  никакими  успехами  и  не  был патриотом (несколько лет его
царствования  прошли  в войнах с Америкой и с Ирландией, не говоря уже о его
нападении  на  Францию)  -  это,  как  и  всякое преувеличение, естественно,
вызывает протест. Как бы о нем ни говорилось в этом новом "Видении", история
не   будет  более  благосклонна  в  своем  суждении  о  его  государственной
деятельности. Что касается его добродетелей в частной жизни (хотя и стоивших
очень дорого народу), то они вне всякого сомнения.
     Что  касается  неземных  существ,  выведенных  в  поэме, я могу сказать
только, что знаю о них столько же, сколько и Роберт Саути, и, кроме того, я,
как  честный  человек,  имею  больше  права  говорить  о них. Я, кроме того,
отнесся  к  ним  с  большей терпимостью. Манера жалкого помешанного лауреата
творить суд в будущем мире такая же нелепая, как его собственные рассуждения
в  этой  жизни.  Если бы это не было абсолютно комично, то было бы еще хуже,
чем глупо. Вот все, что можно сказать об этом.

                                                           Quevedo Redivivus

     P.  S.  Возможно,  что  некоторым  читателям  не  понравится свобода, с
которой  святые,  ангелы  и  духи  разговаривают в этом "Видении". Но я могу
указать  на  прецеденты  в  этом отношении, на "Путешествие в загробный мир"
Филдинга, на мои, Кеведо, "Видения" по-испански и в переводе. Пусть читатель
обратит  внимание  и на то, что в поэме не обсуждаются никакие догматы и что
личность  Божества  старательно  скрыта  от  взоров, чего нельзя сказать про
поэму  лауреата.  Он счел возможным приводить слова Верховного судьи, причем
он   говорит   в  поэме  вовсе  не  как  "школьный  святой",  а  как  весьма
невежественный м-р Саути. Все действие происходит у меня за пределами небес,
и  я  могу назвать, кроме уже названных вещей, еще "Женщину из Бата" Чосера,
"Морганте  Маджиоре"  Пульчи,  "Сказку о бочке" Свифта в подтверждение того,
что  святые  и т. д. могут разговаривать вполне свободно в произведениях, не
претендующих на серьезность.

        "Q. R."

     Мистер  Саути,  будучи, как он говорит, добрым христианином и человеком
злопамятным, угрожает мне, по-видимому, возражением на этот мой ответ. Нужно
надеяться,  что  его  духовидческие  способности  станут  за это время более
разумными, не то он опять впутается в новые дилеммы. Ренегаты-якобинцы дают,
обыкновенно,  богатый  материал  для  возражений.  Вот вам пример: м-р Саути
очень  хвалит некоего мистера Лэндора, известного в некоторых кружках своими
латинскими стихами, и несколько времени тому назад поэт-лауреат посвятил ему
стихи,  превозносящие его поэму "Гебир". Кто бы мог предположить, что в этом
самом  "Гебире"  названный  нами  Севедж  Лендор  (таково  его  мрачное имя)
ввергает  в  ад  ни  более  ни  менее  как  героя  поэмы своего друга Саути,
вознесенного  лауреатом  на  небо,  Георга  III.  И. Севедж умеет быть очень
язвительным,  когда  пожелает.  Вот его портрет нашего покойного милостивого
монарха:
     (Принц  Гебир,  сошедший  в  преисподнюю,  обозревает  вызванные по его
просьбе   тени   его   царственных   предков   и   восклицает,   обращаясь к
сопровождающему его духу):
     "-  Скажи, кто этот негодяй здесь подле нас? Вот тот с белыми бровями и
косым  лбом,  вот  тот,  который  лежит связанный и дрожит, поднимая рев под
занесенным  над  ним  мечом?  Как  он попал в число моих предков? Я ненавижу
деспотов, но трусов презираю. Неужели он был нашим соотечественником? - Увы,
король,  Иберия  родила  его,  но при его рождении в знак проклятия пагубные
ветры дули с северо-востока. - Так, значит, он был воином и не боялся богов?
-  Гебир, он боялся демонов, а не богов, хотя им поклонялся лицемерно каждый
день.  Он  не был воином, но тысячи жизней разбросаны были им, как камни при
метании  из  пращи.  А  что касается жестокости его и безумных прихотей - о,
безумие человечества! К нему взывали и ему поклонялись!.." ("Gebir", p. 28).
     Я не привожу нескольких других поучительных мест из Лендора, потому что
хочу  набросить  на  них  покров  с  позволения его серьезного, но несколько
необдуманного   поклонника.   Могу  только  сказать,  что  учителя  "высоких
нравственных истин" могут очутиться иногда в странном обществе.



        "I"

                     Апостол Петр сидел у райских врат.
                     Его ключи порядком заржавели:
                     Уж много дней и много лет подряд
                     Дремал святой привратник от безделья.
                     Ведь с якобинской эры только ад
                     Пополнился: все грешники летели
                     Туда, - а у чертей - я сам слыхал! -
                     Был, как матросы говорят, аврал!

        "II"

                     Хор ангелов, нестройный, как всегда,
                     Томясь от скуки, пел довольно вяло:
                     Немногого им стоило труда
                     Луну и солнце подвинтить устало
                     И присмотреть - а вдруг сбежит звезда
                     Или комета - жеребенок шалый -
                     Хвостом планету бойко раздробит,
                     Как лодку на волнах игривый кит.

        "III"

                     И серафимы удалились ввысь,
                     Решив, что мир не стоит попеченья;
                     Никем дела земные не велись,
                     Лишь ангел-летописец в огорченье
                     Следил, как быстро беды развелись
                     В подлунном мире: ведь при всем раченье,
                     На перья оба выщипав крыла,
                     Он отставал в записыванье зла.

        "IV"

                     Работы накопилось свыше сил,
                     Хоть бедный ангел продолжал трудиться