Не полчаса гребцов проклятых звали.

        "LXXXVI"

                     Ведь здесь, под стать английским кучерам,
                     Гребцы всегда не там, не в нужном месте.
                     У лодок так же давка, шум и гам -
                     Вас так помнут, что лучше к ним не лезьте!
                     Но дома "бобби" помогает вам,
                     А этих страж ругает с вами вместе,
                     И брань стоит такая, что печать
                     Не выдержит, - я должен замолчать.

        "LXXXVII"

                     Все ж наконец усевшись, по каналу
                     Поплыли граф с Лаурою домой.
                     Был посвящен весь разговор их балу,
                     Танцорам, платьям дам и - боже мой! -
                     Так явно назревавшему скандалу.
                     Приплыли. Вышли. Вдруг за их спиной -
                     Как не прийти красавице в смятенье! -
                     Тот самый турок встал как привиденье.

        "LXXXVIII"

                     "Синьор! - воскликнул граф, прищурив глаз, -
                     Я вынужден просить вас объясниться!
                     Кто вы? Зачем вы здесь и в этот час?
                     Быть может... иль ошибка здесь таится?
                     Хотел бы в это верить - ради вас!
                     Иначе вам придется извиниться.
                     Признайте же ошибку, мой совет".
                     "Синьор! - воскликнул тот, - ошибки нет,

        "LXXXIX"

                     Я муж ее!" Лауру это слово
                     Повергло в ужас, но известно всем:
                     Где англичанка пасть без чувств готова,
                     Там итальянка вздрогнет, а затем
                     Возденет очи, призовет святого
                     И в миг придет в себя - хоть не совсем,
                     Зато уж без примочек, расшнуровок,
                     Солей, и спирта, и других уловок.

        "ХС"

                     Она сказала... Что в беде такой
                     Могла она сказать? Она молчала.
                     Но граф, мгновенно овладев собой:
                     "Прошу, войдемте! Право, толку мало
                     Комедию ломать перед толпой.
                     Ведь можно все уладить без скандала.
                     Достойно, согласитесь, лишь одно:
                     Смеяться, если вышло так смешно".

        "XCI"

                     Вошли. За кофе сели. Это блюдо
                     И нехристи и христиане чтут,
                     Но нам у них бы взять рецепт не худо.
                     Меж тем с Лауры страх слетел, и тут
                     Пошло подряд: "Он турок! Вот так чудо!
                     Беппо! Открой же, как тебя зовут.
                     А борода какая! Где, скажи нам,
                     Ты пропадал? А впрочем, верь мужчинам!

        "XCII"

                     Но ты и вправду турок? Говорят,
                     Вам служат вилкой пальцы. Сколько дали
                     Там жен тебе в гарем? Какой халат!
                     А шаль! Как мне идут такие шали!
                     Смотри! А правда, турки не едят
                     Свинины? Беппо! С кем вы изменяли
                     Своей супруге? Боже, что за вид!
                     Ты желтый, Беппо. Печень не болит?

        "XCIII"

                     А бороду ты отрастил напрасно.
                     Ты безобразен! Эта борода...
                     На что она тебе? Ах да, мне ясно:
                     Тебя пугают наши холода.
                     Скажи, я постарела? Вот прекрасно!
                     Нет, Беппо, в этом платье никуда
                     Ты не пойдешь. Ты выглядишь нелепо!
                     Ты стриженый! Как поседел ты, Беппо!"

        "XCIV"

                     Что Беппо отвечал своей жене -
                     Не знаю. Там, где камни древней Трои
                     Почиют ныне в дикой тишине,
                     Попал он в плен. За хлеб да за побои
                     Трудился тяжко, раб в чужой стране.
                     Потом решил помериться с судьбою,
                     Бежал к пиратам, грабил, стал богат
                     И хитрым слыл, как всякий ренегат.

        "XCV"

                     Росло богатство и росло желанье
                     Вернуться под родимый небосклон.
                     В чужих краях наскучило скитанье,
                     Он был там одинок, как Робинзон.
                     И, торопя с отчизною свиданье,
                     Облюбовал испанский парус он,
                     Что плыл на Корфу. То была полакка, -
                     Шесть человек и добрый груз tobacco.

        "XCVI"

                     С мешком монет, - где он набрать их мог! -
                     Рискуя жизнью, он взошел на судно.
                     Он говорит, что бог ему помог.
                     Конечно, мне поверить в это трудно,
                     Но хорошо, я соглашусь, что бог,
                     Об этом спорить, право, безрассудно.
                     Три дня держал их штиль у мыса Бон,
                     Но все же в срок доплыл до Корфу он.

        "XCVII"

                     Сойдя, купцом турецким он назвался,
                     Торгующим - а чем, забыл я сам, -
                     И на другое судно перебрался,
                     Сумев мешок свой погрузить и там.
                     Не понимаю, как он жив остался.
                     Но факт таков: отплыл к родным краям
                     И получил в Венеции обратно
                     И дом, и веру, и жену, понятно.

        "XCVIII"

                     Приняв жену, вторично окрещен
                     (Конечно, сделав церкви подношенье),
                     День проходил в костюме графа он,
                     Языческое скинув облаченье.
                     Друзья к нему сошлись со всех сторон,
                     Узнав, что он не скуп на угощенье,
                     Что помнит он историй всяких тьму.
                     (Вопрос, конечно, верить ли ему!)

        "XCIX"

                     И в чем бедняге юность отказала,
                     Все получил он в зрелые года.
                     С женой, по слухам, ссорился немало,
                     Но графу стал он другом навсегда.
                     Листок дописан, и рука устала.
                     Пора кончать. Вы скажете: о да!
                     Давно пора, рассказ и так уж длинен.
                     Я знаю сам, но я ли в том повинен!


        "ПРИМЕЧАНИЯ "

     Поэма написана в период между 6 сентября-12 октября 1817  г.  Полностью
закончена 25 марта 1818 г. Впервые  опубликована  28  февраля  1818  г.  (95
строф). В пятом издании, вышедшем в свет 4 мая  1818  г.,  объем  достиг  99
строф.

     Что можно с местной Монмут-стрит унесть...- На Монмут-стрит в Лондоне в
XVIII в. были расположены главным образом лавки старьевщиков.

     Из площадей английским словом "пьяцца"  //  Лишь  Ковент-Гарден  вправе
называться. - Пьяцца - площадь (итал.). В  Лондоне  северную  часть  площади
Ковент-гарден часто называют "пьяцца" и поныне.

     Тициан  (1477-1576)  и  Джорджоне  (1477-1510)  -  великие  итальянские
художники Возрождения.

     В  дворце  Манфрини  есть  его  творенье...-  Имеется  в  виду  картина
Джорджоне "Семья художника".

     ...Как меж Плеяд погасшая звезда. - По древнегреческому мифу, Плеяды  -
семь сестер, дочерей Атланта, превращенных в звезды. Седьмая из них, Меропа,
выйдя замуж за смертного, превратилась также в  смертную  и,  стыдясь  своей
участи, часто прячется и не видна на небосклоне.

     Гольдони, Карло (1707-1793) - выдающийся итальянский драматург.

     Скудо - старинная итальянская золотая и серебряная монета.

     Риальто - один из  островов,  на  которых  расположена  Венеция.  Здесь
имеется в виду мост Понте-Риальто.

     Алеппо - город в Сирии.

     Канова, Антонио (1757-1822) - итальянский скульптор.

     Регент - принц-регент Георг, с 1820 г. английский король Георг IV.

     Ридотто - в Венеции зал для концертов и маскарадов.

     Воксхолл - в XVIII в. - увеселительный парк на  южном  берегу  Темзы  в
Лондоне, с 1822 г. - Королевский парк.

     Как духов Банко... - Банко - действующее лицо в  трагедии  В.  Шекспира
"Макбет".

     Вильберфорс (Уилберфорс) (1759-1833) - английский политический деятель,
ратовал за трезвость.

     "Синие" - участники вечерних приемов-встреч с  видными  представителями
литературы, которые устраивались в некоторых лондонских домах в  80-х  годах
XVIII в., получившие название "клубов синих чулок".

     Бозерби. - Под этим именем Байрон вывел английского поэта Уильяма Сотби
(1757-1833).

     Корфу - см. прим. к стр. 5.

     Полакка - торговое судно (итал.).

     Мыс Бон - самая северная оконечность Туниса.

                                                                А. Николюкин



        Джордж Гордон Байрон.
        Мазепа


----------------------------------------------------------------------------
     Перевод Г. Шенгели
     Собрание сочинений в четырех томах. Том 3. М., Правда, 1981 г.
     OCR Бычков М.Н.
----------------------------------------------------------------------------

     "Тот,  кто  занимал  тогда  этот  пост,  был польский шляхтич, по имени
Мазепа,  родившийся в Подольском палатинате; он был пажом Яна Казимира и при
его  дворе приобрел некоторый европейский лоск. В молодости у него был роман
с  женой  одного  польского шляхтича, и муж его возлюбленной, узнав об этом,
велел  привязать  Мазепу  нагим  к  дикой  лошади и выпустить ее на свободу.
Лошадь  была с Украины и убежала туда, притащив с собой Мазепу, полумертвого
от  усталости  и  голода. Его приютили местные крестьяне; он долго жил среди
них  и  отличился  в  нескольких  набегах  на татар. Благодаря превосходству
своего ума и образования он пользовался большим почетом среди казаков, слава
его  все  более  и  более  росла,  так  что  царь принужден был объявить его
украинским гетманом" (Voltaire. Hist, de Charles XII, p. 196).
     "Король  бежал,  и гнавшиеся за ним враги убили под ним коня; полковник
Гнета,  раненый  и  истекающий  кровью,  уступил  ему своего. Таким образом,
завоевателя, который не мог сесть в седло во время битвы, дважды посадили на
коня во время бегства" (стр. 216).
     "Король  с  несколькими всадниками отправился другой дорогой. Карета, в
которой  он  сидел,  сломалась  по  пути, и его посадили верхом на лошадь. В
довершение,   он  ночью  заблудился  в  лесу.  Потеряв  лошадь,  упавшую  от
усталости, обессиленный, невыносимо страдая от ран, лежал он несколько часов
под    деревом,    ежеминутно   подвергаясь   опасности   быть   настигнутым
преследователями" (стр. 218). {Выдержки из сочинения Вольтера "История Карла
XII" Байроном приведены по-французски.}

        "I"

                       Он стих - полтавский страшный бой,
                       Когда был счастьем кинут Швед;
                       Вокруг полки лежат грядой:
                       Им битв и крови больше нет.
                       Победный лавр и власть войны
                       (Что лгут, как раб их, человек)
                       Ушли к Царю, и спасены
                       Валы Москвы... Но не навек:
                       До дня, что горше и мрачней,
                       До года, всех других черней,
                       Когда позором сменят мощь
                       Сильнейший враг, славнейший вождь,
                       И гром крушенья, слав закат,
                       Смяв одного, - мир молньей поразят!

        "II"

                       Игра судьбы! Карл день и ночь,
                       Изранен, должен мчаться прочь
                       Сквозь воды рек и ширь полей, -
                       В крови подвластных и в своей:
                       Весь полк, пробивший путь, полег,
                       И все ж не прозвучал упрек
                       Тщеславцу - в час, когда он пал
                       И властью правду не пугал.
                       Гиета Карлу уступил
                       Коня - и русский плен влачил,
                       И умер. Конь тот, много лиг
                       Промчавшись бодро, вдруг поник
                       И пал. В лесной глуши, где мрак
                       Обвил преследователь-враг
                       Кольцом огней сторожевых,
                       Измученный пристал король.
                       Вот лавр! Вот отдых! - И для них
                       Народы сносят гнет и боль?
                       До смертной муки изнурен,
                       Под дикий дуб ложится он;
                       На ранах кровь, и в жилах лед;
                       Сырая тьма над ним плывет;
                       Озноб, что тело сотрясал,
                       Сном подкрепиться не давал
                       И все ж, как должно королям,
                       Карл все сносил, суров и прям,
                       И в крайних бедах, свыше сил,
                       Страданья - воле подчинил,
                       И покорились те сполна,
                       Как покорялись племена!

        "III"

                       Где полководцы? Мало их
                       Ушло из боя! Горсть живых
                       Осталась, рыцарскую честь
                       Храня по-прежнему, при нем, -
                       И все спешат на землю сесть
                       Вкруг короля с его конем:
                       Животных и людей всегда
                       Друзьями делает беда.
                       Здесь и Мазепа. Древний дуб,
                       Как сам он - стар, суров и груб,
                       Дал кров ему; спокоен, смел,
                       Князь Украины не хотел
                       Лечь, хоть измучен был вдвойне,
                       Не позаботясь о коне:
                       Казацкий гетман расседлал
                       Его и гриву расчесал,
                       И вычистил, и подостлал
                       Ему листвы, и рад, что тот
                       Траву стал есть, - а сам сперва
                       Боялся он, что отпугнет
                       Коня росистая трава;
                       Но, как он сам, неприхотлив
                       Был конь и к ложу, и к еде;
                       Всегда послушен, хоть игрив,
                       Он был готов на все, везде;
                       Вполне "татарин" - быстр, силен,
                       Космат - Мазепу всюду он
                       Носил; знал голос: шел на зов,
                       Признав средь тысяч голосов;
                       Будь ночь беззвездная вокруг, -
                       Он мчался на знакомый звук;
                       Он от заката по рассвет
                       Бежал козленком бы вослед!

        "IV"

                       Все сделав, плащ Мазепа свой
                       Постлал; копье о дуб крутой
                       Опер; проверил - хорошо ль
                       Дорогу вынесла пистоль,
                       И есть ли порох под курком,
                       И держит ли зажим тугой
                       Кремень, и прочно ли ножны
                       На поясе закреплены;
                       Тогда лишь этот муж седой
                       Достал из сумки за седлом
                       Свой ужин, скудный и простой;
                       Он предлагает королю
                       И всем, кто возле, снедь свою
                       Достойнее, чем куртизан,
                       Кем праздник в честь монарха дан.
                       И Карл с улыбкою берет
                       Кусок свой бедный - и дает
                       Понять, что он душой сильней
                       И раны, и беды своей.
                       Сказал он: "Всяк из нас явил
                       Немало доблести и сил
                       В боях и в маршах; но умел
                       Дать меньше слов и больше дел
                       Лишь ты, Мазепа! Острый взор
                       С дней Александра до сих пор
                       Столь ладной пары б не сыскал,
                       Чем ты и этот Буцефал.
                       Всех скифов ты затмил, коня
                       Чрез балки и поля гоня". -
                       "Будь школа проклята моя,
                       Где обучился ездить я!" -
                       "Но почему же, - Карл сказал, -
                       Раз ты таким искусным стал?" -
                       В ответ Мазепа: "Долог сказ;
                       Ждет путь еще немалый нас,
                       Где, что ни шаг, таится враг, -
                       На одного по пять рубак;
                       Коням и нам не страшен плен,
                       Лишь перейдем за Борисфен.
                       А вы устали; всем покой
                       Необходим; как часовой
                       При вас я буду". - "Нет; изволь
                       Поведать нам, - сказал король, -
                       Твою историю сполна;
                       Пожалуй, и уснуть она
                       Мне помогла бы, а сейчас
                       Дремотой не сомкнуть мне глаз".
                       "Коль так, я, государь, готов
                       Встряхнуть все семьдесят годов,
                       Что помню. Двадцать лет мне... да...
                       Так, так... был королем тогда
                       Ян Казимир. А я при нем
                       Сызмлада состоял пажом.
                       Монарх он был ученый, - что ж...
                       Но с вами, государь, не схож:
                       Он войн не вел, земель чужих
                       Не брал, чтоб не отбили их;
                       И (если сейма не считать)
                       До неприличья благодать
                       Была при нем. И скорбь он знал:
                       Он муз и женщин обожал,
                       А те порой несносны так,
                       Что о войне вздыхал бедняк,
                       Но гнев стихал, - и новых вдруг
                       Искал он книг, искал подруг.
                       Давал он балы без конца,
                       И вся Варшава у дворца
                       Сходилась - любоваться там
                       На пышный сонм князей и дам.
                       Как польский Соломон воспет
                       Он был; нашелся все ж поэт
                       Без пенсии: он под конец
                       Скропал сатиру, как "не-льстец".
                       Ну, двор! Пирам - утерян счет;
                       Любой придворный рифмоплет;
                       Я сам стишки слагал - пиит! -
                       Дав подпись "Горестный Тирсит".
                       Там некий граф был, всех других
                       Древнее родом и знатней,
                       Богаче копей соляных
                       Или серебряных. Своей
                       Гордился знатностью он так,
                       Как будто небу был свояк;
                       Он слыл столь знатен и богат,
                       Что мог претендовать на трон;
                       Так долго устремлял он взгляд
                       На хартии, на блеск палат,
                       Пока все подвиги семьи,
                       В полубезумном забытьи,
                       Не стал считать своими он.
                       С ним не была жена согласна:
                       На тридцать лет его юней,
                       Она томилась ежечасно
                       Под гнетом мужа; страсти в ней
                       Кипели, что ни д