гла, -
                  Так дуб стрела сжигает громовая.
                  Он ею был испепелен дотла,
                  Он не умел любить, не погибая.
                  И что же? Не красавица живая,
                  Не тень усопшей, вызванная сном,
                  Его влекла, в отчаянье ввергая, -
                  Нет, чистый образ, живший только в кем,
                  Страницы книг его зажег таким огнем.

79

                  Тот пламень - чувство к Юлии прекрасной,
                  Кто всех была и чище и нежней, -
                  То поцелуев жар, увы, напрасный,
                  Лишь отклик дружбы находивший в ней,
                  Но, может быть, в унынье горьких дней
                  Отрадой мимолетного касанья
                  Даривший счастье выше и полней,
                  Чем то, каким - ничтожные созданья! -
                  Мы упиваемся в восторгах обладанья.

80

                  Всю жизнь он создавал себе врагов,
                  Он гнал друзей, любовь их отвергая.
                  Весь мир подозревать он был готов.
                  На самых близких месть его слепая
                  Обрушивалась, ядом обжигая, -
                  Так светлый разум помрачала тьма.
                  Но скорбь виной, болезнь ли роковая?
                  Не может проницательность сама
                  Постичь безумие под маскою ума.

81

                  И, молнией безумья озаренный,
                  Как пифия на троне золотом,
                  Он стал вещать, и дрогнули короны,
                  И мир таким заполыхал огнем,
                  Что королевства, рушась, гибли в нем.
                  Не так ли было с Францией, веками
                  Униженной, стонавшей под ярмом,
                  Пока не поднял ярой мести знамя
                  Народ, разбуженный Руссо с его друзьями.

82

                  И страшен след их воли роковой.
                  Они сорвали с Правды покрывало,
                  Разрушив ложных представлений строй,
                  И взорам сокровенное предстало.
                  Они, смешав Добра и Зла начала,
                  Все прошлое низвергли. Для чего?
                  Чтоб новый трон потомство основало,
                  Чтоб выстроило тюрьмы для него
                  И мир опять узрел насилья торжество.

83

                  Так не должно, не может долго длиться!
                  Народ восстал, оковы сбросил он,
                  Но не сумел в свободе утвердиться.
                  Почуяв силу, властью ослеплен,
                  Забыл он все - и жалость и закон.
                  Кто рос в тюрьме, во мраке подземелий,
                  Не может быть орлу уподоблен,
                  Чьи очи в небо с первых дней глядели, -
                  Вот отчего он бьет порою мимо цели.

84

                  Чем глубже рана, тем упорней след.
                  Пускай из сердца кровь уже не льется,
                  Рубец остался в нем на много лет.
                  Но тот, кто знал, за что с судьбою бьется,
                  Пусть бой проигран, духом не сдается.
                  Страсть притаилась и безмолвно ждет.
                  Отчаянью нет места. Все зачтется
                  В час торжества. Возмездие придет,
                  Но Милосердье пусть проверит Мести счет.

85

                  Леман! Как сладок мир твой для поэта,
                  Изведавшего горечь бытия!
                  От шумных волн, от суетного света
                  К тебе пришел я, горная струя.
                  Неси ж меня, заветная ладья!
                  Душа отвергла сумрачное море
                  Для светлых вод, и, мнится, слышу я,
                  Сестра, твой голос в их согласном хоре:
                  "Вернись! Что ищешь ты в бушующем просторе?"

86

                  Нисходит ночь. В голубоватой мгле
                  Меж берегом и цепью гор окрестной
                  Еще все ясно видно на земле.
                  Лишь Юра, в тень уйдя, стеной отвесной,
                  Вся черная, пронзила свод небесный.
                  Цветов неисчислимых аромат
                  Восходит ввысь. Мелодией чудесной
                  Разносится вечерний звон цикад,
                  И волны шепчутся и плещут веслам в лад.

87

                  По вечерам цикада веселится
                  И жизнью детства шумного живет.
                  Вот залилась и вдруг умолкла птица,
                  Иль замечтавшись, иль уснув. А вот
                  Неясный шепот от холмов идет.
                  Нет, слух обманут! Это льют светила
                  (Как девушка о милом слезы льет)
                  Росу, чтоб грудь земную напоила
                  Живущей в них души сочувственная сила.

88

                  О звезды, буквы золотых письмен
                  Поэзии небесной! В них таится
                  И всех миров, и всех судеб закон.
                  И тот, чей дух к величию стремится,
                  К ним рвется ввысь, чтоб с ними породниться,
                  В них тайна, ими движет Красота.
                  И все, чем может человек гордиться,
                  "Своей звездой" зовет он неспроста, -
                  То честь и счастье, власть и слава, и мечта.

89

                  Земля и небо смолкли. Но не сон -
                  Избыток чувств их погрузил в мечтанье.
                  И тишиною мир заворожен.
                  Земля и небо смолкли. Гор дыханье,
                  Движенье звезд, в Лемане - волн плесканье, -
                  Единой жизнью все напоено.
                  Все существа, в таинственном слиянье,
                  В едином хоре говорят одно:
                  "Я славлю мощь творца, я им сотворено".

90


                  И, влившись в бесконечность бытия,
                  Не одинок паломник одинокий,
                  Очищенный от собственного "я".
                  Здесь каждый звук, и близкий и далекий,
                  Таит всемирной музыки истоки,
                  Дух красоты, что в бег миров ввела
                  И твердь земли, и неба свод высокий,
                  И пояс Афродиты создала,
                  Которым даже Смерть побеждена была.

91

                  Так чувствовали персы в оны дни,
                  На высях гор верша богослуженье.
                  Лицом к лицу с природою они
                  В молитве принимали очищенье -
                  Не средь колонн, не в тесном огражденьи.
                  Сравни тот храм, что строил грек иль гот,
                  С молельнею под небом, в окруженье
                  Лесов и гор, долин и чистых вод,
                  Где не стеснен души возвышенный полет.

92

                  Но как темнеет! Свет луны погас,
                  Летят по небу грозовые тучи.
                  Подобно блеску темных женских глаз,
                  Прекрасен блеск зарницы. Гром летучий
                  Наполнил все: теснины, бездны, кручи.
                  Горам, как небу, дан живой язык,
                  Разноречивый, бурный и могучий,
                  Ликуют Альпы в этот грозный миг,
                  И Юра в ночь, в туман им шлет ответный клик,

93

                  Какая ночь! Великая, святая.
                  Божественная ночь! Ты не для сна!
                  Я пью блаженство грозового рая,
                  Я бурей пьян, которой ты полка.
                  О, как фосфоресцирует волна!
                  Сверкая, пляшут капли дождевые.
                  И снова тьма, и, вновь озарена,
                  Гудит земля, безумствуют стихии,
                  И сотрясают мир раскаты громовые.

94

                  Здесь, между двух утесистых громад,
                  Проложен путь беснующейся Роной.
                  Утесы, как любовники, стоят,
                  Когда они любовью оскорбленной
                  И злобой, в пепле нежности рожденной,
                  Как бездною, разделены навек,
                  И май сердец, в цвету испепеленный,
                  Две жизни ввергнул в вечный лед и снег
                  И на сердечный ад изгнанников обрек.

95

                  Где Рона буйно об утесы бьет,
                  Там ярых бурь приют оледенелый.
                  Их сонмы там - и там передает
                  Одна другой пылающие стрелы.
                  Вот вспыхнул сноп, извилистый и белый,
                  И, раздвоившись, ринулся в пролет.
                  Он понял: там Отчаянья пределы,
                  Там все разрушил Времени полет, -
                  Так пусть же молния последнее убьет.

96

                  Ночь, буря, тучи, взрывы молний, гром,
                  Река, утесов черные громады,
                  Душа, в грозе обретшая свой дом, -
                  До сна ли здесь? Грохочут водопады,
                  И сердца струны откликаться рады
                  Родным бессонной мысли голосам.
                  Куда ты, буря, гонишь туч армады?
                  Иль бурям сердца ты сродни? Иль там,
                  Среди орлиных гнезд, твой облачный сезам?

97

                  О, если бы нашел я воплощенье
                  И выразил хотя б не все, хоть часть
                  Того, что значит чувство, увлеченье,
                  Дух, сердце, разум, слабость, сила, страсть,
                  И если б это все могло совпасть
                  В едином слове "молния" и властно
                  Сказало бы, что жить дана мне власть, -
                  О, я б заговорил! - но ждать напрасно:
                  Как скрытый в ножнах меч, зачахнет мысль безгласно.

98

                  Восходит утро - утро все в росе,
                  Душисто, ярко и, как розы, ало,
                  И так живит, рассеяв тучи все,
                  Как будто смерти на земле не стало.
                  Но вот и день! И снова все сначала:
                  Тропою жизни - дальше в путь крутой!
                  Лемана зыбь, деревьев опахала -
                  Все будит мысль и говорит с мечтой,
                  Вливая в путника отраду и покой.

99

                  Кларан, Кларан! Приют блаженства милый!
                  Твой воздух весь любовью напоен.
                  Любовь дает корням деревьев силы,
                  Снегов альпийских озаряет сон.
                  Любовью предвечерний небосклон
                  Окрашен, и утесы-великаны
                  Хранят покой влюбленного, чтоб он
                  Забыл и свет, и все его обманы,
                  Надежды сладкий зов, ее крушений раны.

100

                  В Кларане все - любви бессмертной след,
                  Она везде, как некий бог, который
                  Дарует тварям жизнь, добро и свет,
                  Здесь трон его, ступени к трону - горы,
                  Он радужные дал снегам уборы,
                  Он в блеске зорь, он в ароматах роз,
                  Его, ликуя, славят птичьи хоры,
                  И шорох трав, и блестки летних рос,
                  И веянье его смиряет ярость гроз.

101

                  Все - гимн ему. И темных сосен ряд
                  Над черной бездной - сень его живая, -
                  И звонкий ключ, и рдяный виноград,
                  И озеро, где нежно-голубая,
                  К его стопам незримым припадая,
                  Поет волна, и тень седых лесов,
                  И зелень, как Веселье, молодая,
                  Ему и всем, кто с ним прийти готов,
                  В безлюдной тишине дарит радушный кров.

102

                  Там среди пчел и птиц уединенье,
                  Мир многоцветен там и многолик.
                  Там краткой жизни радостно кипенье
                  И бессловесный ярче слов язык.
                  Вот сквозь листву горячий луч проник,
                  В ручье проворном блики заблестели.
                  И Красота во всем, и ты постиг,
                  Что этот запах, краски, свист и трели -
                  Все создала Любовь для некой высшей цели.

103

                  Кто гнал любовь, здесь устремится к ней
                  И тайн ее волшебных причастится,
                  А любящий начнет любить сильней
                  И не захочет с пустынью проститься,
                  Куда людскому злу не докатиться.
                  Любовь растет иль вянет. Лишь застой
                  Несвойствен ей. Иль в пепел обратится,
                  Иль станет путеводною звездой,
                  Которой вечен свет, как вечен мира строй.

104

                  Недаром здесь Руссо капризный гений
                  Остановил мечты своей полет
                  И приютил для чистых наслаждений
                  Две избранных души. У этих вод
                  Психеи пояс распустил Эрот,
                  Благословив для счастья эти склоны.
                  Там тишина и нега. Там цветет
                  Гармония. Над ложем светлой Роны
                  Там Альп возносятся блистательные троны.

105

                  Лозанна и Ферней! Святой предел,
                  Где двух титанов обитают тени,
                  Где смертных вел тропой бессмертных дел
                  На штурм небес отважившийся гений.
                  Здесь разум на фундаменте сомнений
                  Дерзнул создать мятежной мысли храм,
                  И если гром не сжег ее творений,
                  Так, значит, не впервые небесам
                  Улыбкой отвечать на все угрозы нам.

106

                  Один из них Протей был - вечно новый,
                  Изменчивый, ни в чем не знавший уз,
                  Шутник, мудрец, то кроткий, то суровый,
                  Хронист, философ и любимец муз,
                  Предписывавший миру мненья, вкус,
                  Оружьем смеха исправлявший нравы,
                  Как ветер вольный, истинный француз,
                  Прямой, коварный, добрый, злой, лукавый,
                  Бичующий глупцов, колеблющий державы.

107

                  Другой - пытлив, медлителен, глубок,
                  Упорством мысли изощрял сужденья,
                  Оттачивал иронии клинок,
                  Отдав труду ночей бессонных бденья,
                  Насмешкой низвергал предубежденья,
                  И - бог сарказма! - яростью глупцов
                  Был ввергнут в ад на муки искупленья, -
                  Там, если верить россказням попов,
                  Для усомнившихся ответ на все готов.

108

                  Мир спящим! Те, кто кары заслужили,
                  Уже осуждены на небесах.
                  Не нам судить того, кто спит в могиле!
                  Но тайна тайн раскроется - и страх
                  С надеждой вместе ляжет в тлен и прах.
                  А прах, пусть не распался он покуда,
                  Распасться должен, как и все в гробах,
                  Но если мертвый встанет, - верю в чудо! -
                  Ему простится все, не то - придется худо.

109

                  Но от людских созданий мне пора
                  К созданьям божьим снова обратиться.
                  Уже и так, по прихоти пера,
                  Исписана не первая страница.
                  Вон облаков несется вереница
                  К альпийским льдам, сияющим вдали.
                  Пора и мне к вершинам устремиться,
                  В лазурь, куда их глетчеры ушли,
                  Где духов неба ждут объятия земли.

110

                  А дальше ты, Италия! Бессменно
                  Векам несешь ты свет земли своей -
                  От войн, пресекших дерзость Карфагена,
                  До мудрецов, поэтов и вождей,
                  Чья слава стала славой наших дней.
                  Империй трон, гробница их живая,
                  Не стал твой ключ слабей или мутней.
                  И, жажду знанья вечную питая,
                  Из римских недр бежит его струя святая.

111

                  Я с горьким чувством эту песню пел:
                  Актерствовать, носить чужие лица,
                  Знать, что собой остаться не сумел,
                  И лицедейству каждый миг учиться,
                  На самого себя ожесточиться,

230

                  Скрывать - о боже! - чувство, мысль и страсть,
                  Гнев, ненависть - все, чем душа томится,
                  И ревности мучительную власть, -
                  Вот что изведал я, что пало мне на часть.
                  Не думайте, что это все - слова,
                  Прием литературный, обрамленье
                  Летящих сцен, намеченных едва,
                  Картин, запечатленных мной в движенье,
                  Чтоб вызвать в чьем-то сердце восхищенье;
                  Нет, слава - это молодости бог,
                  А для меня - что брань, что одобренье,
                  Мне безразлично. Так судил мой рок:
                  Забыт ли, не забыт - я всюду одинок.

113

                  Как мир - со мной, так враждовал я с миром,
                  Вниманье черни светской не ловил,
                  Не возносил хвалу ее кумирам,
                  Не слушал светских бардов и сивилл,
                  В улыбке льстивой губы не кривил,
                  Не раз бывал в толпе, но не с толпою,
                  Всеобщих мнений эхом не служил,
                  И так бы жил - но, примирясь с судьбою,
                  Мой разум одержал победу над собою.

114

                  Я с миром враждовал, как мир - со мной.
                  Но, несмотря на опыт, верю снова,
                  Простясь, как добрый враг, с моей страной,
                  Что Правда есть, Надежда держит слово,
                  Что Добродетель не всегда сурова,
                  Не уловленьем слабых занята,
                  Что кто-то может пожалеть другого,
                  Что есть нелицемерные уста,
                  И Доброта - не миф, и Счастье - не мечта.

115

                  Дочурка Ада! Именем твоим
                  В конце я песнь украшу, как в начале.
                  Мне голос твой неслышен, взор незрим,
                  Но ты мне утешение в печали.
                  И где б мои стихи ни прозвучали, -
                  Пускай нам вместе быть не суждено, -
                  Из чуждых стран, из замогильной дали
                  К тебе - хотя б мой прах истлел давно -
                  Они придут, как вихрь, ворвавшийся в окно.

116

                  Следить, как начинаешь ты расти,
                  Знакомишься с вещами в удивленье,
                  И первые шаги твои вести,
                  И видеть первых радостей рожденье,
                  Ласкать тебя, сажая на колени,
                  Целуя глазки, щечки - таково,
                  Быть может, и мое предназначенье?
                  И сердце шепчет: да! Но что с того?
                  Я это счастье знал - я потерял его.

117

                  И все же ты со мною, ты не с ними,
                  Ты будешь, ты должна меня любить!
                  Пускай они мое бесчестят имя,
                  Сведут в могилу, -  им не разрубить
                  Отца и дочь связующую нить.
                  В дочерних венах всей их камарилье
                  Кровь Байрона другой не заменить.
                  И как бы тень мою ни очернили,
                  Твоя любовь придет грустить к моей могиле.

118

                  Дитя любви! Ты рождена была
                  В раздоре, в помраченьях истерии,
                  И ты горишь, но не сгоришь дотла,
                  И не умрут надежды золотые,
                  Как умерли мои во дни былые.
                  Спи сладко! С этих царственных высот,
                  Где воскресаешь, где живешь впервые,