лены розы,
                        И нет в нем моей дорогой.
                        Я лью вместе с Флорою слезы -
                        Гайдэ здесь не будет со мной.

1811


К ТИРЗЕ

                       Ни камень там, где ты зарыта,
                       Ни надпись языком немым
                       Не скажут, где твой прах... Забыта!
                       Иль не забыта - лишь одним.

                       В морях, на корабле бегущем
                       Я нес любовь сквозь все года.
                       Нас жизнь и Прошлым и Грядущим
                       Хотела сблизить... Никогда!

                       Я отплывал. Я ждал - хоть взглядом
                       Ты скажешь: "Мы навек друзья!"
                       Была бы легче боль - и ядом
                       Не стала бы тоска моя.

                       Когда часы текли к кончине,
                       Когда без мук она пришла,
                       Того, кто верен и доныне,
                       Ужель ты сердцем не ждала?

                       Как мной, была ль ты кем любима?
                       И кто в последний горький час
                       Следил, как смерть неумолимо
                       Туманит блеск прекрасных глаз?

                       Когда же от земной печали
                       Ты отошла в иной приют,
                       Чьи слезы по щекам бежали,
                       Как по моим они бегут?

                       И как не плакать! О, виденья
                       Тех зал, тех башен, где с тобой
                       Я знал и слезы умиленья,
                       Еще не кинут в даль судьбой,

                       И взгляд, незримый для другого,
                       И смех, в глазах мелькавший вдруг,
                       И мысль, понятную без слова,
                       И дрожь соединенных рук,

                       И робкий поцелуй, которым
                       Дарит Любовь, смиряя Страсть,
                       Когда пред ясным, чистым взором
                       Желанье вмиг теряет власть,

                       И речи звук, вливавший радость,
                       Когда я был угрюм и тих,
                       И этих райских песен сладость,
                       Которой нет в устах других.

                       Залог, что мы тогда носили, -
                       Где твой? - на сердце мной храним.
                       Страданье нес я без усилий
                       И в первый раз клонюсь под ним.

                       Оставив мне лишь кубок яда,
                       Ушла ты рано в мир другой,
                       И нет возврата, - и не надо,
                       Когда лишь там, в гробу, покой.

                       Но если чистых душ селенья
                       Того, кто чужд пороку, ждут,
                       О, дай мне часть благословенья
                       И вырви из юдольных пут.

                       И научи терпеть, прощая, -
                       Таким был ранним твой урок,
                       Такой была любовь земная,
                       Что встреча в небе - наш залог.

                       11 октября 1811


РЕШУСЬ, ПОРА ОСВОБОДИТЬСЯ

                        Решусь - пора освободиться
                        От мрачной горести моей,
                        Вздохнуть в последний раз, проститься
                        С любовью, с памятью твоей!
                        Забот и света я чуждался
                        И не для них был создан я,
                        Теперь же с радостью расстался,
                        Каким бедам страшить меня?

                        Хочу пиров, хочу похмелья;
                        Бездушным в свете стану жить;
                        Со всеми рад делить веселье,
                        Ни с кем же горя не делить.
                        То ль было прежнею порою!
                        Но счастье жизни отнято:
                        Здесь в мире брошен я тобою
                        Ничто уж ты - и все ничто.

                        Улыбка - горю лишь угроза,
                        Из-под нее печаль видней;
                        Она - как на гробнице роза;
                        Мученье сжатое сильней.
                        Вот меж друзей в беседе шумной
                        Невольно чаша оживит,
                        Весельем вспыхнет дух безумный, -
                        Но сердце томное грустит.

                        Взойдет бывало месяц полный
                        Над кораблем в тиши ночной:
                        Он серебрит Эгейски волны...
                        А я, к тебе стремясь душой,
                        Любил мечтать, что взор твой милый
                        Теперь пленяет та ж луна.
                        О Тирза! над твоей могилой
                        Тогда светила уж она.

                        В часы бессонные недуга,
                        Как яд кипел, волнуя кровь -
                        "Нет", думал я, "страданьем друга
                        Уж не встревожится любовь!"
                        Ненужный дар тому свобода,
                        Кто в узах жертва дряхлых лет.
                        Вот воскресит меня природа -
                        К чему? - тебя в живых уж нет.

                        Когда любовь и жизнь так новы,
                        В те дни залог мне дан тобой:
                        Печали краской рок суровый
                        Мрачит его передо мной.
                        Навек той сердце охладело,
                        Кем было все оживлено;
                        Мое без смерти онемело,
                        Но чувства мук не лишено.

                        Залог любви, печали вечной,
                        Прижмись, прижмись к груди моей;
                        Будь стражем верности сердечной,
                        Иль сердце грустное убей!
                        В тоске не гаснет жар мятежный,
                        Горит за сенью гробовой,
                        И к мертвой пламень безнадежный
                        Святее, чем любовь к живой.


ОДА АВТОРАМ БИЛЛЯ, НАПРАВЛЕННОГО ПРОТИВ РАЗРУШИТЕЛЕЙ СТАНКОВ

               Лорд Эльдон, прекрасно! Лорд Райдер, чудесно!
                  Британия с вами как раз процветет.
               Врачуйте ее, управляя совместно,
                  Заранее зная: лекарство убьет!
               Ткачи, негодяи, готовят восстанье,
                  О помощи просят. Пред каждым крыльцом
               Повесить у фабрик их всех в назиданье!
                  Ошибку исправить - и дело с концом,

               В нужде, негодяи, сидят без полушки.
                  И пес, голодая, на кражу пойдет.
               Их вздернув за то, что сломали катушки,
                  Правительство деньги и хлеб сбережет,
               Ребенка скорее создать, чем машину,
                  Чулки - драгоценнее жизни людской
               И виселиц ряд оживляет картину,
                  Свободы расцвет знаменуя собой

               Идут волонтеры, идут гренадеры,
                  В походе полки... Против гнева ткачей
               Полицией все принимаются меры,
                  Двумя мировыми, толпой палачей.
               Из лордов не всякий отстаивал пули;
                  О судьях взывали. Потраченный труд!
               Согласья они не нашли в Ливерпуле...
                  Ткачам осуждение вынес не суд,

               Не странно ль, что, если является в гости
                  К нам голод и слышится вопль бедняка.
               За ломку машины ломаются кости
                  И ценятся жизни дешевле чулка?
               А если так было, то многие спросят;
                  Сперва не безумцам ли шею свернуть,
               Которые людям, что помощи просят,
                  Лишь петлю на шее спешат затянуть?

1812


СТРОКИ К ПЛАЧУЩЕЙ ЛЕДИ

                      Плачь, дочь несчастных королей,
                      Бог покарал твою страну!
                      И если бы слезой своей
                      Могла ты смыть отца вину!
                      Плачь! Добродетельной мольбе
                      Внимает страждущий народ -
                      За каждую слезу тебе
                      Он утешенье воздает!

                      Март 1812

АДРЕС, ЧИТАННЫЙ НА ОТКРЫТИИ ТЕАТРА ДРЮРИ-ЛЕЙН В СУББОТУ 10 ОКТЯБРЯ 1812 ГОДА

                   В ночь скорбную узнали мы со страхом,
                   Что драмы храм пожаром истреблен;
                   В единый час он пеплом стал и прахом,
                   Пал храм Шекспира, свергнут Аполлон.

                   Вы, кто стоял пред грозною картиной,
                   Которая своею красотой
                   Как будто издевалась над руиной, -
                   Вы видели сквозь красный дым густой,
                   Как высилась горящая громада
                   Меж пламени, весь мрак с небес гоня,
                   Как дивный столп Израилева стада;
                   Вы видели, как этот столп огня
                   Играл своим кровавым отраженьем
                   В волнах дрожащих Темзы, а вокруг
                   Толпились в страхе тысячи, с волненьем
                   Дрожа за кров свой, если пламя вдруг
                   Взвивалось вверх и небеса пылали
                   От этих молний, как от грозовых,
                   Пока пожар свирепый не затих,
                   Пока зола и пепел не застлали
                   То место, где храм Муз был, и одна
                   Лишь от него осталася стена!
                   Скажите же об этом храме новом,
                   Сменившем тот великолепный храм,
                   Красою бывший нашим островам:
                   Найдет ли вновь Шекспир под этим кровом
                   Весь свой почет, как прежде, много раз,
                   Достойный вместе и его, и вас?

                   Да будет так! В том имени есть чары,
                   Чья власть сильней, чем время и пожары!
                   Они велят, чтоб сцена ожила:
                   Да будет Драма, где она была!
                   И зданье это, пышно и громадно,
                   Здесь вознеслось. Скажите ж: как отрадно!

                   О, пусть храм новый славою своей
                   Напомнит нам всю славу прежних дней!
                   Пусть будем мы гордиться именами,
                   Еще славней, чем были в прежнем храме!
                   Здесь наша Сиддонс дивною игрой

                   Сердца людей, волнуя, потрясала;
                   Здесь Гаррик, Дрюри наш герой,
                   Пожал, как Росций при восторгах зала,
                   Последние из лавров: здесь он вас
                   Благодарил в слезах в последний раз.
                   Но дайте же венцы и новым силам,
                   Не отдавайте их одним могилам,
                   Где лишь бесплодно вянут их цветы!
                   Их требует, как требовал и прежде,
                   Наш Дрюри: дайте ж вновь расцвесть надежде,
                   Ожить служенью Муз и красоты!
                   Венец Менандру новому вручите,
                   Не мертвецов одних лишь праздно чтите!

                   Прекрасен был дней славных ореол,
                   Оставивший нам гордые преданья,
                   Когда еще наш Гаррик не ушел
                   И Бринсли нам дарил свои созданья!
                   Мы, новые, гордимся славой их, -
                   Те так же предков славили своих;
                   И, если Память вызвала пред нами
                   Как Банко, тени царственные в ряд,
                   И в зеркало мы смотрим с именами
                   Бессмертными, какие в нем царят, -
                   Помедлите ж с упреком младшим братьям,
                   Подумайте, как трудно подражать им!

                   Друзья театра! Вы пред кем должны
                   Испрашивать похвал иль снисхожденья
                   И пьесы, и актеры! Одобренья
                   Иль казни властью, вы облечены,
                   Лишь вы одни! И если путь ко славе
                   Порой сводился к суетной забаве
                   И нам краснеть случалось от стыда
                   За то, что вы терпели иногда,
                   И если сцена, падая, не смела
                   Дурному вкусу положить предела, -
                   То пожелаем, чтоб такой упрек
                   Никто отныне бросить нам не мог
                   Не без причин пятнавший нашу славу,
                   Чтоб тот укор теперь умолк по праву!
                   О, если рок вам суд над Драмой дал, -
                   Не нужно нам обманчивых похвал,
                   И пусть актер вновь гордым быть сумеет
                   И разум снова сценой завладеет!
                   Пролог окончен; Драма свой почет -
                   Обычая так повелела сила -
                   От своего герольда получила;
                   Теперь он вам привет от сердца шлет;
                   Хотелось бы поэту, чтоб и вами
                   Он принят был с открытыми сердцами.
                   Вот занавес взвивается за мной;
                   Достоин будь же, Дрюри наш родной,
                   И прежних дней, и своего народа!
                   Британцы - наши судьи, вождь - Природа;
                   Себя мы льстим надеждой угодить,
                   А вам желаем долго здесь судить.


ЗАБЫТЬ ТЕБЯ! ЗАБЫТЬ ТЕБЯ!

                         Забыть тебя! Забыть тебя!
                            Пусть в огненном потоке лет
                         Позор преследует тебя,
                            Томит раскаяния бред!

                         И мне и мужу своему
                            Ты будешь памятна вдвойне:
                         Была ты неверна ему,
                            И демоном была ты мне.


К ВРЕМЕНИ

                        О Время! Все несется мимо,
                        Все мчится на крылах твоих:
                        Мелькают весны, медлят зимы,
                        Гоня к могиле всех живых.

                        Меня ты наделило, Время,
                        Судьбой нелегкою - а все ж
                        Гораздо легче жизни бремя,
                        Когда один его несешь!

                        Я тяжкой доли не пугаюсь
                        С тех пор, как обрели покой
                        Все те, чье сердце, надрываясь,
                        Делило б горести со мной.

                        Да будет мир и радость с ними!
                        А ты рази меня и бей!
                        Что дашь ты мне и что отнимешь?
                        Лишь годы, полные скорбей!

                        Удел мучительный смягчает
                        Твоей жестокой власти гнет:
                        Одни счастливцы замечают,
                        Как твой стремителен полет!

                        Пусть быстротечности сознанье
                        Над нами тучею висит:
                        Оно темнит весны сиянье,
                        Но скорби ночь не омрачит!

                        Как ни темно и скорбно было
                        Вокруг меня - мой ум и взор
                        Ласкало дальнее светило,
                        Стихии тьмы наперекор.

                        Но луч погас - и Время стало
                        Пустым мельканьем дней и лет:
                        Я только роль твержу устало,
                        В которой смысла больше нет!

                        Но заключительную сцену
                        И ты не в силах изменить:
                        Лишь тех, кто нам придет на смену,
                        Ты будешь мучить и казнить!

                        И, не страшась жестокой кары,
                        С усмешкой гнев предвижу твой,
                        Когда обрушишь ты удары
                        На хладный камень гробовой!


СОНЕТ К ДЖЕНЕВРЕ

                     Ты так бледна и так мила в печали,
                        Что, если вдруг веселье воспалит
                        Румянцем розы белые ланит,
                     Я грубый цвет их вынесу едва ли.

                     Еще молю, чтоб очи не сверкали,
                        Не то мой дерзкий взор познает стыд
                        И, обессилев, робость обнажит,
                     Как после бури - трепетные дали.

                     Хотя ресницы душу скрыли тенью,
                        Ты блещешь грустной нежностью своей,
                        Как серафим, несущий утешенье,
                     Но сам далекий от земных скорбей;
                     И я склоняюсь ниц в благоговенье
                         И оттого люблю еще сильней.

                     17 декабря 1813


ПОДРАЖАНИЕ ПОРТУГАЛЬСКОМУ

                        В кипенье нежности сердечной
                        Ты "жизнью" друга назвала:
                        Привет бесценный, если б вечно
                        Живая молодость цвела!
                        К могиле все летит стрелою;
                        И ты, меня лаская вновь,
                        Зови не "жизнью", а "душою",
                        Бессмертной, как моя любовь!


НА ПОСЕЩЕНИЕ ПРИНЦЕМ-РЕГЕНТОМ КОРОЛЕВСКОГО СКЛЕПА

                Клятвопреступники нашли здесь отдых вечный:
                Безглавый Карл и Генрих бессердечный.
                В их мрачном склепе меж надгробных плит
                Король некоронованный стоит,
                Кровавый деспот, правящий державой,
                Властитель бессердечный и безглавый.

                Подобно Карлу, верен он стране,
                Подобно Генриху - своей жене.
                Напрасна смерть! Бессилен суд небес!
                Двойной тиран в Британии воскрес.
                Два изверга извергнуты из гроба -
                И в регенте соединились оба!


ОДА К НАПОЛЕОНУ БОНАПАРТУ

                                            Expende Annibalem: - quot libras
                                       in duce summo invenies?


                                                          Juvenal, Sat X {*}

                                       {* Взвесим прах Ганнибала:  много  ль
                                       окажется фунтов в грозном вожде? -
                                       Ювенал.}

                                            Император  Непот был признан се-
                                       натом,  италийцами  и  жителями  Гал-
                                       лии; его громко славили за нравствен-
                                       ные  добродетели и за военные дарова-
                                       ния;  те,  кому его правление обещало
                                       какие-либо  выгоды, пророчески возве-
                                       щали  восстановление всеобщего благо-
                                       получия...  Позорным отречением прод-
                                       лил  он свою жизнь лет на пять, кото-
                                       рые  провел  в неопределенном положе-
                                       нии  полуимператора,  полуизгнанника,
                                       пока наконец...

                                            Гиббон.  История упадка и разру-
                                       шения Римской империи

I

                        Все кончено! Вчера венчанный
                           Владыка, страх царей земных,
                        Ты нынче - облик безымянный!
                           Так низко пасть - и быть в живых!
                        Ты ль это, раздававший тр