остроме мог открыть ему эту тайну, Из письма Барченко бурятскому
буддологу Цыбикову известно, что Александр Васильевич был хорошо знаком с
костромским отшельником Михаилом Кругловым (крестьянином из города
Юрьевца, что на Волге). Этот человек выдавал себя за (юродивого(, не раз
заплатив своей маской приводами в сумасшедший дом, но в результате его
оставили в покое, не мешали непонятным проповедям, не пытались отнять
некие таблички со странными письменами. Барченко утверждал, что умеет
читать надписи на этих табличках. В письме Цыбикову он приводит два слова,
начертанных письменами костромских отшельников. Первое из этих слов -
название изначальной Традиции, к которой восходят тайные знания
костромских отшельников, Барченко прочитал его как "Дюнхор". Второе слово
- название священного центра этой Традиции. Его, видимо, следует
расшифровывать как "Шамбала" (4,25(.
  В том же 1922-ом году дацан, где жил и учился Барченко, посетила
приехавшая из Москвы группа участников монгольской военно-экономической
делегации. С Барченко встретился министр внутренних дел Народной Монголии
Хаян Хирва. Его интересовали разработки Барченко в области системы Дюнхор.
  "Дюнхор" - это буддийское эзотерическое учение, происходящее из Шамбалы. В
этом учении Барченко искал и находил ответы на самые злободневные вопросы
современности. Однако он не хотел довольствоваться только собственным
прозрением, а чувствовал потребность разделить сво„ знание с другими
людьми, Среди планов Барченко на будущее было посвятить в тайны Дюнхор
(высших руководителей коммунистического движения в России(. Он брался
доказать советским вождям, что (учение марксизма об основной мировой
субстанции, о материи, родственно учению Дюнхор, (2(.
  Знакомо, Более чем, Любой, кто собирался заниматься оккультизмом в
государстве с подч„ркнуто (материалистической, идеологией, брался доказать
это, Барченко не был исключением,
Здесь же, в дацане, Барченко навестил ещ„ один человек - П„тр Сергеевич
Шандаровский, петербургский юрист, входивший в "Единое Трудовое
Содружество", организованное ещ„ Георгием Гурджиевым. Бывший член
Содружества имел при себе требник гурджиевского тайного общества - свод
правил поведения. Шандаровский увл„к Александра Васильевича идеей создания
тайного общества, целью которого должно было стать нравственное
совершенствование личности и изучение необъяснимых сил. Барченко, его друг
астрофизик Кондиайн (вместе с которым они разыскали Гиперборею) и юрист
Шандаровский учреждают тайное общество под названием "Единое трудовое
братство" (ЕТБ). Общество возглавил Александр Барченко, он же написал и
устав для новой организации.
  Исследования Барченко всегда вызвали определ„нный интерес у ОГПУ. Как мы
помним, ряд его сотрудников были знакомы с Александром Васильевичем
лично. Это в конце концов обусловило и привлечение уч„ного к работе в
органах.
  Ещ„ в конце 1923-го года чекист Яков Блюмкин снабдил Барченко
рекомендательным письмом писателя-мистика Иеронима Есенского на имя
наркома просвещения Анатолия Луначарского. Нарком отн„сся к уч„ному
достаточно благосклонно и даже распорядился принять Барченко на работу в
комиссариат в должности уч„ного консультанта Главнауки. Однако в этом
учреждении Барченко надолго не задержался, а после серь„зного конфликта с
востоковедом Сергеем Ольденбургом, поставившим под сомнение серь„зность
разработок Барченко, он уволился и вновь уехал в Петроград.
  В конце 1924-го года на квартиру Барченко в Петрограде явились его старые
знакомцы из ОГПУ, Ф„дор Лейсмер-Шварц, Александр Рикс, Эдуард Отто и Яков
Блюмкин. Теперь спутники Блюмкина имели статус гражданских лиц. Ещ„ весной
1923-го года они (уволились, из органов. Лейсмер-Шварц работал
корреспондентом Союзфото. Рикс занял должность руководителя сектора валюты
и внешней торговли в Наркомате финансов. А Отто устроился в Русский музей.
На самом деле все их увольнения были блефом чистейшей воды. Эта троица
получила задание внедриться в мартинистскую ложу Григория М„беса, с
которой в сво„ время искал контактов и Барченко.
  Беседа с чекистами продолжалась несколько часов. В конце е„ Яков Блюмкин
неожиданно заявил, что научные разработки Александра Васильевича,
связанные с телепатическими волнами, имеют большое оборонное значение, что
сегодня это оружие может стать решающим в великой битве пролетариата за
завоевание планеты и что, наверное, будет справедливо, если исследования
такого характера будут финансироваться ОГПУ или Разведупром Красной Армии.
Барченко вспоминал:
  - Товарищи заявили мне, что моя работа имеет настолько большое значение,
что я должен доложить о ней правительству, председателю ВСНХ товарищу
Дзержинскому. По их совету я написал Дзержинскому о своей работе (62, 63(.
  Так оно и случилось. А Блюмкин в самый короткий срок доставил послание в
столицу. Результат не заставил себя долго ждать. Через несколько дней
Барченко был приглаш„н на явочную квартиру ОГПУ на улице Красных зорь, где
с ним тайно встретился высокопоставленный столичный чекист, сотрудник
Секретного отдела ОГПУ Яков Агранов.
  В беседе с Аграновым Барченко подробно изложил ему теорию (о существовании
замкнутого научного коллектива в Центральной Азии и проект установления
контактов с обладателями его тайн(. Агранов отн„сся к его сообщению с
большим интересом (62, 63(.
  Впрочем, Блюмкину этого было мало и для того, чтобы форсировать ситуацию,
он попросил Барченко написать ещ„ одно письмо, но теперь уже на Коллегию
ОГПУ - еженедельное собрание начальников всех отделов. В декабре 1924-го
года исследователь был вызван в столицу для доклада о своих научных
открытиях на Коллегии ОГПУ.
  "Вернувшись через несколько дней в Ленинград, - вспоминал Барченко, -
Владимиров сообщил мне, что дела наши идут успешно, что мне следует
выехать в Москву для того чтобы изложить наш проект руководящим работникам
ОГПУ. В Москве Владимиров ((рабочий, псевдоним Блюмкина - А.П., снова св„л
меня с Аграновым, которого мы посетили у него на квартире, находившейся,
как я помню, на одной из улиц, расположенной вблизи зданий ОГПУ. Точного
адреса я в памяти не сохранил. При этой встрече Агранов сказал мне, что
мо„ сообщение о замкнутом научном коллективе предполагается поставить на
заседание коллегии ОГПУ. Мо„, это предложение, об установлении контактов с
носителями тайн Шамбалы на Востоке имеет шансы быть принятым и в
дальнейшем мне, по-видимому, прид„тся держать в этом отношении деловую
связь с членом коллегии ОГПУ Бокием. В тот же или на другой день
Владимиров свозил меня к Бокию, который затем поставил мой доклад на
коллегию ОГПУ. Заседание коллегии состоялось поздно ночью. Все были сильно
утомлены, слушали меня невнимательно. Торопились поскорее кончить с
вопросами. В результате при поддержке Бокия и Агранова нам удалось
добиться в общем-то благоприятного решения о том, что бы поручить Бокию
ознакомиться детально с содержанием моего проекта и, если из него
действительно можно извлечь какую либо пользу, сделать это".
  Так в нашей истории появляется новый персонаж - Глеб Бокий. (Это тот самый
Глеб Бокий, который поставит в 31-ом году свою подпись под приговором
членам московского "Ордена тамплиеров"). И с этого же момента начинается
жизнь секретной лаборатории нейроэнергетики и е„ целевое финансирование
Спецотделом при ОГПУ, длившееся 12 лет - вплоть до мая 1937-го года.


  1.3.2. Глеб Бокий - главный шифровальщик Страны Советов.

  Руководитель Спецотдела при ОГПУ Глеб Иванович БОКИЙ родился в 1879-ом
году в городе Тифлисе (Тбилиси) в семье интеллигентов из старинного
дворянского рода. Его предок Ф„дор Бокий-Печихвостский, владимирский
подкоморий (третейский судья) в Литве, упоминается в переписке Ивана
Грозного с Андреем Курбским. Прадедом Глеба Бокия был известный русский
математик Михаил Васильевич Остроградский. Отец Глеба Бокия - Иван
Дмитриевич - действительный статский советник, уч„ный и преподаватель,
автор учебника "Основания химии", по которому училось не одно поколение
гимназистов. Старший брат и сестра Глеба пошли по стопам отца. Борис Бокий
окончил Петербургский горный институт, стал квалифицированным инженером,
потом преподавал в том же институте. Он считается одним из
основоположников отечественного горного дела. Сестра Наталья выбрала
специальность историка, она не один год преподавала в Сорбонне.
  Казалось бы, такая же блестящая карьера ожидает и юного Глеба. И
действительно, поначалу Глеб вед„т себя соответствующим образом. В 1896-ои
году, после окончания реального училища, он, вслед за своим старшим
братом, поступает в Горный кадетский корпус имени императрицы Екатерины II
в Петербурге (то есть в Горный институт). Но уже в следующем году он
становится членом петербургского "Союза борьбы за освобождение рабочего
класса". Именно участие в делах этого революционного общества определило
выбор жизненного пути Глеба Бокия.
  Справедливости ради следует сказать, что настоящим революционером Глеб
стал вс„-таки с подачи своего добропорядочного брата. В 1898-ом году Борис
пригласил его и сестру принять участие в демонстрации студентов. Произошло
столкновение с полицией, все трое были арестованы. Глеба к тому же ещ„ и
избили. Их освободили по ходатайству отца, но его больное сердце не
выдержало позора, и спустя несколько дней отец скончался.
  Потрясенные этим горем, братья приняли диаметрально противоположные
решения. Если Борис, считая себя виновником смерти отца, совсем отош„л от
политики, то Глеб, наоборот, окончательно встал на стезю профессионального
революционера.
  С 1900-го года он - член Российской социал-демократической рабочей партии
(РСДРП). В 1902-ом был сослан в Восточную Сибирь за подготовку
демонстрации. В 1904-ом Бокий введ„н в состав Петербургского комитета
РСДРП как организатор объединенного комитета социал-демократической
фракции высших учебных заведений. В апреле 1905-го арестован по делу
"Группы вооруженного восстания РСДРП". Амнистирован по октябрьскому
манифесту, но в 1906-ом году вновь арестован по делу "Сорока четырех"
(Петербургского комитета и боевых дружин). Всего большевик Бокий 12 раз
подвергался арестам, пров„л полтора года в одиночной камере, два с
половиной года - в сибирской ссылке, от побоев в тюрьме он получил
травматический туберкул„з. Но каждый раз, оказавшись на свободе, он вновь
включался в революционную борьбу. На протяжении 20 лет (с 1897-го по
1917-й годы) Бокий являлся одним из руководителей петербургского
большевистского подполья.
  Кроме всего прочего, у Глеба было интересное хобби, он увлекался всякого
рода тайными восточными учениями, мистикой и историей оккультизма. Его
наставником в области эзотерических поисков стал Павел Васильевич
Мокиевский - врач, теософ и гипнотиз„р. Известный столичной публике в
качестве заведующего отделом философии научно-публицистического журнала
"Русское богатство", он был членом мартинистской ложи, Мокиевский же
рекомендовал в сво„ время для принятия в ложу и Александра Васильевича
Барченко (62, 64(.
  В 1906-ом году полиция в очередной раз арестовала студента Горного
института Глеба Бокия, создавшего под прикрытием бесплатной столовой для
учащихся института большевистскую явку. Мокиевский вн„с за него залог в
3000 рублей, после чего молодого революционера выпустили на свободу.
  Мокиевский настолько привязался к Бокию, что в 1909-ом году вв„л его в
свою ложу. Но Бокий оказался на низшей из степеней посвящения, и многих
мартинистов он, конечно, не знал. Павел Васильевич, однако, сообщил ему о
принадлежности к их ложе художника Рериха. Кроме того, он старался помочь
студенту достигнуть высших степеней и всячески рекомендовал его в узком
кругу. Так, именно он рассказал о молодом таланте Рериху и Барченко.
  Период с 1914-го по 1915-й годы оказались для подпольщиков особенно
трудными. Правительство усилило репрессивные меры по отношению к
революционным организациям, С целью избавить свою работу от участившихся
провалов, петроградские большевики организовали так называемую (группу
1915 года при ЦК(, куда вошли самые надежные, много раз проверенные люди,
в том числе Глеб Бокий. Ужесточалась партийная дисциплина, самые серьезные
требования предъявлялись к соблюдению конспирации. Именно тогда впервые
проявились те способности Бокия, благодаря которым впоследствии он стал
руководителем Спецотдела при ВЧК-ОГПУ-НКВД. Старая большевичка, член
партии с 1915-го года Алексеева, вспоминая о работе в подполье того
времени, писала:
  "Конспирация в большевистском подполье, которое подвергалось особенно
беспощадным расправам со стороны царских властей, действительно была
суровой и сложной и потому не всегда легко давалась людям, особенно
новичкам, не искушенным в борьбе. Нарушение правил конспирации могло
нанести тяжелый удар по всей подпольной организации, поэтому и новичкам в
соблюдении этих правил никаких скидок не делалось.
  При аресте Глеба Ивановича забирали и его по виду самые обычные
ученические тетради, исписанные математическими формулами, а на самом деле
- записями о подпольных делах, зашифрованными математическим шифром. Шифр
этот являлся изобретением Глеба Ивановича, и ключ к нему был известен
только ему одному. Лучшие шифровальщики, какими только располагала царская
охранка, ломали головы над этими "формулами", подозревая в них шифр.
Однако раскусить этот орешек они так и не смогли.
  "Сознайтесь, - говорил Глебу Ивановичу следователь, - это шифр?" А Глеб
Иванович невозмутимо отвечал: "Если шифр, то расшифруйте". С досадой
следователь возвращал ему эти загадочные тетради"".
  В декабре 1916-го года Бокий вош„л в состав Русского бюро ЦК РСДРП. А
сразу после падения самодержавия он возглавил в Русском бюро отдел
сношений с провинцией. В октябре 1917-го года он - член петербургского
военно-революционного комитета, один из руководителей вооруженного
восстания.
  В феврале-марте 1918-го года, в период наступления немецких войск, Бокий
становится членом Комитета революционной обороны Петрограда. С марта он -
заместитель председателя Петроградской ЧК, а после убийства Моисея
Урицкого - председатель.. Затем Бокий возглавлял Особые отделы Восточного
и Туркестанского фронтов, был членом Турккомиссии ВЦИК и СНК РСФСР и
полномочным представителем ВЧК.

  * * *

  Однако вскоре Бокию была поручена совершенно новая работа. Дело в том, что
сразу после прихода к власти большевистское правительство столкнулось с
проблемой сохранения тайны при передаче оперативных сообщений, Советское
государство и его армия не имело над„жной системы шифров, Вот как
охарактеризовал ситуацию нарком иностранных дел Чичерин в сво„м письме
Ленину от 20 августа 1920-го года.
"Иностранные правительства имеют более сложные шифры, чем употребляемые
нами, Если ключ мы постоянно меняем, то сама система известна многим
царским чиновникам и военным, в настоящее время находящимся в стане
белогвардейцев за границей, Расшифровывание наших шифровок я считаю
поэтому вполне допустимым" (49(.
  Поэтому 5 мая 1921-го постановлением Малого Совнаркома созда„тся советская
криптографическая служба в виде Специального отдела при ВЧК. Начальником
новой структуры и одновременно членом коллегии ВЧК назначается Глеб Бокий.
  В течение 20-30-х годов органы государственной безопасности неоднократно
реорганизовывались, меняли свою структуру и название. Соответственно
менялось и название отдела:
  с 5 мая 1921 г. по 6 февраля 1922 г. - 8-й спецотдел при ВЧК;
с 6 февраля 1922 г. по 2 ноября 1923 г. - спецотдел при ГПУ;
со 2 ноября 1923 г. по 10 июля 1934 г. - спецотдел при ОГПУ;
с 10 июля 1934 г. по 25 декабря 1936 г. - спецотдел при ГУГБ НКВД СССР;
с 25 декабря 1936 г. по 9 июня 1938 г. - 9-й отдел при ГУГБ НКВД СССР (49(.
  Однако, несмотря на все реорганизации, в отличие от других подразделений,
спецотдел был при ВЧК-ОГПУ, то есть пользовался автономией. Это выражалось
в том, что он сообщал информацию и адресовал е„ непосредственно в
Политбюро, ЧК, правительство самостоятельно, а не через руководство
ведомства, при котором отдел находился (62(.
  Размещался отдел не только на Малой Лубянке, но и в здании на Кузнецком
мосту, дом 21, в помещении Народного Комиссариата Иностранных Дел, где
занимал два верхних этажа. Официальными его задачами являлись масштабная
радио- и радиотехническая разведка, дешифровка телеграмм, разработка
шифров, радиоперехват, пеленгация и выявление вражеских шпионских
передатчиков на территории СССР. Пеленгаторная сеть камуфлировалась на
крышах многих государственных учреждений, и таким образом осуществлялось
слежение за радиоэфиром Москвы. В сфере внимания Спецотдела находились не
только автономные неофициальные передатчики, но и передающие устройства
посольств и иностранных миссий. В них устанавливалась подслушивающая
аппаратура и отслеживались телефонные разговоры. Отделу непосредственно
подчинялись и все шифроотделы посольств и представительств СССР за рубежом.
  В начале 20-х годов отдел включал шесть, а позднее - семь отделений.
Однако собственно криптографические задачи решали только три из них: 2-е,
3-е и 4-е.
  Так, сотрудники 2-го отделения спецотдела занимались теоретической
разработкой вопросов криптографии, выработкой шифров и кодов для ВЧК-ОГПУ
и всех других учреждений страны. Его начальником был Тихомиров.
  Перед 3-м отделением стояла задача (ведения шифрработы и руководства этой
работой в ВЧК(. Состояло оно вначале всего из тр„х человек, руководил
отделением старый большевик, бывший латышский стрелок Ф„дор Иванович
Эйхманс, одновременно являвшийся заместителем начальника Спецотдела.
Эйхманс организовывал шифрсвязь с заграничными представительствами СССР,
направлял, координировал их работу.
  Сотрудники 4-го отделения, а их было восемь человек, занимались (открытием
иностранных и антисоветских шифров и кодов и дешифровкой документов(.
Начальником этого отделения был Гусев, который одновременно выполнял
обязанности помощника начальника Спецотдела.
  Перед остальными отделениями спецотдела стояли такие задачи:
  1-е отделение - (наблюдение за всеми государственными учреждениями,
партийными и общественными организациями по сохранению государственной
тайны(.
5-е отделение - (перехват шифровок иностранных государств; радиоконтроль и
выявление нелегальных и шпионских радиоустановок; подготовка
радиоразведчиков(;
6-е отделение - (изготовление конспиративных документов(;
7-е отделение - (химическое исследование документов и веществ, разработка
рецептов; экспертиза почерков, фотографирование документов, (49(.
  Специфика работы учреждения коренным образом отличалась от всего того, что
делалось в ОГПУ, а потому требовала привлечения в аппарат людей,
обладающих уникальными навыками. Это прежде всего относилось к
криптографам, чье ремесло - разгадывание шифров и ребусов.
  Свидетельствует писатель Лев Разгон, зять Бокия, а в 30-е годы - сотрудник
Спецотдела.
"Бокий подбирал людей самых разных и самых странных. Как он подбирал
криптографов? Это ведь способность, данная от Бога. Он специально искал
таких людей. Была у него странная пожилая дама, которая время от времени
появлялась в отделе. Я так же помню старого сотрудника Охранки статского
советника (в чине полковника), который ещ„ в Петербурге, сидя на
Шпалерной, расшифровал тайную переписку Ленина. В отделе работал и
изобретатель-химик Евгений Гопиус. В то время самым трудным в шифровальном
деле считалось уничтожение шифровальных книг. Это были толстые фолианты, и
нужно было сделать так, чтобы в случае провала или других непредвиденных
обстоятельств подобные документы не достались врагу. Например, морские
шифровальные книги имели свинцовый перепл„т, и в момент опасности военный
радист должен был бросить их за борт. Но что было делать тем, кто
находился вдали от океана и не мог оперативно уничтожить опасный документ?
Гопиус же придумал специальную бумагу, и стоило только поднести к ней в
ответственный момент горящую папиросу, как толстая ши