тву.  А
теперь расскажи об известном выпивоне, на который я так рассчитывал. Мне так
хотелось побывать на том пиру, поесть и попить. А меня выслали  на  границу,
на вышку, в холод и собачью пургу. Эх, холя-холя, рыцарская доля...
     - Великому  и  шумно  разрекламированному  пиру,  -  начал  Геральт,  -
предшествовала серьезная подготовка. Надо было отыскать Мильву,  прятавшуюся
в конюшнях, надо было убедить ее, что от ее участия в банкете зависит судьба
Цири и чуть ли не всего мира. Надо было почти  что  силой  натянуть  на  нее
платье. Потом заставить  Ангулему  поклясться,  что  она  поведет  себя  как
подобает даме и уж обязательно постарается избегать слов "курва"  и  "жопа".
Когда наконец мы всего этого добились и уже  намеревались  было  взяться  за
вино, появился камергер  ле  Гофф,  маршал  двора,  пуще  прежнего  воняющий
глазурью и надутый как свиной пузырь.

     -  В  данных  циркумстанциях(15)  я  вынужден  пояснить,  -  загундосил
камергер ле Гофф, - что за столом ее милости нет мест  первых  и  последних,
никто не может обижаться на то, что ему предназначено положение  за  столом,
кое покажется ему ниже его достоинства. Однако  же  мы  здесь,  в  Туссенте,
строго  блюдем  и  чтим  давние   традиции   и   обычаи   и   придерживаемся
обсерванции(16). В соответствии же с оными обычаями, традициями и...
     - Переходите, милостивый государь, к делу.
     - Пиршество  назначено  на  завтра.  Мне  надобно  рассадить  Гостей  в
соответствии с честью и рангом.
     -  Ясно,  -  серьезно  проговорил  ведьмак.  -  Значится,  так:   самый
достойнейший из нас, как рангом, так и честью, - Лютик.
     - Господин виконт Юлиан, - произнес камергер, задрав нос, - являет себя
гостем экстраординарно почетным. И как таковой  одесную  ее  милости  усажен
будет.
     - Ясно, - повторил ведьмак, серьезный как сама смерть. - А относительно
нас... виконт не пояснил, у кого ранг, титул и честь, в смысле - достоинства
каковы?
     - Пояснил лишь, - кашлянул камергер, - что ваши милости пребывают здесь
инкогнито с рыцарской миссией, деталей каковой, как и истинных имен,  гербов
и титулов, выдавать вам нет возможности, ибо того не допускают ваши обеты.
     - Именно так оно и есть. Тогда в чем же проблема?
     - В том-то и проблема, чтобы правильно рассадить гостей! Вы - гости,  к
тому же соратники господина виконта, стало  быть,  мне  должно  усадить  вас
ближе к голове стола... Промеж баронов. Но ведь не может быть, чтобы все вы,
ваши милости и  госпожи,  оказались  ровней,  ибо  так  никогда  не  бывает,
поскольку быть не может, чтобы все, повторяю, ровней были. Ежели кто из  вас
рангом либо родом выше, то должен при верхнем столе сидеть, при княгине...
     - Он, - ведьмак не колеблясь указал на вампира,  который  неподалеку  в
задумчивости любовался занимающим чуть ли не всю стену гобеленом, - граф. Но
об этом - ша! Это тайна, покрытая мраком веков.
     - Понял! - Камергер  чуть  не  захлебнулся  от  восторга.  -  В  данных
циркумстанциях...  Я  усажу  его  одесную  графини  Ноттурн   и   благородно
урожденной тетушки госпожи, то бишь ее светлости княгини.
     - Не пожалеете ни вы, ни благородно урожденная тетушка.  -  У  Геральта
было совершенно каменное лицо. - Равных ему нет ни в смысле  обычаев,  ни  в
искусстве конверсации(17).
     - Безмерно рад слышать. Вы же, милсдарь из  Ривии,  усядетесь  рядом  с
почтенной госпожой Фрингильей. Такова традиция. Вы несли ее к  Бочке,  вы...
хм-м-м... ее рыцарь как бы...
     - Понятно.
     - Ну и славно. Ах, господин граф...
     - Слушаю, - удивился  вампир,  который  как  раз  отошел  от  гобелена,
изображающего битву гигантов с циклопами.
     - Нет-нет, ничего, - улыбнулся Геральт. - Мы просто беседуем.
     - Ага, - кивнул Регис. - Не знаю, заметили ли вы, господа... Но у этого
циклопа на гобелене, о, вон у того с пальцами... Гляньте на пальцы его  ног.
У него, я не боюсь это сказать, две левых ноги.
     - Да-да, - без тени удивления подтвердил  камергер  ле  Гофф.  -  Таких
гобеленов в  Боклере  множество.  Умелец,  который  их  ткал,  был  истинным
мастером своего дела, но страшно много...  э...  пил.  Служитель  муз,  сами
понимаете, господа...

     - Нам пора, - проговорил ведьмак, избегая взгляда  разгоряченных  вином
девушек из-за соседнего стола, за которым занимались ворожбой. - Собираемся,
Рейнарт. Расплачиваемся и на лошадей - едем в Боклер.
     - Знаю, куда тебе невтерпеж, - оскалился в ухмылке рыцарь. - Не  боись,
твоя зеленоглазая ждет.  Только  что  пробило  полночь.  Расскажи,  как  пир
прошел?
     - Расскажу и едем.
     - И едем.

     Вид установленных гигантской подковой столов однозначно говорил о  том,
что осень подходит к  концу  и  дело  идет  к  зиме.  Меж  громоздящихся  на
тарелках, подносах и блюдах кушаний  особое  место  занимала  дичь  во  всех
возможных видах и вариантах. Были там огромные кабаньи туши, оленьи  окорока
и кострецы, самые разнообразные паштеты, заливные и розовые  пластины  мяса,
по-осеннему украшенные грибами, клюквой, сливовыми повидлами и боярышниковым
соусом. Была осенняя птица - тетерева, глухари и фазаны, эффектно поданные с
крыльями и хвостами, были запеченные цесарки, перепела и  куропатки,  читки,
бекасы, рябчики и  дрозды.  Были  редкостные  деликатесы:  дрозды-рябинники,
запеченные целиком, без потрошения, поскольку ягоды можжевельника,  которыми
нафаршировали этих маленьких пичужек, сами по себе создавали соответствующую
приправу. Не обошлось и без форели из горных озер, судаков, налимов и щучьей
печени. Зеленью разнообразила стол малая валерьяница,  позднеосенний  салат,
который, если возникала такая потребность, можно было выгрести  даже  из-под
снега.
     Цветы заменяла омела.
     В центре закругления, во главе стола, где восседала княгиня Анарьетта и
наиболее  уважаемые  гости,  на  огромном  серебряном   подносе   помещалось
украшение вечера. Среди трюфелей, вырезанных из  моркови  цветов,  половинок
лимонов и артишоковых сердец возлежала гигантская стерлядь, а на  ее  спинке
стояла на одной ноге запеченная целиком цапля с золотым кольцом  в  поднятом
клюве.
     - Клянусь цаплей! - воскликнул, поднимая кубок,  Пейрак-Пейран,  хорошо
знакомый ведьмаку барон с бычьей головой в гербе. - Цаплей клянусь  защищать
рыцарскую честь и честь дома и приношу  обет  никогда-приникогда  никому  не
уступать поля боя!
     Обет наградили громкой овацией. И принялись за еду.
     - Клянусь цаплей! - рявкнул другой рыцарь с  воинственно  торчащими  во
все стороны метельчатыми усами. - До последней капли  крови  в  жилах  своих
защищать границы и ее сиятельство Анну  Генриетту!  А  чтобы  доказать  свою
верность, клянусь изобразить на щите цаплю и целый  год  драться  инкогнито,
имя свое истинное и герб свой истинный скрывая, а именоваться Рыцарем  Белой
Цапли! Пью за здоровье ее княжеского сиятельства!
     -  Здравия!  Счастье!  Виват!  Да  здравствует  ее  милость!  Анарьетта
поблагодарила  легким  кивком  головы,  украшенной   филигранной   диадемой.
Бриллиантов на княгине было столько, что, даже просто проходя  мимо  стекла,
она могла покрыть его поверхность царапинами. Рядом  с  княгиней,  глуповато
улыбаясь, сидел Лютик. Немного  поодаль,  между  двумя  матронами,  восседал
Эмиель Регис, вампир. Одет он был в черный кафтан и выглядел точь-в-точь как
положено вампиру. Услуживал матронам и  забавлял  их  конверсацией,  они  же
увлеченно слушали.
     Геральт схватил блюдо с заливным судаком, украшенным петрушкой, и подал
сидящей по левую сторону Фрингилье Виго, на которой было платье из  лилового
атласа и невероятно шикарное колье из аметистов.  Фрингилья,  поглядывая  на
него из-под черных ресниц, подняла кубок и загадочно улыбнулась.
     - Твое здоровье, Геральт. Рада, что нас посадили рядышком.
     - Не хвали день  до  захода...  -  Геральт  не  докончил  и  улыбнулся.
Настроение у него было в принципе неплохое. - Пир еще только начинается.
     - Совсем наоборот. Он уже достаточно затянулся, и пора бы  тебе  начать
делать мне комплименты. Долго я еще буду ждать?
     - Ты обворожительно прекрасна.
     - Ну, не так уж сразу с места в карьер, - засмеялась она,  ведьмак  мог
бы поклясться, что сказала она это совершенно искренне. - Страшно  подумать,
до чего мы можем в таком темпе дойти к концу возлияния. Начни с... хм... Ну,
скажи, что платье я выбрала со вкусом и что лиловый мне к лицу.
     -  Лиловый  цвет  тебе  к  лицу,  но,  честно  говоря,  мне  ты  больше
понравилась в белом.
     Он заметил в ее изумрудных глазах вызов. И боялся  его  принять.  Уж  в
таком-то хорошем настроении он все же не был.
     Напротив  них  посадили  Кагыра  и  Мильву.  Кагыр  сидел  между  двумя
молоденькими и беспрестанно щебечущими дворяночками, кажется, баронессами.
     У лучницы в кавалерах оказался пожилой, угрюмый и молчаливый как камень
рыцарь с лицом, из®еденным оспинами.
     Немного дальше расположилась Ангулема,  верховодя  и  вызывая  суматоху
среди юных странствующих рыцарей.
     - Что такое? - верещала она, поднимая  серебряный  нож  с  закругленным
концом. - Без острия? Неужто боятся, что мы примемся тыкать  друг  в  друга,
или как?
     - Такие ножи, - пояснила Фрингилья, - употребляются в Боклере со времен
княгини Каролины Роберты, бабки Анны Генриетты. Кароберта прямо-таки из себя
выходила, когда во время выпивок гости ковыряли ножами в зубах.  А  ножом  с
закругленным концом в зубах не поковыряешь.
     - Что верно, то верно, - согласилась Ангулема, шельмовски  гримасничая.
- К счастью, подали еще и вилки!
     Она сделала вид, будто сует  вилку  в  рот,  но  под  грозным  взглядом
Геральта остановилась. Сидящий по правую руку от нее молодой рыцарь  зашелся
бараньим фальцетом. Геральт взял тарелку с уткой в желе, подал Фрингилье. Он
видел, как Кагыр разрывается на части, выполняя капризы баронессочек,  а  те
глаз с него не сводят. Видел он и  то,  как  юные  рыцари  увиваются  вокруг
Ангулемы, наперебой подавая ей кушанья и ржа над ее немудреными шутками.
     Он видел, как Мильва крошит хлеб, уставившись взглядом в скатерть.
     Фрингилья, казалось, читает его мысли.
     -  Неудачно  попала  твоя  неразговорчивая  подружка,  -  шепнула  она,
наклонившись к нему. - Что делать, такое случается, когда распределяют места
за столом. Барон де Трастамара не грешит галантностью. И словоохотливостью.
     - Может, оно  и  к  лучшему,  -  тихо  ответил  Геральт.  -  Истекающий
слюногалантностью дворянин был бы хуже. Я Мильву знаю.
     - Ты уверен? - Она быстро взглянула на него. - А не  меришь  ли  ты  ее
своей собственной меркой? Кстати, достаточно жестокой.
     Он не ответил, а вместо этого налил ей вина. И счел, что  теперь  самое
время кое-что выяснить.
     - Ты чародейка, верно?
     - Верно, - согласилась она, очень умело скрывая  удивление.  -  Как  ты
догадался?
     - Я воспринимаю ауру, - не стал он вдаваться в подробности. - Да и опыт
некоторый есть.
     - Чтобы все было ясно, - проговорила она через минуту, - я не собираюсь
никого вводить в заблуждение. Однако и не обязана громогласно извещать  всех
о своей профессии или надевать  островерхий  колпак  и  черный  плащ.  Зачем
пугать детей? Я имею право на инкогнито. Тоже.
     - Не возражаю.
     - Я сижу в Боклере, потому что здесь собрана хоть и не  самая  большая,
зато  самая  богатая  библиотека  известного  мира.  Кроме  университетской,
конечно. Но университеты очень ревностно следят за своими полками, а здесь я
- родственница и подруга Анарьетты и мне дозволено все.
     - Можно позавидовать.
     - Во время аудиенции Анарьетта намекала на то, что здешние книги  могут
содержать полезные для тебя сведения. Не удивляйся ее несколько  театральной
экзальтации. Такова уж она есть. А то, что в  книгах  ты  можешь  что-нибудь
найти,  действительно  не  исключено.  Более  того,  вполне   правдоподобно.
Достаточно знать, что искать и где.
     - Всего-то?
     -  Энтузиазм  твоих  ответов  воистину  воодушевляет  и   побуждает   к
разговору. - Она слегка сощурилась. - Догадываюсь о причине. Ты не доверяешь
мне, правда?
     - Может, еще по рябиновке?
     - Клянусь цаплей! - Молодой рыцарь с конца подковы  встал  и  перевязал
себе глаз шарфом, полученным от соседки по столу. - Клянусь не снимать шарфа
до  тех  пор,  пока  не  будут  под  корень  вырублены  бандиты  с  перевала
Сервантеса!
     Княгиня   выразила   признательность    покровительственным    наклоном
искрящейся бриллиантами диадемки.
     Геральт рассчитывал на то, что Фрингилья не продолжит разговор.
     Он ошибся.
     - Ты не веришь мне и не доверяешь,  -  сказала  она.  -  Ты  нанес  мне
вдвойне болезненный удар. Ты не только сомневаешься в том,  что  я  искренне
хочу тебе помочь, но к тому же не  веришь,  что  я  действительно  могу  это
сделать. Ох, Геральт!  Ты  до  живого  задел  мое  самолюбие  и  возвышенные
стремления.
     - Послушай...
     - Нет! Не  выкручивайся.  Терпеть  не  могу  мужчин,  которые  всячески
пытаются вывернуться.
     - А каких мужчин терпишь?
     Она снова сощурилась, все еще держа нож и вилку в рабочем положении.
     - Список длинный. И мне не хочется утомлять себя подробностями.  Замечу
лишь, что достаточно высоко  в  нем  стоят  мужчины,  которые  ради  любимой
женщины готовы идти на край  света,  бесстрашные,  рисковые,  пренебрегающие
опасностями. И не сдающиеся, даже если кажется, что шансов на успех уже нет.
     - А остальные пункты списка?  -  не  выдержал  он.  -  Другие  мужчины,
которые в твоем вкусе? Тоже психи?
     - А что есть истинная мужественность, - она кокетливо наклонила голову,
- если не смешанные в нужной пропорции класс и сумасбродство.
     - Дамы и господа, бароны и рыцари!  -  громко  воскликнул  камергер  ле
Гофф, отрываясь от стула и обеими руками  поднимая  гигантский  кубок.  -  В
данных  циркумстанциях  я  позволю  себе   произнести   тост:   за   здравие
сиятельнейшей княгини Анны Генриетты!
     - Здоровья и счастья!
     - Урррра!
     - Да здравствует! Виват!
     - А теперь, дамы и господа, -  камергер  поставил  кубок,  торжественно
кивнул лакеям, - теперь... Magna Bestia(18).
     На подносе, который четверо прислужников вынуждены были нести на чем-то
вроде лектики, в®ехала в залу гигантская зажаренная туша, наполнив помещение
изумительным ароматом.
     - Magna Bestia! - грохнули хором пиршествующие. - Урррра!
     - Что еще, черт побери, за бестия?  -  забеспокоилась  Ангулема.  -  Не
стану я есть, пока не дознаюсь, что это такое.
     - Лось, - пояснил Геральт. - Целиком зажаренный лось.
     - И не какой-нибудь там лосишко, - проговорила Мильва, откашлявшись.  -
В быке было цетнаров семь.
     - Сохатый. Семь цетнаров и сорок пять фунтов(19), -  хрипло  проговорил
сидящий рядом с ней молчаливый барон. Это были первые  слова,  произнесенные
им с начала пиршества.
     Может, и  стало  бы  это  началом  разговора,  но  лучница  покраснела,
уткнулась взглядом в скатерть и снова принялась крошить хлеб.
     - Уж не вы ли, барон, - спросил Геральт, которого за живое задели слова
Фрингильи, - уложили эту громадину?
     - Не я, - возразил молчун. - Мой племянник. Отличный  стрелок.  Но  это
мужская тема, я бы так сказал... Прошу прощения. К чему утомлять дам?
     - А из какого лука? - спросила Мильва, все еще уставившись в  скатерть.
- Наверняка не слабее, чем из семидесятки.
     - Ламинат. Слоями тис, ясень,  акация,  склеенные  жилами,  -  медленно
ответил барон, заметно удивленный. - Двойной гнутый  зефар.  Семьдесят  пять
фунтов силы.
     - А натяжение?
     - Двадцать девять дюймов. - Барон говорил все медленнее,  казалось,  он
выплевывает отдельные слова.
     - Действительно,  махина,  -  спокойно  сказала  Мильва.  -  Из  такого
положишь олененка даже за сто шагов. Если стрелок действительно хороший.
     - Я, - кашлянул барон, словно немного обиженный,  -  с  четверти  сотни
шагов попадаю, я бы сказал, в фазана.
     - С двадцати-то пяти, - Мильва подняла голову, - я в белку всажу.
     Барон, опешив, откашлялся, быстро подставил лучнице еду и напиток.
     - Добрый лук, - пробормотал он, - половина успеха. Но  не  менее  важно
качество, я бы сказал, стрелы. А также,  видишь  ли,  милсдарыня,  по  моему
мнению, стрела...
     - За здоровье ее сиятельства Анны Генриетты! За здоровье виконта Юлиана
де Леттенхофа!
     - За здравие! Виват!
     - ...а она послала его к черту, - завершила очередной нехороший анекдот
Ангулема. Юные рыцари зашлись не менее дурашливым хохотом.
     Баронесски Келина и Ника слушали Кагыра с  открытыми  ртами,  пылающими
очами и горящими огнем щеками. У верхнего стола рассуждениям Региса  внимала
вся высшая аристократия. До Геральта -  даже  при  его  ведьмачьем  слухе  -
доходили сквозь гул лишь отдельные слова, однако он сообразил, что речь идет
об упырях, ведьмах, суккубах и вампирах. Регис размахивал серебряной  вилкой
и  доказывал,  что  наилучшим  противоядием  "супротив  вампиров"   является
серебро, золотой  песок,  наилегчайшие  прикосновения  к  коим  для  вампира
абсолютно и несомненно убийственны. "А чеснок?" - выспрашивали дамы. "Чеснок
тоже хорошо действует, - соглашался  Регис,  -  но  малоприятен  в  общении,
поскольку страшно смердит".
     Тихо поигрывала на гуслях и дудках капелла  на  галерейке,  похвалялись
своим искусством акробаты, жонглеры и огнеглотатели. Утомленный шут  пытался
смешить, но где уж ему  было  до  Ангулемы.  Потом  появился  медвежатник  с
медведем, а медведь к общей потехе испугался и наклал кучу на полу. Ангулема
погрустнела и слегка угасла - с такими конкурентами ей трудно было тягаться.
     Остроносая  княгиня  неожиданно  жутко  разгневалась.  Из-за  какого-то
случайно брошенного слова кто-то из баронов впал в немилость и под  эскортом
стражей и лично маршала двора был препровожден в Башню. Впрочем, мало кого -
кроме самого барона - взволновал этот инцидент.
     - Слишком быстро-то ты отсюда не  выедешь,  маловерный,  -  проговорила
Фрингилья Виго, покачивая кубок. - Хоть с радостью выехал бы  прямо  сейчас,
ничего из этого не получится.
     - Снова прошу: не читай у меня в мыслях.
     - Прости. Они были такими яркими, что у меня получилось невольно.
     - Я слышу это уже не в первый раз.
     - Ты даже не представляешь себе, сколько я  знаю.  Пожалуйста,  отведай
артишоков, они полезны, хорошо влияют на сердце. Сердце  -  важный  орган  у
мужчины. Второй по счету, если говорить о значимости.
     - Я думал, самое важное - класс и сумасбродство.
     - Достоинствам духа должно  идти  в  паре  с  достоинствами  тела.  Это
обеспечивает совершенство.
     - Совершенных не бывает.
     - Это не  аргумент.  Надо  стараться.  Знаешь  что?  Пожалуй,  попрошу:
подай-ка мне рябчика.
     Она рассекла птицу на блюде  так  быстро  и  резко,  что  ведьмак  даже
дрогнул.
     - Так быстро ты отсюда не уедешь, - повторила она. - Во-первых, в  этом
нет никакой нужды. Тебе ничто не угрожает.
     - Ну ничегошеньки, действительно, -  не  выдержал  он.  -  Нильфгаардцы
перепугаются строгой ноты, отправленной княжеской канцелярией. А  если  даже
вдруг возьмут да рискнут напасть, то их  турнут  отсюда  поклявшиеся  цаплей
странствующие рыцари с шарфами на глазах.
     - Тебе ничто не  грозит,  -  повторила  она,  не  обращая  внимания  на
сарказм. - Туссент повсеместно считается  сказочным  княжеством,  смешным  и
нереальным,  кроме  того,   вследствие   специфичности   винной   продукции,
пребывающим в состоянии перманентного опьянения и  неизменного  вакхического
веселья. Как таковое, никто его не воспринимает всерьез, но тем не менее оно
пользуется определенными привилегиями. В конце  концов,  Туссент  поставляет
вина, а без  вин,  каждому  известно,  нет  жизни.  Поэтому  в  Туссенте  не
действуют никакие агенты, шпионы или тайны