отом столкнулись с колонной поселенцев.

     Они шли длинной колонной. Медленно. Несли маленькие узелки.
     Шли в полной тишине. Мужчины, юноши, женщины, дети.  Шли  без  вздохов,
без плача, без слова жалобы. Без криков, без отчаянных рыданий.
     Крик и отчаяние стояли у  них  в  глазах.  Пустых  глазах  обездоленных
людей. Ограбленных, избитых, изгнанных.
     -  Кто  это?  -  На  Лютика  не  подействовала  враждебность  в  глазах
сопровождавшего колонну офицера. - Кого вы гоните?
     - Нильфгаардцев, -  ответил  с  высоты  седла  поднаместник23,  румяный
парнишка, встретивший самое большее  восемнадцать  весен.  -  Нильфгаардских
поселенцев, приползли, понимаешь, на нашу землю словно тараканы. Вот  мы  их
будто тараканов и выметаем. Так решено в Цинтре, и  так  записано  в  мирном
договоре.
     Он наклонился, сплюнул.
     - А я, - продолжал, вызывающе глядя на Лютика и ведьмака, - будь в моей
власти, их отсюда живьем бы не выпустил, подлецов.
     - А я,  -  протяжно  бросил  седоусый  унтер-офицер,  кинув  на  своего
командира взгляд, явно лишенный почтения, - будь это в моей власти,  оставил
бы я их в покое на их фермах. Не стал бы изгонять из страны хороших кхметов.
Радовался бы, что сельское хозяйство у них процветает. И  есть,  что  в  рот
положить.
     - Глупы вы, вахмистр, будто сапог валяный, - проворчал  поднаместник...
- Это ж нильфгаардцы!  Не  наш  язык,  не  наша  кровь,  не  наша  культура.
Сельскому-то хозяйству мы радовались, а  на  сердце  своем  змею  согревали.
Предателей, готовых ударить в спину... Может, думаете, меж  нами  и  Черными
уже навсегда согласие? Нет, пускай идут откуда пришли... Эй, солдат!  Там  у
одного тележка. А-ну, сбегай-ка, живо!
     Приказ был выполнен с запалом. С применением  не  только  палки,  но  и
каблуков.
     Лютик кашлянул.
     - А вам что, может, не нравится? -  Мальчишка-поднаместник  смерил  его
взглядом. - Может, вы - нильфгаардец?
     - Упаси боже, - сглотнул Лютик.
     У многих идущих  мимо  них  пустоглазых,  двигающихся  словно  автоматы
женщин и детей была рваная одежда, опухшие, в синяках  лица,  бедра  и  бока
покрыты засохшими струйками крови. Многих  приходилось  поддерживать,  чтобы
они могли идти. Лютик глянул на Геральта, и ему стало страшно.
     - Пора нам, - пробормотал он. - Бывайте, господа солдаты.
     - Бывайте, господа путники, - ответил вахмистр.
     Поднаместник даже головы не  повернул,  увлеченный  высматриванием,  не
несет ли кто из поселенцев  багажа  побольше,  чем  установлено  цинтрийским
миром.
     Колонна поселенцев двигалась.
     Послышались высокие, отчаянные, полные боли крики женщины.
     - Геральт! Нет! - простонал Лютик. -  Не  делай  ничего,  умоляю...  Не
вмешивайся...

     В одну из ночей, беспокойную, то и дело рассекаемую молниями, ведьмака
     qmnb` разбудил сон. На этот раз он тоже не был уверен, что не попал  из
одного сна в другой.
     Снова над последними  тлеющими  угольями  костра  вздымалась  мерцающая
ясность, пугающая лошадей, снова в ясности этой был огромный  замок,  черные
колонны, стол, сидящие за ним женщины.
     И две женщины, стоявшие у стола. Черно-белая и черно-серая.
     Йеннифэр и Цири.
     Ведьмак застонал во сне.

     Йеннифер была  права,  отсоветовав  Цири  надевать  мужскую  одежду.  В
мужской одежде, похожая  на  мальчишку,  Цири  чувствовала  бы  сейчас  себя
по-дурацки. Здесь, в  этом  зале.  По  сравнению  с  шикарными,  сверкающими
драгоценностями женщинами.  Она  была  рада,  что  позволила  одеть  себя  в
сочетание черного  и  серого,  ей  льстили  одобрительные  взгляды,  которые
бросали эти шикарные женщины на ее разрезные рукава с буфал и высокую талию,
на бархат, украшенный небольшой бриллиантовой розой.
     - Подойдите ближе.
     Цири слегка вздрогнула. И не только от  звука  этого  голоса.  Йеннифэр
оказалась права еще в одном, когда не  советовала  делать  декольте.  Однако
Цири заупрямилась, и теперь ей чудилось, что сквозняк прямо-таки  гуляет  по
ее маленькой груди, а бюст чуть не до пупка покрылся гусиной кожей.
     - Еще ближе, - повторила темноволосая и  темноглазая  женщина,  которую
Цири знала, помнила по острову Танедд. И хотя  Йеннифэр  сказала,  кого  они
застанут в Монтекальво, описала всех и сообщила их имена, эту женщину Цири с
первого мгновения начала мысленно именовать "госпожой Совой".
     - Приветствуем вас, - сказала  госпожа  Сова,  -  в  Ложе  Монтекальво,
мазель Цири.
     Цири поклонилась так, как советовала Йеннифэр, почтительно,  но  больше
помужски, без девичьего книксена, не  опуская  скромно  и  по-девичьи  робко
глаз. Ответила улыбкой на искреннюю и милую улыбку Трисс Меригольд,  немного
более глубоким наклоном головы - на дружеский  взгляд  Маргариты  ЛоАнтилль.
Выдержала восемь остальных взглядов, хоть они больше походили на проникающие
до глубины сознания сверла. Колющие острия копий.
     - Прошу сесть, - истинно королевским жестом пригласила госпожа Сова.  -
Нет, Йеннифэр, не ты. Только она.  Ты,  Йеннифэр,  не  приглашенный  в  Ложу
гость, а обвиняемая, вызванная для  осуждения  и  наказания.  Пока  Ложа  не
вынесет решения о твоей судьбе, ты будешь стоять.
     Для Цири протокол мгновенно окончился.
     - В таком случае и я буду стоять, - сказала она отнюдь  не  тихо  и  не
смиренно. - Я тоже не считаю себя здесь каким-то гостем. Меня тоже  вызвали,
чтобы об®явить мою судьбу. Как она, так и я. Нас невозможно  разорвать.  При
всем к вам уважении.
     Маргарита  Ло-Антилль  улыбнулась,  глядя   ей   в   глаза.   Скромная,
элегантная, с немного крючковатым носом, - явно нильфгаардка! -  Ассирэ  вар
Анагыд покачала головой, слегка постукивая пальцами по крышке стола.
     - Филиппа,  -  проговорила  женщина,  шею  которой  охватывало  боа  из
серебристых  лис.  -  Мне  кажется,   нам   не   следует   быть   столь   уж
принципиальными. Во всяком случае, не  сегодня,  не  в  данный  момент.  Это
круглый стол  Ложи.  За  ним  мы  сидим  как  равные.  Я  считаю,  мы  можем
согласиться с тем, чтобы...
     Она не договорила, обвела взглядом остальных  чародеек.  Те  поочередно
кивали, выражая согласие: Маргарита, Ассирэ, Трисс, Сабрина Глевиссиг, Кейра
Мец,  обе  прекрасные  эльфки.  Только  вторая  нильфгаардка,   черноволосая
Фрингилья Виго,  сидела  неподвижно,  очень  бледная,  не  отрывая  глаз  от
Йеннифэр.
     - Будь по-вашему, - махнула унизанной перстнями рукой Филиппа Эйльхарт.
- Сядьте обе. Хоть я и возражаю. Однако единство Ложи прежде всего. Интересы
Ложи - прежде всего. И  превыше  всего.  Ложа  -  все,  остальное  -  ничто.
Надеюсь, ты понимаешь это, Цири.
     - Прекрасно понимаю. - Цири и не думала опускать глаз. - Тем более  что
именно я и есть то самое ничто.
     Францеска Финдабаир, изумительной красоты эльфка, рассмеялась  жемчужно
и звучно.
     -  Поздравляю,  Йеннифэр,  -  сказала  она  завораживающим   мелодичным
голосом. - Узнаю пробу золота. Узнаю школу.
     - Нетрудно распознать. - Йеннифэр прошлась по лицам огненным  взглядом.
- Ибо это школа Тиссаи де Врие.
     - Тиссая де Врие умерла, - спокойно сказала госпожа Сова. - Ее  нет  за
этим столом.  Тиссая  де  Врие  умерла,  траур  по  ней  закончился.  Будучи
одновременно рубежом и поворотным пунктом. Ибо началось новое время,  пришла
новая эпоха, грядут  большие  перемены.  А  тебе,  Цири,  коя  некогда  была
Цириллой из Цинтры, судьбой предназначена  в  этих  переменах  важная  роль.
Вероятно, ты уже знаешь какая.
     -  Знаю,  -  чуть  ли  не  гавкнула  Цири,  не  обращая   внимания   на
успокаивающие взгляды Йеннифэр. - Мне  это  раз®яснил  Вильгефорц!  Готовясь
всадить стеклянный шприц между ног. Если в этом состоит мое  предназначение,
то благодарю покорно.
     Темные глаза Филиппы разгорелись холодным гневом. Но заговорила не она.
Заговорила Шеала де Танкарвилль.
     - Ты еще многому должна будешь научиться, дитя, - сказала она,  кутаясь
в боа из серебристых лис. - От очень многого,  насколько  я  вижу  и  слышу,
придется тебе отвыкать самой либо с чьей-то помощью. За последнее  время  ты
набралась,  видимо,  массы  скверных  знаний,  несомненно,  испытала  зло  и
научилась ему.  Сейчас,  в  твоем  ребяческом  упрямстве,  ты  отказываешься
замечать добро, отвергаешь  добрые  намерения.  Топорщишь  иглы  словно  еж,
неспособная увидеть тех, кто заботится именно  о  твоем  благе.  Фыркаешь  и
выпускаешь когти, будто дикий котенок,  не  оставляя  нам  выбора.  Придется
взять тебя за загривок. И мы сделаем это, дитя, не медля ни минуты.  Ибо  мы
старше тебя, мудрее тебя, знаем все о том, что было, что есть. Знаем  многое
о том, что будет. Мы возьмем тебя за загривок, котенок, для того,  чтобы  ты
когда-нибудь, скоро, уже став опытной и мудрой кошкой, села здесь,  за  этот
стол, вместе с нами. Одной из нас. Нет! Ни слова! Не взду май открывать рот,
когда говорит Шеала де Танкарвилль!
     Голос ковирской чародейки, резкий и пронзительный, словно скребущий  по
железу нож, неожиданно завис над столом. С®ежилась  не  только  Цири,  легко
дрогнули и втянули головы в плечи даже другие магички из Ложи, ну, может, за
исключением Филиппы, Францески и Ассирэ.
     И Йеннифэр.
     - Ты была права, - проговорила Шеала, кутаясь в  боа,  -  полагая,  что
тебя вызвали в Монтекальво, чтобы ознакомить с судьбой. Но  не  была  права,
полагая, что ты - ничто. Ибо ты - все, ты - будущее мира. В  данный  момент,
конечно, ты этого не знаешь и не понимаешь. В данный момент ты не более  чем
вз®ерошенный и фыркающий котенок, ребенок, переживший травмирующие  события,
в каждом видящий Эмгыра вар Эмрейса либо Вильгефорца с осеменителем в  руке.
И бессмысленно сейчас, в данный момент,  пытаться  об®яснить  тебе,  что  ты
ошибаешься, что речь идет о твоем благе и благе мира. Придет время для таких
пояснений. Когда-нибудь. А сейчас, вз®ерошенная, ты все  равно  не  захочешь
услышать голос рассудка, сейчас на каждый  наш  аргумент  ты  будешь  искать
ответный удар в виде ребяческого упрямства и крикливого ожесточения. По сему
случаю сейчас тебя простонапросто  возьмут  за  шкирку.  Я  кончила.  Сообщи
девушке, что ее ждет, Филиппа.
     Цири сидела неподвижно, поглаживая головы сфинксов, украшающие  поручни
кресла.
     - Ты поедешь, - прервала тягостно-мертвенную тишину госпожа Сова, -  со
мной и Шеалой в Ковир, в Понт Ванис, летнюю столицу  королевства.  Поскольку
ты уже никакая ни Цирилла из Цинтры, ты будешь на аудиенции  представлена  в
качестве адептки магии, нашей подопечной. На аудиенции познакомишься с очень
мудрым   королем,   Эстерадом   Тиссеном,   истинно   королевской    кровью.
Познакомишься с его супругой,  королевой  Зулейкой,  личностью  невероятного
благородства и  доброты.  Познакомишься  также  с  сыном  королевской  четы,
принцем Танкредом.
     Цири, начиная наконец понимать что к чему, широко раскрыла  глаза.  Это
не ушло от внимания госпожи Совы.
     - Да, - кивнула та. - Прежде всего ты должна произвести впечатление  на
принца Танкреда. Ибо станешь его наложницей и родишь ему ребенка.
     - Если б ты по-прежнему  была  Цириллой  из  Цинтры,  -  после  долгого
молчания продолжала Филиппа, - если б ты по-прежнему была дочерью Паветты  и
внучкой Калантэ, мы сделали бы  тебя  законной  супругой  Танкреда.  Вначале
княгиней, затем - королевой Ковира и Повисса. Увы, к величайшему  qnf`kemh~,
судьба лишила тебя всего. В том числе  и  будущего.  Ты  будешь  всего  лишь
любовницей Танкреда. Фавориткой.
     -  Номинально,  -  вставила  Шеала,  -  и  формально.  Потому  что   мы
постараемся, чтобы практически рядом с Танкредом  ты  пользовалась  статусом
княгини, а потом, не исключено, даже  королевы.  Конечно,  потребуется  твоя
помощь и добрая воля. Необходимо держать  себя  так,  чтобы  Танкред  всегда
хотел видеть тебя рядом. Днем и ночью. Мы  научим  тебя,  как  подпитывается
такое желание. Но от тебя зависит, пойдет ли обучение впрок.
     - Вообще-то это мелочи, - сказала госпожа Сова. - Важно, чтобы  ты  как
можно скорее забеременела от Танкреда.
     - Яснее ясного, - буркнула Цири.
     - Будущее и положение твоему ребенку,  -  Филиппа  не  спускала  с  нее
темных глаз, - обеспечит Ложа... Да будет тебе известно,  что  речь  идет  о
делах действительно серьезных. Впрочем, ты не окажешься в стороне, поскольку
тут же после рождения ребенка примешь  участие  в  наших  собраниях.  Будешь
набираться опыта. Ибо ты, хоть сегодня это скорее всего тебе непонятно, одна
из нас.
     - Здесь  нет  никакого  противоречия,  -  раздался  мелодичный,  словно
журчание ручейка, голос Энид ан Глеанна,  Жемчужинки  из  Долин.  -  Мы,  me
luned, все есть не что иное, как чудовища.  Каждая  по-своему.  Не  так  ли,
госпожа Сова?
     Филиппа пожала плечами.
     - Неприятный шрам  на  лице,  -  снова  заговорила  Шеала,  механически
пощипывая боа, - мы замаскируем иллюзией. Ты будешь  выглядеть  прекрасно  и
таинственно, а Танкред Тиссен, уверяю тебя,  просто  свихнется  от  любви  к
тебе. Надо будет  придумать  тебе  имя  и  легенду.  Цирилла,  конечно,  имя
красивое и не столь уж редкое, чтобы от него  отказываться  ради  сохранения
инкогнито. Но тебе нужна фамилия. Я не стану  возражать,  если  ты  выберешь
мою.
     - Либо мою, -  сказала  госпожа  Сова,  усмехнувшись  уголками  губ.  -
Цирилла Эйльхарт - тоже звучит недурно.
     - Ее имя,  -  в  зале  опять  заиграл  серебряным  колокольчиком  голос
Маргаритки из Долин, - звучит недурно в любом обрамлении, И  каждая  из  нас
хотела бы иметь такую дочь, как ты, Зиреаэль, ласточка с глазами сокола,  ты
- кровь и плоть Лары Доррен. Каждая из нас пожертвовала бы всем,  даже  этой
Ложей, даже судьбой королевства и всего мира, чтобы только заполучить  такую
дочь, как ты. Но это, увы, невозможно. Мы знаем, что невозможно. Поэтому так
завидуем Йеннифэр.
     -  Благодарю  вас,  госпожа  Филиппа,  -  проговорила  после  минутного
молчания Цири, сжимая  пальцы  на  головах  сфинксов.  -  Я  также  польщена
предложением госпожи де Танкарвилль носить  ее  фамилию.  Однако,  поскольку
получается, что фамилия - единственное, что в данном случае зависит от  меня
и  моего  выбора,  единственное,  что  мне  не   навязывают,   я   вынуждена
поблагодарить вас обеих, милостивые государыни,  и  выбрать  сама.  Я  хочу,
чтобы меня именовали Цири из Венгерберга, дочь Йеннифэр.
     -  Ого!  -  сверкнула  зубами  черноволосая  чародейка,  которую,   как
догадалась Цири, звали Сабрина  Глевиссиг  из  Каэдвена.  -  Танкред  Тиссен
окажется круглым идиотом, если не свяжет себя с ней морганатическим  браком.
Если же позволит вместо нее подсунуть  себе  в  жены  какую-нибудь  "мыльную
принцессу",  то  будет  просто  дурнем  и  слепцом,  не  умеющим  распознать
бриллианта среди россыпи стекляшек.  Поздравляю,  Йенна.  И  завидую.  А  ты
знаешь, сколь искренней бывает моя зависть.
     Йеннифэр поблагодарила наклоном головы. Не улыбнувшись.
     - Итак, - сказала Филиппа, - с этим покончено.
     - Нет, - сказала Цири.
     Францеска Финдабаир прыснула в  кулак.  Шеала  де  Танкарвилль  подняла
голову, а лицо у нее недобро закаменело.
     -  Мне  необходимо  все  обдумать,  -  заявила  Цири.  -  Поразмышлять.
Разложить все сказанное по полочкам. В себе.  В  спокойной  обстановке.  Как
только я это сделаю, я вернусь сюда, в Монтекальво. Стану перед вами.  Скажу
вам, милостивые государыни, что решила.
     Шеала пошевелила губами так, словно  у  нее  во  рту  оказалось  что-то
такое, что следует немедленно выплюнуть, но промолчала.
     - Я, - подняла голову Цири,  -  договорилась  встретиться  с  ведьмаком
Геральтом в городе Ривия. Я пообещала ему, что  встречусь  с  ним  там,  что
opheds туда вместе с Йеннифэр. Я сдержу обещание при вашем согласии либо без
него. Присутствующая здесь госпожа Рита знает, что я, когда иду к  Геральту,
всегда отыщу щель в стене.
     Маргарита Ло-Антиль улыбнулась и кивнула.
     - Мне необходимо поговорить с Геральтом. Попрощаться.  И  признать  его
правоту. Потому что, милостивые государыни, одно вам следует знать. Когда мы
уезжали из замка Стигга, оставляя за собой трупы, я спросила Геральта, конец
ли уже, победили ли мы, пало ли уже зло, восторжествовало  ли  добро.  А  он
только улыбнулся как-то так странно и грустно. Я думала, это  от  усталости,
из-за того, что всех его друзей мы похоронили  там,  у  замка  Стиг  га.  Но
теперь понимаю, что  означала  его  улыбка.  Это  была  улыбка  сожаления  о
наивности  ребенка,  думавшего,  будто  перерезанные  глотки  Вильгефорца  и
Бонарта означают торжество добра над злом. Я обязательно должна сказать ему,
что я поумнела и поняла.  Я  должна  обязательно  ему  это  сказать.  Должна
убедить в существенном и принципиальном отличии того, что  намерены  сделать
со мной вы, от того, что собирался проделать со мной при помощи  стеклянного
осеменителя Вильгефорц. Должна попробовать об®яснить ему, что  есть  разница
между замком Монтекальво и замком Стигга,  хотя  и  Вильгефорц  заботился  о
благе мира, и вы, благородные дамы, также заботитесь о благе того же мира. Я
знаю, нелегко будет мне убедить такого старого волка, как  Геральт.  Геральт
скажет, что я - соплячка, что меня легко задурить  видимостью  благородства,
что все разговоры о предназначении и благе мира - глупые фразы. Но я  должна
попытаться. Очень важно, чтобы он это понял и одобрил. Это очень важно.  Для
вас также.
     - Ничего ты не поняла, - резко сказала Шеала де Танкарвилль. -  Ты  все
еще  остаешься  ребенком,  от  фазы  сопливого  рева   и   топанья   ножками
переходящего к сопливому нахальству. Единственное, что вселяет надежду,  так
это живость ума. Ты будешь учиться быстро, вскоре, поверь  мне,  ты  станешь
смеяться, вспоминая глупости,  которые  возглашала  здесь.  А  что  касается
поездки в Ривию, изволь, пусть  выскажется  Ложа.  Я  лично  кате  горически
против. Из принципиальных соображений. Чтобы доказать тебе, что я, Шеала  де
Танкарвилль, никогда  не  бросаю  слов  на  ветер.  И  сумею  склонить  твою
строптивую головку. Надо, ради твоего же собственного блага, приучить тебя к
дисциплине.
     - Давайте покончим с этим. - Филиппа Эйльхарт положила руки на стол.  -
Прошу вас, дамы, высказаться. Можем ли мы позволить непокорной  мазель  Цири
поехать в Ривию? На встречу с неким  ведьмаком,  которому  вскоре  не  будет
места в жизни? Можем ли мы допустить, чтобы в ней  взрастал  сентиментализм,
от коего вскоре ей предстоит избавиться полностью? Шеала против. Остальные?
     - И я против, - заявила Сабрина Глевиссиг.  -  Тоже  из  принципиальных
соображений.  Девушка  мне  нравится,  что  уж  говорить.  Мне  нравится  ее
категоричность и вспыльчивая дерзость. Я  предпочитаю  это  чуть  тепленьким
галушкам. Я не стала бы возражать против ее  поездки,  тем  более  что  она,
несомненно, возвратится. Такие,  как  она,  слова  не  нарушают.  Но  девица
отважилась угрожать  нам.  Так  пусть  знает,  что  такие  угрозы  нас  лишь
забавляют.
     - Я - против, - сказала  Кейра  Мец,  -  из  практических  соображений.
Девушка и мне нравится, а упомянутый Геральт нес меня на Танедде  на  руках.
Во мне нет ни крохи сентиментальности, но тогда  мне  было  ужасно  приятно.
Была бы возможность отблагодарить его. Но нет! Ибо ты, Сабрина,  ошибаешься.
Девушка - ведьмачка и пытается нас по-ведьмачьи перехитрить. Короче говоря -
сбежать.
     - Кто-то здесь,  -  спросила  Йеннифэр,  зловеще  растягивая  слова,  -
осмеливается подвергнуть сомнению слова моей дочери?
     - Ты, Йеннифэр, помалкивай, - прошипела Филиппа. - Помалкивай,  пока  я
не потеряла терпения. У нас два голоса против. Слушаем дальше.
     - Я голосую за то, чтобы позволить ей ехать, - сказала Трисс Меригольд.
- Я знаю ее и ручаюсь за нее.  Я  хотела  бы  также,  если  она  согласится,
сопровождать ее. Помочь, если она согласится, рассуж