оровка у нее были.
     Мужчина издавал смешные звуки. Поверх его плеч  Нимуэ  видела  медленно
плывущие по небу кучевые облака фантастических форм.
     Что-то зазвенело - так звонит затопленный на дне океана колокол. В ушах
зашумело. "Магия", - подумала она, отворачивая голову,  чтобы  высвободиться
из-под щеки и руки лежащего на ней мужчины.
     На берегу озера - повиснув над его поверхностью - стоял белый единорог.
Рядом - вороная лошадь. А в седле вороной лошади сидела...
     "Но я же знаю эту легенду, - пронеслось в мозгу Нимуэ.  -  Я  знаю  эту
сказку! Я была ребенком, маленькой  девчушкой,  когда  слышала  ее  от  деда
Посвиста, бродячего сказочника. Ведьмачка Цири. Со шрамом на щеке... Вороная
кобыла Кэльпи... Единорог... Страна эльфов..."
     Движения мужчины, вообще  не  заметившего  появившейся  картины,  стали
резче, издаваемые им звуки - смешнее.
     - Uuups, - сказала девушка, сидевшая на вороной кобыле. - Опять ошибка!
Не  то  место,  не  то  время.  Вдобавок,  если  не   ошибаюсь,   совершенно
несвоевременно. Простите.
     Картина поблекла и лопнула, лопнула, как лопается раскрашенное  стекло,
вдруг разлетелась, распалась на тысячи радужных мерцающих искорок, бликов  и
мигающих золотинок. А потом исчезла.
     - Нет! - крикнула Нимуэ. - Нет! Не исчезай! Я не хочу!  Она  распрямила
колени и хотела высвободиться из-под мужчины, но не могла - он был тяжелее и
сильнее ее. Мужчина застонал и икнул.
     - Ооооох, Нимуэ... Оооох!
     Нимуэ вскрикнула и впилась ему зубами в плечо.
     Они лежали на плаще, возбужденные и жаркие.  Нимуэ  смотрела  на  берег
озера, на шапки взбитой волнами  пены.  На  наклоненные  ветром  камыши.  На
бесцветную, безнадежную пустоту, пустоту, которая осталась  от  рассеявшейся
легенды.
     По носу адептки бежала слеза.
     - Нимуэ... Что-то случилось?
     - Случилось. - Она прижалась к нему, все еще глядя на озеро.  -  Молчи.
Обними меня и ничего не говори. Молчи.
     Мужчина высокомерно улыбнулся.
     - Я знаю, что с тобой, - сказал он хвастливо. - Земля содрогнулась?
     Нимуэ печально улыбнулась.
     - Не только, - ответила она после недолгого молчания. - Не только.

     Блеск. Тьма. Следующее место.

     Следующее место было мрачным, зловещим и отвратительным.
     Цири инстинктивно сжалась в седле, потрясенная - как в буквальном,  так
и переносном значении этого слова.  Потому  что  подковы  Кэльпи  ударили  с
разбега во что-то болезненно твердое, плоское и  неуступчивое,  как  камень.
После  долгого  движения  в  мягком  небытии  ощущение  твердости  оказалось
настолько неожиданным и неприятным, что  кобыла  заржала  и  резко  кинулась
вбок, выбивая на почве стаккато, от которого зазвенели зубы.
     Второе потрясение, метафорическое, ей принесло обоняние. Цири застонала
и прикрыла руками рот и нос, чувствуя,  как  глаза  моментально  заполняются
слезами.
     Вокруг  стоял  кислый,  ядовитый,  плотный  и  липкий  смрад,  ужасающе
удушливый, не поддающийся определению, не похожий ни на  один  известный  ей
запах. Это была - в чем она ничуть не сомневалась - вонь разложения, трупная
вонь окончательного разложения и  распада,  вонь  гниения  и  уничтожения  -
причем создавалось впечатление, что то, что сейчас  прекращало  свое  земное
существование, воняло ничуть не лучше и при  жизни.  Даже  в  период  своего
расцвета.
     Цири скукожилась, и ее вырвало. Сдержаться она не могла. Кэльпи фыркала
и трясла головой, сжимала  ноздри.  Единорог,  материализовавшийся  рядом  с
ними, присел на  задние  ноги,  подскочил  и  брыкнулся.  Твердое  основание
ответило сотрясением и громким отзвуком.
     Вокруг них стояла ночь, ночь  темная  и  грязная,  окутанная  липким  и
вонючим покровом мрака.
     Цири подняла глаза, надеясь отыскать звезды, но наверху не было ничего,
только бездна, местами подсвеченная нечетким красноватым заревом, словно  бы
далеким пожаром.
     - Uuups, - сказала она и скривилась, чувствуя,  как  на  губах  оседают
кисло-гнилостные испарения. - Фуууу-эх! Не то место, не то время. Ни в  коем
случае не они!
     Единорог фыркнул и кивнул, его рог описал короткую и крутую дугу.
     Скрипящая под копытами Кэльпи почва была камнем,  но  камнем  странным,
прямо-таки неестественно ровным, интенсивно выделяющим запах гари и грязного
пепла. Прошло какое-то время, прежде чем Цири сообразила, что перед  глазами
у нее не что иное, как дорога. Неприятная и  нервирующая  своей  твердостью.
Цири направила кобылу на обочину, очерченную чем-то таким, что некогда  было
деревьями, теперь же  лишь  отвратительными  и  голыми  скелетами.  Трупами,
увешанными обрывками тряпок,  словно  бы  действительно  остатками  сгнивших
саванов.
     Единорог предостерег ее ржанием и  ментальным  сигналом.  Но  было  уже
слишком поздно...
     Сразу же за странной дорогой и иссохшими деревьями начиналась осыпь,  а
тут же под ней - чуть ли не отвесный откос, почти пропасть. Цири вскрикнула,
кольнула пятками бока сползающей вниз кобылы. Кэльпи рванулась,  перемешивая
копытами то, из чего состояла осыпь. Это были отбросы. В  основном  какие-то
странные сосуды. Они не крошились под подковами, не  хрустели,  но  лопались
отвратительно мягко, клейко, словно огромные рыбьи пузыри. Что-то  захлюпало
и замигало, поднявшаяся вонь чуть не  свалила  Цири  с  седла.  Кэльпи  дико
ржала, топтала навал мусора, стараясь выбраться  наверх,  на  дорогу.  Цири,
задыхаясь от вони, ухватилась за шею кобылы.
     Удалось. Неприятную вначале твердость странной дороги они  встретили  с
радостью и облегчением.
     Цири, дрожа, взглянула вниз, на осыпь, оканчивающуюся  в  черной  глади
озера,  заполнявшего  дно  котловины.  Поверхность  озера  была  мертвой   и
блестящей. Так, словно это была не вода, а застывшая смола.  За  озером,  за
свалкой, за кучами пепла и отвалами  шлака  небо  краснело  далеким  заревом
onf`pnb, прорезаемым полосами дымов.
     Единорог фыркнул. Цири хотела вытереть манжетой  слезящиеся  глаза,  но
тут же поняла, что весь рукав покрыт пылью. Пыль покрывала  ее  бедра,  луку
седла, гриву и шею Кэльпи.
     Вонь удушала.
     - Жуть, - забормотала она. - Отвратность... Мне кажется, вся  я  липну.
Выбираемся отсюда... Выбираемся отсюда, да поскорее. Конек.
     Единорог застриг ушами, захрапел.
     Только ты можешь это сделать. Действуй.
     - Я? Сама? Без твоей помощи?
     Единорог кивнул рогом.
     Цири почесала затылок, вздохнула, прикрыла глаза. Сконцентрировалась.
     Вначале было только  недоверие,  отчаяние,  страх.  Но  на  нее  быстро
снизошла холодная ясность знания  и  Силы.  Она  понятия  не  имела,  откуда
берутся эти знание и Сила, в чем их корни и источник. Но знала,  что  может.
Что сумеет, если захочет.
     Она еще раз кинула  взгляд  на  замершее  и  мертвое  озеро,  дымящиеся
терриконы отбросов, скелеты деревьев. Небо, подсвеченное далеким заревом.
     - Хорошо, - Цири наклонилась и сплюнула, - что это не  мой  мир.  Очень
хорошо.
     Единорог  многозначительно  заржал.  Она  поняла,  что  он  хотел  этим
сказать.
     - Если даже и мой, - она вытерла платочком глаза,  губы  и  нос,  -  то
одновременно и не мой, потому что далекий во времени, Несомненно,  удаленный
во времени. Ведь это прошлое либо...
     Она осеклась.
     - Прошлое, - повторила она глухо. - Я глубоко верю, что это прошлое.

     Прямо-таки прорвавший тучи ливень, под который они попали  в  следующем
месте, показался, им настоящей благодатью. Дождь был теплый и  благоуханный,
в нем смешались запахи лета, трав, грязи и  перегноя,  дождь  смывал  с  них
дрянь, очищал, доставляя истинное блаженство и отдохновение.
     Как  всякое  чересчур  долгое  отдохновение,  так  и   это   обернулось
монотонной, надоедливой и непереносимой  нудностью.  Вода,  которая  вначале
обмывала, вскоре начала утомительно вымачивать, литься за воротник и  опасно
охлаждать. Поэтому они  постарались  поскорее  выбраться  отсюда.  Из  этого
чересчур дождливого места.
     Потому что оно тоже не было нужным местом. И нужным временем.

     Следующее место было очень теплым, здесь  стояла  жара,  поэтому  Цири,
Кэльпи и единорог высыхали и исходили паром, словно три кипящих чайника. Они
находились на иссушенной солнцем вересковой пустоши на краю леса.  Сразу  же
было видно, что это огромный лес, просто пуща, густые дикие  и  непроходимые
дебри. В сердце Цири забилась надежда - ведь это мог  быть  и  Брокилон,  то
есть наконец-то место знакомое и соответствующее.
     Они медленно двинулись вдоль опушки.  Цири  пыталась  рассмотреть  хоть
чтонибудь, что могло бы подсказать, где они  в  действительности  находятся.
Единорог похрапывал, высоко поднимал голову  и  рог,  осматривался.  Он  был
неспокоен.
     - Думаешь, Конек, - спросила она, - за нами могут гнаться?
     Храп, понятный и однозначный даже без телепатии.
     - Мы еще не сумели убежать достаточно далеко?
     То, что он в ответ мысленно передал ей, она не  разобрала.  "Далеко"  и
"близко" - такие понятия не существуют? Какая спираль? Она не могла  понять,
о чем он. Но его беспокойство передалось и ей.
     Жаркое вересковье не было нужным местом  и  нужным  временем.  Это  они
поняли под вечер, когда жара стала спадать, а на небе над лесом вместо яркой
луны взошли две. Одна большая, другая маленькая.

     Следующим местом оказался берег моря, крутой  обрыв,  с  которого  были
видны гривастые, разбивающиеся о скалы причудливые волны. Запах моря, ветер,
крики крачек, чаек,  пересмешников  и  глупышей,  белой  шевелящейся  массой
покрывающих выступы обрыва.
     Море уходило за горизонт, затянутый темными тучами.
     Внизу, на каменистом пляже, Цири неожиданно  обнаружила  полузаваленный
галькой  гигантский  рыбий  скелет  с  чудовищно  огромным  черепом.   Зубы,
rnpw`bxhe в выбеленных временем челюстях, были не меньше трех пядей длины, а
в пасть, казалось, можно  в®ехать  на  лошади  и  спокойно,  не  задевая  за
позвоночник, продефилировать под порталами ребер.
     Существуют ли в ее времени и в ее мире подобные рыбы, Цири не знала.
     Они проехали по краю обрыва, а чайки и альбатросы совсем не пугались  и
неохотно уступали им дорогу, более того, пытались клюнуть и ущипнуть  Кэльпи
и Иуарраквакса. Цири сразу  же  поняла,  что  здесь  никогда  не  видели  ни
человека, ни лошади, ни единорога.
     Иуарраквакс фыркал, тряс головой и рогом, явно беспокоился.  Оказалось,
не напрасно.
     Что-то  затрещало,  совсем  как  раздираемое  надвое  полотно.   Крачки
взлетели, крича и хлопая крыльями, белое облако на  мгновение  затянуло  все
вокруг. Воздух над обрывом неожиданно завибрировал, затуманился, как залитое
водой стекло, и лопнул. В трещины влилась тьма, а из тьмы высыпали всадники.
Вокруг плеч  у  них  развевались  плащи,  красно-амарантовокармазинный  цвет
которых напоминал зарево пожара на  небе,  освещенном  блес  ком  заходящего
солнца.
     Dearg ъuadhri, Красные Всадники.
     Еще не успел утихнуть гомон птиц и тревожное ржание единорога,  а  Цири
уже заворачивала лошадь и посылала ее в галоп. Но  воздух  разорвался,  и  с
другой  стороны,  из  разрыва,  развевая  плащами-крыльями,  вылетели  новые
конники. Полукруг облавы замыкался, прижимая их к пропасти.  Цири  крикнула,
выхватывая Ласточку из ножен.
     Единорог призвал ее резким сигналом, врезавшимся в мозг словно игла. На
этот раз она поняла сразу. Он указывал  дорогу.  Прорыв  в  кольце.  Сам  же
поднялся на дыбы, пронзительно заржал и ринулся на эльфов,  грозно  выставив
рог.
     - Конек!
     Спасайся, Звездоокая! Не дай себя схватить!
     Она прижалась к гриве.
     Двое эльфов  с  арканами  в  руках  загородили  ей  дорогу.  Попытались
накинуть арканы на шею Кэльпи. Кобыла ловко отвела  голову,  ни  на  миг  не
замедляя бега.  Цири  одним  взмахом  меча  рассекла  другую  петлю,  криком
подогнала Кэльпи. Кобыла мчалась как вихрь.
     Но на пятки уже наступали другие всадники, она слышала их крики,  топот
копыт, хлопанье плащей. "Что с Коньком? - подумала она. - Что они сделали  с
ним?"
     Рассуждать было некогда.  Единорог  прав,  нельзя  им  позволить  снова
схватить себя. Необходимо нырнуть в  пространство,  укрыться,  затеряться  в
лабиринте мест и времен. Она сконцентрировалась, с ужасом ощущая  одну  лишь
пустоту и странный звонкий, нарастающий шум.
     "Они пытаются взять  меня  заклинаниями,  -  подумала  она.  -  Связать
чарами. Глупости! У чар есть предел. Я не позволю им приблизиться ко мне!"
     - Быстрей, Кэльпи! Быстрей!
     Вороная кобыла вытянула шею и понеслась как ветер.  Чтобы  еще  сильнее
уменьшить сопротивление воздуха, Цири легла ей на шею.
     Крики за спиной, мгновение назад  громкие  и  опасно  близкие,  утихли,
заглушенные гомоном испуганных птиц. Потом стали совсем тихими. Далекими.
     Кэльпи мчалась так, что свистело в ушах.
     В далеких криках погони послышались нотки ярости. Всадники поняли,  что
им не справиться. Что они никогда не догонят  вороной  кобылы,  летящей  без
устали, легко, мягко и изящно, словно гепард.
     Цири не оглядывалась. Но знала, что  за  ней  гнались  долго.  До  того
момента, когда их собственные лошади начали хрипеть и храпеть, спотыкаться и
почти до земли опускать ощеренные и покрытые пеной морды. Только  тогда  они
сдались, лишь посылая ей вслед проклятия и бессильные угрозы.
     Кэльпи неслась как вихрь.

     Место, в которое она сбежала, было  сухим  и  ветреным.  Резкий  воющий
ветер быстро осушал слезы.
     Она была одна. Снова одна. Одна как перст.
     Странник, вечный  путник,  моряк,  затерявшийся  в  бескрайних  морских
просторах, в архипелаге мест и времен.
     Моряк, потерявший надежду.
     Ветер свистел и выл, гнал по истрескавшейся земле шары высохших трав.
     Ветер осушал слезы.

     В черепе  холодная  ясность,  в  ушах  шум,  однообразный  шум,  как  в
закрученном чреве морской раковины. Мурашки по шее. Черное и мягкое ничто.
     Новое место. Другое время.
     Архипелаг мест.

     - Сегодня, - сказала Нимуэ, кутаясь в шубу, -  будет  хорошая  ночь.  Я
чувствую.
     Кондвирамурса не ответила, хотя подобные заверения слышала уже не  раз,
поскольку не первый вечер они посиживали на  террасе.  Перед  ними  пылающее
закатом озеро, позади - магическое зеркало и магический гобелен.
     С  озера,  усиленная  бегущим   по   воде   эхом,   доносилась   ругань
КороляРыбака.  Король-Рыбак   вообще   привык   крепким   словцом   выражать
недовольство рыбацкими неудачами - неудачными засечками,  подсечками  и  так
далее. Однако в этот вечер, судя по силе и репертуару  ругательств,  дело  у
него шло особенно скверно.
     - У времени, - сказала Нимуэ, - нет ни начала, ни конца. Время -  вроде
змея Уробороса, схватившего зубами собственный  хвост.  В  каждом  мгновении
скрывается вечность. А вечность складывается из мгновений,  которые  создают
ее. В этом архипелаге плавать можно, хоть навигация чрезвычайно затруднена и
очень легко заблудиться. Хорошо, чтоб был маяк, дающий  свет.  Хорошо  иметь
возможность услышать в тумане призыв...
     Она на мгновение умолкла.
     - Как кончается интересующая нас легенда? Нам - тебе и мне  -  кажется,
будто мы знаем как. Но змей Уроборос вцепился зубами  в  собственный  хвост.
То, как окончится легенда, решается сейчас. В этот  миг.  Окончание  легенды
будет зависеть от того, сможет ли - а если сможет, то когда, -  затерявшийся
в архипелаге мгновений моряк увидеть свет маяка. Услышать призыв.
     С озера донеслись ругань, плеск, скрип весел в уключинах.
     - Сегодня будет хорошая ночь. Последняя  перед  летним  солнцестоянием.
Луна идет на ущерб. Солнце из Третьего Дома переходит в Четвертый -  в  знак
Козлорыбы. Самое лучшее время  для  дивинаций7.  Самое  лучшее...  Соберись,
Кондвирамурса.
     Кондвирамурса, как и много  раз  прежде,  послушно  сконцентрировалась,
постепенно погружаясь в состояние, близкое к трансу.
     - Поищи ее, - сказала Нимуэ. -  Она  где-то  там,  среди  звезд,  среди
лунного света. Среди различных мест. Она там. Одна, ждет помощи. Мы  поможем
ей, Кондвирамурса.

     Концентрация, кулаки на висках. В  ушах  шум,  идущий  как  бы  изнутри
морской раковины. Вспышка света. И тут же мягкое и черное ничто.

     Было место, в котором Цири видела пылающие костры. Прикованные цепями к
столбам  женщины  дико  и  пронзительно  кричали,  умоляя  пощадить  их,   а
собравшиеся вокруг люди рычали, смеялись и плясали. Было  место,  в  котором
полыхал огнем огромный город, пламя гудело, с  заваливающихся  крыш  во  все
стороны летели искры, и черный дым затягивал небо. Было место, где  огромные
двуногие ящеры дрались, сцепившись друг  с  другом,  и  яркая  кровь  лилась
ручьями из-под клыков и когтей.
     Было место, в котором не было ничего, кроме тьмы, заполненной голосами,
шепотами и тревогой.
     Были и другие места. Но ни одно из них не было тем, которое она искала.

     Перенос из места в место шел у нее  уже  так  хорошо,  что  она  начала
экспериментировать. Одним из немногих мест, которых  она  не  боялась,  были
теплые вересковые пустоши на опушке дикого леса,  над  которыми  висели  две
луны. Вызвав в памяти образ этих лун и  мысленно  твердя,  чего  именно  она
хочет добиться, Цири сконцентрировалась, напряглась, погрузилась в ничто.
     Удалось уже со второй попытки.
     Ободренная, она решилась на еще более смелый  эксперимент.  Было  ясно,
что, кроме различных мест, она посещала и различные времена. Об этом говорил
Высогота, говорили эльфы, упоминал  единорог.  Ведь  она  смогла  -  хоть  и
непреднамеренно - однажды уже сделать это! Когда ее ранили в лицо,
     nm` сбежала от преследователей во время, прыгнула на четыре дня вперед,
потом Высогота не мог досчитаться этих дней. Ничего у него не сходилось...
     Не в этом ли было ее спасение? Прыжок во времени?
     Она решила попытаться. Пылающий город, к примеру, не мог гореть  вечно.
А если попасть туда до пожара? Либо после него?
     Она попала точно в самое сердце пожара, опалив себе брови и  ресницы  и
вызвав  ужасный  переполох  среди  бегущих  из  полыхавшего   огнем   города
погорельцев. И тут же сбежала на дружественное вересковье.
     "Пожалуй, не стоит так рисковать, - подумала она. - Кто знает, чем  это
кончится? С местами у меня получается лучше, а значит, будем  придерживаться
мест. Попытаемся попасть в места знакомые, такие, которые я помню, и  такие,
которые вызывают у меня приятные ассоциации".
     Начала она  с  храма  Мелитэле,  представив  себе  ворота,  дом,  парк,
мастерские, общежитие  послушниц  и  адепток,  комнату,  в  которой  жила  с
Йеннифэр. Она концентрировалась, прижав кулаки к вискам,  вызывая  в  памяти
лица Нэннеке, Эурнэйд, Катье, Иоли Второй.
     Ничего не  получилось.  Она  попала  на  какие-то  туманные  и  кишащие
москитами болота, заполненные посвистом черепах и громким кваканьем лягушек.
     Попробовала поочередно - не с лучшим результатом - Каэр Морхен, Острова
Скеллиге, банк в Горе Велене, в котором работал Фабио  Сахс.  Отказалась  от
Цинтры: знала, что город захвачен нильфгаардцами.  Вместо  этого  попыталась
попасть в Вызиму, город, в  котором  она  и  Йеннифэр  когда-то  производили
закупки.

     Аарениус Кранц, ученый, алхимик, астроном и астролог, ерзал на  жестком
стульчике, прильнув глазом к окуляру телескопа.  Комета  первой  величины  и
мощности, которую можно было почти неделю видеть на небе, заслуживала  того,
чтобы ее наблюдать и исследовать. Такая комета - Аарениус  Кранц  знал  -  с
огненным красным хвостом обычно предвещает большие войны,  пожары  и  резню.
Сейчас, правда, комета малость припозднилась, поскольку война с Нильфгаардом
шла уже полным ходом, а пожары и резню можно было предсказать  вслепую  -  и
безошибочно, поскольку без них не обходилось ни дня. Отлично  зная  движения
небес