уж часто она
посещала церковь, даже дома. Не в этом ведь вера.

Несколько раз она спрашивала прохожих -- но трое из них сами были
приезжими, двое ничего не смогли подсказать. Наконец ей указали
направление.

К церкви
она
подошла неуверенно и даже смущенно. Глупо, для нее, искать утешения в
словах священника. Но ведь и _он_ -- молился отцу своему?

Еще шла заутренняя служба. Анна постояла у входа, глядя на тихую,
погруженную в себя толпу. Так много людей, и среди них столько
молодых. Это всегда приносило ей покой и безмолвную радость. Мир
жаждет добра, мир хочет прощения.

Она купила свечу -- самую большую из тех, что продавались. Деньги у нее
были, Мария вчера небрежно сунула ей в карман целую кучу -- даже
считать страшно. У девушки, продававшей свечи, слегка дрогнуло лицо,
когда она увидела растрепанную пачку долларов и рублей, потом она
быстро опустила глаза.

Анна не глядя отделила от пачки не то треть, не то половину, опустила
в ящичек -- "на храм". Что для нее теперь деньги. Помедлила, прежде чем
поставить свечу.

Собственно, о чем она хотела молиться? За упокой матери... Анна
вздрогнула, как от удара. Почему? Что с ней? Как могла она подумать?
Мать жива, жива!

Она с ужасом посмотрела на лик святого, гледящий с иконы. В теплом
отсвете лампадки он был укоризненным и печальным.

Во здравие, конечно. Во здравие сестры ее, сестры и госпожи, Марии...

Поднеся свечу к одной из уже горевших, Анна запалила фитилек,
поставила свечу. Во здравие...

Свеча погасла. Только что мерцал огонек, начинал таять воск -- и вот
уже нет ничего, только тонкая струйка дыма.

У Анны похолодело в груди. Мария оставалась там, с Ильей -- пусть и
раскаявшимся, но убийцей. Чушь, нельзя верить в приметы, а верить в
них в храме Божьем -- вдвойне преступно...

Она вновь зажгла свечу, на этот раз аккуратно и неторопливо,
дождавшись, пока побегут горячие восковые слезы, пока пламя не станет
ровным и сильным. Лишь после этого бережно опустила свечу.

С полминуты свеча послушно горела. Потом пламя стало сжиматься. Это не
походило на неожиданный порыв воздуха -- огонек не дрожал, а именно
втягивался внутрь, исчезал, словно пожирая сам себя. Да и не одна
другая свеча, из стоявших рядом, не погасла.

Все было как во сне. Неторопливо и неизбежно. Далекий голос
священника, слабые движения людей, ее руки -- упрямо зажегшие свечу в
третий раз. Теперь Анна была наготове. Едва лишь пламя вздрогнуло,
она обхватила свечу, обнесла ее ковшиком ладоней, коснулась огонька
пальцами -- не умирай, свети!

И пламя покорилось, продолжило гореть. Вот только касавшиеся его
пальцы не ощущали тепла. Холод, ледяной холод, беспощадный, текущий по
пальцам, сковывающий мышцы, заставляющий руки опускаться.

-- Нет,-- шепнула Анна.-- Нет!

Пламя темнело, оно уже не было желтым и солнечным. Сиреневая искра на
фитиле, черный зрачок, пытавшийся выглянуть из-под ее пальцев...

Руки упали, больше не в силах прикрывать огонь. И тот погас,
немедленно, с резким хлопком, похожим на вздох рвущейся ткани.

В глазах закружилось и Анна упала.

@@@

Ее отвели на воздух, усадили на скамейку. Двое мужчин и женщина, она
смутно видела их сквозь текущие безостановочно слезы. Мужчины почти
сразу ушли, убедившись, что она приходит в себя. Мало ли какое горе
привело человека в храм. Любому может стать плохо...

Женщина осталась сидеть рядом. Средних лет, в темной одежде, в
бесформенном вязаном берете, из под которого выбивались уже седеющие
волосы.

-- Лучше вам? -- спросила она. Взяла ее за руки.

Анна молча кивнула, вытирая плечом слезы.

-- Горе?

Почему-то она кивнула. И тут же устыдилась себя. Не было ведь у нее
никакого горя, мир впереди был светел и чист. Только ее глупый
характер, слабые нервы...

-- Я, я не знаю,-- поправилась она.-- Нет, наверное. Просто я поставила
свечу, во здравие...

-- Погасла?

Женщина ее понимала. От этого сразу стало легче, но опять пробились
слезы.

-- Да.

-- Это не горе, девочка. Всякое бывает, нельзя из-за этого плакать.

-- Три раза погасла! -- с мучительным облегчением выдохнула Анна.-- Три
раза!

-- Свечи люди делают,-- женщина оставалась спокойной.-- Случай.

Анна кивнула. Она понимала ее правоту, но вот сердце все равно
колотилось, частило, и было страшно, нестерпимо страшно.

-- Глупая я,-- признала Анна.-- Вы простите...

-- Ничего, ничего,-- женщина все держала ее ладони, грела в руках,
смотрела куда-то мимо, печально и безысходно.

-- У вас горе? -- теперь спросила Анна.

Женщина кивнула, просто сказала:

-- Сестра умерла. Убили. Ехала в гости, но вот... не довелось.

В ее голосе не было ни ненависти, ни злобы. Наверное, они были
вначале, но вот уже исчезли, растворились. Осталась лишь виноватая
тоска.

-- Позвонили вчера, мы-то уже встречать собирались. Нашла деньги,
прилетела...

Что тут говорить, Анна не знала. Ей и с родными ушедших больных было
говорить мучительно трудно, это старались брать на себя другие врачи.
Но женщина не ждала сочувствия, продолжала:

-- Это -- горе, девочка. А свеча... свеча -- это случай.

Она не рисовалась, конечно, своей бедой. Но Анна все же возразила:

-- Случай -- он тоже в руке Божьей.

Женщина пожала плечами:

-- Есть ли у Бога время за каждой свечой приглядывать? Когда он и за
людьми-то не успевает.

-- Простите,-- шепнула Анна.-- Мне очень жаль, правда.

Женщина молча кивнула, принимая ее слова.

-- Я пойду,-- сказала Анна.-- А вы в храм возвращайтесь, там легче
будет.

-- Разве в этом дело -- где легче?

Она снова не нашлась, что ответить. Она была лишь глупой, запутавшейся
девчонкой, старательным, но бесталанным врачом, человеком, который не
может даже принять выпавшее ему счастье.

-- Пожалуйста, положите, "на храм",-- Анна выгребла из кармана остатки
денег, протянула женщине. Та удивленно посмотрела на нее:

-- А не пожалеешь? Тут ведь много.

-- Я знаю. Не пожалею.

Женщина взяла деньги, покачала головой:

-- Я положу. Но впредь так не делай, хорошо? Люди разные бывают.

-- Вы хорошая, я же вижу!

-- Ну и что? Хорошая-плохая, ничего это не значит. Слова. Ты мне
столько денег даешь, сколько я за год не зарабатываю.

-- Возьмите себе! -- радостно сказала Анна.-- У вас горе, вам
пригодится!

Женщина впервые улыбнулась, горько, но с ласковой благодарностью.

-- Нет, не надо. С горем каждый воюет сам. Пока сил хватает. А они у
меня еще есть.

Она наклонилась к Анне, коснулась губами лба:

-- Счастья тебе, девочка. Не бойся ничего.

-- Разве так бывает?

-- Нет. Но ты все равно не бойся.

@@ 6

Завтрак им принесли в номер. Карамазов не отказался бы и от того,
чтобы спуститься с Марией в ресторан -- это, наверное, упоительное
чувство. Сидеть рядом с красивой женщиной, рядом с _его_ женщиной,
ловить чужие взгляды, направленные на Марию. Но той, похоже, сейчас
претило людское внимание.

Ничего. Он еще успеет узнать это ощущение. И не только с Марией.
Впереди была беспредельная свобода. Они победят, обязательно. Ему
будет принадлежать любая женщина, которую он захочет. А может быть -- в
груди сладко заныло, и любая _девочка_. Ведь мир примет его свободу и
доброту Марии...

И никто не посмеет над ним смеяться!

-- Мне надо сделать один звонок,-- сказал Илья, подходя к телефону. Это
утро было словно соткано из звонок, переговоров, интриг Посланников,
но он не задумывался об этом.

-- Кому? -- поинтересовалась Мария.

-- Диспетчеру,-- Илья усмехнулся. Женщина поняла. Ледяным тоном
спросила:

-- Ты собираешься продолжать прежнюю работу?

-- Вряд ли это необходимо. Но уведомить об отказе я должен, это
профессиональная этика.

-- Как хочешь,-- Мария все же казалась недовольной. Смотрела в окно,
хмурилась, потом обронила: -- И где эта девчонка?

В ее голосе было куда больше раздражения, чем полчаса назад у Ильи. Но
он не стал иронизировать. Набрал номер, дождался шамкающего
стариковского "алло".

-- Доброе утро, Роман Эмильевич,-- сказал Карамазов.-- Это Георгий.

-- Здравствуй, здравствуй,-- пробормотал старик на том конце
провода.-- Сантехник, что ли?

Пенсионер, подрабатывающий себе на хлеб и дешевую бормотуху работой на
контактном телефоне, вряд ли догадывался о настоящем занятии одного из
своих клиентов. В общем-то, так оно всегда и делалось.

-- Сантехник,-- сказал Илья, ухмыляясь.

-- Сейчас, сейчас,-- голос старика стал менее любезным. Сантехника,
пусть и самого крутого, он не числил среди клиентов, достойных особого
уважения.-- Дай штаны застегну, из туалета вытащил.

Карамазов искренне веселился.

-- У меня все записано, звонили тебе, сейчас...

Илья насторожился. В общем-то он не ожидал заказа. Слишком мало
времени прошло с двух последних акций. Ни Романов, ни второй
постоянный посредник, чье имя ему пока не удалось узнать, так часто
его не беспокоили.

Остальные связывались с ним иными путями.

-- Вот. Есть тебе заказ,-- старик шуршал бумажками.-- Большой заказ...
От Николая.

Романов...

-- Установить пять ванн, отечественных, с гидромассажем,-- важно
прочитал дед.-- Слышь, а разве бывают такие?

-- Бывают,-- щурясь сказал Илья.-- Но очень редко.

Ванны означали ликвидацию. Отечественные -- легкость клиентов.
Гидромассаж -- оплату выше стандартного тарифа.

Черт возьми, и отказываться-то жалко!

-- Давно звонили? -- спросил он.

-- Три дня назад,-- старик опять завозился у телефона.-- Э, да я
напутал. Тут написано -- пять _пар_ ванн, отечественных, с гидро...

Парные мишени? Десять клиентов? Причем, именно пятью два, а не просто
десять? Илья почувствовал восторг. Надо же, какие совпадения
случаются! Значит, Романов, заказавший убийство Посланников двум
лохам, пытался всучить этот заказ и ему! Какие странные пересечения
творит судьба!

-- И номер записан,-- закончил старик.-- Этого... пэйджера...

Обычно Карамазову оставляли номер пэйджера лишь после подтверждения
заказа. Он связывался, и называл номер, по которому его могли найти в
течении получаса. Но сейчас заказчик явно спешил.

-- Диктуйте, Роман Эмильевич.

Старик послушно назвал номер. Потом полюбопытствовал:

-- Может и у меня заказ возьмешь, а? Бачок прохудился, течет второй
месяц. Ни смыть, ни поспать как следует... Бачок советский.

Илья затрясся в приступе хохота. Ну да? Бачок течет? Акция
предупреждения, уничтожение машины или квартиры клиента, выстрел под
ноги, угроза киднеппинга...

-- Нет, старик. Не буду я тебе бачок чинить. Не специалист. Да и не
расплатишься ты вовек, я беру дорого.

-- Как знаешь,-- с легкой обидой отозвался Роман Эмильевич.-- Потерплю.

Он сухо попрощался и повесил трубку. Карамазов посмотрел на Марию -- та
сидела, намазывала джемом булочку, всем своим видом демонстрируя
презрение к разговору.

-- Ты знаешь, подруга,-- Илья подошел к ней, опустил руку на
плечо,-- похоже, три дня назад мне заказали убить пять пар Посланников...

Посланница Добра подняла голову.

-- Только пять? -- она нашла более мелкий повод для удивления, чем сам
факт заказа.-- Да, ты еще не проявился... Кто?

-- Сама подумай. У кого хватило бы денег и связей?

-- Визирь.

Карамазов кивнул, присел рядом со столиком.

-- Если бы чуть раньше,-- вздохнул он.-- Совсем чуть-чуть! Я мог бы
добиться встречи...

-- Вряд ли.

-- Приблизиться...

-- Он узнал бы твое лицо. Почувствовал, что ты -- один из нас.

-- Такой шанс!

-- Илья,-- Мария взяла его за голову, потрясла -- так хозяин ласкает
дурашливую, но верную собаку. Карамазову такая нежность не
понравилась.-- Вся жизнь состоит из утраченных шансов, понимаешь?
Поздно переживать!

-- Все равно -- жаль,-- упрямо сказал Илья.

-- Визирь сегодня встречается с Заровым,-- Мария сложила руки на
коленки, натянула короткое платьице подальше на ноги, замерла. Так она
походила на прилежную и скромную старшеклассницу... играет, играет с
ним... Карамазов сделал вид, что ему все равно.-- Они будут обсуждать
альянс. Постараются вдвоем с Шедченко убедить писателя в своей
правоте. Непременно станут пить. Это тоже вполне приличный шанс!

-- Знаю,-- Илья почувствовал раздражение. Он сам хотел все это сказать,
неужели Мария всерьез считает свои способности большими, чем у него? -- Но
охрана на даче останется.

-- Неужели ты не справишься? -- казалось, женщина искренне удивилась.-- С
тобой наша общая Сила!

Карамазов помолчал. Конечно, не воинскую часть собрался штурмовать.
Пять-шесть охранников, возможно -- пара собак. Последнее -- даже хуже.

-- Кстати, там наверняка есть несколько обученных псин,-- будто читая
его мысли заметила Мария.

-- Ты так говоришь, словно это наше преимущество!

-- Конечно. Я буду с тобой -- по крайней мере, до внешней ограды.
Животные чувствуют мою любовь. Они станут служить Добру.

-- Веселенькая вещь -- твоя Любовь,-- прошептал Карамазов, глядя ей в
глаза.-- Очень действенная... но мне это нравится.

@@ 7

Скицин купил банку светлого "Холстена", и теперь мог ожидать Зарова с
некоторым комфортом. Не самый лучший напиток в холодный осенний день,
но Степан считал, что пиво хорошо при любой погоде.

Внешность его всегда внушала приезжим робкое доверие. У него трижды
спрашивали дорогу, и он с удовольствием об®яснял. Даже помог какой-то
девушке найти церковь.

Заров, конечно же, опоздал. Это было его манерой, и Скицин уже
подумывал о втором пиве, когда увидел писателя.

@@@

-- Кирилл, ты помнишь свои стихи наизусть? -- спросил Ярослав, когда они
выбрались из метрополитена. Он остановился у ларька купить сигарет, а
мальчишки терпеливо ждали.

-- Некоторые,-- Кирилл как-то сразу помрачнел.-- Это такая месть, да?

-- Нет. Прочитай что-нибудь, на дорожку.

Мальчик бледнел так стремительно, что Заров шагнул к нему, готовый
подхватить. Но Кирилл лишь отступил, прислоняясь к стене, прошептал:

-- Вам хочется знать, что же есть во мне?

-- Да...

-- Аркадий Львович... он тоже просил. Перед тем, как его убили...

-- Меня не убьют,-- по спине холодок прошел, но Ярослав заставил себя
улыбнуться.-- Я покрепче Визарда. Правда.

Кирилл смотрел на него испытующе и тоскливо. Визитер выступил вперед,
заслоняя прототипа, и сердито сказал:

-- Не будет он ничего читать!

Но Кирилл отстранил его.

-- Я чуть-чуть. Ладно?

-- Валяй,-- Заров закурил. Всегда смешно смотреть, как дети читают свои
стихи или рассказы. Им ведь кажется, что все слова -- единственно
правильные, что они принесли в мир что-то небывалое, новое. Свое.
Дети -- они глупые.

@{
 Для чего я? Ведь не зря?
 Надо сделать очень много.
 Ждет меня моя дорога,
 И чернила, и моря,
 Очень важные слова,
 Маяки и повороты.
 Не распахнуты ворота,
 Не открыты острова.
@}

Кирилл очень странно читал стихи. Неправильно. Словно просто говорил.
Порой, на мгновение, у него появлялась интонация _актера_, наверное,
кто-то искренне позаботился научить мальчика художественной
декламации. Но через секунду он снова срывался... и продолжал
говорить.

@{
 Не исписана тетрадь.
 А вопрос живет в ответе:
 Десять лет на белом свете!
 Ладно. Надо начинать.
@}

Заров смотрел на Кирилла, мял в руке окурок.

-- Я это давно написал,-- зачем-то уточнил мальчик.

-- В десять лет?

-- Угу. Я больше не пишу стихи. Уже год, наверное.

Ярослав улыбнулся.

-- Ну и что? А я уже лет пять во сне не летаю. Но летал когда-то. Я
точно помню.

@@@

Заров был не один. Рядом с ним шли два мальчика лет двенадцати,
безупречно похожих друг на друга.

Скицин даже крякнул, представив себя некий московский с®езд близнецов,
для участия в котором Ярослав и приехал. Вместе с тщательно скрываемым
собственным братом. Гениально. Прекрасное об®яснение его
работоспособности, например. Пишут вдвоем, а по издательствам ходит
лишь Ярослав. Или нет, пишет один, а другой продает рукописи...

Степан пошел навстречу, с сожалением отбрасывая только что придуманную
версию. Всякое бывает. Но невозможно представить, будто один из
близнецов начисто лишен честолюбия, в то время как второй от его
недостатка ничуть не страдает.

-- Привет,-- Заров протянул руку. Поколебался, потом добавил: -- Давно
не виделись.

-- Со вчерашнего вечера? -- искренне надеясь на подтверждение, спросил
Скицин.

Заров покачал головой:

-- Ты же прекрасно понимаешь, вчера я у тебя не появлялся.

Мальчишки стояли чуть в стороне, наблюдая за ними. Скицин нерешительно
кивнул на них:

-- Кто это?

-- Просто дети. Степан, про вчерашний день -- забудь. Мы с тобой не
встречались.

-- Что происходит, а? -- Скицин подошел к нему вплотную.-- Ярик, что
случилось?

-- Ничего. Осень,-- Заров оглянулся.-- Степа, когда у вас зима-то
наступит?

-- Скоро...-- Скицин непроизвольно посмотрел по сторонам. Брызги воды
из под колес машин, серое полотно туч, спешащие люди, под зонтиками
или с надетыми капюшонами.

-- Хорошо бы,-- Заров покосился на пустую банку в его руке.-- Может еще
как-нибудь посидим за пивком.

-- Ты спешишь? -- Скицин не нашел лучшего вопроса.

-- Да, пожалуй. Сейчас еще кое-кто подойдет... вот, кажется, пора.

Двое людей, выбравшихся из остановившейся "девятки", были Скицину
чуть-чуть знакомы. Словно он их где-то мельком видел.

-- Это из "Барельефа",-- сообщил Заров, помахав озиравшимся мужчинам. У
одного на шее болталась фотокамера, довольно громоздкая,
профессиональная.-- Я сегодня говорил с редактором, очень здорово, что
и в воскресенье кое-кто работает.

-- Ты что, собрался на улице вести деловые переговоры? Ярик, у нас так
не делают...

-- У нас тоже.

Журналисты подошли, без особого энтузиазма поздоровались. Похоже, им
не слишком хотелось болтаться под дождем. Ярослав дружелюбно кивнул:

-- Сейчас под®едут...

Скицин ничего не мог понять. Еще кого-то ждут?

-- Ярослав, ты влип в какую-то историю?

-- Да.

-- Тебе...

-- Нет. Бывают ситуации, когда помощь не нужна, веришь?

-- А это -- такая?

-- Именно.

-- Ярик, кто у меня вчера был?

Заров улыбнулся:

-- Визитер.

Он явно не врал. Просто не считал нужным. Скицин понимал, однако, что
нормального об®яснения ему не дождаться.

Хотя бы потому, что рядом с "жигуленком" остановилась еще одна машина,
черная "волга". Такие до сих предпочитали некоторые депутаты. Словно
отгораживались от лимузинов "новых русских" старым символом власти.

-- Пока, Степа,-- Заров слегка пихнул его в бок.

-- Слушай, ты мне что-нибудь об®яснишь? Потом? -- с отчаянием спросил
Скицин.

-- Может быть,-- без всякой уверенности ответил Заров. Кивнул
журналистам, и тот, что был с камерой, стал снимать футляр, бережно
прикрывая аппарат от дождя.

Проходя мимо мальчишек Ярослав потрепал одного по плечу. Только
одного, причем Скицину показалось, что писатель мгновение сравнивал
их, выбирая того, с кем хотел попрощаться.

Из "волги" выбрался водитель. Грузный, немолодой мужчина, с какой-то
внутренней строгостью, напоминающей о военных. Закурил, стоя на
тротуаре, не закрывая дверцы. С усмешкой посмотрел на журналистов,
окинул безразличным взглядом Скицина, потом уставился на пацанов.

Это походило на встречу старых-престарых врагов, даже не врагов -- солдат
вражеских армий, испытывающих к противникам профессиональное уважение, но
не строящих никаких иллюзий о возможности симпатии. И в этой встрече
участвовало три стороны -- водитель, писатель, и двое мальчишек.

Заров поздоровался с мужчиной, они обменялись парой слов, потом
писатель обернулся. Глядя не на Скицина, и не на детей, с которыми
пришел -- в об®ектив камеры. Журналист дважды лениво щелкнул, потом еще
раз, когда писатель садился в машину.

"Волга" тронулась.

Скицин подумал, что это мог бы быть замечательный и совершенно
сюрреалистический сон. Ему часто снились долгие, красочные, интересные
сны, порой он записывал их, порой просто пересказывал друзьям -- словно
обрывки кинофильмов.

Но ни в одном сне дождь не лил ему за шиворот.

-- Вот позер,-- сплевывая сказал журналист с камерой. Покосился на
Скицина