Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
Тех, у кого есть силы любить, но нет сил
ненавидеть. Я просто страж покоя. И не моя вина, что покой хранит лишь
сила.
-- Да, не только твоя вина в этом. Но и слуга отвечает за то, что
творит по приказу.
-- "Слуги... повинуйтесь господам своим. Ибо то угодно
Богу...",-- мужчина вновь улыбнулся.
-- Лишь в тебе выбор -- свет или тьма.
-- "Свет который в тебе -- не есть ли тьма"?
-- Я знаю, что ты умеешь искушать,-- сказала Мария.-- Ибо
слово -- оружие. И ложное слово -- оружие тьмы. Твой дар -- искажать
слова.
-- Мой дар -- служить.
Мужчина обвел комнату взглядом. Взял со стола нож.
-- Не хотел бы этого делать,-- негромко сказал он.-- Мы еще можем
об®единиться. Есть другие... и в них подлинная тьма. Давай
предотвратим худшее, а после будем решать.
-- Я лишаю тебя Света,-- сказала Мария. На мгновение мужчина замер,
неуверенно поднимая руку к глазам. Потом засмеялся и покачал головой.
Сделал еще один шаг к Марии.
-- Я не верю в тебя -- и ты не сможешь меня ослепить. Выбирай, девочка.
-- Даже твой земной брат отступил от тебя. Как можешь ты верить в свою
правоту?
-- А где твоя сестра, девочка?
Мария смотрела лишь на него. Неотрывно... чтобы даже в глазах не
отразилась Анна, тихо входящая в открытую дверь.
-- Моя сестра уже спасена и прощено ей все, что было... и что будет.
Моя сестра -- есть любовь.
-- Ты говоришь о любви, не умея любить.
Мария даже улыбнулась этим словам -- всей лжи, которая была в них.
-- Нельзя любить человечество, не любя человека,-- сказал тот, кто был
ложью и тьмой.-- И слепая любовь хуже ненависти. Всепрощение -- дорога,
которой приходит зло.
-- Я прощаю даже тебя,-- сказала Мария в тот миг, когда Анна,
оказавшаяся за спиной двойника Шедченко, достала из кармана пальто нож
и вонзила его в спину посланника зла.
@@@
Мир закружился. Потолок косо скользнул к полу, пол вздыбился, ударяя в
лицо. Тот, кто считал себя лишь копией человека, упал на скользкий
линолеум. Свитер намок почти мгновенно, кровь толчами била из раны.
Девушка с ножом в руках стояла над ним -- глядя испуганно, но без
страха.
-- Ты не совершила зла,-- сказала та, что пришла в мир со светом.-- Ты
остановила зло.
-- Он... не будет спасен? -- прошептала Анна.
-- Не знаю... все в нем теперь,-- та, что пришла в мир со светом,
склонилась над двойником Шедченко. Он молча смотрел в ее лицо -- в
глаза, в которых было столько света и тепла... словно в жерле доменной
печи.-- Я могу спасти тебя,-- сказала она.
Он не ответил. Странно, почему-то думалось совсем не о том. Ни о мире,
где Сила уже никогда не сможет стать защитой, ни об этой девушке, чья
доброта будет страшнее любой злобы. Ни о том, как бездарно он прожил
свой единственный день.
Двойник Шедченко думал о сестре, которую уже не сможет увидеть, и о
семье, которая все равно никогда не была его семьей.
-- Я могу дать тебе прощение и жизнь,-- сказала женщина, глядя ему в
лицо.-- Ты можешь уйти с миром -- или раскаяться, и пойти со мной
рядом. Мне стоит лишь коснуться тебя -- и рана закроется.
-- Сила не прислуживает... она лишь служит,-- прошептал он.
-- И где же твоя сила?
В глазах поплыли белые туманные хлопья. Он помнил их с тех пор, когда
был человеком, но в тот раз руки друзей успели затащить его за
полуобрушенный угол глинобитной хижины, и под непрерывные матюки
перетянули пробитое пулей плечо.
-- Она уйдет со мной,-- прошептал тот, кто не называл себя
человеком.-- Тебе ее не получить.
-- И все же я прощаю тебя,-- на лице женщины не дрогнул ни единый
мускул.
-- Подавись им... своим прощением...
Он уже падал в тот темный колодец, который рано или поздно ждет всех.
И голоса женщин становились все тише и тише, оставаясь там, где он был
так недолго...
-- Нам придется что-то сделать с телом.
-- А он прощен?
-- Да. Принеси носилки...
Посланник Силы попытался открыть глаза.
Но даже на это уже не было сил.
@@ 7
Поезд подошел к Саксаулу по расписанию. Ярослав, лежа на верхней
полке, смотрел, как наплывают на пути грязные домишки, расписанные
дембельскими лозунгами бетонные заборы, какие-то совершенно ужасные
ларьки, уставленные бутылками с радужными этикетками. В Азии даже
поддельное спиртное несет в себе некую гарун-аль-рашидскую пышность.
-- Пам-парам-пам,-- промычал Слава, глядя в окно.-- Прекрасная
местность. Ты хотел бы здесь жить? Тихо, уединенно. Можно думать и
писать о вечном. А поезда все идут с востока на запад, и с запада на
восток.
Ярослав не отреагировал. Поездка в поезде через степь всегда нагоняла
на него тоску.
-- Как ты думаешь, москвичи поверят, что есть город под названием
Саксаул?
-- Они вначале будут долго вспоминать, что это такое.
-- Да, вероятно.
Старушка собралась уже с час назад. В недрах об®емистой сумки исчезли
почти нетронутые продукты, бесформенное толстое пальто было накинуто
на плечи. Слава добродушно посмотрел на старуху. Предложил:
-- Может вам помочь выйти?
-- Спасибо,-- очень чисто ответила та, покачав головой. Ярослав даже
вздрогнул от неожиданности. Ощущение, что старушка не знала русского
языка, уже успело устояться.
Поезд медленно затормозил, за окнами забегали торговки с сумками и
бережно укутанными кастрюлями. Ярослав поежился, глядя в окно. Что-то
столь беспросветное и холодное было в этой суете на затерянной в
степях станции, что-то унылое и бесконечное, длящееся, казалось, от
сотворения времен и не способное кончиться никогда. Это казалось ему
самым страшным в любой поездке на поезде -- крошечные станции и
городишки, где живут -- вынуждены жить -- люди.
-- Помнишь, как Геннадий говорил? -- неожиданно спросил Слава.
Он кивнул. Тогда он ехал домой из Сибири, с одной из тех писательских
конференций, на которые какой-то меценат выделил пару тысяч "зеленых".
Часть пути он ехал с Геннадием Мартовым, фантастом из Новосибирска.
Когда они проезжали такой же городишко -- только утонувший не в степи,
а в тайге, Геннадий, глядя в окно на шатающегося железнодорожника с
полной сеткой бережно собранных бутылок, сказал: "а ведь это я мог
здесь идти... с печатью вырождения на лице". Оказалось, что из этого
городка он родом. Конечно, глядя на импозантного Мартова, который мог
даже пиво из горлышка пить с выражением усталого аристократизма,
представить его на перроне в рваном ватнике было невозможно. А вот
наоборот... Ярослав, тогда еще совсем пацан, привыкающий к ощущению
добродушных похлопываний по плечам от мэтров, смотрел на ничего не
подозревающего мужичка, бредущего по перрону. И представлял его здесь,
в купе, лениво раскинувшемся на полке и излагающим "когда я был в
Куала-Лампуре, довелось нам попробовать тот самый знаменитый плод
дуриан..."
-- Кто в силах это изменить? -- спросил он.
-- Никто,-- безразлично ответил Слава.
Дверь купе дернулась, уползая в сторону. Старушка поднялась, часто
кивая входящим мужчинам.
-- У тебя, кстати, тоже был этот шанс,-- наблюдая, как вошедшие
извлекают из-под койки об®емистые баулы, сказал Слава.-- Навсегда
остаться в маленьком городе среди степей.
-- Что же, я виноват, что выбрал иное?
-- Нет. По крайней мере, ты научился дарить новые жизни. Всем, кто
возьмет в руки твою книгу... и на день-другой вырвется с полустанка,
спящего в степях.
-- Куда? В параллельный мир с мечами и драконами? В космос?
-- Ну и что? С каких пор ты стал комплексовать? Ты думаешь, больше
пользы принесет описание реальности? Этого городка, где ветер кружит
пыль расстраченных жизней; где отмерены все пути; где люди вынуждены
жить маленькими радостями доставшейся судьбы? Зачем? Когда можно дать
им то, что не доступно _никому_?
Старушка уже выплыла из купе. Мужчины, закинув сумки на плечи,
протискивались в дверь. Выходящий последним кивнул им.
-- Судьбы нет, Слава.
-- Да, конечно...
-- Точнее, мы сами ее творим.
-- Давай уж обходиться без банальностей. Миллион факторов влияет на
каждый наш шаг, на его допустимость. Вряд ли воля и мечты играют
большую роль, чем случайность.
Они замолчали -- надолго. И даже когда поезд уполз со станции Саксаул,
ни Ярослав ни Визитер не сказали ни слова. Лишь смотрели на осень,
неумолимо наступавшую на степь.
Это было очень незаметное наступление -- ибо степь и так была осенью.
@@ 8
Самохин остановил "девятку", чуть свернув с дороги. Они с Морозовым
переглянулись, словно решая, не стоит ли отказаться от задуманного.
-- Пошли,-- сказал Морозов.
Они выбрались из машины одновременно, еще раз посмотрели друг на
друга. Что ни говори, а такими делами им раньше не приходилось
заниматься. Даже то, что стариков было двое, сильно меняло привычные
схемы. Одновременный инфаркт у обоих -- это слишком уж странное
совпадение.
-- Черт...-- Самохин вновь метнулся к машине. Достал из багажника
литровую банку с грибами, закатанную машинкой, забросил ее в
спортивную сумку. Морозов молчаливо ждал.
-- Налево,-- подходя к нему сказал Самохин.-- Вот это называется
Яблочной улицей, и нам нужен семнадцатый дом.
Дачный поселок в будний осенний день был тих и печален. Ни звука, ни
движения. Они медленно пошли по засыпанной мокрым гравием дорожке,
поглядывая на номера.
-- Надеюсь, ты не ошибся в своих догадках,-- заметил Морозов. Самохин
лишь поморщился от его тона, заранее обвиняющего.
-- Куда он мог еще податься? У дочери его нет, друзья сами в панике.
Меня больше тревожит, почему взорвался дом.
-- Газ...
-- И у нас в квартире газ. Но никто на воздух не взлетает. Мог Романов
еще кому-то поручить... это дело?
-- Романов бы сказал. Только ведь и он тут посредник.
-- Хрен его знает, какой он посредник. И почему он говорил о
брате-близнеце -- по документам такого нет? -- Самохин остановился.-- Вот.
Они остановились у низенького штакетника, глядя на маленький домик,
построенный, наверное, лет двадцать назад. Редкие деревья с облетевшей
листвой, покосившийся нужник в углу участка...
-- Академик...-- буркнул Морозов.-- Смотри! -- он схватил Владислава за
плечо.
Тот и сам уже заметил легкий дымок, ползущий из трубы. Кивнул:
-- Ну, кто был прав, Гена?
-- Пошли,-- Морозов толкнул калитку.-- Хватит рассуждать.
Чувствуя неприятный холодок в груди Самохин двинулся за ним. Надо было
утром выпить... немного... для храбрости. Ее всегда не хватает в такие
моменты.
@@@
Большую часть пути Карамазов проехал на электричке. Потом прошел через
чахлый лесок. Он не боялся сбиться с дороги -- когда путь указывала
тьма, то ноги сами несли его к _мишени_.
Осенний лес успокаивал, дарил покой. Он засыпал, чтобы возродиться
после зимней стужи. Лес знал тайну вечной смерти -- разделяя ее с
Ильей.
Когда-то, давным-давно, еще в детстве, он участвовал в экологическом
движении "Зеленая тропа". Конечно, тогда еще и слово-то это было не в
ходу -- "экология". Но из толпы подростков он был, наверное, одним из
самых самозабвенных малолетних экологов -- очищающих ручейки, с
неумелой руганью заваливающих дерном кострища и собирающих в
подмосковных лесах пустые консервые банки. Для кого-то это было просто
возможностью пошляться в походах, или гордо выпалить обалдевшим
туристам: "Зеленый патруль! Затушите костер!" Илья принадлежал к числу
тех немногих, кто относился к делу серьезно. Это осталось в нем на всю
жизнь -- серьезный подход к работе... да еще, наверное, легкое
удовольствие, когда клиентом оказывался начальник какого-нибудь
особенно вредного предприятия.
Илья очень любил лес.
По пути он напился из родника -- чистой, ломящей холодом зубы водой.
Постоял минуту, борясь с желанием просто посидеть в тишине, под
легкое, бесконечное бульканье бегущей воды.
Не время. Сейчас он на работе...
Оправив старую куртку с оттянутым привычной тяжестью карманом, Илья
двинулся дальше. К поселку он вышел минут на десять позже двух
дилетантов, но ему не пришлось тратить время на поиск нужного участка.
Он просто шел к нему -- напрямик, не испытывая ни страха, ни волнения.
Проглоченный утром стимулятор вызвал легкую эйфорию, но не
возбуждение.
Карамазов знал, что сегодня ошибок не будет.
@@@
Самохин потянул дверь веранды. Та скрипнула, отворяясь.
-- Давай, входи,-- прошептал Морозов.
Внутренняя дверь тоже была незаперта. Владислав медленно вошел в
комнату. У него было очень неприятное предчувствие... черезвычайно
тягостное. Если бы он увидел, что домик набит людьми в форме, то не
испытал бы ни малейшего удивления.
Но в комнате был только сухощавый лысоватый старик, сидевший на
продавленном "дачном" диване. В углу тихо бормотал телевизор, но
старик не смотрел на экран -- он перебирал какие-то мятые бумаги.
-- Здравствуйте,-- Самохин попытался придать лицу строгое, официальное
выражение.-- Аркадий Львович Зальцман, если я не ошибаюсь?
Старик посмотрел на него -- очень спокойно. Сказал:
-- "Здравствуйте" -- хорошее начало. Но это ведь только начало, верно?
Владислав почувствовал себя неуютно. Но возникший рядом Морозов
прибавил ему уверенности.
-- Аркадий Львович? -- повторил он.
-- Полагаю, вы знаете, кто я,-- ответил старик.
-- Мы из органов,-- вступил в разговор Геннадий. Сделал легкое
движение, словно собираясь достать из кармана несуществующее
удостоверение.-- Мы искали вас по поводу взрыва в вашей квартире.
Старик улыбнулся.
-- Какая доблестная у нас милиция... Я хотел бы все же взглянуть на
ваши документы.
-- Ваш брат находится здесь? -- словно не слыша его, спросил Морозов.
-- Вам должно быть известно, что у меня нет брата.
Наступила тягостная пауза. Самохин сделал несколько шагов к старику.
-- А вы должны понимать, о ком мы говорим.
-- Ищите...-- старик развел руками.-- Комната одна, много времени это у
вас не займет.
-- Он наверняка ушел,-- сказал из-за спины Геннадий.-- Ладно, хватит
тянуть.
Самохину показалось, что его начальник тоже нервничает. Словно на них
обоих наползала чья-то тень... такая огромная и холодная, что не было
даже сил поднять глаза и посмотреть в небо...
-- Вам придется ответить,-- сказал он старику. Тот покачал головой,
бережно откладывая бумаги.
-- К сожалению, я не смогу этого сделать... даже если вы заставите меня
мечтать об ответе. Я не знаю где тот, о ком вы спрашиваете.
-- Гена,-- Самохин сделал еще шаг к старику,-- он, наверное, и впрямь
ничего не знает. А у нас нет времени.
Как ни странно, но Морозов даже не отреагировал на то, что он назвал
его имя.
-- Поставь банку на стол,-- негромко велел он.-- И открой ее, там лежит
нож.
Старик почти равнодушно смотрел на то, как Самохин, повернувшись к
нему вполоборота, открывает маринад.
-- Очень интересно,-- сказал он наконец.-- Вы собираетесь заставить
меня есть грибы? Вероятно, у них будет очень своеобразный вкус.
Самохина продрала дрожь.
-- А ты смелый, дед,-- сказал он.
-- Я уже свое отбоялся, внучек.
@@@
Карамазов секунду помедлил у крыльца. Он предпочел бы обойти дом, и
хотя бы бегло обследовать участок... но из дачи доносился легкий шум.
Вынув пистолет он торопливо миновал веранду и распахнул дверь.
Картина, открывшаяся его взгляду, напоминала сцену из дешевого
триллера. Двое мужчин, одному он дал лет сорок, другому, пожалуй, даже
чуть больше, прижали к дивану слабо сопротивляющегося старика. Тот,
что помоложе, достав из кармана пальто пенициллиновый пузырек с мутной
жидкостью, открывал его, стараясь держать подальше от себя. Илье
потребовалось несколько секунд, чтобы оценить намерения конкурентов и
смысл стоявшей на столе банки с грибами.
-- Ботулинический токсин? -- поинтересовался он.
Мужчины шарахнулись от старика так, словно их разметало взрывом.
Пузырек покатился по полу прямо к ногам Карамазова. Старик,
приподнявшись на локтях, непонимающе смотрел на Илью.
-- Кто из вас главный? -- глядя на мужчин спросил Карамазов. В глазах
того, что постарше, мелькнул ужас, смешанный с пониманием.
-- Я! -- выпалил он.
Илья ухмыльнулся этой панической лжи, которая удивлением отразилась на
лице второго бандита. Впрочем, быстрота реакции требовала некоторого
поощрения.
Он выстрелил дважды, и пальто более тупого из подельников вспухло на
груди, словно прорванное изнутри... что было прямо противоположно
истине. Илья проследил, как тот заваливается на спину, и перевел ствол
на оставшегося в живых конкурента.
-- Как звать-то? -- полюбопытствовал он.
Мужчина глотал ртом воздух, не в силах ответить.
-- Ладно, это мелочь,-- решил Карамазов.-- На кого работаешь, падла?
Тот все еще не мог говорить. Пуля, ударившая в пол у его ног, однако
произвела некоторый эффект.
-- Ро... Романов...
-- Владимир Павлович? -- уточнил Илья с легкой заинтересованностью.
Мужчина торопливо закивал.-- Забавно... забавно.
Он отошел к стене, так, чтобы видеть через окно пространство перед
домом.
-- Что вам приказали?
Кажется, у конкурента возникла легкая надежда.
-- Устранить... пятерых близнецов...
_пятерых?_
-- Почему ты так боишься слова убить? -- полюбопытствовал Илья.-- Суть-то
не меняется... Имена!
-- Зальцман...-- мужчина покосился на старика, так и застывшего на
диване.-- Корсаков... Шедченко, Корнилова, Заров...
-- Для чего ему это нужно?
-- Не знаю... он только посредник.
-- Угу. А ты не забыл назвать шестое имя?
Мужчина замотал головой так энергично, словно собирался открутить ее с
плеч. Впрочем, невелика была бы потеря...
-- Где брат старика?
-- Уехал... так он сказал! -- мужчина вновь посмотрел на молчаливого
участника их беседы.
-- Значит, ботулинический токсин... старички нажрались грибов, и...-- Илья
поддел ногой пузырек.-- "А почему у тещи синяки? Не хотели грибы есть,
стерва..."
Мужчина угодливо захихикал.
-- У тебя есть некоторый выбор,-- сказал Илья.-- Ты можешь поднять этот
пузырек, и сожрать все его содержимое...
-- Нет! -- выкрикнул мужчина.
Илья пожал плечами.
-- Ты выбрал.
Три пули вошли в грудь бывшего юриста, и Владислав Самохин, добрый
отец двоих детей и ласковый дедушка трехлетней внучки, довольный собой
и жизнью убийца-любитель, отлетел к стене. Он еще видел того, кто
принес ему смерть -- человека с холодными голубыми глазами и красивым,
хоть и грубым лицом. Видел сквозь боль и сгустившуюся тьму, и
почему-то в последний миг ему показалось, что эта _тьма_ видна не
только ему.
-- Передай _ей_ привет,-- сказал Илья, отворачиваясь от трупа.
Старик молчал, глядя на него.
-- Где твой брат? -- беззлобно спросил Карамазов.
-- Я действительно не знаю,-- ответил старик.-- Он уехал рано утром,
сразу после завтрака. В Москву, вероятно. Полагаю, мне не следует
особо радоваться смерти этих негодяев?
-- Не стоит. Я просто не люблю дилетантов... и тех, кто видел меня за
работой.
-- Это ведь ты взорвал квартиру?
-- Да.
-- Там погибли невинные люди... дети...
-- Поверь, я об этом сожалею,-- честно сказал Илья.-- У тебя тоже есть
выбор, старик.
Его новый клиент посмотрел на валяющийся на полу пузырек.
-- Противно...-- прошептал он.
Илья одобрительно кивнул.
-- Пуля лучше. Это мужская смерть... и мужское оружие. Мне
действительно жаль, что так вышло.
-- Я могу попросить вас... не сжигать дом?
-- Зачем? Думаю, дачка застрахована...
Старик кивнул на бумаги.
-- Книга. Она почти готова... возможно, ее даже выпустят. "Экология
души"...
Карамазов почувствовал неясную симпатию.
-- Здесь слишком много следов, старик.
-- Если вам не очень дорог пистолет, вы можете вложить его мне в
руку,-- сухо, словно рассуждая о чем-то абстрактном, предложил
старик.-- Словно я застрелил этих двоих, а потом покончил с собой.
Илья молча подошел к старику и приставил к его виску увенчанное
глушителем дуло. Почему бы и нет. Мужественные люди заслуживают
маленьких подарков... тем более, если те удобны и ему.
-- Ты можешь помолиться,-- предложил он.
-- К сожалению, я не верю в Бога,-- голос старика впервые дрогнул.
Илья нажал на спуск.
-- Не держи зла, старик