едченко. Путаясь в обилии кнопок, Николай включил телефон.

_почему в армии нет ничего подобного? Проводная связь, как во второй
мировой, позорище..._

-- Алло?

Нина взяла сразу. Словно ожидала звонка.

-- Коленька?

-- Как ты, малышка? -- он постарался забыть о Хайретдинове. Да, он женат
двадцать лет, и все еще любит жену. Пусть его считают моральным
уродом. У него есть дом и есть семья, а не только веселые
девочки-штабистки...

-- Хорошо, а как ты? Почему вчера не звонил?

-- Занят был, Нина. Очень занят,-- Шедченко прикрыл глаза.-- Теперь...
теперь все хорошо...

-- Как Сашка?

-- Гораздо лучше. Привет от Тани.

Пауза.

-- Коля, все _действительно_ в порядке?

-- Да. Да, малышка.

Шедченко посмотрел на Хайретдинова. Того, казалось, всецело поглотил
бутерброд с осетриной.

-- Лучше, чем когда-либо.

@@ 13

Как странно.

Мир не изменился.

Мир -- все тот же!

Кирилл почти бежал за Аркадием Львовичем и Визитером. Они о чем-то
тихо говорили... да нет, не тихо, конечно. Попробуй, поговори тихо в
длиннющем подземном переходе между двумя станциями метро. Но
отставание на шаг, которое все никак не мог преодолеть Кирилл,
заглушало слова намертво.

_намертво..._

Люди, люди вокруг. Сотни, тысячи. Интересно, что думает человек,
приехавший из маленького села, и впервые попавший в Москву?
Миллионы -- вот они. Девчонки, чуть постарше Кирилла -- наверное, но уже
совсем другие, совсем взрослые, настолько, что сладко щиплет в груди,
пробегают навстречу, и даже взгляд их не касается мальчишки, хоть они
могли бы учиться в одном классе. Пухлые куртки, яркие брючки, накрашенные
глаза... Почему все взрослеют по-разному?

Тетка, с двумя тяжелогруженными тележками, она катит их впереди, как
таран, и толпа расступается, как морская вода под килем парома...
Толпа подростков, тоже чуть старше, чем он, и вроде бы все сами по
себе, даже не разговаривают, но они спаяны какой-то невидимой силой,
взаимным притяжением, законы которого не хочется понимать, и толпа
рассходится перед ними так же стремительно... будто вода перед
сторожевыми катерами, хищно оскалившими орудия...

Растерянные, шарахающиеся, виновато улыбающиеся, тщетно пытающиеся
придать себе хоть тень столичной торопливости -- _немосквичи_. Чужие.

Кирилл ускорил шаги, пытаясь догнать Визитера и Аркадия Львовича. Они
что, забыли о нем совсем? Пришельцы!

Он запнулся, пробежал пару шагов, удерживая равновесие, непроизвольно
глянув назад...

Убийца был метрах в пяти-шести. Строгое, мужественное лицо. Только
распухший нос портит картину.

Ноги подкосились. Кирилл обрушился на стертый грязный мрамор, люди
шарахнулись, обходя его, а убийца замер. Они смотрели друг другу в
глаза.

Словно смотришь в ночь...

Кирилл всхлипнул, привставая, не отводя взгляд от лица человека,
который... нет! не думать об этом!

Убийца покачал головой. Печально и строго. Не отрывая взгляда, не
делая больше ни шага. Встряхнул дипломат, зажатый в руке, и тот
послушно распахнулся, словно мечтая вывалить свое содержимое на
истоптанный пол, но убийца уже подхватывал пластиковую крышку,
подпирая дипломат коленом, придерживая перед собой, пока он извлекал
из него что-то... сверкающее и темное, сгусток силы, сжатый в строгие
линии, спящее _нечто_, угловатую хищную тень.

Это так приходит?

Ни кино, ни фантазия, ни страшный сон. Автомат, подкинутый в сильных
руках, целящийся в глаза -- сейчас вспыхнет пламя у дула, совсем не
страшное, словно венчик газовой горелки, и мир дернется, взорвется,
выкидывая из себя его -- Кирилла Корсакова, тринадцатилетнего пацана, к
которому пришел Визитер...

-- Нет! -- закричал Кирилл, елозя на грязном полу, отползая, не отрывая
взгляда от убийцы и его инструмента.-- Не-е-е-ет!

Над плечом ухнуло -- громко, натужно, будто превозмогая кошмар, и
убийца присел, переводя ствол автомата с Кирилла на кого-то другого...

-- Бегите! -- крикнул Аркадий Львович. Он стоял, сжимая пистолет, и это
было так смешно и нелепо -- старик, с оружием в руках, что Кирилл даже
помедлил мгновение, запоминая -- навсегда, эту сцену, но Аркадий
Львович выстрелил еще раз, щуря глаза, с какой-то беспощадной улыбкой
на губах, сделавшей его похожей на убийцу, и Кирилла будто подкинуло
вверх. Он натолкнулся на Визитера, и в какой-то миг они бежали вместе,
но толпа вокруг уже ожила, преодолела шок, перестала быть просто
людьми, идущими по одному подземному коридору.

Толпа -- это толпа.

У нее свои законы.

У нее свой разум.

Вой. Взметнувшийся к арке потолка, как цепная реакция охвативший тех,
кто и выстрелов-то не услышал. И движение... во все стороны сразу...
это называется броуновское движение, так, Владимир Петрович,
преподаватель физики в нашей школе?

_видите, какой я умный -- когда в меня стреляют?_

Кирилл бежал. Вновь. Как в страшном сне, все повторялось. Вместо
под®езда -- подземный переход. Вместо мамы -- этот смешной старик.

Треск автомата. Он даже не такой страшный, как пистолетный выстрел.

_беги, Кирилл, беги!_

Он будет убегать всегда. Всю жизнь. Все повторилось, и так оно будет
всегда. Никому нет дела, ни толпе -- где сотни здоровых мужиков
разбегаются под свинцовым градом, когда могли бы, с тем же риском для
жизни, просто затоптать человека с автоматом, ни пришельцу со звезд,
который бежит рядом, ни Аркадию Львовичу -- он ведь тоже убегает,
скользя сквозь обезумевшую толпу, не то забыв о вспышке своей отваги,
не то разуверившись в собственной меткости.

_беги, Кирилл, беги!_

Это все, что тебе осталось. Страх и бегство. Навсегда.

@@@

Карамазов пригнулся, когда первая пуля пронеслась над головой.

"ПМ". Его собственный. Он узнал его не по бою -- обостренным до предела
чутьем, подаренной тьмой силой. Ох, старички-разбойнички... Посланник
вернулся в заваленный трупами дом -- и вынул оружие из рук мертвеца.
Прощай, версия самоубийства. Здравствуй, старый знакомый.

А бьешь ты по-прежнему косо. Пристрелять надо было!

Еще один выстрел -- Илья скользнул к стене, пропуская пулю.

Пуля -- дура, пуля-дура...

Вокруг началась паника. Люди метались, еще не понимая, откуда
стреляют, и куда стоит бежать. Толстая, безразмерная какая-то, женщина
заслонила старика, и Карамазов, уже нажимающий на курок, срезал ее
длинной очередью. Не меньше пяти пуль... они что, вязнут, в этом
ходячем окороке?

Женщина продолжала бежать, смешно заплетая ноги, словно какая-то
мультяшная героиня, комический персонаж триллера, кровь хлестала из
ран на спине, а она все не падала -- малоэкспансивные пули, дьявол их
побери!

Старик опустил пистолет, бросился в сторону. Зацепил он его, или нет?
Илья повел ствол, но толпа напирала, и не было линии прицела.
Угораздило же мальчишку упасть! Он собирался сделать их в
вагоне -- грязно, но надежно, десятка три трупов, вагон мертвецов между
Комсомольской и Мира...

Карамазов открыл огонь. Это уже было просто самосохранением, тут даже
тени сомнений быть не может, нормальная реакция человека, вокруг
которого безумствует толпа.

Ведь так?

Он стрелял короткими очередями, укладывая тех, кто бежал к нему, и в
толпе сработал какой-то коллективный разум, толпа прозрела,
опомнилась, с воем кинувшись в обе стороны по туннелю, сметая тех, кто
шел навстречу, и наверняка всполошились менты, толкущиеся у каждого
входа.

Черт, грязно будет на выходе!

И милиция встанет на дыбы, когда он уложит пяток-другой патрульных.

Карамазов перещелкнул обойму. Последняя. А надеяться на Харина теперь
не стоит. Узнав о бойне в метро, тот сегодня же смоется в Швейцарию
или Австрию...

Суки!

Илья оскалился, переступая через стонущие, дергающиеся тела. Многие
выживут. Пускай. Он же не психопат. Все равно лица никто не
запомнит -- слишком велик шок.

-- Дяденька...

Он замер, глядя на маленькую, лет пяти девчушку, с ужасом глядящую на
него. В ярко-оранжевом комбинезончике, вязанном голубом берете, очень
хорошенькая. Илья улыбнулся девочке, присел на корточки.

-- Как тебя зовут, маленькая?

Девочка молчала.

-- Где твоя мама?

-- Убежала...-- слабый взмах ладошкой. Илья покачал головой. Вот ведь
гадина! Ребенка бросила! Сказал бы он, что о ней думает... но нехорошо
ругать родителей при детях. Это очень, очень вредно для детской
психики.

-- Ну так беги следом! -- весело сказал Карамазов.-- Догоняй!

-- Можно? -- тихо сказала девочка.

-- Конечно. Давай... побежали-побежали...

Он шагнул вслед девочке, и еще успел шлепнуть ее по попке, когда та
метнулась, лавируя среди грузных, нелепо раскинувшихся тел. Улыбнулся
вслед, поглядел на ладонь, которую словно током пробило.

Домой пора.

Очень хочется побыстрее оказаться дома.

Карамазов побежал обратно, к выходу на вокзал. Будет жарко. Будет
очень грязно.

Ничего.

Главное -- вырваться из подземной ловушки. Толпа у трех вокзалов не
рассеется даже от ядерного взрыва. Он уйдет. И нет больше никаких
сомнений, нет страха от досадной осечки.

Силы слишком много не бывает.

@@ 14

Шедченко полдня болтался по даче. Поиграл с охраной на огромном
бильярде, тряхнув стариной и продемонстрировав настоящий, армейский
класс игры. Ему, похоже, позволено было все... он стал каким-то
странным хозяйским гостем, неожиданным приближенным уважаемого
работодателя.

А, кстати, ведь действительно уважаемого! Редкие реплики охраны не
оставляли места сомнениям, Хайретдинова любили.

Не самый плохой выбор он сделал.

Семен, тот паренек из охраны, что заходил к нему утром, притащил
упаковку пива. Шедченко расстегнул рубашку -- легко, все-таки, он стал
уставать, сел чуть в сторонке, откупорил банку. Пиво было холодным и
крепким. Хорошо.

Какой неожиданный и странный отпуск у него вышел...

Семен покосился на него, задержал взгляд на шраме, тянувшемся над
ключицей, коротко спросил:

-- Чечня?

Щедченко покачал головой. Да, скоро пацаны будут помнить лишь одну
войну...

-- Афган. Чечня -- это ваша заморочка.

-- Заморочка,-- хмыкнул охранник.-- Да, ты же хохол.

-- Я уже сам не пойму, кто я,-- отпивая пиво сказал Шедченко.-- Но
воевал за Союз.

-- Ясен пень...-- Семен продолжал коситься на него.-- Ты и впрямь
полковник, Николай?

-- Да.

-- В отставке?

-- В отпуске.

Один из охранников слегка подтянулся. Недавно из армии, что ли...

-- А в наших званиях это как? -- Семена не оставляло любопытство.

-- То же самое.

Пожалуй, его расспрашивали бы еще долго. И Николай был настроен
отвечать... даже выболтать Главную Военную Тайну Украины, существуй
она в природе.

-- Мужики! -- в бильярдную ворвался еще один парень в камуфляже.
Каким-то остатком сознания полевого командира, Шедченко отследил
движения охраны. Семен был очень неплох, пожалуй...-- Телевизор
включите! Шестой!

Кто-то схватился за пульт. Маленький "соневский" телевизор в углу
заработал почти мгновенно.

-- ...конечно, никаких комментариев пока не дается. Нам все же удалось
увидеть место трагедии, вход с вокзалов перекрыт, но сев в метро на
Курской, наш оператор спокойно доехал...

Шедченко смотрел на экран.

Бойня. Иначе не назовешь. Люди, утаскивающие носилки, люди,
осматривающие тела на полу -- тех, кому медицина уже не поможет.

И кровь, кровь... об®ективом по лужам на полу, об®ективом по брызгам
на стене, об®ективом -- по женщине в побуревшем пальто -- оператор, ты
человек или лишь приставка к своей камере?

-- Террористов, вероятно, было трое. Очевидцы рассказывают, что
бандиты, без всякой видимой причины, открыли огонь по толпе из
автоматического оружия. Охваченные паникой люди пытались спастись, но
убийцы не знали пощады. Окончив свою кровавую миссию, они вышли через
Казанский вокзал. Трое работников омона и два сотрудника милиции,
пытавшиеся остановить негодяев...

-- Блядь! -- громко выматерился Семен. Покосился на Шедченко, словно ища
поддержки.-- Их даже не взяли! У вас такое бывает?

Шедченко покачал головой. Нет, не бывает.

Но теперь, наверное, будет.

Это кто-то из _них_. Он чувствовал это всем телом. Визитеры ведут
свои страшные игры. И те, кто оказался рядом, обречены.

И никому их не остановить. Ни милиции, ни омону, ни группе "альфа",
наверняка поднятой сейчас по тревоге. Только когда из шести останется
один -- бойня прекратится.

Кто угодно. Узбек с повадками русского националиста, почему бы и нет?
Он не станет валить горы трупов. Он будет беречь своих подданных.

-- Позвоню домой,-- тревожно сказал Семен, доставая из кармана трубку
сотового телефона. Остальные, похоже, этим реквизитом "новых русских"
не обладали. Их словно выдуло из комнаты. Шедченко остался сидеть,
глядя в телевизор. Там озверевшие милиционеры перли на оператора, а
голос за кадром сокрушался о попранной свободе слова.

-- Я тебя найду,-- прошептал Шедченко экрану.-- Обещаю, гавнюк.

-- Ленка? -- кричал в трубку Семен.-- Ты дома? Слушай, сходи в садик,
забери Костю! Только не на метро, пешком прогуляйтесь! Там какие-то
суки побоище устроили... смотришь? Ладно, забери Костю! И сиди дома!
Мало ли что!

Шедченко прижал ладони к лицу. Пальцы были как лед. За что это...
почему? Да, он слуга. Он страж. И плевать, что он на чужой
земле -- никогда она не станет ему чужой, никогда. Почему не он оказался
там -- рядом с нелюдьми, в чьих руках была смерть? Почему он гонял шары и
прихлебывал пиво, когда свинцовый ветер гулял по коридору, искал
стены -- но натыкался лишь на плоть...

-- Найду...-- повторил Шедченко.-- Найду.

@ Часть пятая. Абстрактная этика

@@ 0

Как мало надо, чтобы вновь почувствовать себя человеком. Всего
лишь -- сутки не пить, начисто выбриться, переодеться, развести в стакане
пару пакетиков кофе...

Слава еще спал. Ярослав порылся в сумках, беззастенчиво выбрал рубашку
получше, щедро облил щеки одеколоном. Визитер замычал во сне.

-- Казанский проспишь,-- пихая его сказал Ярослав.

-- Что? -- Слава приподнялся, глянул в окно, на часы, покачал
головой.-- Еще три часа, чего ты?

-- Скучно. Вставай.

-- А...-- Визитер свесил ноги, потер лицо.-- Бриться надо... О, ты уже
свеженький и готовый к действиям...

-- Давай, подымайся,-- прихлебывая кофе, Ярослав с усмешкой наблюдал за
процедурой собственного просыпания. Визитер потянулся, отобрал у него
стакан, глотнул.

-- Блин. Сон мне снился. Веселенький.

-- Ночные новости "CNN"? Рассказывай.

-- Что рассказывать-то? Все живы. Все в Москве.

-- А что тогда снилось?

-- Метро...-- Слава нашарил на столе сигареты, закурил, глядя сквозь
писателя.-- Мне снилось метро.

-- Ты что делаешь? В купе зачем курить-то?

Слава его словно и не услышал. Жадно затянулся, глотнул кофе, сказал:

-- Она не любила Москву.

-- Кто -- "она"?

-- Она не любила Москву. Боялась. Там слишком шумно, людно, и, главное,
все всегда спешат. А ей это с трудом удавалось. Лишний вес, с самого
детства, и вроде ничему это в жизни не помешало, и муж хороший
попался, и сердце, как часы -- никогда не жаловалась. Но вот носиться
по метро с тяжелыми сумками, стать частью толпы -- это не для нее.
Когда она бывала в Москве, проездом, то всегда брала билеты так, чтобы
долго не задерживаться. Гостинцы и на вокзале купить можно. И в этот
раз, тоже, когда приехала -- сразу на Савеловский, через метро. Часок
побродить по вокзалу, отдышаться -- и на другой поезд, к сестре, в
Мурманск. Смешно, наверное, ездить зимовать в Мурманск. Но у них уже
так повелось, с севера на юг в гости ездили летом, с юга на
север -- зимой. Она не спешила, хоть и шла быстро, по своим меркам.
Впереди двое мальчишек-близнецов со стариком, она за ними пристроилась. У
сестры тоже близнецы, хоть и младше. Ждут, наверное, может ее, а может
подарки, но все равно ведь любят свою тетку. Потом один мальчик упал,
запнулся, она даже поморщилась, очень не любила сама падать. А мальчик
сидел на полу, смотрел куда-то назад, через ее плечо, и в глазах у него
был такой ужас, что сердце впервые дернулось, удар пропустило. Она
обернулась. За ней парень шел, красивый, хорошо одетый, с умным лицом. И
доставал из дипломата _что-то_, она и не поняла, что, только
почувствовала -- оружие. Потом стали стрелять, не парень, кто-то другой, и
она побежала. Впервые за много лет -- побежала. Сумки не бросила, не
потому, что жалко было, тут спастись бы, а не подарки довезти, но ведь
толпа, давка, люди начнут запинаться, падать, подавят друг друга... А
бежать оказалось легко, так неожиданно легко, что ей даже
понравилось -- быть быстрой, быть частью толпы, оставить страх и смерть
далеко-далеко позади. Так просто бежать... и словно что-то подталкивает в
спину, раз за разом, и бежать все легче, тело стало невесомым, как в
детстве, только она все-таки упала, почему-то, и никак не могла встать...
так обидно быть толстой и неуклюжей, когда даже сорока нет. А выстрелы
гремели, но уже слабее, потом тишина наступила, это значит -- все хорошо,
все страшное кончилось. И она осталась лежать, даже глаза закрыла, потому
что устала очень, такое ужасное приключение, сестра за сердце схватится,
когда узнает, а вот у нее сердце здоровое, крепкое, сейчас ее поднимут,
помогут встать, надо будет предложить помочь, если кого-то ранило, она
когда-то медсестрой работала...

Визитер разжал пальцы, и сигаретный фильтр упал на пол, рассыпая белый
столбик пепла.

-- Кто это был... Слава?

-- Седьмой,-- Визитер смотрел на сжатые кулаки.-- Седьмой, Ярик.
Посланник Тьмы. Мы давно... давно не встречались.

-- Но...

-- Он самоорганизовался. У него нет прототипа. Он совершенен -- в своей
работе. Лучший киллер России... "Корректор".

-- Почему тогда он не смог убить мальчишек? И старика -- это Посланник
Знания, так?

-- Так. Он играет, Ярик. Теперь, когда он осознал себя, он просто
играет. Кот и мыши. Ему не хочется признавать это, он привык считать
себя аккуратным и быстрым вестником смерти. Но ему всегда хотелось
этого -- играть. Охотиться, гнать жертву, отпускать -- и снова сжимать
когти. Только это ненадолго. Он поймет... что стоит устранить всех -- и
мир станет его игрой. На долгие годы. До конца.

@@ 1

-- Знаешь, Аркаша, я все-таки стоматолог, а не хирург,-- Ростислав
Снежневский с легким испугом осматривал руку Визарда.-- Ранение
поверхностное, но...

-- Просто перевяжи. Неужели этому не научили?

Они сидели на кухне, при зашторенных окнах. Прямо как в
шестидесятые... отважные диссиденты, собравшиеся полистать "Посев".

-- Тебе сколько лет, Аркаша? Ослабленный организм, низкий иммунитет. Я
бы тебе зуб удалять не сразу решился!

Визард усмехнулся. Снежневский продолжал ругаться, отказываться, а
пальцы его осторожно ощупывали предплечье, раздвигали кровоточащие
ткани.

-- Голова не кружится?

-- Нет. Сразу перетянули, кровопотеря небольшая.

-- Жгут пора снимать... нет, зачем я тебе помогаю? Ты что-то натворил,
раз не хочешь идти в больницу!

-- Меня ранили в метро, в той перестрелке.

-- А чего же ты боишься?

-- По судам затаскают, как свидетеля.

-- Не ври! -- Снежневский вскинул седую голову, сверкнул очками.-- Я
тебя знаю, старый правдоискатель! Ты бы с удовольствием исполнил свой
гражданский долг!

-- Поумнел я.

-- Поздно тебе умнеть... впрочем, ты и впрямь изменился. Помнится, тебя
раньше прыщ на лбу в дрожь вгонял. А сейчас сидишь, ухмыляешься...
Ладно. Артерия не задета... Терпи.

Он откупорил пузырек с перекисью, плеснул. Визард поморщился. Грязная,
бурая пена поднялась из раны. Снежневский стал быстро, глубоко,
промокать рану тампоном.

-- А откуда взялся мальчик?

-- Мальчиков, вообще-то, было двое. Один отстал в толпе, к сожалению.

-- Издеваешься? Как его зовут?

-- Зови его Визитер.

-- Визитер -- что это за имя? Нет, ты издеваешься, да?

Ростислав положил на рану марлевую подушечку, стал туго бинтовать.

-- Просто впутывать не хочу,-- не зная того, Визард повторил слова
Кирилла, сказанные Веснину.-- Спасибо, что помог.

-- Спасибо скажешь хирургу, который тебе будет руку ампутировать! Я
настаиваю,