на
улице, с погонщиками. Надеюсь,  их устроят на ночь. Мерзкие,  надо  сказать,
твари, эти верблюды. У вас не найдется для меня стаканчика виски?
     --  Конечно,  конечно.  Дворецкий  сейчас  принесет.  Может,  попросить
Уильяма дать вам рубашку и брюки?
     -- Нет, благодарю, я останусь в этом  балахоне.  Надо привыкать, ведь в
европейском платье меня непременно сцапают. Вчера  чуть было не подстрелили.
Две пули выпустили.
     Гости оставили свои занятия и обступили вновь прибывшего.
     -- Что в столице?
     -- Хуже некуда. Солдаты смекнули, что их обвели  вокруг пальца, и сидят
по казармам. Коннолли со  своим  штабом отправился на поиски  Сета. Патриарх
прячется где-то  в городе. Люди Нгумо  сцепились с полицией, и пока что дать
им отпор не  удается. Они  врываются  в питейные заведения, которые Коннолли
еще  вчера позакрывал.  С  наступлением  темноты опять  начнутся  налеты  на
магазины.
     -- Вот видите! -- сказала леди Милдред. -- А посол еще хотел,  чтобы мы
сегодня же вернулись в город.
     --  Здесь,  по-моему, тоже небезопасно. Сейчас, например, одна из  банд
грабит американское посольство. Байон распорядился,  чтобы за ним с материка
выслали самолет. Не сегодня-завтра бандиты могут заявиться сюда, и непохоже,
чтобы ваша охрана с ними справилась.
     -- А куда направляетесь вы?
     -- За  Сетом и Бозом. Мы  договорились встретиться  на ферме  Боза,  на
границе земель ванда -- это отсюда дней пять езды. Еще не все потеряно: если
Сет не наделает глупостей, можно будет попытаться вернуть  ему власть.  Но в
любом случае без крови тут не обойдется.
     От  этих слов  по  лицам  присутствующих  пробежала  судорога.  Но  тут
вмешалась леди Кортни:
     --  Мистер Сил, -- с  укоризной сказала  она,  -- что-то вы нас  совсем
запугали. Я уверена, что все совсем не так плохо, как вы изображаете. Это же
одни  разговоры.  Пойдите-ка  лучше  пропустите  стаканчик  и  поговорите  с
Пруденс, а это грязное ружье отнесите в прихожую -- в гостиной ему не место.

     --  Бэзил,  что с нами будет? Неужели  ты  завтра  уедешь,  и мы больше
никогда не увидимся?
     --  Не  беспокойся,  Пруденс.  Все  будет  в  порядке.  Мы  обязательно
увидимся. Я тебе обещаю.
     -- Но ты же сам говоришь, что ситуация -- хуже некуда.
     -- Ерунда, это я специально сгустил краски, чтобы старух припугнуть.
     -- Бэзил, ты меня обманываешь.
     -- Думаю, за вами пошлют самолет в Хормаксар. Уолш ведь в Матоди,  а он
-- малый не промах. Когда он узнает, что произошло, то немедленно свяжется с
Аденом и обо всем договорится. Все будет нормально, вот увидишь.
     -- Но ведь я волнуюсь не за себя, а за тебя.
     --  Волноваться вообще  не  стоит -- глупое  занятие. Слезами, говорят,
горю не поможешь.
     -- А тебе этот балахон ужасно идет...

     За  обедом  Бэзил  говорил  без  умолку, повергая  собравшихся  в  ужас
разнообразными  историями  о  жестокостях  туземцев.  Некоторые  истории  он
выдумывал  сам, а  некоторые  ему  рассказывал в пору  их  дружбы  Коннолли.
"...постригли ее наголо  и намазали голову маслом. Белые муравьи в®едались в
череп...  на  фермах внутри страны до  сих  пор еще можно встретить  старых,
слепых европейцев,  которые трудятся бок о бок  с рабами; это военнопленные,
про которых после заключения  мира, разумеется, напрочь забыли... по-арабски
"сакуйю"  значит  "беспощадный"...  напившись, они теряют рассудок. В  таком
состоянии они  могут находиться по нескольку дней, без устали громя все, что
попадется  им под  руку.  Если они  будут знать  наверняка,  что здесь  есть
спиртное, то долгая дорога их не смутит. Позвольте еще стаканчик виски?"
     Когда за столом остались одни мужчины, посол сказал:
     -- Не знаю, голубчик, правда  ли то, о чем вы нам рассказывали,  но мне
кажется, при дамах  вы могли бы всего этого не говорить. Даже если опасность
и  существует,  в  чем лично я сильно сомневаюсь, женщины об этом  знать  не
должны.
     -- Да, перепугались они не  на шутку,  -- усмехнулся Бэзил. -- Джеггер,
передайте мне,  пожалуйста,  графин. Итак, сэр, как вы намереваетесь держать
оборону?
     -- "Держать оборону"?!
     -- Именно. Если все, как и накануне, будут ночевать в разных коттеджах,
мы  и оглянуться не успеем,  как  бандиты  перережут нам глотки.  Территория
посольства  слишком  велика.  Пусть  сегодня  все  спят  в  главном  здании,
организуйте  смену  часовых  и выставьте пикеты  конной  охраны  на дороге в
город, в полумиле  от посольства, чтобы успеть, в  случае приближения банды,
дать  сигнал  тревоги. Ступайте,  переговорите  с  женщинами,  а  я все  сам
организую.
     Сэр  Самсон  не  нашелся  что  ответить.  День выдался  не  из  легких.
Форменный  сумасшедший  дом. Безумцы  и хамы. Пусть делают  что  хотят, а он
пойдет к себе в кабинет выкурить в одиночестве сигару.
     Командование  взял  на себя Бэзил.  Через полчаса в  гостиной появились
Анстрадеры,  которые  несли  завернутых  в  одеяла детей  и  скудные  запасы
огнестрельного оружия.
     -- Допускаю, что необходимо быть начеку, -- сказала леди Кортни, -- но,
боюсь, вместе всем нам будет ужасно неудобно.
     Все  попытки  убедить  детей,  что  ничего  необычного  не  происходит,
оказались  безуспешными  -- вскоре они  собрались  в холле  и стали, истошно
крича,  изображать  агонию  "итальянской  тети",  в  череп которой в®едаются
термиты.
     -- Нам рассказал об этом дядя, завернутый в простыню, -- об®яснили они.
-- Представляешь, мамочка, как тете было больно.  Взрослые без дела  бродили
по дому.
     -- Мы не можем чем-нибудь помочь?
     -- Можете. Посчитайте патроны и разложите их на равные кучки... Неплохо
было бы и бинты приготовить... Легг, надо бы закрепить петли на этой ставне,
а то они совсем разболтались. Не принесете отвертку?
     Часов  в  десять вечера неожиданно  выяснилось,  что прислуга (туземцы,
согнанные в посольство из окрестных деревень) потихоньку сбежала;
     остались только погонщики  верблюдов, которые  пришли вместе с Бэзилом.
На кухне они нашли мясо, потушили его и наелись так, что не могли сдвинуться
с места:
     --  Все остальные  домой  пошел.  Резать  головы  не хочет.  Они  очень
нехороший. Мы хороший -- здесь будем жить.
     Когда о дезертирстве прислуги  стало  известно,  в  гостиной  наступило
всеобщее  уныние.  Сэр  Самсон  выразил  чувства  присутствующих,  когда,  с
раздражением отодвинувшись от стола, заметил:
     -- Дело дрянь, раз сегодня вечером у меня даже нет настроения сыграть в
нарды.
     Но, вопреки ожиданиям, ночь прошла спокойно. Мужчины, сменяя друг друга
каждые  три часа, охраняли  территорию. Каждый спал,  положив  рядом с собой
оружие: револьвер, винтовку,  дробовик или обыкновенный секач.  Приглушенный
шепот в комнатах наверху, шуршание халатов,  постукивание домашних  туфель и
громкие   вскрики  младшего  сына  Анстрадеров,  которому  снились  кошмары,
свидетельствовали о том,  что  женщины  спали  немногим  больше  мужчин.  На
рассвете,  бледные,  с  красными  глазами, все снова  собрались в  гостиной.
Английская горничная леди Кортни и индиец-дворецкий отправились  на кухню и,
переступая  через  спящих  погонщиков, с  трудом  пробрались к плите сварить
кофе.   Настроение   немного  поднялось,  все  снова,   перестав  шептаться,
заговорили, впервые за последние десять  часов,  нормальными голосами, стали
даже позевывать.
     --  Одна ночь позади,  -- сказал Бэзил. -- Впрочем,  реальная опасность
будет вам угрожать, когда в городе подойдут к концу запасы продовольствия.
     Все снова впали в уныние.
     Выйдя на лужайку, они увидели, что над городом стелется дым.
     -- Пожар-то до сих пор не потушили!
     -- Ой, смотрите! -- воскликнул Анстрадер, глядя на него. -- Это ж тучи.
     -- Позвольте, сезон дождей должен начаться только через неделю...
     -- По-разному бывает.
     -- Действительно, тучи, -- сказал Бэзил. -- Я так и знал, что в эти дни
должны  начаться дожди.  В Кении дождь  пошел  на прошлой неделе. Да, теперь
мост через Лумо нескоро починят.
     -- Значит, сегодня  надо  сажать луковицы, -- спохватилась леди Кортни.
--  Наконец будет хоть какое-то осмысленное  занятие. А то только и  делаем,
что простыни  на  бинты рвем  да  мешки  песком  набиваем.  Жаль,  что вы не
предупредили меня раньше, мистер Сил.
     -- На вашем  месте,  --  сказал Бэзил, --  я  бы  не луковицы  сажал, а
проверил  наличие  продовольствия  и  установил  строгий рацион.  Боюсь, мои
ребята за вчерашний вечер с®ели ваш недельный запас.
     Все  разошлись кто куда, каждый пытался  заняться  полезным  делом,  но
вскоре послышался  какой-то  странный звук, и  все,  что-то крича наперебой,
снова сбежались на лужайку. К посольству, рокоча, приближался аэроплан.
     --  Это наверняка  Байон, -- сказал  Бэзил.  -- Удирает на материк.  Но
аэроплан взял курс на посольство;  снизившись, он стал  делать  над лужайкой
круги, отчего  из конюшни послышалось  громкое  ржанье обезумевших от страха
пони. Уже видна была голова пилота, который выглядывал из кабины, и вскоре с
самолета  упал  завернутый  в английский флаг сверток,  после чего  аэроплан
вновь  поднялся в  небо  и  улетел в  сторону побережья.  Дети  Анстрадеров,
оглашая  окрестности торжествующими  воплями,  понеслись  в сад и,  прибежав
обратно, вручили сверток послу. В записке карандашом, подписанной командиром
аденской     эскадрильи,      говорилось     следующее:     "Высылаю     два
транспортно-десантных  самолета  и   три  бомбардировщика.   Будьте   готовы
эвакуироваться  через  час  после  получения  этой  записки.  Ничего,  кроме
официальной переписки и личных вещей, взять на борт не смогу".
     -- Это дело рук Уолша.  Толковый малый -- я всегда говорил.  Не понимаю
только, к чему такая спешка?

     Через час на лужайке перед главным зданием выросла целая гора из баулов
и чемоданов.
     --  "Официальная  переписка"!  Знать бы  еще, где  она, эта  переписка!
Уильям, поищите,  голубчик. Сомневаюсь,  правда,  чтобы там  нашлось  что-то
ценное.
     -- Лошадей придется  вывести из конюшни.  Пусть себе  пасутся...  Будем
надеяться, что с ними ничего не случится.
     -- Закройте все двери, а ключи спрячьте. А впрочем, какая разница!
     -- Папа, зачем ты набрал столько фотографий?
     -- Как быть с паспортами?
     За  неимением своих  вещей,  приехавшие  из города помогали упаковывать
чужие.
     --  Первый раз в жизни лечу. Я слышал, что в самолете многим становится
нехорошо.
     -- Бедный мистер Рейт.
     Оставшись не у дел,  Бэзил стоял в стороне  и, опершись на ствол своего
ружья, молча наблюдал за сборами. С ружьем, в длинном белом балахоне, он был
похож на часового.
     Пруденс подошла к нему, и они направились в угол сада, за рододендроны.
На ней был лихо сдвинутый набок красный берет.
     -- Бэзил, милый, брось  ты этого  идиотского императора! Поедем лучше с
нами.
     -- Не могу.
     -- Пожалуйста!
     --  Нет, Пруденс, не могу. Не беспокойся, все будет  в порядке.  Мы еще
встретимся. Где, не знаю, но встретимся.
     Появившиеся на горизонте тучи заволокли все небо.
     -- Когда  улетаешь  на самолете,  то  кажется, что  расстаешься  как-то
особенно надолго. Понимаешь, что я хочу сказать?
     -- Понимаю.
     -- Пруденс! Пруденс! -- За кустами рододендронов послышался голос  леди
Кортни. -- Зачем тебе столько шляп?
     -- Твой балахон как-то  странно  пахнет. -- Пруденс прижалась к  Бэзилу
всем телом.
     -- Он достался мне от туземца-сакуйю, который украл у какого-то индийца
фрак.
     -- Пруденс!
     --  Да,  мама,  иду!.. Бэзил, любимый, это  выше моих сил...  И с этими
словами она убежала помочь матери извлечь из коробок ненужные шляпы.
     Очень скоро, гораздо раньше, чем их ждали, в небе, над вершинами гор, в
строго боевом порядке  появились пять  самолетов, они  снизились  и сели  на
территории  посольства.  Из  кабин вышли  офицеры британских  ВВС и, быстрым
шагом подойдя к сэру Самсону, отдали ему честь. Столь почтительное обращение
с  Неполномочным  несколько  удивило  его  домочадцев,  а  также   гостей  и
подчиненных.
     --  Мы должны подняться  в  воздух как можно скорее, сэр.  Приближается
гроза.
     Началась посадка. Все  держались спокойно,  без паники. Кавалеристы  из
охраны,   а  также  индиец-дворецкий  сели  в  первый  транспортно-десантный
самолет;  дети,  священнослужители и работники посольства --  во  второй,  а
Джеггера,  Уильяма  и Пруденс  рассадили по  кабинам трех  бомбардировщиков.
Когда самолеты уже  должны были взлететь, Пруденс, спохватившись, выпрыгнула
из кабины и стремглав, придерживая красный берет, бросилась обратно в здание
посольства и вскоре, задыхаясь от быстрого бега, вернулась  с  кипой бумаг в
руке.
     -- Чуть не забыла "Панораму жизни"!
     Взревели двигатели, самолеты  рванулись  вперед,  оторвались  от земли,
набрали высоту и, сверкнув в воздухе, исчезли из виду. Наступила тишина. Все
произошло меньше чем за двадцать минут.
     Бэзил повернулся и пошел искать своих верблюдов.
     Пруденс, согнувшись, сидела за спиной пилота, придерживая обеими руками
берет. Ветер свистел в ушах, внизу возник и неторопливо проплыл беспорядочно
раскинувшийся, окутанный дымом город, потом потянулись  пастбища,  усыпанные
маленькими  коровами  и домиками;  пастбища сменились  зелеными  долинами  и
джунглями. Она покидала Дебра-Дову навсегда и не жалела об этом.
     "Как бы то ни было, -- размышляла Пруденс, -- мне нужны новые идеи  для
моей  "Панорамы".  Она  попробовала представить себе  свою  новую  жизнь,  о
которой совсем недавно,  сидя  у нее на постели, говорила с ней мать,  когда
приходила пожелать  ей спокойной ночи. Дом  тети Харриет на  Белгрейв-плейс.
Званые обеды, подруги, танцы, молодые люди. Уик-энды в загородных особняках,
теннис, охота. Словом,  столичная светская жизнь, о которой она  знает  пока
только из книг. Надо  будет  возобновить знакомство со  школьными подругами.
"Мне  даже  нечем будет перед ними  похвастаться -- они ведь еще такие юные,
такие невинные". Английский холод, туман, дождь; в серых  сумерках очертания
голых  деревьев и поднятых коверкотовых воротников, по которым стекают капли
дождя...  Лондонские  улицы,  закрываются магазины,  люди спешат  в метро  с
вечерними  газетами  под  мышкой...  Пусто.  Поздний  вечер.  Она идет после
танцев,  мужчины  в  похожих на  средневековые  плащах  поливают  из шлангов
горбатые мостовые... Юная англичанка вновь обретала родину...
     Но  тут  аэроплан  почему-то вдруг начал снижаться,  и Пруденс поневоле
перенеслась мыслями в настоящее.  Летчик, повернувшись, что-то ей прокричал,
но ветер отнес его слова. Бомбардировщики летели треугольником, и их самолет
находился  в нижнем  левом  углу.  Пруденс  увидела, как из  кабины летящего
впереди  самолета  к ним повернулось лицо в защитных  очках -- пилот, видно,
заметил, что  их  бомбардировщик отстает и снижается,  но летчик, с  которым
летела Пруденс, сделал ему знак лететь дальше. Навстречу  им неслись зеленые
кроны деревьев; самолет лег на крыло и стал кружить над джунглями, выискивая
место для посадки.
     -- Держитесь крепче и не волнуйтесь! -- донеслись до нее  слова пилота.
Среди деревьев  и кустов внезапно открылась  поляна. Самолет сделал еще один
круг и, сев на поляну,  накренился, чуть было не перевернулся, но выпрямился
и стал как вкопанный буквально в нескольких футах от огромного дерева.
     -- Как в аптеке,-- заметил пилот.
     -- Что-то случилось?
     -- Ничего  особенного. Двигатель забарахлил. Сейчас поправим, это  пара
пустяков. Можете даже не выходить из кабины. Мы их еще до Адена догоним.

     Во  второй половине дня на город обрушился невиданной силы  тропический
ливень.  Под напором  нескончаемых  потоков  воды  тлеющие  городские склады
зашипели, покрылись клубами пара, и  лизавшие стены языки пламени  исчезли в
черных подтеках грязи. По улице растекались огромные лужи; вода стремительно
неслась  по сточным канавам, забивая мусором немногие  попадавшиеся  на пути
водостоки.  Дождь   оглушительно  барабанил  по  железным  крышам.  Насквозь
промокшие  бунтовщики прятались в  подворотни, солдаты бросали свои  посты и
сбегались  в  казармы,  где  отвратительно  пахло мокрой материей.  Флаги  и
транспаранты,  вывешенные  в  честь  Праздника  противозачаточных   средств,
намокли и,  безжизненно  повиснув,  обмотались вокруг столбов,  а  некоторые
настолько отяжелели  от воды, что  сорвались с флагштоков и лежали  теперь в
грязи на мостовой. Разоренный город погрузился во мрак.

     Бэзил спускался в  низину шесть дней, совершенно потеряв счет  времени.
Каждый   день,   в   течение  девяти   часов   из  двадцати   четырех,   лил
непрекращающийся дождь, и определить время по  солнцу было невозможно; часто
караван  шел по ночам,  напрасно  пытаясь наверстать то, что было  упущено в
дневное время.
     На  второй  день путешествия погонщики  перехватили  и привели  Бэ-зилу
гонца, который на конце расщепленной палки нес промокшее от дождя письмо.
     -- Великий вождь не потерпит, чтобы грабили его посланцев.
     -- Бывает  время,  когда  приходится терпеть,--возразил Бэзил, снимая с
палки письмо.
     Он прочел следующее:
     "Графу  Нгумо  от  виконта  Боза,  министра внутренних  дел  Азанийской
империи. Виконт Боз  приветствует Вас. Мир Вашему дому. От своего имени и от
имени  моей  семьи  приветствую  также  Ахона,  которого  некоторые  именуют
императором  Азании, верховным  вождем племени сакуйю,  повелителем  племени
ванда,  грозой  морей. Да  будут продлены дни  его, да  будет многочисленным
потомство  его! Я,  Боз,  не последний  человек в империи, нахожусь сейчас в
Гулу, на болотах  ванда.  Со  мной вместе находится Сет, которого  некоторые
именуют императором.  Говорю это Вам, чтобы Ахон знал, что  я -- его  верный
подданный. Я боюсь за здоровье Сета и хочу, чтобы Ваша милость научили меня,
как избавить его от страданий. Боз".
     -- Пойдешь вперед,  --  приказал  Бэзил  гонцу,  --  и  скажешь  твоему
господину виконту Бозу, что Ахон мертв.
     -- Как же я  могу вернуться к своему господину, потеряв письмо, которое
он мне вручил? Мне что же, жизнь не дорога?
     --  Делай что  тебе  говорят. Твоя жизнь -- ничто в сравнении  с жизнью
императора.
     В тот  же день два  верблюда, переходя  через быструю полноводную реку,
оступились, их унесло течением, и они  разбились  о валуны.  На  третью ночь
сбежали еще пятеро. Погонщики взбунтовались: сначала  они требовали денег, а
затем  наотрез отказались продолжать путь  на любых условиях. Последние  два
дня Бэзил  ехал  к назначенному  месту  в полном  одиночестве,  его  верблюд
спотыкался на каждом шагу и еле передвигал ноги.

     На залитых дождем улочках Матоди царила полная неразбериха. Майор Уолш,
секретари  французского посольства и мистер Шонбаум каждый день передавали в
Европу противоречивые сведения. Сначала они телеграфировали, что Сет умер, а
Ахон стал императором, затем -- что умер Ахон, а императором остался Сет.
     -- Мадам Байон наверняка знает, где скрывается генерал Коннолли.
     -- Увы, мсье Жан, она отказывается говорить.
     -- Вы подозреваете, что ей известно еще что-то?
     -- Супруга мсье Байона вне подозрений.
     Когда дождь ненадолго прекращался, чиновники и солдаты без всякого дела
разбредались  по своим  конторам  и казармам -- у них  не было ни денег,  ни
инструкций,   ни   вестей   из   столицы.   В   бухту,   для  защиты   своих
соотечественников, вошли  и  стали  на  якорь четыре  миноносца под четырьмя
национальными флагами.  Мэр  города  втайне  готовился  бежать  на  материк.
Господин Юкумян, стоя за стойкой бара в  отеле  "Амурат", настаивал  крепкие
напитки и очень нервничал.
     --  Нет,  вы  мне  скажите,  что  может  быть глупее этих  войн? Ведь в
результате у нас нет ни императора,  ни железной д