верховный
вождь  племени сакуйю,  повелитель  племени  панда  и гроза  морей, ьакалавр
искусств Оксфордского университета, приветствуем тебя, английский король. Да
будет мир дому твоему..."
     Он  диктовал с  рассвету.  На  столе секретаря аккуратной стойкой  были
сложены  письма,  свидетельства  о  присвоении  дворянских  титулов,  списки
амнистированных, постановления о  лишении гражданских  и имущественных прав,
приказы по  армии, инструкции  по работе полиции, заказы в европейские фирмы
на  автомобили,   спецодежду,  мебель,  завод  электроаппаратуры,  а   также
приглашения на коронацию и официальное сообщение о государственном празднике
в ознаменование победы.
     -- А  новостей  с гор  по-прежнему  нет. К  этому часу мы  могли бы уже
получить донесение о победе.
     Секретарь  записал  эти  слова,  затем, слегка  склонив  голову  набок,
перечитал их и косой чертой перечеркнул написанное.
     -- Мы бы знали, если б победа была одержана, правда, Али?
     -- Правда.
     --  Что  же случилось? Почему  ты мне не отвечаешь? Почему  у  нас  нет
никаких сведений?
     -- Откуда  мне  знать?  Я  --  человек маленький, слышу только  то, что
говорит на базаре простой люд. Ведь вся  знать покинула город. А простой люд
говорит, что  армия вашего величества  не добилась победы,  которую  ожидает
ваше величество.
     --  Болваны!  Много они понимают!  Я --  Сет, внук  Амурата.  Поражение
исключено. Я жил в  Европе. Мне лучше знать. И потом, у меня есть  Танк. Это
не  война  Сета  против  Сеида,  это война Прогресса  против  Варварства.  И
прогресс должен  взять  верх. Я  видел военный парад в  Олдершоте, Парижскую
выставку,  посещал Оксфордское дискуссионное  общество.  Я читал современных
писателей: Шоу,  Арлена`,  Пристли. Что знают обо  всем  этом  твои базарные
сплетники?!  На моей стороне  вся мощь  Эволюции,  моими союзниками являются
женская эмансипация, вакцинация, вивисекция.  Я -- Новое  время. За  мной --
Будущее.
     -- Обо всем этом мне ничего не известно, -- сказал Али. -- Но на базаре
говорят, что гвардейцы  вашего  величества перешли  на сторону принца Сеида.
Помните, я докладывал, что им уже несколько месяцев не платили жалованья?
     --  Они получат причитающиеся  им деньги. Это говорю тебе я. Как только
война кончится, им заплатят. Кроме того, я повысил их в  знании. Все солдаты
по  моему  приказу  произведены  в  капралы.  Неблагодарные свиньи.  У  этих
придурков устаревшие  представления о  жизни.  Ничего,  скоро у нас не будет
больше  солдат. Только танки и  аэропланы. Как сейчас  принято. Я сам видел.
Да, кстати. Ты передал мои распоряжения о медалях?
     Али перелистал бумаги:
     -- Ваше величество заказывали  пятьсот "Больших крестов Азании" первого
класса, столько  же -- второго, семьсот  -- третьего, а также  эскиз  медали
"Звезда Сета": позолоченное серебро и эмаль на разноцветной ленте...
     -- А что с "Медалью победы"?
     -- Относительно "Медали победы" я никаких указаний не получал.
     -- В таком случае пиши.
     -- Приглашение королю Англии?

     `Майкл Арлен  (1895  --  1956) -- английский  писатель, автор модного в
свое время романа "Зеленая шляпа" (1924).

     --  Король Англии  подождет.  Записывай, как  должна выглядеть  "Медаль
победы". На лицевой стороне -- голова Сета, для этого можно использовать мою
оксфордскую фотографию  -- ты же понимаешь, у меня должен  быть  современный
вид,  европейский: цилиндр, очки, стоячий воротничок,  галстук.  И  подпись:
"SETH IMPEъATOъ IMMOъTALIS"'. Скромно и  со вкусом. А то многие медали моего
деда  чересчур  вычурны.  На  обратной стороне  --  женская  фигура,  символ
Прогресса. В одной руке у нее аэроплан, в другой --  какой-нибудь  небольшой
предмет,  олицетворяющий  высокий уровень  современной  технологии.  Что это
будет конкретно, пока не знаю... Подумаю... Возможно, телефон...  Посмотрим.
А теперь пиши:
     "В  ювелирный магазин "Маппин  энд Уэбб",  Лондон.  Мы,  Сет, император
Азании, верховный  вождь племени  сакуйю,  повелитель  племени ванда и гроза
морей, бакалавр искусств Оксфордского университета, приветствуем Вас, мистер
Маппин, и Вас, мистер Уэбб. Да будет мир вашему дому..."

     Вечер.  Стало  прохладнее. На  минарете  муэдзин сзывает  мусульман  на
молитву.  "Аллах велик.  Нет  Бога  кроме Аллаха  и Мухаммед пророк Его".  В
часовне  при доме миссионера звонят колокола. Молитва  Пресвятой Богоматери:
"Ecce ancilla Domini:  fiat mihi  secundum verbum tuum"``.  Господин Юкумян,
владелец универсального  магазина  и кафе "Амурат", зашел  за стойку,  налил
себе греческой водки и разбавил ее водой.
     -- Я хочу знать только одно: мне за бензин заплатят?
     -- Поймите, господин  Юкумян: я стараюсь изо всех  сил.  Мы  же с  вами
друзья, и вы  это знаете.  Но, к сожалению, сегодня император занят. Я и сам
только что  освободился.  Работал  весь день.  Сделаю  все  возможное, чтобы
получить ваши деньги.
     -- Ты ведь мне многим обязан, Али.
     -- Знаю, господин Юкумян. И надеюсь, что в долгу не останусь. Если бы я
мог просто попросить у императора ваши деньги, вы получили бы их сегодня же.
     -- Но эти деньги мне нужны именно сегодня. Я уезжаю.
     -- Уезжаете?
     -- Да, я уже все устроил. Ты мой друг, Али, а от друзей у меня секретов
нет. -- И господин  Юкумян настороженно окинул глазами  пустой бар. Разговор
шел  на  сакуйю.  -- Неподалеку  от  гавани,  за  деревьями,  возле  старого
сахарного завода у меня припрятана моторная лодка. Больше  того, в  ней есть
одно свободное место. Только  имей  в виду, это  секрет. В ближайшие две-три
недели  в  Матоди  будет  неспокойно.  Сет разбит  --  об этом все знают.  Я
отправляюсь  на  материк -- у меня там брат. Но  перед  от®ездом я бы  хотел
получить деньги за бензин.
     --  Благодарю  вас за  ваше  предложение, господин  Юкумян, но едва  ли
император захочет заплатить за то, что у него украли моторную лодку.
     --  Я  тут ни при чем. Вчера вечером приходит ко мне в магазин господин
Маркс  и  говорит, что хочет заправить бензином моторную  лодку  императора.
Пришлось дать ему бензина на восемьдесят рупий. Господин Маркс ведь и раньше
обращался  ко мне, если  императору  нужен был бензин. Откуда я знал, что он
собирается украсть у  императора  лодку? Неужели ты думаешь, что  тогда бы я
дал ему горючее?
     Со  свойственной  людям его национальности  экспрессией господин Юкумян
всплеснул руками:
     -- Я бедный человек. Со мной нехорошо обошлись. Несправедливо. Ни тебе,
Али, я верю. Ты -- честный человек, и ты мне многим обязан.

     ' Сет, бессмертный император (лат.).
     '' "Се, раба Господня; да будет Мне по слову твоему" (лат.).

     Верни  мне мои восемьдесят рупий, и я возьму тебя  с собой  в Малинди к
своему брату. А когда беспорядки на острове прекратятся, мы сможем вернуться
сюда или поехать куда-нибудь  еще -- как  сам пожелаешь. Ты  же  не  хочешь,
чтобы арабы перерезали тебе глотку. Я о тебе позабочусь.
     -- Спасибо вам за ваше предложение,  господин Юкумян. Я сделаю все, что
в моих силах. Больше пока ничего обещать не могу.
     -- Я знаю  тебя, Али.  И  доверяю  тебе как  собственному  отцу. Только
смотри, про лодку никому ни слова, хорошо?
     --  Конечно,  господин Юкумян.  Можете  не беспокоиться. Я  к  вам  еще
загляну попозже вечером.
     -- Вот и отлично. Спасибо тебе. Au revoir'  и помни: о  лодке -- никому
ни слова.
     Стоило  Али  покинуть  кафе "Амурат", как жена Юкумяна выглянула  из-за
занавески, за которой стояла все это время.
     --  Что  ты  выдумал?  Мы не сможем взять с собой  в  Малинди  этого  я
индийца.
     -- Мне нужны мои восемьдесят рупий. И вообще, дорогая, не вмешивайся не
в свое дело.
     --  Но  ведь в  лодке есть  место только для  нас  двоих. Она и так уже
перегружена. Сам знаешь.
     -- Да. Знаю.
     -- Крикор, ты что, с ума сошел? Ты хочешь, чтобы мы все утонули?
     -- Не волнуйся, цветок души моей. Я  все  улажу. Никуда Али с  нами  не
поедет,   можешь   не  беспокоиться.  Просто  я  хочу  получить  назад  свои
восемьдесят рупий. Ты все уложила? Учти, мы уезжаем, как только Али принесет
деньги.
     -- Крикор, а ты... ты меня не бросишь? Не уедешь без меня?
     -- Надо было бы -- уехал бы. Иди укладывай вещи, женщина. Не плачь. Иди
укладывай вещи. Ты поедешь  в Малинди.  Даю  слово.  Собирай вещи. Я честный
человек. Честный и мирный. Сама знаешь. Но во время войны надо думать о себе
и о своей семье. Да, о своей семье,  слышишь? Али принесет нам деньги. Но мы
его с собой в Малинди не возьмем. Поняла? А если он устроит скандал, я ударю
его по голове палкой. Ну, что рот разинула? Иди собирайся.
     Солнце уже село.  По  дороге  в форт Али  обратил  внимание на  то, как
возбуждены  на улицах люди. Одни бежали в сторону  набережной, другие стояли
перед  своими  домами и  о  чем-то  взволнованно  переговаривались.  "Сеид",
"победа", "армия" -- доносилось до него. На берегу  собралась большая толпа;
стоя спиной  к воде,  люди  смотрели на  вздымавшиеся над  городом горы. Али
подошел  и  тоже стал  всматриваться  в темноту:  отроги  гор  были  усыпаны
многочисленными огоньками, издали похожими на мерцающие точки.  Али выбрался
из  толпы  и зашагал  в  сторону старого форта.  Во дворе стоял  командующий
охраной майор Джоав и изучал горы в полевой бинокль.
     -- Вы видели в горах огни, секретарь?
     -- Да, видел.
     -- Мне кажется, там стоит армия.
     -- Победоносная армия, майор.
     --  Слава Богу. Наконец  мы видим собственными глазами то, чего столько
времени ждали.
     --  Да, слава  Богу. Господа следует славить и в радости и в  горе,  --
благочестиво отозвался Али -- он принял христианство, когда пошел  служить к
Сету секретарем. -- А теперь послушайте,  что приказал вам император, майор.
Вы должны взять с собой взвод охранников и пойти в бар "Амурат". Найдете там
армянина Юкумяна,  маленького  толстого  человечка в черной  ермолке. Знаете
такого? Тем лучше. Арестуете его и

     ' До свидания (франц.).

     отведете  за город -- куда, не важно, лишь бы поблизости не было людей.
Отведете  его  за  город и  повесите. Таков приказ  императора. О выполнении
приказа  сообщите  лично  мне.  Докладывать  непосредственно его  величеству
необходимости нет. Вы все поняли?
     -- Я все понял, секретарь.
     Наверху Сет рассматривал в рекламном каталоге  радиоприемники последней
марки.
     -- Знаешь, Али,  больше  всего мне  нравится корпус  из мореного  дуба.
Напомни мне завтра заказать эту модель. Новостей по-прежнему никаких?
     Али молча сложил на столе бумаги и вставил пишущую машинку в футляр.
     -- Нет новостей?
     --  Есть, кое-какие  новости есть, ваше  величество.  Судя  по всему, в
горах стоит армия. Горы усыпаны огнями.  Если  ваше величество соблаговолите
выйти  на  улицу, вы  сами все увидите. Завтра армия будет в городе, в  этом
сомневаться не приходится.
     Сет от радости подскочил на стуле и бросился к окну:
     -- Это  же великолепно! Ты принес мне замечательную  весть, Али! Завтра
же сделаю тебя виконтом. Наконец-то армия возвращается.  Уже  полтора месяца
мы ждем не дождемся этого, верно, виконт?
     -- Я  очень признателен вашему величеству,  но ведь  я не сказал, какая
армия стоит в горах. Узнать это невозможно. Если это,  как вы предполагаете,
армия  генерала  Коннолли,  то странно, что  он  не  прислал к  вам гонца  с
известием о победе.
     -- Да, он дал бы мне знать.
     --  Ваше величество, вы  разгромлены и преданы. В  Матоди об этом знают
все, кроме вас.
     Впервые   с   начала  войны  Али  почувствовал,  что  император  теряет
самообладание.
     -- Если  я разгромлен, -- сказал Сет, -- эти варвары  знают,  где  меня
найти.
     --  Ваше  величество, еще не  поздно  бежать.  Буквально  час  назад  я
совершенно  случайно  узнал,  что  у  одного  человека в  гавани  припрятана
моторная лодка. Этот человек сам собирался уплыть  на материк, но за хорошую
цену  он готов свою лодку продать. Ведь  маленькому человеку спастись всегда
проще, чем великому императору. За две тысячи рупий он уступит вам лодку. Он
сам намекал на это. Даже цену  назвал. Для спасения жизни императора это  не
так  уж и много. Дайте мне две  тысячи, ваше величество, и к  полуночи лодка
будет в  вашем распоряжении. А утром войска  Сеида войдут в город, но вы уже
будете недосягаемы.
     Секретарь с надеждой поднял на  Сета  глаза,  но тот --  Али  это понял
сразу -- вновь овладел собой.
     --  Войска Сеида  в город не войдут. Ты забываешь, у меня есть Танк. Ты
несешь  предательский вздор, Али. Завтра  я буду  принимать в  городе  парад
победы.
     -- Увидим, ваше величество.
     -- Вот увидишь, Али.
     -- Послушайте, -- сказал Али,  -- мой друг -- благородный  человек,  он
очень предан  вашему  величеству. Думаю, если  хорошенько его  попросить, он
снизит цену.
     -- Завтра я буду принимать в городе парад победы.
     -- А что, если он уступит вам лодку за тысячу восемьсот рупий?
     -- Вопрос исчерпан.
     Поняв,  что дальнейшие уговоры бесполезны, Али взял  со  стола  пишущую
машинку  и  молча  направился к  выходу.  За  дверью  послышалось  поспешное
шарканье  голых  ног  --  это  в  темном коридоре скрылся  осведомитель.  За
последние несколько месяцев они уже успели привыкнуть к этим звукам.
     Придя домой, Али налил себе виски и  закурил  манильскую сигару.  Затем
вытащил из-под кровати фибровый чемодан и начал -- аккуратно, не торопясь --
отбирать нужные  в  дорогу  вещи,  но тут раздался стук  в дверь и в комнату
вишел майор Джоав.
     -- Добрый вечер, секретарь.
     -- Добрый вечер, майор. Армянин мертв?
     -- Мертв. Боже, как он голосил! Я вижу, вы пьете виски?
     -- Наливайте себе, если хотите.
     -- Спасибо, секретарь... В дорогу собираетесь?
     --  Да нет, просто вещи разбираю... На всякий случай. Сейчас ведь нужно
ко всему быть готовым.
     -- В горах стоит армия.
     -- Да, говорят...
     -- Армия Сеида.
     -- Говорят и такое.
     -- Как вы выражаетесь, секретарь, сейчас ко всему нужно быть готовым.
     --  Закуривайте, майор. В Матоди, думаю, найдется немало людей, которые
бы с удовольствием отсюда уехали. Ведь завтра армия уже будет здесь.
     -- Да, она недалеко. Но бежать из города невозможно. Все лодки исчезли,
железная дорога вышла из строя, а шоссе ведет прямо в лагерь противника.
     Али аккуратно сложил белый костюм и,  нагнувшись над чемоданом, сказал,
не подымая головы:
     --  Сегодня на базаре один  человек  говорил, будто  у него есть лодка.
Забыл,  как его зовут.  Простой  человек, надо думать. Лодку  он  где-то  за
гаванью припрятал. Сегодня вечером он собирается в ней  на материк. Говорят,
два  места  в  лодке  свободны.  Как вы  считаете,  майор,  найдет  он  себе
попутчиков  за  тысячу  рупий? По  пятьсот  с  каждого?  Такую,  говорят, он
назначил цену.
     -- Цена немалая.
     -- Да, но человеческая жизнь стоит дороже.  Так как вы  думаете, майор,
найдет он себе попутчиков, если у него и впрямь есть лодка?
     --  Может быть.  Кто  знает? Возможно,  какой-нибудь инородец,  деловой
человек,  смекалистый, весь капитал  которого  --  пишущая  машинка  да пара
костюмов, с ним и поедет. А военный -- едва ли.
     -- А за триста рупий?
     -- Маловероятно. Посудите сами, что делать военному на чужбине? Да и на
родине он запятнает свое имя позором.
     --  Но другим он,  надо полагать, чинить препятствий не станет? Если уж
выкладывать  пятьсот  рупий за  лодку, можно приплатить еще сотню  часовому,
чтобы тот его пропустил, вы не находите?
     -- Как вам сказать... часовые бывают разные... Сто рупий -- не такие уж
большие деньги, а ведь тут речь идет о нарушении присяги...
     -- А двести рупий?
     --  Военные, как  правило, люди бедные. Двести рупий для них -- большие
деньги...  Ну-с,  мне  пора, надо возвращаться к солдатам.  Спокойной  ночи,
секретарь.
     -- В котором часу вы сменяетесь с поста, майор?
     -- После полуночи. Еще, может быть, увидимся.
     -- Кто знает... Да, майор, вы забыли ваши бумаги.
     -- В самом деле? Спасибо, секретарь. И спокойной ночи. Майор пересчитал
небольшую пачку денег, которую Али положил на туалетный столик. Ровно двести
рупий. Он сунул деньги в карман гимнастерки и вернулся на гауптвахту.
     Там, во внутреннем  помещении,  сидел  господин Юкумян  и  беседовал  с
капитаном.  Полчаса назад маленький армянин находился на волосок от гибели и
еще  не  вполне пришел в себя: на его открытом, живом  лице выступили  капли
пота, он  был, против  обыкновения,  несловоохотлив,  говорил  едва слышным,
срывающимся голосом. Про лодку он  хранил упорное молчание  до тех пор, пока
солдаты не набросили ему на шею петлю.
     -- Что сказал этот подонок? -- спросил он майора.
     -- Он пытался продать мне место в лодке за пятьсот рупий. Он знает, где
спрятана лодка?
     -- Увы. Я по глупости все ему рассказал.
     -- Ничего страшного. Он  дал мне двести рупий, чтобы его пропустили мои
часовые. Кроме того, он угостил меня виски и манильской сигарой. Для нас Али
опасности не представляет. Когда мы отправляемся в путь?
     -- Еще один вопрос, господа офицеры... Моя жена... Для нее теперь места
в лодке не остается, поэтому про наш  от®езд она не должна ничего знать. Где
она была, когда вы... когда мы вышли из кафе?
     -- Она шумела, и пришлось ее запереть на чердаке.
     -- Она взломает дверь.
     -- Это уже наше дело.
     -- Очень хорошо, майор. Я  ведь честный человек. Честный и мирный. Сами
знаете. Для меня главное, чтобы все были довольны.
     Али уложил чемодан и теперь  в  ожидании сидел на кровати.  "Интересно,
что задумал майор  Джоав? -- размышлял  он. -- Странно все-таки,  что  он не
хочет бежать. Наверное, рассчитывает утром получить за Сета хорошие деньги".

     Ночь  и страх темноты.  Сет  лежал без сна у  себя  в комнате, в  башне
старого  форта, и  с  унаследованным  от предков  ужасом  перед джунглями, с
тоскливым ощущением оторванности от мира  мучительно вглядывался во мрак.  В
ночи  притаились  хищные  звери,  колдуны  и  призраки убитых врагов.  Перед
властью ночи пасовали и предки  Сета,  они панически  пятились от нее, теряя
всякие признаки индивидуальности. Они ложились по шесть-семь человек в одной
хижине,  от ночи их отделяли лишь намытая дождями  насыпь да крытая  соломой
крыша, но в темноте слышно было дыхание  лежавшего рядом, всего в нескольких
дюймах,   такого   же   теплого,  обнаженного  тела,  и  они  из  шести-семи
перепуганных чернокожих  превращались словно  бы в одно целое, ощущали  себя
одним  огромным  существом,  способным  дать отпор крадущемуся  где-то рядом
врагу. Сет же был в одиночестве и страх преодолеть  не мог, ночь застала его
врасплох,  навалилась на  него всем  своим весом, и он физически ощущал свое
одиночество, незащищенность, оторванность от людей.
     Непроницаемая темнота  отзывалась  глухим  барабанным  боем неизвестных
завоевателей. На узких городских улочках велась какая-то потаенная и в то же
время  необычайно   активная  деятельность.  Одни,  прячась  в  подворотнях,
незаметно, словно призраки, сновали взад-вперед по улицам; другие, запершись
у себя в домах, лихорадочно рассовывали по укромным местам какие-то свертки,
шкатулки с монетами и драгоценностями, картины и книги, позолоченные рукояти
шпаг старинной  работы, доставшиеся им  по  наследству,  дешевые украшения и
безделушки из  Бирмингема и Бомбея, шелковые шали, духи -- словом,  все, что
наутро, когда  город  подвергнется разграблению,  могло попасться на  глаза.
Сбившихся в кучу женщин и детей либо прятали в погреба и подвалы, либо гнали
в поле, за городскую стену. Вместе с ними у ворот толклись козы, овцы, ослы;
испуганно кудахтали куры, мычали коровы. На полу своей спальни,  с кляпом во
рту, связанная по рукам  и ногам, словно курица,  которую