ю тайну.
     --  Это  произошло  еще  во  времена  недоброй  памяти  Горгия,   моего
предшественника, -- начал его преосвященство, -- и сообщили мне об этом лишь
после моего  рукоположения, да и  то под таким большим секретом,  что только
глубокая личная обида побуждает меня  вам  эту  тайну раскрыть. Речь идет  о
бедном малютке  Ахоне.  Я  говорю  "бедный малютка", хотя  сейчас ему,  если
только он еще жив, никак не меньше девяноста лет  -- меня, во всяком случае,
он гораздо  старше. Как вам известно,  Ахон  был сыном Амурата  Великого,  и
принято считать,  что его, когда он охотился с мужем своей  сестры  в  горах
Нгумо, загрызла львица. Так  вот, господа, все это ложь. На самом же деле по
приказу  его сестры и патриарха  Горгия несчастного юношу напоили, отвезли в
монастырь святого Марка Евангелиста и там заточили.
     -- Да это же крайне важно! -- вскричал мсье Байон. -- Он еще жив?
     --  Кто  знает? Откровенно говоря,  сам  я  в монастыре  святого  Марка
Евангелиста никогда не был.  Настоятель, увы, впал в ересь, согласно которой
души, попадая в ад, женятся и производят  на свет леших.  Хуже всего то, что
он  упорствует  в  своем  заблуждении:  недавно  я  отправил  туда  епископа
Попского, чтобы тот его образумил, но этого доброго человека забросали из-за
монастырской ограды камнями.
     -- А они отпустят пленника, если приказ об освобождении подпишете вы?
     -- Мне тяжко признаваться в своем бессилии, господа, но боюсь, что нет.
Тут без денег никак не обойтись.
     --  Пусть  настоятель  назовет свою цену.  Ахон должен  быть  здесь,  в
столице. Тогда мы сможем нанести удар.
     Вновь  наполнились  бокалы  с  шампанским,  и,  прежде  чем  перейти  в
гостиную,  мсье Байон  напомнил  своим  гостям  о  серьезности  создавшегося
положения:
     -- Господа, сегодня важнейший вечер в истории Восточной Африки. Будущее
этой  страны, а  возможно,  и  наша с вами жизнь,  целиком  зависят от того,
сумеем  ли  мы  сохранить в  строжайшей  тайне  назначенную  на  понедельник
экспедицию графа Нгумо.
     Как только гости ушли, мсье Байон собрал своих подчиненных и сообщил им
о  последних событиях,  которые еще до рассвета  были переданы  в Париж.  По
дороге домой Коннолли прямо в машине сообщил обо всем Черномазой:
     -- Но учти, детка, это пока  тайна, поэтому, смотри, держи свой длинный
язык за зубами!

     14 марта (продолжение)
     Дезинфицирующие  таблетки,  естественно, испортились -- пошла в магазин
при   гостинице  купить  другие.  Встретила  местную  герцогиню  --  говорит
по-английски. Обещала помочь  насчет клопов. Пошла к ней домой за клопомором
ее собственного изготовления. Угостила меня чаем с печеньем. Оч.  интересный
разговор. Оказывается, император  завладел троном незаконно.  Засадил своего
старого дядю за решетку. Сейчас его поехали  освобождать. Оч. романтично  --
надо надеяться только, что и  новый император проявит такую же гуманность  к
животным.

     15 марта
     Ночь прошла  лучше. Клопомор  герцогини  действует оч.  хорошо,  только
запах жуткий. Получили приглашение на обед во дворце, кот. состоится сегодня
вечером. Приглашение приняла, хотя могли бы потрудиться послать его заранее.
Решила -- так будет лучше для нас обеих. Если  чемодан Сары не  найдется, ей
будет не в чем пойти.

     Впервые после восшествия Сета на престол во  дворце принимали гостей из
Европы. По  этому поводу министр модернизации был  утром вызван к императору
для составления приглашений и меню.
     -- Общество  в  основном  будет  азанийское.  Я хочу, чтобы  англичанки
убедились,  как мы благовоспитанны.  Не знаю только, звать  ли виконта Боза?
Что скажете? Он не  напьется?..  А еще я хотел посоветоваться с вами  насчет
меню.  Я  где-то  вычитал, что теперь  блюда называются  "витаминами".  Вот,
взгляните,  как я составил  меню.  Будет хороший,  современный,  европейский
обед. Что скажете?
     Бэзил  взглянул  на список  блюд. Еще месяц назад он мог  бы внести ряд
исправлений. Но теперь ему все надоело.
     -- Прекрасно, Сет. Продолжайте в том же духе.
     --  Вот видите,  -- с гордостью  сказал император, -- мы, азанийцы, уже
кое-что умеем.  Скоро сможем  обходиться без Министерства модернизации. Нет,
нет,  не поймите меня  превратно,  Бэзил.  Вы-то всегда будете моим другом и
советчиком.
     И  список  блюд  первого  званого  обеда  при   дворе  императора  Сета
отправился  в типографию  "Курьера", откуда  вернулся  в виде толстой  пачки
меню:  золотое  тиснение,  шелковые  ленты  цвета азанийского  национального
флага, а сверху посередине выбита золотая корона.

     15 марта
     Банкет в честь Общества защиты животных
     (Великобритания)
     Меню:
     Витамин А
     Сардины в банке
     Витамин Б
     Жареная говядина
     Витамин В
     Жареные молочные поросята
     Витамин Г
     Горячая баранина с луком
     Витамин Д
     Индейка со специями
     Витамин Е
     Сладкий пудинг
     Витамин Ж
     Кофе
     Витамин 3
     Варенье

     -- Это так по-английски, --  пояснил Сет.  -- В знак  уважения  к вашей
великой империи.
     В  восемь  часов  вечера  леди Милдред и мисс  Тин прибыли  во  дворец.
Электростанция  в  тот  вечер  работала,  и  над парадным  входом, будто  на
Рождество, протянулась гирлянда  разноцветных  лампочек.  На ступеньках  был
расстелен кусок  до  блеска вымытого  линолеума,  и, когда  под®ехало такси,
десятка  полтора слуг бросились к  машине, чтобы проводить почетных гостей в
вестибюль.  Одеты  слуги были по-разному:  одни -- в  военную форму, обшитую
золотыми  галунами,  которые  были либо подобраны ими в пустых комодах, либо
украдены  у  заезжих  дипломатов; другие -- в народные костюмы из полосатого
шелка. Когда дамы вышли из машины,  выстроившийся на ступеньках взвод бравых
гвардейцев испугал их своим зычным приветствием.
     В  этот  момент возникла некоторая  заминка, поскольку таксист  наотрез
отказался брать  новенький фунтовый банкнот, которым попыталась расплатиться
с  ним  леди  Милдред.  Но  тут  на  помощь  почтенной даме  пришел  капитан
гвардейцев.  Звеня шпорами, он сбежал с крыльца  и прекратил возникший  было
спор,  арестовав  шофера, после чего  скупым,  но  красноречивым жестом  дал
понять,  что  очень сожалеет  о  случившему  и, будь его  воля,  повесил  бы
смутьяна на месте.
     Главный зал  был ярко  освещен, почти  все представители высшего  света
Азанийской империи были  уже в сборе. Одним из первых  декретов новой власти
явилось обязательное ношение европейских  вечерних туалетов, и сегодня такая
возможность представилась  столичной публике  впервые. В разных  концах зала
маячили понурые фигуры государственных сановников, которых господин Юкумян в
изобилии  обеспечил  фраками, белыми  перчатками,  крахмальными сорочками  и
эмалевыми запонками; лишь у нескольких мужчин  отсутствовали  туфли и носки;
непривычная одежда придавала внешнему виду гостей горделивую непреклонность.
Что  же  касается  дам,  то они  по  большей части  остановили свой выбор на
довольно  рискованных,   густо-зеленых  и  фиолетовых  туалетах,  украшенных
блестками и  страусовыми перьями. Виконтесса  Боз была  в  новом, только что
прибывшем  из  Каира  платье  с  голой  спиной,  а также  во  всех фамильных
драгоценностях;   на   курчавой   головке   герцогини  Мхомалы   красовалась
трехфунтовая диадема из золота и гранатов; баронесса Батулле демонстрировала
гостям холеные плечи и спину -- искусно татуированные и щедро изрисованные.
     На фоне  всего  этого великолепия  почетные  гостьи смотрелись довольно
скромно.  Гофмейстер  двора   провел  англичанок  по  залу,  представляя  их
собравшимся  на французском языке, на котором  он из®яснялся немногим  лучше
леди Милдред.
     В толпе сновали,  разнося  на подносах  бренди,  двое рабов. От  бренди
англичанки  наотрез  отказались,   что   привело  гофмейстера   в  некоторое
недоумение -- может быть, дамы предпочитают виски? Если  так, то  это  можно
организовать. Или пиво?
     --  Mon  bon  homme,  --  одернула его  леди Милдред, --  il  vous faut
comprendre que nous  ne buvons  rien de  tout, jamais`; после чего ее и мисс
Тин сразу  же зауважали: внешний вид обеих дам оставлял желать  лучшего, это
верно,  зато  они, по-видимому, знали  что-то  такое, о  чем  азанийцы  и не
догадывались.  "С  такой женщиной хорошо вместе путешествовать", --  подумал
гофмейстер и учтиво осведомился, берут  ли в Англии лошадей  или верблюдов в
приданое.
     Тут, однако, разговор  прекратился,  ибо в  зал  из дальней двери вошел
император и сел на трон, неприметно стоявший на возвышении. Дворцовый этикет
находился  еще  в стадии формирования, и  поэтому, когда монарх опустился на
трон, в зале воцарилась напряженная тишина -- никто не знал, как себя вести.
Но  вот Сет что-то  шепнул своему конюшему, который  направился  к  почетным
гостьям  и  подвел  их  к императору.  Дамы сделали реверанс и  отступили  в
сторону, наблюдая за тем, как мимо трона, в строгом соответствии с табелью о
рангах,   прошествовали    остальные   приглашенные.    Многие    отвешивали
по-восточному низкие поклоны, поднося руку сначала  ко лбу, а потом к груди,
а некоторые гости, причем обоего пола, в подражание англичанкам, тоже делали
реверанс. Один убеленный сединами вельможа,  приверженец старинных  обычаев,
повалился перед троном на пол и начал посыпать голову пеплом. Когда  же все,
каждый  на  свой лад,  приветствовали императора,  Сет встал и направился  к
накрытому  столу, а гости  бросились за ним и  стали,  без  особых церемоний
работая  локтями,  занимать места. Леди Милдред и мисс Тин посадили по обеим
сторонам от императора, и вскоре все  начали с невероятной  скоростью есть и
пить.

     15 марта (продолжение)
     Обед  во дворце. Оч. невкусно. Сплошное  мясо -- жирное, переперченное.
Ела через силу --  исключительно  из вежливости. Сара к еде не притронулась.
Император  засыпал  меня  вопросами,  на  некоторые я  ответить  не  смогла:
"Сколько  костюмов у  английского короля?", "Он принимает  ванну до завтрака
или после? А что считается более культур-

     ` К вашему сведению, голубчик, мы ничего и никогда не пьем (франц.).

     ным?",  "В  каком магазине лучше всего купить артезианский колодец?", и
т. д. Сара весь вечер промолчала. Я рассказывала  императору  про совместное
обучение и школьную дисциплину. Слушал с большим интересом.

     Соседом,  сидевшим справа от леди Милдред, оказался тот самый вельможа,
который  по  старинке  распластался  перед троном  в  гостиной.  Со  стороны
казалось, что он поглощен едой, на самом же деле старик лихорадочно повторял
заученные  им еще с утра  английские  фразы. Наконец, набравшись смелости  и
подняв от тарелки свое огромное бородатое лицо,он выпалил:
     --  Сколько  мул  ты имел?  Сколько сын? Сколько  дочь?  Сколько  брат?
Сколько сестра? Мой отец пал в бою.
     Леди Милдред бросила  на него испуганный взгляд. В седой бороде старика
застряли куски мяса.
     -- Что, простите? -- переспросила она.
     Но вельможа свое дело сделал. Он счел, что и так сказано  больше, чем в
таких случаях  полагается, и, по правде говоря, сам был  несколько  ошарашен
беглостью сымпровизированной английской речи, а  потому,  нервно улыбнувшись
леди Милдред,  вновь  принялся  за  еду и  больше  уже  к своей  соседке  не
обращался.
     -- Из этих двух белых женщин ты бы какую взял?
     -- Толстую. Но они обе страшные.
     -- Да.  Наверно, английские джентльмены очень тоскуют, когда женятся на
английских дамах.
     Наконец,  когда  с  витаминами  было  покончено,  виконт  Боз  поднялся
произнести  тост  за здоровье  почетных  гостей.  Его  речь  была  встречена
громкими  аплодисментами  и  переведена  на   английский   язык   придворным
переводчиком:
     "Ваше величество,  дамы и господа. Сегодня  на  мою долю выпали большая
честь и огромное удовольствие приветствовать в нашем городе с распростертыми
об®ятиями братской  любви леди Милдред Порч и мисс Тин, двух дам,  известных
во всей европейской державе  своей  беззаветной борьбой в защиту человека от
животных.  Мы, азанийцы, -- независимая и древняя нация, однако  и нам  есть
чему поучиться у наших северных и  западных белых братьев. Мы  тоже,  в свою
очередь,  стараемся,  как  можем,  защитить человека  от животных...  -- Тут
министр внутренних  дел отвлекся  и  во  всех  подробностях описал,  как  он
недавно отделал топором  дикого кабана.  -- ...Однако  по  пути прогресса мы
следуем за великими нациями Запада и Севера, и прежде всего за их достойными
представительницами, которые  сегодня здесь  присутствуют. Дамы  и  господа,
давайте же будем современными, давайте же, все как один, подымемся на защиту
человека  от  животных.  Ведь именно  к этому  призывают  нас  наши  гостьи,
провозвестницы  Прогресса  и Новой  Эры. Разрешите мне  в заключение поднять
этот бокал за здоровье леди Милдред Порч и мисс Тин и пожелать им долгих лет
жизни и многодетности".
     Все выпили стоя.  Соседи  Боза поздравляли его  с  замечательной речью.
Необходимости в ответном тосте, судя по  всему, не было, в  противном случае
почтенной леди Милдред,  которая обычно за словом в карман не  лезла, на сей
раз  пришлось  бы  очень  нелегко. Что же касается  Сета, то  он, похоже, не
слышал  слов  министра.  Император  сидел  молча,  погрузившись  в  глубокие
раздумья. Леди Милдред попыталась было завести с Сетом разговор: "Речь очень
трогательная, но, мне кажется, он неверно понял смысл нашего визита. Было бы
интересно увидеть всех этих  людей не во дворце, а у себя дома... Прошу вас,
расскажите мне про каждого из гостей в  отдельности...  Они что,  больше  не
носят  национальные  костюмы?.."  -- но получала  лишь  весьма  расплывчатые
ответы.
     -- Мне было  очень интересно узнать про вашего  дядю Ахона, --  сказала
она  напоследок.  Император  рассеянно  кивнул. -- Надеюсь,  его  наконец-то
вызволят  из  монастыря. Ведь монастырская жизнь  бессмысленна, согласитесь?
Это же чистый эгоизм -- целыми днями только и думать о собственной душе. Мне
кажется, граф, или кто он там, очень правильно поступил, что за ним поехал.
     Но Сет и эти слова пропустил мимо ушей.

     16 марта
     После приема во дворце долго не  могла  заснуть. Пыталась дозвониться в
посольство. Никто  не брал  трубку. Попыталась встретиться с мистером Силом.
Сказал, что  оч. занят. Чемодана Сары по-прежнему нет. Носит мои вещи. Вчера
вечером попробовала поддеть императора --  безрезультатно. Гуляла по городу.
На  улицах  оч. много народу, к  никто не работает.  Судя  по  всему, что-то
произошло с бумажными деньгами. Видела, как какой-то человек бил верблюда. К
сожалению, полиции поблизости не  было.  Мне начинает казаться, что  я трачу
здесь время попусту.

     Хотя монастырь святого Марка Евангелиста  и был последнее время заражен
ересью,  он  по-прежнему   оставался  центром  духовной   жизни  Азании.   В
незапамятные  времена  именно здесь несторианские миссионеры из  Месопотамии
построили  церковь; именно здесь, когда Амурат Великий об®явил  христианство
государственной религией,  были впервые  возрождены  несторианские  догмы  и
рукоположено местное духовенство.  В соответствии  с  давней,  подкрепленной
убедительными доказательствами  традицией,  протекавшая  через  монастырские
земли  речушка  считалась потоком  Кедроном,  который, как полагали, тек под
землей  из  Палестины  и исцелял кожные болезни и сильные  ожоги. Здесь  же,
наряду  с прочими реликвиями  более сомнительного свойства, хранились камень
Давида,  вонзившийся  в лоб  Голиафа (валун чудовищных  размеров), листок  с
Бесплодной смоковницы,  ребро, из  которого  Бог создал  Еву,  и  деревянный
крест, который несколько лет тому назад совершенно неожиданно упал с неба во
время  трапезы  на  Страстную  пятницу.  Однако как  архитектурный  памятник
монастырь решительно ничем не  выделялся: аркады и галереи отсутствовали, не
было здесь  ни библиотеки, ни балюстрад, ни здания капитула,  ни трапезной с
крестовыми  сводами -- вокруг большой глиняной хижины стояло несколько хижин
поменьше, а единственным каменным  зданием  во  всем  монастыре была церковь
святого Марка, построенная  Амуратом Великим. Правда, смотрелась эта церковь
превосходно:  она стояла на  высоком откосе, и  из нее открывался  сказочной
красоты вид на  земли ванда,  раскинувшиеся  на  многие  мили  вокруг, и  на
Кедрон,  что  извивался  серебряной  змейкой  вдали  и,  рассыпаясь  тысячью
переливающихся брызг, обрушивался водопадом в Изол, который лениво нес  свои
мутные воды в пяти тысячах футов ниже монастыря.
     Среди  полей возвышались  огромные  скалы  вулканической  породы,  а на
склонах гор темнели таинственные пещеры, откуда по ночам вылезали гиены; они
раскапывали  трупы, которые принято было свозить сюда со всей империи, чтобы
мертвецы ожидали Страшного суда здесь, на святой земле.
     Нгумо не  терял  времени даром.  Дорога  шла  долиной, покрытой бурой,.
скользкой травой, где,  туземцы сакуйю пасли  скот. Сначала караван двигался
по  утоптанной, ведущей  в  королевские  северные вотчины  дороге. Навстречу
брели мулы, которых  гнали на  рынок; Нгумо приветствовали путники;  держась
необычно большими группами, они торопились в столицу в предвкушении Большого
праздника, о  котором  последние несколько  недель ходили  самые невероятные
слухи,  наводнявшие   рынки,  деревни,  джунгли;  о   предстоящем  Празднике
судачили,  сидя у  костров, оповещали  друг  друга, стуча по  гнилым стволам
деревьев  на  болотах;  слухи эти,  можно  сказать,  носились  в  воздухе  и
улавливались   каким-то  животным  инстинктом   --   люди  чувствовали,  что
затевается нечто грандиозное.
     В дальнейшем, однако,  караван  свернул в открытое поле, и только груды
камней,  по   которым  можно  было   перебраться  через  реки,  да   изредка
попадавшиеся  на пути деревянные  штольни свидетельствовали о том, что Нгумо
не  сбился  с  пути.  Первую  ночь  путешественники провели среди  пастухов.
Простые  люди признали в  Нгумо крупного вельможу и привели ему своих детей,
чтобы тот, на счастье, дотронулся до них рукой.
     -- Мы слышали, в большом городе перемены.
     -- Да, некоторые перемены есть.
     К вечеру  следующего дня  они добрались до маленького  городка. Местный
вождь  был  заранее  оповещен  об их появлении.  Он вышел Нгумо навстречу и,
рухнув ничком на землю, посыпал голову пеплом.
     -- Мир дому твоему.
     -- Ты пришел из большого города, где произошли перемены. Что тебе нужно
на моей земле?
     --Я  желаю твоему народу добра. Людям низкого происхождения не пристало
болтать о том, что делают люди высокого происхождения.
     Путешественники легли спать в хижине  вождя и рядом с ней,  а наутро он
принес  им  меда, яиц,  жареного цыпленка, темного  пива в кувшине и корзину
лепешек; Нгумо же расплатился с ним брикетами соли, и караван вновь тронулся
в путь.
     Третью  ночь они  спали под открытым небом  -- прошел  слух, что где-то
поблизости находится сторожевой отряд императора. Вечером четвертого дня они
приблизились к монастырю святого Марка Евангелиста.
     С вершины холма их заметил монах и выстрелил из мушкета, распугав целую
стаю  бабуинов, которые поспешно  скрылись в скалах. В нижней церкви ударил,
сзывая монахов, колокол. У ограды гостей встретил настоятель. В руках у него
был желтый  зонтик от солнца, а  на  носу -- очки в железной оправе. Рядом с
настоятелем,  отгоняя  от  него  мух  веником  из  конского   волоса,  стоял
маленького роста дьякон.
     Почтительный   поклон  и   благословение.   Граф   вручает   настоятелю
рекомендательное  письмо от патриарха, и тот, не открывая письма, прячет его
в  складки сутаны -- проявлять  любопытство к  такого рода бумагам считается
неприличным.  Официальный прием  в  тускло освещенной хижине;  граф сидит на
стуле, поспешно  п