ла  на
какой-то лежавший под ковриком посторонний предмет.  Он  нагнулся,  поднял
край половичка -  там  лежала  широкая  каменная  плитка,  плоская,  почти
квадратная.
     - Осколок Асконского камня, -  как  о  чем-то  совершенно  будничном,
сказала старуха. - А камень этот, ваше величество, исстари  славился  тем,
что стонал, едва его касался тот, кому на роду написано стать  королем.  А
мне вот на роду написано умереть вскоре после лицезрения короля, над  чьей
головой засияет множество корон. Ну что ж, грех жаловаться, пожила...
     - Бабка, ты что плетешь? -  забеспокоился  Паколет.  -  Не  из  таких
переделок выходили...
     - Помалкивай, - отрезала старуха спокойно. - Только  и  умеешь  глаза
отводить, чтобы кошельки вытаскивать. Потому и  дальше  не  продвинулся...
Ему на роду написано быть королем, мне - прожить, сколько отмерено,  и  ни
часом дольше, а тебе, мошеннику, - раз в жизни послужить хорошему  делу...
Садитесь, ваше величество.
     - Спасибо, конечно, - сказал Сварог, усаживаясь. - Только не  верится
что-то, хоть и предсказывали  уже  однажды.  Плохо  представляю,  что  мне
делать с коронами, особенно если их много.
     - Что делать - это уж ваша забота, - сказала бабка. - Кто ж  вам  это
подскажет? Только берегитесь мостов...
     - Мне и это уже говорили однажды, - сказал Сварог. - Стоп, стоп...  А
ведь вас свободно можно назвать бабкой-гусятницей?
     - Так и зовут.
     - Тогда вам привет от старой пряхи по имени Грельфи.
     - Значит, жива еще? - кивнула старуха. - Вот  кому  повезло,  никаких
тревог и хлопот - угодила век доживать при императорском дворе. Ах, как мы
с ней, будучи молодыми, спешили радоваться жизни...  Так  радовались,  что
этот вот шалопай, - она кивнула в сторону Паколета, - княжеским внуком мог
бы быть, хоть незаконным, да княжеским... Ну да вам это скучно  покажется.
Подумаешь, две девки с ветром в  голове...  Вы  ведь  за  серьезным  делом
пришли? У вас на душе тревога...
     Сварог рассказал.
     - Вот оно что, - задумчиво сказала старуха. - То-то  от  королевского
дворца  в  последние  дни  веет  таким  злом,  что  людям  понимающим  оно
прямо-таки видится в облике черного ветра...
     - Можете вы ее отыскать? - спросил Сварог.
     - Попробую увидеть, где она, что вокруг нее... Достаньте ее  вещичку,
любую, хоть носовой платок. Попытаюсь. Человека с гиманом трудно  отыскать
белым  колдовством,  сразу  вас  предупреждаю,  но  черной  магией,  хвала
Единому, и вовсе невозможно...
     - Тем лучше, - сказал Сварог. - Значит, Сенгал ничего не добьется.  А
Орк со Стахором - тем более.
     - Сенгал-то не добьется, магией Изначальных он ее не достанет. Что до
горротцев - тут, ваше  величество,  вы  крупно  ошибаетесь.  Они  -  самые
опасные. Потому что никакая это не черная магия...
     - Как так? - не на шутку удивился Сварог. - Всем известно...
     - Заблуждение - это и есть то, что всем известно, - сказала  старуха.
- Стахор вовсе не черный маг. Ну да, Горрот разместился на месте  древнего
королевства Шелориса. Ну и что? Под Джетарамом, глубоко в земле,  покоится
капище Черного Бела, но нынче там черной  магией  и  не  пахнет...  Стахор
оказался умнее многих и хитрее. Пока другие гонялись за тайнами  старинной
черной магии, он искал знания, забытые и новые, искал  там,  где  до  него
никто искать не додумался. И набрал нешуточную силу.  Так  я  чувствую,  а
словами об®яснить не могу, не  знаю  я  столь  ученых  слов...  Берегитесь
Горрота. Будь это магия,  с  ней  не  в  пример  проще  и  легче  было  бы
справиться, а знания побиваются лишь  знаниями.  Идите,  ваше  величество,
побыстрее раздобудьте вещичку от принцессы - коли  уж  вы  появились,  мне
осталось недолго, нужно успеть, сколько смогу...
     - Ну, дела, - сказал Паколет во дворе. - Что же, мне теперь вас вашим
величеством называть?
     - Зови просто - командир, - сказал Сварог. - Смекнул?
     - Ясно. Вот только не нравится мне, что бабка  о  смерти  заговорила.
Ох, не нравится. Бабка сроду не ошибалась...
     - Должны же и колдуньи когда-нибудь ошибаться, - Сварог похлопал  его
по плечу. - Сам я до сих пор сомневаюсь насчет королевских корон над  моей
непутевой головушкой... Ну, держи ухо востро. Связь через "Жену боцмана".
     Он под гогот гусей  захлопнул  калитку,  шагнул  в  накренившуюся  на
рессорах коляску, откинулся на обитое кожей сиденье.
     Извозчик мгновенно проснулся:
     - Едем, ваша милость?
     - Едем, - сказал Сварог. -  Давай  на  Королевскую.  Особняк  графини
Дино. Знаешь?
     - Еще бы. С неделю назад возил туда  художника,  так  ейные  дворяне,
пока ждал, у меня с упряжи три серебряных бляхи  срезали,  так  мимолетно,
что и концов не найти...
     - Кстати, почему улица так называется? Короли там в самом Деле жили?
     - Да нет, ваша милость. Жила там лет двести назад одна кондитерша,  и
была она, надо полагать, весьма соблазнительная - раз тогдашний  король  к
ней, одевшись ловчим, ездил пять раз на неделе. Шило в мешке не  больно-то
утаишь, со временем опознали его величество, прозвали улицу Королевской, а
потом  оно  так  приклеилось,  что  старое  название  забыли,  а  новое  в
официальные бумаги залетело да так и осталось...  Гуся  ездили  подбирать,
ваша милость?
     Он принял Сварога за любителя гусиных боев,  каким  оказался  сам,  и
пустился в длиннейшие рассуждения  о  любимом  виде  спорта.  Как  всякому
фанату, ему наплевать было, что Сварог молчит, - болтал за  двоих,  вполне
серьезно подавая за Сварога реплики и  вопросы,  свято  веря,  что  судьба
послала ему родственную душу и оба оживленно беседуют.
     Сварог лениво глазел  по  сторонам.  В  небе  сиял  Юпитер  -  стояло
полнолуние, вернее, полноюпитерье, или, совсем точно, полносемелие (Юпитер
здесь  именовался  Семел).  Далеко  перевалило  за   полночь,   но   жизнь
продолжалась, самая разносторонняя, а то и непонятная, как  всякая  ночная
жизнь. Наслаждаясь свободой, разгуливали "ночные дворяне". Дело в том, что
по здешним законам должника дворянского звания  кредиторам  изловить  было
непросто. С восхода солнца до заката (отмечаемых ударами колоколов Главной
Башни) дворянина можно арестовать в его собственном доме только за  строго
определенные преступления (в число коих неоплата долгов не входит).  Точно
так же его нельзя сцапать за долги на улице - с заката до  восхода.  Легко
сообразить, что неисправные должники днем отсиживались дома,  а  с  первым
ударом закатного колокола величаво выплывали на улицы, от  чего  возникали
разнообразные детективные коллизии: шпики  кредиторов  шныряли  по  пятам,
стараясь подпоить или  иным  способом  удержать  потерявшего  бдительность
должника на улице - до рассветного колокола. Дошло до того,  что  на  иных
злостных неплательщиков стали принимать ставки - сколько они продержатся в
столь пикантном состоянии. А там, понятно, пошли и махинации...
     Улицы заливало алое сияние, тени пролегли невероятно  четкие.  Кто-то
устроил серенаду под окном, наглухо задернутым тяжелыми  портьерами.  Они,
однако, порой вздрагивали,  когда  уголок  легонько  приподнимала  девичья
рука. А через несколько домов кто-то непринужденно разлегся посреди улицы,
пристроив под локоть оплетенную  бутыль.  Прогуливались  парочки,  кого-то
оттеснили подальше от уличного  фонаря  и  лупили  доской  от  забора,  из
распахнутых дверей кабачков и заведений для гусиных боев  валили  табачный
дым, пьяные песни и ругань,  а  из  распахнутого  на  третьем  этаже  окна
донеслись нежные звуки флейты. В доме напротив жена торжественно встречала
загулявшего  супруга  -  звонко  разлеталась  глиняная  посуда,  грохотали
опрокинутые  табуреты.  В  переулках  кое-где  звенели  мечи,  вдоль  стен
пробирались личности, пытавшиеся прикинуться невидимыми, проезжали  тяжело
груженные купеческие возы и шибавшие в нос издали бочки золотарей, скакали
дворяне, рысили полицейские...
     Район был не из респектабельных, но Сварогу  такая  жизнь  нравилась.
Было в ней что-то от того загадочного, бурного, кровавого  и  романтичного
времени, когда жестокие пираты писали недурные  стихи,  талантливые  поэты
выполняли  грязные  шпионские  поручения,  ваятели,  не  догадываясь,  что
потомки провозгласят их безгрешными гениями, вспарывали животы недругам  и
совращали кто служанок, кто мальчиков, священники наблюдали звездное  небо
и защищали осажденные крепости.  Собственно,  здесь  сейчас  именно  такое
время и стояло.  Быть  может,  ему  когда-нибудь  предстояло  заслужить  у
потомков титул Великой Эпохи. А может, уместиться в паре  строчек  пухлого
академического  труда.  Король  Конгер  удостоится  короткого   абзаца   в
учебнике, а имена  тайных  агентов  и  потаенные  политические  игры,  как
водится, канут в небытие. И никому не будет дела до людей, сто  лет  назад
мучительно старавшихся переиграть противника, потому что прошлые заботы  и
тревоги покажутся устаревшими и мелкими в сравнении со своими...
     Сварог прекрасно понимал, что многое  от  него  не  зависит,  как  ни
пытайся воспрепятствовать. Но Орка он обязан был взять на себя и выставить
из Равены. Во-первых, Орк с помощью горротцев может  найти  Делию  первым.
Во-вторых, он станет серьезнейшей помехой, едва поймет, что Сварог все  же
начал свою собственную игру. Выставить  Орка  из  Равены,  но  так,  чтобы
герцог не заподозрил Сварога, - сущая головоломка... Головоломка...
     Натравить на него протектора? А если у  герцога  есть  заступники  не
хуже? Распустить о нем некий невероятно компрометирующий слух, такой,  что
он будет вынужден убраться сам? Но какой?
     И тут Сварога осенило. С озарениями так и обстоит - либо  они  вообще
не  появляются,  либо  настигают,  как  удар  молнии.  Чем  больше  Сварог
обдумывал идею, тем сильнее она ему  нравилась.  Он  бесцеремонно  оборвал
рассказ извозчика о потрясающем гусе по кличке Серая Смерть:
     - Сейчас открыты какие-нибудь мастерские?
     - Это которые?
     - Ювелиры, медники... -  Сварог  лихорадочно  думал.  -  Вот  именно,
ювелиры!
     - Целый квартал. Там день и ночь делают головоломки, не  из  жести  и
кости, как для простонародья, а дорогие, для благородной  публики.  Ночная
смена подмастерьев непременно трудится...
     - Гони! - приказал Сварог.
     Он метался по кварталу  ювелиров,  как  вихрь.  Подмастерья  получали
монеты горстями - с пожеланием помнить, что его  здесь  никогда  не  было.
Сварог не сомневался, что они промолчат: ювелиры были народом серьезным  и
сплетничать о клиентах,  даже  самых  странных,  не  любили.  Вдобавок  им
подвернулся удобный случай заработать втайне от хозяина...
     Впрочем, он принял  все  меры  предосторожности,  размещая  заказ  по
частям. В одной мастерской ему из тонкого серебряного  листа  за  квадранс
[четверть часа] смастерили коробочку размером с  портсигар  и  крышку  для
нее. В другой столь же быстро  нарезали  из  такого  же  листа  пятнадцать
квадратиков  по  указанной  Сварогом  мерке.  В  третьей  на   квадратиках
выгравировали цифры - от единицы до пятнадцати.
     Получилась выполненная наспех и грубовато, но готовая к  немедленному
употреблению головоломка под  названием  "пятнадцать".  Прибыв  наконец  в
особняк графини, Сварог расспросил  дежурившего  в  прихожей  дворянина  и
совершенно точно  выяснил,  что  в  Ронеро  такая  головоломка  совершенно
неизвестна.  "А  ведь  выгорит,  -  подумал  он  весело.   -   Определенно
выгорит..."
     - Ваша милость, а что с ней делают?  -  приставал  заинтересовавшийся
дворянин.
     - Через часок об®ясню, - отмахнулся Сварог.
     - Ну, наконец-то! - В прихожей появилась графиня, небрежно  запахивая
халат из розовых кружев - не халат, а одно название. Дворянин  превратился
в статую. В другое время и Сварог не остался  бы  равнодушным,  но  сейчас
мысли подчинены одной цели...
     - Маргилена, милая, - сказал Сварог, сжав ее руку. - У вас найдется в
доме большая, пустая комната?
     - Ну, танцевальный зал... Больно!
     - Простите... Пойдемте туда, немедленно!
     - Сумасшедший, у меня такая нежная кожа... Подождите, я возьму лампу.
Нет, по этой лестнице. Мара уже спит, а я ложусь поздно,  да  и  интересно
было, куда вы запропастились...
     Слева отворилась дверь, выглянул граф в халате, но, узрев супругу под
руку со Сварогом, сделал вовсе уж скорбное лицо и тихонько юркнул назад.
     - Все еще ждет? - спросил Сварог.
     - Конечно. Пришлось его ублажить на скорую руку,  но  сей  похотливый
суб®ект не успокоился. Однако уже  двадцать  второе,  так  что  ждать  ему
придется долго... Сюда. - Она вошла первой, поставила лампу  на  ближайшее
кресло. - Ничего, что темновато?
     - Пустяки, - сказал Сварог, достал из кармана головоломку  и  положил
ее на паркет. Оглянулся, сел в кресло. - Вам лучше уйти, вы легко одеты, а
здесь сейчас станет холоднее...
     - Чепуха. Если вы затеваете что-то интересное, я хочу  посмотреть.  -
Она решительно опустилась в соседнее кресло. - А это будет страшно?
     - Боюсь, это будет скучно, - сказал Сварог.
     Действительно, копировать вещи с помощью заклинаний - скучная  работа
и еще более скучное зрелище. В особенности если заниматься этим приходится
долго. Но ничего не поделаешь, надо  стараться.  И  Сварог  трудился,  как
отбойный молоток. Выходило штук двадцать в минуту. На паркете росла  груда
плоских серебряных коробочек, посверкивавших в алом свете, лившемся сквозь
высокие окна, они громоздились друг на друга, вырастали кучи, рассыпались,
звеня. В зале стало холоднее, повсюду летали снежинки.  Графиня  стоически
терпела, но в конце концов не выдержала:
     -  В  самом  деле,  не  столь  холодно,  как  скучно...  Вы  до  утра
собираетесь их штамповать? Я-то полагала,  магия  -  крайне  увлекательное
зрелище...
     - Не всегда, - сказал озябший Сварог. Осмотрел кучу, глянул на  часы.
- Штук пятьсот. Хватит для начала...
     - И что теперь будет?
     Сварог встал, разминая спину, чувствуя себя так, словно затащил мешок
с углем на верхушку Главной Башни.
     - Если я все правильно рассчитал, будет превеселое зрелище, -  сказал
он. - Утром прикажите сложить все это в мешки, кроме одной, и пришлите  ко
мне самого толкового вашего человека. -  Он  удовлетворенно  оглянулся  на
кучу. - Да, для начала хватит. Результата,  правда,  придется  ждать  пару
дней...
     - За это время я умру от любопытства. - Она поежилась. - Если  раньше
не умру от холода. - Пойдемте, выпьем по  бокальчику.  Вы  увидите  нечто,
ужасно вам знакомое. Там нет окон, и  я  упросила  Гаудина  поставить  эти
великолепные лампы с непроизносимым  названием,  а  еще  выпросила  замок,
каких у нас не делают, ключ только у меня, и при случае я там спасаюсь  от
сладострастного супруга, когда на него нахлынет это извращение - волочь  в
постель собственную жену. Снимите сапоги - там ратагайский ковер. Входите,
входите, - она подтолкнула его в темноту, захлопнула дверь,  и  их  окутал
непроницаемый мрак, только  под  потолком  светился  рядок  вентиляционных
отверстий. - Не вздумайте  смотреть  "кошачьим  глазом",  все  впечатление
испортите. Итак!
     Вспыхнули неяркие электрические лампочки, упрятанные в синие,  желтые
и красные стеклянные шары. Сварог оторопело огляделся.
     Довольно  большая  комната.  Стены,  потолок  и   пол   выкрашены   в
нежно-розовый цвет. Посередине -  круглый  ковер  со  сложным  ало-голубым
узором и пушистым ворсом по щиколотку. В углу  статуя  розового  амарского
мрамора, рядом - вычурный синий шкафчик. И все.
     - Узнаете? - радостно спросила графиня.  -  Только  статуя  там  была
другая.
     - Честное слово, не узнаю что-то, - растерялся Сварог.
     - Великие небеса! Да это же будуар Аспалины. Точная копия!
     Тут до него стало помаленьку доходить:
     - Ну да. Телевизор. Сериал. Серий пятьдесят?
     - Восемьдесят, - поправила  графиня,  извлекая  из  шкафчика  бутылку
келимаса  [келимас  -  напиток  типа  коньяка;  лучшими  считаются  сорта,
изготовленные на Катайр Крофинд и в Полуденном Ронеро] и золотые  чарочки.
- "Любовь и смерть среди роз". Неужели не видели?
     - Как-то не довелось...
     - Жаль. Такой увлекательный фильм... А как  вам  моя  статуя?  Работа
Гая, того самого мальчика...
     Статуя изображала  обнаженную  графиню,  стоявшую  в  непринужденной,
изящной позе, с виноградной гроздью в одной руке и копьем в другой.
     - Слушайте, да это же талант! - вырвалось у Сварога.
     - А я вам что втолковываю?  Статуя  весьма  символична  -  копьем  я,
словно Ашореми, без промаха поражаю сердца неосторожных, а гроздь сладкого
винограда... - Она вызывающе прищурилась. - Вам об®яснять?
     - Не нужно, - сказал Сварог.
     Ему уже стало ясно, что невинным из этой комнаты не уйти.  Но  он  не
особенно печалился по этому поводу - на него наконец подействовал  должным
образом халат-одно-название.
     - Про меня говорят, что я грациознее всех умею  лежать  на  ковре,  -
сказала графиня. - Оцените, правда ли это. Да размотайтесь  непринужденнее
и вы, вы же устали...
     Сварог разметался непринужденнее, посмотрел на нее:
     - Молва не врала...
     - Вы настоящий кавалер, - сказала графиня.  -  А  ваш  Гаудин  всегда
принимался хохотать. И говорил, что я - самая большая  чудачка,  какую  он
видел в жизни. И  непременно  добавлял:  но  очаровательная  до  жути.  Вы
согласны с последним утверждением?
     - Всецело, - сказал  Сварог.  -  И  давно  уже  ломаю  голову  -  как
получилось, что именно вы стали с ним работать?
     - Потому что я незаменима.  Вы,  мужчины,  существа  прямолинейные  и
простодушные. Какой бы магией ни обладали. Когда вы затеваете заговор  или
тайную интригу, вас видно за кобонд [старинная  мера  длины,  вышедшая  из
употребления (примерно три с половиной лиги)]. А меня никто  не  принимает
всерьез, ни друзья, ни враги.  И  я  добиваюсь  успеха  там,  где  мужчины
расшибают лбы. Как-никак моими усилиями были добыты бумаги торгового  дома
"Браллер". Слышали?
     - Конечно, - лихо солгал Сварог, блаженно  вытянувшись  на  мягчайшем
ковре. - А в истории с алмазными подвесками королевы вы принимали участие?
     - Нет, - удивилась графиня. - Даже не слышала. Вы про какую королеву?
Наша умерла, когда я была еще ребенком...
     - Я и забыл, это совсем другая история... - сказал Сварог.
     - Вы надо мной смеетесь?
     - Над собой, скорее...
     - А она не будет ревновать, ваша юная головорезка...  или  головорез,
как правильно?
     - Не знаю, право, - сказал Сварог. - А ревновать  она  не  будет.  Не
умеет. К сожалению.
     - Ах, воо-от как... К сожалению? - Графиня склонилась над ним, лукаво
улыбаясь, легонько провела ладонью по его щеке. - Простите, барон,  ничего
не могу поделать, дабы сохранить вашу невинность... Моими любовниками либо
бывают, либо нет. А притворяться в глазах двора моим любовником, не будучи
таковым... Подобного цинизма, крайне для меня унизительного, я в жизни  не
допущу. Закройте глаза. Я посмотрю в ваше мужественное лицо,  потом  нежно
поцелую, и вы не должны думать ни о чем, кроме меня...
     Сварог устало закрыл глаза. Когда к его губам прильнули нежные  губы,
успел подумать, что он - порядочная скотина. Но  руки  как-то  сами  собой
протянулись, комкая невесомые кружева.
     ...Снилось  что-то  смутно-тревожное,  бесформенно-кошмарное,  он   с
трудом вынырнул и не сразу  вернул  себя  к  реальности  -  перед  глазами
маячили ало-голубые узоры, и он  не  сразу  вспомнил,  где  находится.  Он
пребывал в полном  одиночестве,  если  не  считать  мраморной  графини,  с
загадочной улыбкой протягивавшей ему кисть винограда.
     Сварог  собрал  крайне  живописно  разбросанную  одежду,   облачился,
отыскал  закатившийся  под  ковер  баронский  перстень.   Осушил   чарочку
келимаса, подумал, подошел к мраморной графине и погладил ее по щеке.
     - Ваш виноград прекрасен, -