Вот
так проявлял свой мерзкий характер и своеволие царь Крита.
     Такова была жизнь в эту эпоху, таковы были нравы. А так  как  в  основе
действий Миноса была родительская месть, то его изощренный садизм становится
более-менее понятным...
     Корабль,  изобретенный  и ведомый главным советчиком и доверенным лицом
царя Миноса Дедалом, приближался к  Афинам,  чтобы  взять  очередную  партию
жертв. Афины приобрели наследника, но должны были потерять четырнадцать юных
душ.
     Корабль,  который  Кора  увидела, когда поднялась к подножию деревянной
дозорной башни, был для греческих времен, удивителен и  неповторим.  На  нем
сидели  в  два ряда гребцы, формой корпуса он также не отличался от античных
кораблей, но посреди него возвышалась высокая черная труба, которая  венчала
собой   кирпичную   печку.   В  печку  кидали  дрова,  перед  печкой  стояла
первобытная, но действующая  паровая  машина,  из  трубы  шел  дым,  и  было
совершенно  очевидно,  что  Кора  наблюдает  первый  в  истории человечества
пароход. Дедал, а это было доступно орлиному взору  Коры,  в  белом  гиматии
возлежал  на корме, поглядывал на работу своих чудесных механизмов и попивал
вино из турьего рога.
     В отличие от афинян,  которые  осыпали  Дедала  и  Миноса  проклятиями,
оставаясь на почтительном от дедаловского монстра расстоянии, Кора, влекомая
любопытством,  дошла  пешком  до  гавани и успела туда как раз в тот момент,
когда  Дедал,  оказавшийся  худым  лысым  малоростком,  почти  карликом,   с
крючковатым  носом  и  слишком  светлыми  для такого смуглого и чернобрового
человека желтыми глазами, выбрался  на  берег.  Кроме  Коры,  его  никто  не
встречал, что Дедала совершенно не расстроило.
     -- Удивительно,  --  произнес  он,  глядя  на  Кору,  -- судя по всему,
знатная дама, а не испугалась и пришла сюда. Ага,  я  догадался!  Ты  пришла
просить?  За  свою  сестру?  Но ведь не я отбираю, кого посылать на с®едение
нашему племяннику, это решает ваше народное собрание. Так что  вы,  девушка,
обращаетесь не по адресу.
     -- Я  здесь чужестранка, -- сказала Кора. -- Меня более интересуете вы,
мастер Дедал. Я наслышана о ваших изобретениях и злодействах, и  потому  мне
хотелось с вами познакомиться.
     -- Тогда  погодите  немного,  --  сказал  Дедал.  --  Я  должен  отдать
приказания моим людям, а затем я свободен.  Если  вы  захотите  говорить  со
мной,  то  удобнее  всего  это  будет  сделать  в  доме моего здешнего друга
кентавра Фола, может быть, вам приходилось о нем слышать?
     -- Нет, из кентавров я знаю только Хирона и  полагаю  честью  для  себя
считать его в числе своих знакомых.
     -- И даже друзей! -- послышался сверху глубокий голос.
     Кора  обернулась.  На  склоне,  возле складов, где таились, выглядывая,
редкие афиняне, стоял могучий Хирон, расчесывая свою раздвоенную  бороду,  а
рядом  с  ним возвышался кентавр, поменьше ростом, более изящный, склонный к
щегольству, что выдавала заплетенная в толстую косу длинная грива.
     -- Фол, друг мой! -- воскликнул Дедал и побежал к кентавру.
     Возмущенные возгласы донеслись из-за  складов.  Там  афинские  граждане
высказывали свое негодование по поводу отсутствия патриотизма у кентавров, и
неудивительно,  что  ругательства,  которыми  их  награждали,  относились  к
разряду зоологических терминов.
     Кора также была рада увидеть вновь Хирона, а тот  представил  ее  Фолу.
Фол сказал:
     -- Именно  такой  я  вас и представлял, богиня. Значит, Хирон говорил о
ней как о богине? Ну что же, это его право.
     -- Эй! -- крикнул Дедал гребцам и солдатам, что оставались на судне. --
Выставьте стражу. Никого близко не подпускать. Пароль и отзыв вы помните?
     -- Помню, -- отозвался один из гребцов, который отличался от  остальных
желтой  повязкой,  стягивающей  волосы.  Во всем остальном и гребцы, и воины
были совершенно одинаковы.
     -- Это твои искусственные  люди?  --  спросил  Хирон.  --  Да,  с  ними
удобнее, -- ответил Дедал. -- Они всегда послушны и готовы умереть.
     -- К  тому  же  их нельзя подкупить, -- сказал кентавр Фол. И все с ним
согласились.
     -- Но люди, которые управляют паровой машиной, стоящей на  корабле,  не
могут быть деревянными, -- сказал Дедал. -- Им надо думать.
     Он   помахал  на  прощание  оставшемуся  возле  машины  механику.  Кора
спросила:
     -- Я не вижу колес, или колеса сзади, зачем вам тогда паровая машина?
     -- Мой друг Архимед, не знаю, слышала ли ты о таком,  богиня,  ты  ведь
чаще  встречаешься  с  воинами,  чем с мыслителями, придумал приспособление,
которое именуется винт. Пар вертит этот винт,  помещенный  под  водой  сзади
моего  корабля,  и  толкает  корабль  вперед.  Понятны ли тебе мои слова? --
Спасибо,  Дедал,  --  сказала   Кора.   Никакой   официальной   встречи   не
предусматривалось. Царь Эгей не желал в глазах своего народа показывать свою
зависимость  от  ненавистного  критского  царя.  Но  когда  Дедал  с Корой и
кентаврами поднимались от причала, подошел глашатай и сказал, что царь  Эгей
примет  посланца  царя Миноса по интересующему их обоих вопросу сегодня же в
два часа пополудни в храме Аполлона в присутствии знатных граждан города.
     -- Скажите царю, что я буду, -- ответил Дедал и  быстро  пошел  вперед,
откинув назад лысое яичко головы и резко ударяя по плитам высокими каблуками
своих башмаков.
     Кентавр  Фол  жил неподалеку от порта в большом доме, устроенном удобно
для коней, а не для людей, как у Хирона. Да и  понятно,  если  Хирон  обожал
свою Харикло и дочкой его была красивейшая девушка Земли, то у Фола все было
проще, и сам он был кентавром, и жена его была кентавриссой, и его дети были
маленькими кентаврами.
     День  разошелся, небо было синим, стало даже жарко, все расположились в
уютном крытом дворе фоловского дома, и хозяин  угощал  как  мог  каждого  из
гостей. Когда гости немного насытились, кентавр Фол сказал:
     -- Мы  здесь старые приятели, мы знакомы много лет, и потому между нами
не должно быть секретов.
     При этом он поклонился в сторону Коры, как бы прося у нее  прощения  за
то,  что  она не относится к числу его старых приятелей. Но его бестактность
тут же исправил Хирон.
     -- Ты не прав, мой друг, -- произнес он.  --  Кора  умна,  образованна,
разумна и вполне достойна того, чтобы принадлежать к компании интеллигентных
людей.
     -- Говорите,  -- призвал их Дедал, который понимал, что разговор пойдет
о нем.
     -- Я слышал, что погиб молодой Талое, -- сказал Хирон.
     -- Ты прав, -- сухо ответил Дедал, глядя в кубок с вином.
     -- Мне говорили, что это не  было  случайностью...  --  Нет,  это  была
случайность,  --  возразил  Дедал, голова его так склонилась над кубком, что
казалась большим страусиным яйцом.
     -- Это тот юный Талое, -- произнес Фол, -- который изобрел пилу?
     -- Каждый дурак мог изобрести пилу, -- ответил Дедал. -- Если бы мне на
глаза попалась рыбья челюсть. я бы тоже догадался, по какому принципу должна
работать пила. -- Ты не догадался, -- заметил Хирон.
     Дедал наконец отпил из кубка. Но не глядел на окружающих.
     -- А я слышал, что он изобрел гончарный круг, -- сказал Хирон.
     -- Его много раз изобретали, -- отмахнулся Дедал. -- И в  Лидии,  и  на
Крите и в Египте, эта идея витала в воздухе.
     -- Конечно, витала, -- согласился Фол. -- Так же как идея циркуля.
     -- Между  прочим!  --  Дедал  неожиданно  вскочил  с места и зашагал по
комнате. -- Между прочим, у меня в заметках есть чертеж циркуля.  Я  не  мог
только подобрать хорошего дерева для его ножек.
     -- Ну и расскажи нам, -- сказал Хирон, -- как погиб несчастный Талое?
     -- Мы  с  ним стояли на крыше храма, -- медленно произнес Дедал, словно
вспоминая, как  было  дело,  --  он  сделал  шаг  вперед...  я  сказал  ему:
"Остановись,  Талое, это опасно!" Но он не услышал меня, сделал еще шаг... и
упал!
     -- Ты больше ничего не хочешь нам сказать, Дедал? -- спросил Фол.
     -- Хочу! -- вдруг взорвался маленький изобретатель.-- Да, хочу! Я  хочу
заявить  всему  миру,  что  Талос  был  грязной  тварью,  что  он  вступил в
преступную связь со своей матерью Поликастой -- с моей родной сестрой! Честь
семьи была под угрозой! И он должен был умереть!
     -- О грехе Талоса было известно давно, -- тихо произнес Хирон.  --  Да,
они  были любовниками... и это очень прискорбно. Но за это карают боги, а не
Дедал.
     -- Он не думал о морали, -- поддержал Хирона фол. -- До  тех  пор  пока
люди  вокруг  не стали говорить, что Талое талантливее Дедала, что Дедал уже
на закате, а Талое -- это завтрашний день науки! --  Никто,  кроме  идиотов,
так не говорил! -- В Элладе нашлось немало таких идиотов, -- заметил Хирон.
     -- Даже до наших лошадиных ушей докатились эти сплетни, -- сказал Фол.
     Почему  он  терпит?  --  удивилась  Кора. Почему великий изобретатель и
могущественный, судя по всему, человек так покорно  слушает  обвинения  двух
полуконей, словно мальчик, вызванный на порку взрослыми дядями?
     -- На  главное  ваше  обвинение, -- сказал Дедал, остановившись посреди
комнаты, -- я отвечу решительно -- "Нет!" Я никогда и никому  не  завидовал.
Мои  величайшие  изобретения  еще  впереди!  Вы  видели мой корабль, который
передвигается силой пара? -- Ему уже десять лет, -- усмехнулся Хирон. --  Вы
видели моих гребцов и воинов? Одинаковых, как горошинки в стручке!
     -- Твоих  деревянных  людей знает весь мир. Видно, плохи твои дела, наш
друг, если ты ищешь оправданий в своем же вчерашнем дне.
     -- Справедливый суд свершился, -- сказал  Дедал,  видно,  имея  в  виду
Талоса, потому что кентавр Фол на это ответил:
     -- Твоя прекрасная сестра Поликаста покончила с собой.
     -- Это  ее воля и признание вины, -- жестоко ответил Дедал. -- Я теперь
тоже хочу задать вам вопрос, друзья. Ведь не зря же я терпел все  обвинения,
которые  вы  мне  бросали в лицо, какими бы нелепыми они ни были. Но скажите
мне, к чему весь этот разговор? Разве дело только в обвинениях прошлых лет?
     -- Мы не обвиняем тебя. Мы не суд, иначе  бы  ты  сюда  не  пришел,  --
сказал  Хирон.  -- Но мы -- люди, которые хотят понять смысл и связь вещей в
природе и причины человеческих поступков. Мы не стали  бы  разговаривать  об
этом  с  ничтожным рабом или толстым чиновником. Мы хотим понять, совместимы
ли гений и злодейство...
     Странно, я где-то уже слышала эту  фразу,  подумала  Кора.  Я  ее  даже
отлично знаю. Я знаю ответ: "Гений и злодейство несовместимы!" Кто же сказал
это? Гегель? Дарвин? Эйнштейн?
     -- Он  сам  упал  с  крыши  храма, -- сказал Дедал, как бы подводя итог
дискуссии.
     -- Можно ли поговорить с тобой, --  спросил  тогда  Фол,  --  о  другой
женщине? -- О ком? -- О Пасифае?
     -- Нет! -- отрезал Дедал. -- Нет, нет и еще раз нет! Я покидаю ваш дом.
-- Неужели  ты  так  испугался?  --  Срок  давности миновал! -- У нас другие
сроки, Дедал. -- Передо мной была поставлена инженерная  задача,  --  сказал
Дедал. -- Мне был брошен вызов. И я принял его.
     -- Так это был инженерный вызов? -- Да! Именно так.
     -- А  Лабиринт?  Тоже  инженерное  задание? -- Сделав первый шаг, я был
принужден  ко  второму.  --  То  есть,  по-твоему,  эти   твои   конструкции
сопоставимы?!  --  спросил Хирон. -- Да! -- Дедал поднял сжатый кулачок. Тут
кентавры начали хохотать и ржать, как жеребцы, так что  сбежались  домочадцы
Фола  и  пришлось  гнать  их, потому что об®яснить причину смеха кентавры не
могли  ни  женщинам,  ни  детям.  И  лишь  Коре  удалось  уговорить   Хирона
рассказать,  над  чем  они смеялись, и тот, несколько смущаясь, поведал ей о
критском подвиге Дедала, причем  последний  вовсе  не  был  смущен,  а  даже
подавал  реплики  и  был  собой  доволен, ибо: "Для гения нет задач мелких и
неблагодарных. Для него любая задача -- одинаковый вызов!"
     -- На острове Крит был белый бык, --  сказал  кентавр,  --  говорят,  с
точки зрения бычьей красоты, он был совершенен. Фол фыркнул.
     -- Ну  как,  например,  можно считать Фола образцом конской красоты? --
заметил Хирон, и его друг густо покраснел. Неловко, когда тебя сравнивают  с
конем  в присутствии красивой дамы. -- Это был бык Посейдона -- я уж, честно
говоря, не помню, почему он там оказался... -- Оба его друга  кинулись  было
об®яснять  происхождение белого быка, но Хирон поднял руку, останавливая их.
-- Важно лишь то, -- продолжал он, -- что супруга царя Миноса, которую зовут
Пасифаей, женщина невероятной прелести, и притом любвеобильна так, что... --
Пока Хирон искал сравнение, сам Дедал докончил  его  мысль:  --  Что  готова
переспать  с  пнем!  -- Ну вот как грубо! --- сказал Хирон, но в принципе он
был согласен с Дедалом. -- Дама она уже солидная, в летах...
     -- Чепуха! -- закричал Дедал. -- Это было десять лет назад! Какие могут
быть лета?
     -- Ну, дама  она  все  равно  солидная,  с  пышными  формами,  родившая
Андрогея,  из-за  которого  Крит  поссорился  с  Афинами, а также девочек --
Ариадну и Федру. И вот эта мать семейства воспылала страстью к белому  быку!
-- Хирон   замолчал,   как   бы  подыскивая  наиболее  приличные  слова  для
последующего рассказа, а Дедал вмешался в паузу, заявив:
     -- Да ты говори как есть, не стесняйся. Наша подруга знает, какая птица
приносит детей.
     Дедал Коре совсем не нравился. Она привыкла к тому,  что  в  учебниках,
книгах  и  фильмах  все  великие ученые, изобретатели и поэты -- обязательно
милейшие, мудрейшие и бескорыстные люди. И если  поэт  Пушкин  влюбляется  в
какую-нибудь  Керн  или  Воронцову,  то  делает  это  только для того, чтобы
подарить ей букет цветов, воспылать вдохновением и  заодно  порадовать  мужа
своей  музы...  Конечно,  это  он придумал! Конечно, он: "Гений и злодейство
несовместимы!" Правда, имел он в виду не Дедала, а Моцарта.
     -- Хорошо, -- согласился кентавр. -- Я буду придерживаться безжалостных
фактов.
     -- Почему безжалостных? -- удивился Дедал. -- Любовь зла -- полюбишь  и
кентавра! Разве вы не слышали такой поговорки?
     -- Полюбишь  и  козла,  -- поправила Дедала Кора. Все засмеялись. И она
сама засмеялась, поняв, что ее поправка была неуместной.
     -- Пасифая начала выходить в поле, --- продолжал Хирон,  --  когда  там
пасся  белый бык, и ласкала его, гладила, приносила ему всевозможные вкусные
вещи и всеми знаками, принятыми у людей, показывала, что хотела бы  добиться
с  ним  близости. Бык был обыкновенным -- бык как бык. Он не возражал против
близости, но не с Пасифаей, так как у быков нет рук, чтобы прижимать  крошек
к груди. Когда кентавры отсмеялись, заговорил Дедал: -- Давай я сам доскажу.
Вызывает  меня  Пасифая,  а  я  тогда только-только на Крите укоренился, мне
нужны были покровители, да и сама женщина мне нравилась...
     -- Неужели и ты тоже воспользовался ее ласками? -- спросил Фол.
     -- А чем я хуже белого быка? -- удивился Дедал. -- Я мужик  хоть  куда!
Это  входило  в  мой гонорар. -- Ты еще и деньги с нее взял? -- Изобретатель
живет на свои гонорары. Я не беру подачек. Но если сдаю работу, то  попрошу:
деньги на стол!
     -- И  что же вы придумали? -- спросила Кора, чтобы возвратить Дедала на
истинный путь рассказа.
     -- Я посмотрел на то, как мучается несчастная женщина на лугу, стараясь
соответствовать белому быку, как она, бедная, подлезает под него,  да  и  он
страдает...   Я   понял,   что  должен  был  решить  проблему  ко  всеобщему
удовольствию. И вот что я сделал: я изготовил  деревянную  корову,  крепкую,
гладкую, изящную с точки зрения коровьей эстетики, затем я обшил ее коровьей
шкурой... Вам понятно? -- Пока да.
     -- Внутри  нее  я  сделал  ложе,  на  которое  могла  устроиться царица
Пасифая. Затем проделал в дереве дырку там,  где  у  коровы  соответствующее
отверстие,  и  подогнал ложе Пасифаи таким образом, чтобы ее соответствующее
отверстие совпало с соответствующим отверстием в деревянной  корове.  --  Ну
хватит,  все  ясно,  -- сказал Хирон. -- Сейчас кончаю, немного осталось, --
ответил изобретатель. -- Я дал совет Пасифае: держитесь крепче и если что не
так -- терпите. Потом закрыл царицу в корове, отошел и позвал  быка.  Вскоре
белый  бык  появился. Он увидел мою деревянную корову -- должен вам сказать,
шедевр коровьей красоты -- и буквально кинулся к ней, раздеваясь на ходу. --
Быки ничего на себе не носят, -- заметил Фол. Дедал долго смотрел  на  него,
склонив  голову  набок.  Фол  вопросительно  обернулся  к  Хирону.  -- Дедал
пошутил, -- пояснил Хирон. -- Да, я пошутил,  --  сказал  Дедал.  --  И  мне
грустно  сознавать, что с такими тупыми лошадками я дружу и даже позволяю им
меня судить. -- Заканчивай свою историю,  надоело,  --  буркнул  Фол.  --  А
больше  нечего  рассказывать.  Бык  взгромоздился  на  деревянную  корову, и
изнутри вскоре донесся отчаянный женский вопль. Однако я был бессилен помочь
несчастной, потому что бык вряд ли позволил бы мне вытащить ее из деревянной
коровы. Когда бык утолил свою страсть и удалился пастись, я подошел к корове
и, с некоторым ужасом, открыл окошко внутрь.  Я  боялся  увидеть  холодеющий
труп   Пасифаи,   но   вместо   этого  увидел  раз®яренную  львицу,  которая
потребовала, чтобы  я  заставил  быка  возвратиться  и  продолжить  любовное
насилие!
     Дедал  расхохотался подобно маленькому мальчику. Он зашелся от смеха, и
кентавру Хирону пришлось как следует шлепнуть его по спине.
     -- Меня чудом не поймали за этим занятием, -- закончил Дедал, -- потому
что Пасифая  заставила  меня  еще  раз  десять  устраивать  ей  свидания   в
деревянной  корове, а вы попробуйте спрятать корову, когда любовное свидание
закончилось?
     -- Результатом этих мерзких действий Дедала... -- начал Хирон.
     -- Не надо! Не надо навешивать ярлыки! --  возмутился  Дедал.  --  Если
любовники  счастливы,  никогда  не  смей  называть  этот  процесс  "мерзкими
действиями". -- Но ты же служил ее мужу! -- Ее мужу я  тоже  служил.  Должен
тебе  сказать, что для него я делал не меньшие мерзости, чем для жены. Пойми
в  конце  концов,  вечная  задача  наша,  изобретателей,   поэтов,   ученых,
писателей,  --  угождать  самым низменным прихотям правителей и владык. Если
эти прихоти совпадают с общественным мнением и к тому же ты  славно  услужил
начальству, то останешься в истории, как Гомер. Еще вопросы есть?
     -- Есть, -- сказал Хирон. -- Ты построил Лабиринт для Минотавра?
     -- Да,  милая женщина. -- Дедал вновь обратился к Коре, полагая, что ей
не известно продолжение этой истории. -- От  любви  к  белому  быку  Пасифая
забеременела.  И  как  следовало  ожидать,  родилось  чудовище.  Здоровенный
младенец -- все в нем как у людей, а голова бычья! Фу, какая гадость! И  как
только природа терпит этих гибридов!
     -- Поосторожнее, Дедал, -- заметил кентавр Фол. -- Нас она пока терпит.
     -- Недолго  это будет продолжаться, -- сказал Дедал. -- Вы же с Хироном
-- исключение, а как правило -- кентавры, грубые  скоты,  мечтающие  лишь  о
том, как кого-нибудь изнасиловать, а потом напиться допьяна.
     Фол  и  Хирон  не  стали  спорить.  Помолчали.  Видно,  в словах Дедала
заключалась неприятная правда.
     -- До последнего момента Пасифая надеялась, что все обойдется и  у  нее
родится  человеческий  младенец.  Но боги у нас любят пошутить, -- продолжал
Дедал. -- Когда Минос пришел в ужас, она поклялась ему, что белый бык  напал
на  нее  в  поле  'и  надругался над ней. Но она испугалась сразу признаться
мужу, потому что берегла его чувства. Неизвестно, поверил ли Минос этой лжи,
но все же велел казнить всех акушерок, служанок и повивальных бабок, которые
присутствовали при родах, приказал назвать чудище Минотавром, а затем  велел
мне  построить  такой  каменный  дворец, в который можно войти, но выхода не
найдешь. Заблудившись, обязательно попадешь в самый его  центр,  где  таится
Минотавр.  Для  меня  это  была  инженерная  зад