иедете, к ужину, когда Перифет
заснет.
     -- Разгружай товар, -- приказала Харикло. И тут же обратилась  к  дочке
сатира: -- Где он?
     Сатирочка  страшно  смутилась и, не говоря ни слова, показала пальцем в
сторону конюшни.
     -- Простите! -- сказала Харикло Коре. -- Но вы знаете их нравы. Тут  уж
ничего не поделаешь.
     Она вырвала у сатира кнут и решительно направилась к конюшне.
     Остальные  заинтересованно  двинулись следом, никто их не останавливал.
Кора, хоть и понимала,  что  нетактично  вмешиваться  в  семейные  разборки,
последовала за ними.
     В  конюшне  было светло -- солнечные лучи, проникая сквозь узкие проемы
под крышей, освещали стойла, копны сена, в лучах плавали золотистые пылинки.
     Колоссального размера всадник что-то  делал  с  коровой,  попавшей  ему
между  передних  ног;  мелькает свет, корова мычит, всадник кричит и хрипит,
госпожа Харикло кинулась к нему  и  лупит  плетью...  И  тут  Кора  чуть  не
лишилась чувств от изумления.
     Она  поняла, что смотрит на очень крупного бородатого рыжего с проседью
кентавра -- по пояс человека, который ручищами тянет к себе за рога  корову,
-- а  дальше  виден  лошадиный  круп,  лошадиные ноги, лошадиный хвост и это
самое... тоже конское. Кора смотрела на то, как кентавр любит корову...  или
это называется иным словом... как кентавр покрывает корову?
     Харикло  носилась  вокруг  и  хлестала  кнутом  кому попадет -- корове,
кентавру. А тот стонал и вопил в ответ:
     -- Да погоди, жена! Да погоди ты, дай кончу свое дело, выйду...
     Но корова, которой, видимо, эта сцена была неприятна, рванулась вперед,
лягнула кентавра и помчалась прочь из конюшни, получив напоследок плетью  по
спине  от  взбешенной  Харикло, а кентавр заколотил передними копытами, тоже
выражая недовольство. Он откидывал назад крупную, украшенную  седой  бородой
голову,  ржал  и  вопил:  --  Кто  хозяин в доме? Всех разгоню! И был он так
грозен,  что  все  выбежали  прочь  из  конюшни  и  оказались   на   залитом
послеполуденным солнцем дворе.
     Харикло  кинула  кнут  на  землю  и быстро ушла в дом, забыв пригласить
Кору; сатир Никое стал разнуздывать мула. Прочие слуги и  рабы,  сбежавшиеся
было  на  шум,  потихоньку  разошлись по своим делам, а из дверей конюшни не
спеша вышел кентавр. Хозяин дома выступал осторожно и притом  величаво,  он,
правда,  не  успел  расчесать  бороду, и в ней золотились соломинки, торчали
сучки, а в волосах, переходящих в гриву, запутались палочки и даже сено.
     -- Разрешите представиться, -- произнес кентавр, чуть грассируя.  --  Я
-- многоопытный  и  мудрый кентавр Хирон, хозяин этого дома, законный супруг
уважаемой госпожи Харикло. С кем, простите, имею честь?
     Хирон протянул Коре руку, и взгляд его ярких блудливых  глаз  настолько
нагло  путешествовал  по  ее телу, что Коре захотелось напомнить Хирону, что
она ему не корова.
     -- Кора, -- сказала она, протягивая руку и пожимая теплую жесткую кисть
кентавра.
     -- Как? -- Кентавр был поражен, даже отшатнулся... но тут же взял  себя
в руки.
     -- Я  не  ослышался?  --  спросил  он. -- Мне приходилось встречаться с
Корой, которую порой именуют в наших краях  Персефоной,  владычицей  царства
мертвых.  Но  она  разительно  отличалась  от  вас.  Означает ли это, что вы
сознательно приняли чужое обличье, или мы имеем дело с  простым  совпадением
имен?  Наконец-то  цивилизованный человек! Кора с облегчением призналась: --
Это совпадение. Но мне никто не верит. -- Совпадений,  --  сообщил  кентавр,
запуская  пальцы  в  бороду  и  выскребывая оттуда соломинки, -- в греческой
мифологии даже больше, чем  необходимо.  Каждый  второй  персонаж  ее  имеет
двойника.  Возьмем,  к  примеру... Ну кого нам взять? Например, Пар-фену. Не
слыхали? Я знавал одну из них, очаровательную, тихую, скромную  девушку.  Не
могу  сказать,  что  она  была  красива, нет, она уступала многим развратным
нимфам  и  наядам.  Но  какая  стать,  какие  вишневые  глаза  под  длинными
ресницами!  Какие  нежность  голоса и движения тонких рук... Несмотря на то,
что отцом ее, без сомнения, был Стафил, все были убеждены,  что  Хрисотемида
впустила  на  свое  ложе  Аполлона.  Иначе  почему он так любил эту девушку?
Почему присылал ей цветы и конфеты ко всем праздникам? Хрисотемида поклялась
при мне именем Зевса, что не имела никаких сношений  с  Аполлоном,  что  они
дружили  когда-то  в  ее детстве... Впрочем, я верю Хрисотемиде, и, если вам
придется когда-нибудь с ней встретиться, вы сами сможете задать этот вопрос.
     Борода была уже очищена, и кентавр запустил пальцы в  гриву,  для  чего
ему  пришлось  изогнуть  шею.  Он  говорил  громко,  кося  лошадиным глазом,
несколько странным на  человеческом  лице,  в  сторону  кухни,  где  гремела
посудой Харикло.
     -- Что   же  случилось?  --  продолжил  он  свой  рассказ.  --  Стафил,
отличавшийся строгостью, послал Пар-фену с сестрой, не запомнил ее  имени...
Харикло, душечка, как звали сестру Парфены?
     Никакого ответа.
     -- Стафил  велел  Парфене  и ее сестре сторожить погреб, в который были
сложены амфоры с молодым вином... Интересно, как  этот  идиот  Никое  сложил
бурдюки?
     -- Отлично  сложил,  --  отозвался старый сатир, который как раз в этот
момент вышел из кухни,  неся  стопку  круглых  горячих  хлебов,  от  которых
исходил соблазнительный запах.
     Кентавр несколько смутился и тут же продолжил рассказ о Парфене:
     -- Эти  гадкие  свиньи... не выношу свиней... забрались в погреб, когда
девушки, по одной версии, спали...
     -- А по другой -- баловались с Аполлоном! -- крикнул  с  другого  конца
двора  сатир.  --  Помолчи.  То,  что не доказано, не может считаться фактом
истории, -- оборвал его кентавр. -- Главное то, что девушки,  спохватившись,
увидели,  что погреб полон пьяных в стельку свиней, а все амфоры перебиты. В
ужасе от наказания, которому их подвергнет отец, девушки побежали к морю. --
Все было не так! -- решительно  заявил  сатир.  Никое,  выходя  на  открытое
место.  --  Они увидели, что вино погибло, и хотели об этом сказать отцу, но
тот при виде разорения решил убить своих дочерей, и они подбежали от него  к
морю.
     -- Это  бред!  --  заявила  Харикло, появляясь в других дверях, держа в
одной руке нож, в другой -- луковицу. -- Я знаю Стафила, это добрый человек,
он души не чаял в своих дочерях.
     -- Но они же кинулись в море! -- заревел Хирон. Никто ему  не  ответил.
Сцена опустела. Кентавр смог закончить свой рассказ:
     -- Они  кинулись  в  море,  но Аполлон подхватил девушек у самой воды и
унес их от жестокого отца в  Херсонес.  Там  он  их  и  поселил.  Может,  вы
слышали,  где  расположен  Херсонес?  Это  далеко  на севере, на краю страны
скифов и гипербореев, которая именуется Тавридой. Они  там  вышли  замуж,  а
Аполлон навещал Парфену...
     -- Все вы, мужики, развратники! -- крикнула Харикло из кухни.
     -- Не   обращайте  внимания,  Персефона,  --  сказал  Хирон.  --  Но  я
совершенно забыл, почему я рассказал вам историю о Парфене? Разве вы  с  ней
знакомы?
     -- Нет, уважаемый господин Хирон, -- ответила Кора, -- вы говорили лишь
о том, что одно имя давали разным людям.
     -- Правильно!  Именно так! Ведь была другая Парфена. Родилась она у той
же Хрисотемиды, за несколько лет до того, как родилась первая  Парфена.  Так
вот, ее отцом был именно Аполлон. Вы понимаете?
     Кора  кивнула, чтобы старый кентавр не пускался вновь в об®яснения. Она
уже страшно устала и от переживаний, и от  длинной  дороги,  и  особенно  от
монотонного голоса Хирона.
     -- Вторая  Парфена  умерла  в младенчестве или, скажем, в юности. Может
быть, в молодости. Но умерла, не познавши  мужчину.  И  знаете,  что  сделал
Аполлон? Он превратил ее в созвездие Девы. Как будто наше небо и без того не
набито  созвездиями,  как  базарная  площадь  в  праздничный день. Но была и
третья Парфена, так звали Афину в ее  девичьем  воплощении.  Если  будете  в
Афинах,  посмотрите на храм Парфенон. Его назвали так в честь девы Афины, то
есть Парфены. Догадались, да? Слушайте: Пар-фен-на --  дева!  Пар-фе-нон  --
девичник!  -- Тут кентавр заржал, забавно переступая всеми четырьмя конскими
ногами.  Кора  чуть  отошла  --   взволновавшись,   он   мог   и   зашибить.
Отхохотавшись,  кентавр  сделал серьезное лицо и завершил свою мысль: -- Так
что  вполне  возможно  совпадение  имени  Кора  с  именем   великой   богини
преисподней.  И  полагаю,  что  такое совпадение мешает вам жить! Я с трудом
представляю себе мужчину, который решился бы жениться или хотя бы взойти  на
ложе с женщиной по имени Смерть.
     -- Хирон,  перестань преувеличивать! Госпожа Кора -- богиня-дева, дочка
самого Зевса, -- И Деметры! -- Зевса и Деметры.
     -- И Аид утащил ее в  подземное  царство  и  заставил  с®есть  зернышки
граната,  чтобы  она  всегда  была  ему верна. -- Кентавр обернулся к Коре и
быстро спросил: -- Гранат был кислый?
     -- Не ловите  меня  так  дешево,  господин  Хирон,  --  ответила  Кора,
которая, что ни говори, все же была агентом номер три ИнтерГпола, и на такую
простую  уловку  поймать  ее  было  нелегко.  --  Все равно я не та Кора, за
которую меня принимают. Но если вы все будете  сильно  настаивать,  чтобы  я
была  именно  той самой Корой, то я постараюсь в нее превратиться. Но вам же
будет хуже!
     Эти слова заставили кентавра задуматься, а простая умом госпожа Харикло
произнесла: -- Я же вас предупреждала, что это  та  самая  Кора.  Кора  лишь
мысленно  махнула  рукой,  а  Кентавр  воспользовался паузой, чтобы наладить
семейные отношения.
     -- Более того, -- сказал он, -- некоторые известные врем боги и титаны,
а также другие существа, не менее опасные для нас, простых  смертных,  могут
временно  принимать  иной  облик.  Когда Зевс возжелал Леду, он принял образ
лебедя. Ну как могла несчастная Леда допустить, что под видом невинной птицы
к ее ногам подкрадывается злобный мужчина? -- Зачем ты это рассказываешь? --
подозрительно спросила Харикло.
     -- А затем, что сегодня  я  стал  невинной  жертвой  очередной  проказы
всемогущей,  но  подлой  богини  Геры. Ей почему-то пришло в голову временно
принять облик нашей коровы Эос и заманить меня в хлев под предлогом получить
из моих рук сено.
     -- Та-ак, -- произнесла Харикло, словно в руке у нее была  плеть,  хотя
она  держала  всего-навсего картофелину, которой не следовало быть в Древней
Греции, и потому на глазах Коры картофелина превратилась в репу. -- И что же
произошло дальше, любитель кормить коров?
     -- Не помню, -- ответил кентавр. -- Хоть убей, не помню. Вроде бы я дал
ей сена, а она попросила почесать ей за ухом...
     -- Корова? За ухом? -- спросила Харикло,  потрясенная  наглостью  мужа.
Кора  с трудом сдерживала смех. -- Потом я очнулся, -- продолжал кентавр, --
от того, что ты лупишь меня кнутом, словно старого  мерина.  --  Ты  и  есть
мерин.  Только  развратный. -- Подобные логические ошибки свойственны глупым
женщинам, -- сказал Хирон. -- Мерин не может быть развратным. К  тому  же  я
должен   пожаловаться  нашей  гостье,  она,  кстати,  может  быть,  является
Персефоной, что я стал жертвой интриги богини  Геры,  которая  давно  искала
путей  к  моему  сердцу и, конечно же, не могла найти ввиду моей преданности
моей жене Харикло. Пылая дикой местью, Гера уже не столько хотела соблазнить
меня, сколько отомстить мне за верность супруге  --  единственной  настоящей
женщине  среди  всех  жен кентавров! И с какой дьявольской тонкостью она все
обставила! Она подослала к разбойнику Перифету  юного  Тесея,  открыв  таким
образом  моей  жене  путь для раннего возвращения домой. Она затащила меня в
сарай именно тогда, когда, по моему разумению, до возвращения Харикло  домой
оставалось  еще два часа, и там... Да, я потерял бдительность! Да, я признаю
свою вину! Но вина была не злонамеренная! Ты понимаешь, Харикло!
     -- Понимать-то я понимаю, -- медленно и рассудительно ответила женщина.
-- Но при чем тут мое раннее возвращение?
     Кентавр развел руками, чтобы весь мир видел, какая у него глупая  жена.
Если мир что и понял, то он промолчал.
     Тогда кентавр сказал лишнее:
     -- И  если  я  произнес  хотя  бы  одно лживое слово, пусть меня Гера и
покарает.
     Немедленно в воздухе над двором образовалось небольшое серое клубящееся
облако. На нем, как на мягком диване,  восседала  грозного  вида  женщина  с
крупным носом, яркими капризными губами и жестким подбородком.
     -- Чтобы я домогалась этого козла? -- спросила она громовым голосом. --
Этого  лжеца?  Так пусть же с этого момента ни одна женщина, кентаврисса или
даже коза, не пострадает от его  распутства.  Хирон,  отныне  тебе  придется
заниматься философией!
     Она  указала  пальцем  вниз,  и  из  пальца  вылетела небольшая голубая
молния, которая потянулась к животу кентавра.
     Страшно закричал кентавр Хирон от немыслимой боли!
     Взбрыкнув, он понесся кругами по двору, выбежал за ворота, и топот его,
постепенно стихая, удалился в сторону моря.
     -- Ты довольна? -- спросила богиня Гера  с  облака.  --  Наказать  его,
конечно,  надо  было,  богиня,  --  признала Харикло. -- Но ты забыла о моих
интересах.
     -- Меня никогда не  беспокоили  интересы  обманутых  жен,  --  ответила
богиня. Облако начало медленно подниматься. Харикло сильно взволновалась. --
Гера!  -- закричала она. -- Ты же сама жена! -- Мой муж делает что хочет и с
кем хочет. Я не возражаю, зато делаю то же самое с кем хочу  и  когда  хочу.
Так что и тебе советую .последовать моему примеру. -- Но я хочу этого только
с  моим  мужем!  --  Я  тоже  хочу,  но не показываю виду. -- Я умоляю тебя,
богиня... возврати ему... Но Гера уже растаяла среди облаков.  Лишь  длинный
белый самолетный след остался памятью о ней на бесцветном к вечеру небе.
     Харикло кинулась на землю, в пыль, и зарыдала. Кора понимала ее, но чем
она могла  помочь?  И  тем  более  ей  стало неловко, когда, не поднимаясь с
земли, Харикло потянулась к Коре и стала молить ее:
     -- О великая богиня, дающая  жизнь  и  отбирающая  ее,  пойми  же  свою
несчастную сестру. Волей злобной Геры...
     Голос,   отдаленный,   но   могучий,  донесшийся  из  верхних  пределов
стратосферы, перебил монолог Харикло:
     -- Не злобной, а оклеветанной, униженной и названной коровой! Фу!
     Харикло несколько  секунд  молчала.  Ей  надо  было  осознать  то,  что
теоретически   она   знала  и  ранее:  боги  способны  слышать  смертных  на
значительном расстоянии. И могут ответить им с небес. Но, помолчав,  Харикло
возобновила свой монолог: -- Боги не даровали нам с Хироном сына. У нас есть
лишь  дочка Эндеида, настолько маленькая, что находится на попечении нянек и
мамок. Если же Хирон станет годен лишь для  занятий  философией,  то  откуда
возьмется наследник? И голос с небес ответил:
     -- Не  расстраивайся, женщина. Всегда найдется бог или полубог, готовый
подарить тебе сына за хороший ужин и бокал вина.
     -- Только не это! -- воскликнула Харикло. -- И вообще я не хочу  больше
слушать тебя, богиня.
     В ответ из космических далей донесся насмешливый хохот Геры.
     Харикло  устало  поднялась  и спросила у Коры: -- И что мы теперь будем
делать? -- Во-первых, это пройдет. Поболит и пройдет. --  Есть  надежда?  --
Лицо Харикло озарила радостная улыбка.
     -- В крайнем случае у тебя уже есть дочка, наверное, вся в папу.
     -- Ты  с  ума  сошла,  Кора!  --  возмутилась Харикло. -- Слава Богу, у
Эндеиды нормальные ножки и ручки. Кентавр-мужчина -- это еще куда не шло, но
кентавриссы -- нет, лучше умереть бездетной, чем качать на руках  девочку  с
копытами!
     Харикло   оглянулась.   Во   дворе   было  тихо.  Домочадцы  затаились,
потрясенные событиями.
     -- Пойду, -- сказала она, -- поищу моего мужа. А то его занесет с  горя
куда-нибудь  в  опасное место, или подерется с кем-нибудь. Он хоть и мудрый,
говорят, даже самый ученый из кентавров,  но  все  же,  сама  понимаешь,  не
совсем человек, а с животными инстинктами.
     -- Я  с тобой, -- сказала Кора. -- Мне интересно поглядеть на Коринф. К
тому же я могу тебе пригодиться.
     -- Какая-никакая, но  богиня  всегда  сгодится,  --  ответила  Харикло,
словно придумала поговорку.
     У ворот их догнал сатир Никое. И хоть Харикло хотела оставить его дома,
чтобы  присмотрел за хозяйством, да за тем, чтобы бурдюки с вином хорошенько
заперли в подвал, тот все же увязался за женщинами.
     Прохожие, которые знали, что в доме Хирона произошла какая-то беда,  но
не  догадывались  еще  какая,  готовы  были  помочь Харикло. Мучимый ужасной
болью, кентавр носился по улицам и переулкам Корин-фа кругами -- так что его
видели все, но куда он в конце концов убежал, сказать не смог никто.
     В конце концов, когда солнце уже коснулось краем холмов Истма -- узкого
перешейка,  отделявшего  Пелопоннес  от  Аттики,  женщинам  удалось  увидеть
кентавра. Он устало брел по водоразделу, мимо редких сосен, и показался Коре
персонажем  из  театра  теней,  выдумкой  сказочника,  а  никак  не реальным
существом, с женой которого она сбилась с ног в поисках ее несчастного мужа.
     -- Хирон! -- закричала Харикло. -- Хирончик, миленький, вернись  домой,
я люблю тебя!
     Крик  ее  пронесся  над  холмами,  скатился  к  Сароническому  заливу и
заставил кентавра остановиться и замереть.
     Он обернулся на голос и, видимо, разглядел  жену.  Медленно,  виновато,
понуро  кентавр  спустился  к  ним.  Они ждали молча. Осенний, и без того не
жаркий день сменился прохладным, даже зябким вечером. Потная  шерсть  тускло
поблескивала под лучами заходящего солнца.
     Хирон остановился в нескольких шагах от Харикло и медленно опустился на
колени  передних  ног.  --  Да  ладно  уж,  -- сказал сатир и смахнул слезу.
Харикло подошла к мужу и обняла его за шею. Стоя  на  коленях,  он  как  раз
сравнялся с ней ростом. У Коры запершило в горле.
     -- Как  жить будем? -- тихо произнес Хирон, гладя жену по густым, тугим
завиткам волос. -- Проживем, что ж теперь делать. -- Я к  врачу  пойду.  Мне
Асклепий  поможет.  Асклепия  я  грамоте  учил,  --  сказал Хирон. -- Он еще
мальчишкой был, я ведь многих учил.
     Кора где-то слышала, что Асклепий --  это  греческое  имя  Эскулапа,  а
Эскулап   --   главврач   Древнего  мира.  И  все  же  этот  бедный  кентавр
преувеличивает...
     -- Ты с Ясоном поговори, -- советовала  жена,  --  он  подрос,  славный
герой из него получится. Ахилл тоже тебе многим обязан.
     -- Я к Гераклу пойду. Он человек справедливый. Должен помочь.
     -- Эй, поглядите, опять Синие хулиганит! -- закричал сатир Никое.
     Кора  поглядела  наверх,  на теневой театр, персонажем которого недавно
был кентавр. На фоне оранжевого неба стояли редкие сосны. Кора раньше  и  не
думала,  что  в Греции могут расти сосны. Она скорее предполагала, что здесь
финиковые пальмы, которых вовсе не оказалось.
     Синие... Синие. Это разбойник, который живет на самом  Истме,  то  есть
перешейке. На перешеек она и глядит...
     Между  сосен  можно было разглядеть две маленькие человеческие фигурки.
Кора пожалела, что у нее нет бинокля.
     -- Что они там делают? -- спросила Кора. Кентавр  поднялся  с  колен  и
тоже смотрел в ту сторону. -- Если бы я мог, давно бы с ним разделался. Но у
него сильные связи на Олимпе. Рассказывают...
     -- Только  не  надо,  пожалуйста, не говорите, что он -- незаконный сын
Посейдона! -- взмолилась Кора. -- Я этого не выдержу.
     -- Скорее всего он -- незаконный сын Посейдона и Селии, дочери Коринфа,
основателя нашего славного города, -- сообщил  Хирон,  который,  когда  дело
касалось  богов  и  сложных  родственных  связей любвеобильных греков, терял
чувство юмора и  вообще  все  чувства,  кроме  почтения.  --  Сколько  же  у
Посейдона детей? -- Не наше дело считать.
     -- Но  ведь  вас  могут  обмануть.  Что,