разумеется.
   - Шестнадцатое июля.
   - У меня получилось двадцатое.
   - Что ж,  точность удовлетворительная, -  резюмировал  я. -  Даже
очень высокая. Промашка в четыре дня за целых полгода - это, считай,
прямое попадание  в яблочко. Так что не беспокойся за своего малыша,
теперь мы  знаем, где  его искать.  Сейчас он  на Дамогране, и о нем
заботится жена мистера Ллойда.
   Дженнифер погрустнела.  Я  думал,  что  сейчас  она  заговорит  о
предстоящем нам  длительном ожидании,  но, как  оказалось, ее  мысли
потекли в другом направлении.
   - Эрик, мне  страшно, - тихо,  почти шепотом,  произнесла  она. -
Страшно подумать,  что  этот  изверг  сделал  с  настоящим  Патриком
Ллойдом и его настоящим ребенком. И это по моей вине!
   - Твоей вины  здесь нет,  Дженнифер, - сказал  я мягко.  Мне  так
хотелось обнять  ее, прижать  к своей  груди... но это была не самая
лучшая идея. - Дети не отвечают за грехи родителей.
   - Но они  отвечают за  свои грехи!  А бездействие - это грех. И я
виновна  в  преступном  бездействии!  Мне  нужно  было  самой  убить
Александра - до того, как он убил Ллойда и его ребенка, до того, как
он лишил  родины Джулию  и еще  четверых человек!  Это было  в  моих
силах, я  д о л ж н а  была это сделать, но я... - Дженнифер умолкла
и  налила  себе  пятую  рюмку  коньяка. -  Я  ожидала  чуда.  И  оно
свершилось - с помощью Джулии!
   Она потянулась за рюмкой, но я перехватил ее руку.
   - А может,  больше не надо? Ты и так уже достаточно выпила. Лучше
давай я  провожу  тебя  в  свободную  комнату.  Отдохни,  успокойся,
расслабься. Если хочешь, прими душ или ванную.
   Дженнифер покачала головой:
   - Спасибо, не  хочу. Сейчас мне нельзя расслабляться. Тем более -
оставаться  одной.   А  насчет  коньяка,  пожалуй,  ты  прав. -  Она
поднялась. - Давай  сходим к  катеру, посмотрим,  как там  Джулия. И
кстати, о  душе. Ты  напомнил мне, что я забыла выключить фен, когда
сушила волосы  перед посадкой. Ведь я ожидала встретить здесь засаду
на Александра.
   - Могу представить твое разочарование, - сказал я, открывая перед
ней дверь.
   - Что было, то было, - честно призналась Дженнифер. Мы спустились
с крыльца  и пошли  по направлению  к катеру. -  Даже с  того  света
Александр ухитрился  одурачить меня.  Надеюсь, это  в последний раз.
Вот уж ума не приложу: с какой стати ему было лгать мне? Только лишь
в силу лживости своей натуры?
   - Не думаю, что он солгал тебе. Похоже, это его обманули.
   - И каким образом?
   - Об  этом   я  могу   только  гадать.   Возможно,  наши   родные
инспирировали  утечку  информации,  что  я  освобожден  из  плена  и
нахожусь в  надежном месте.  Александр прознал  об этом  и решил  не
рисковать. Ведь  я не  представлял для  него  особой  ценности,  как
заложник. С  моим отцом  у него нет... не было таких крупных счетов,
как с  Артуром и Амадисом. Моя главная вина заключалась в том, что я
узнал о Даре Софи.
   Дженнифер с сомнением хмыкнула:
   - Трудно поверить,  что  Александр  поймался  на  такую  нехитрую
уловку.
   - Тут ты  ошибаешься. У  него были  на это причины. Видимо, ты не
знала, что Хозяйка Источника умеет читать мысли?
   - Нет, не  знала. - Дженнифер  невольно поежилась. - А она что...
действительно умеет?
   - Да, я  испытал ее  умение  на  собственной  шкуре.  Так  что  у
Александра, если  он знал  это, были  основания опасаться ловушки. К
сожалению, Хозяйка  не смогла прочесть в его мыслях, где я нахожусь.
Или все-таки  прочитала, но  по каким-то  причинам не  сочла  нужным
сообщить об этом родным. Хотя последнее мне кажется маловероятным.
   - А остальное не кажется? - осведомилась Дженнифер. - Хотя бы то,
как Александру  удалось ускользнуть  от семерых  адептов Источника с
Хозяйкой в  придачу. Конечно, он был адептом Хаоса - но разве адепты
Источника не самые могучие?
   Я развел руками:
   - Тут я  сам теряюсь в догадках. Александр, как адепт Хаоса, явно
не сильнее  адептов Источника.  Иначе бы он давно прикончил Кевина -
старший сын  и наследник  Артура был  для него  лакомым кусочком.  А
против семи  адептов, да еще в присутствии Хозяйки, у Александра, по
всем законам  вероятности, не  было ни  единого шанса. Но ты же сама
видишь, какие штучки в последнее время выкидывают вероятности - и на
пользу нам, и во вред.
   - Это уж  точно, - согласилась Дженнифер. - Ведь и у меня не было
никаких шансов  попасть сюда.  Однако я  попала. И, честное слово, я
рада встрече с тобой.
   - Я тоже  рад нашей  встрече. - Я постарался выговорить это чисто
по-дружески, без  более глубокого  подтекста, но  ни черта у меня не
получилось.
   Мы поднялись  по трапу  катера, миновали  шлюз и  вошли  в  узкий
тамбур.  Один   его  конец   упирался  в  дверь  с  надписью  "Рубка
управления",  табличка  на  двери  в  противоположном  конце  грозно
предупреждала, что  это вход  в машинное  отделение. Грузовой  отсек
располагался в  нижней части  катера,  под  полом,  а  между  рубкой
управления и машинным отделением находились две пассажирские каюты.
   Дженнифер сказала:
   - Сейчас выключу фен, - и пошла в рубку управления.
   А я наобум открыл дверь одной из кают.
   Мне следовало бы тотчас захлопнуть ее, но это было выше моих сил.
На кровати  лежала симпатичная  темноволосая  женщина  лет  двадцати
семи. Одеяло  было скомкано  у нее в ногах, халат распахнут, и ничто
не мешало мне обозревать ее прелести.
   Джулия была  далеко не  красавица, но  она была  хорошенькой.  Из
рассказа Дженнифер  я представлял  ее этакой  массивной бабенцией  с
мужеподобной внешностью,  а не  самом деле  она  оказалась  хрупкой,
миниатюрной женщиной  с детскими  чертами  лица,  узкими  бедрами  и
маленькой, как  у девочки-подростка,  грудью. И это врач! Гинеколог!
Убийца Александра! О Митра!..
   Тут я  вспомнил слова  Дженнифер о том, что Джулия не может долго
без мужчин,  сказанные в качестве оправдания ее связи с Александром.
Я подумал,  что, поскольку  я  здесь  единственный  мужчина,  притом
довольно привлекательный, то наверняка...
   Додумать эту  волнующую мысль  до конца  я не  успел.  Подошедшая
сзади Дженнифер  бесцеремонно  отстранила  меня,  вошла  в  каюту  и
торопливо набросила на Джулию одеяло. Затем повернулась и пристально
посмотрела мне в глаза - но без упрека, а с пониманием.
   - Двенадцать лет, -  произнесла она  сочувственно и, не давая мне
времени по-настоящему смутиться, быстро добавила: - Не знаю, сколько
Джулия будет  спать. Я не разбираюсь в этих допотопных медикаментах,
но, по-моему, она вколола себе лошадиную дозу. От одной такой ампулы
меня отключало часов на двенадцать, а она использовала три.
   - А что за препарат? - спросил я.
   Дженнифер порылась  в картонном  ящике, что  стоял в дальнем углу
каюты, и достала оттуда одну упаковку.
   - Вот, посмотри.
   - Понятно, -  сказал   я,   пробежав   взглядом   инструкцию   по
применению. - Активное  вещество -  диазепам  продленного  действия.
Очень  распространенный    д о п о т о п н ы й   транквилизатор.  Не
беспокойся, максимальную дозу она не превысила.
   - А как насчет длительности сна?
   - Зависит  от   индивидуальной  реакции  на  диазепам  и  степени
привыкания. Джулия часто им пользовалась?
   - Мне кажется,  нет. Она никогда не жаловалась на бессонницу. Эти
ампулы были  предназначены для  меня и  лежали в  моей тумбочке. По-
видимому, Джулия воспользовалась ими, как первым успокоительным, что
попалось ей под руку.
   - Ну, тогда  в течение  ближайших восьми  часов ее  и  пушкой  не
разбудишь. Так что можно смело переносить ее в дом.
   - Не стоит, -  сказала Дженнифер. -  Она заснула  здесь, пусть  и
проснется в  более или  менее  знакомой  обстановке.  Я  оставлю  ей
записку, чтобы она не волновалась.
   Я не  удержался от  довольной улыбки.  Дженнифер с немым вопросом
посмотрела на меня. Я сконфуженно пояснил:
   - Видишь ли,  я боялся,  что ты  решишь  остаться  здесь.  А  мне
хочется еще  хоть немного  поговорить с тобой. О чем угодно, лишь бы
поговорить. Я так давно не слышал живой человеческой речи.
   Дженнифер ободряюще улыбнулась мне:
   - Я понимаю тебя, Эрик. Прекрасно понимаю.

   Дженнифер решила перенести из катера в дом немного своих вещей, и
это "немного"  мы несли  вместе. Я  тащил два  больших чемодана, они
были не  очень тяжелыми,  но громоздкими,  и  волочились  по  земле.
Наверное, с  одеждой, решил  я. Знакомая  черта всех женщин из нашей
семьи, которые  просто  помешаны  на  красивых  нарядах.  Дженнифер,
видно, не была исключением из этого правила.
   - В грузовом  отсеке есть  консервы, - сказала она, остановившись
передохнуть на пол дороге. - Мясные, овощные, фруктовые, соки. Также
есть картофель и разные крупы. Думаю, на несколько месяцев хватит. А
у тебя как с продуктами?
   - Терпимо. Если  вы обе с®едаете столько же, сколько я один, то в
ближайшие пять лет нам беспокоиться не о чем.
   - А потом? Вдруг твое выздоровление затянется?
   - В лесу  хватает дичи, в озере водится рыба, на деревьях круглый
год растут  с®едобные плоды.  Так что  от голода  не умрем.  Правда,
может возникнуть проблема с кофе.
   - Я кофе не пью.
   - А Джулия?
   - Обычно выпивает одну чашку за завтраком.
   - Тогда уже легче. Мне просто придется урезать свою дневную норму
наполовину.
   Дженнифер взяла поклажу и зашагала к дому.
   - Кстати, -  отозвалась   она  через  плечо. -  С  Джулией  будут
проблемы. Она не может долго без мужчин.
   Поскольку я шел сзади, Дженнифер не видела, как я покраснел.
   - Ты уже говорила об этом.
   - Впрочем, мужчина  у нас есть, - продолжала развивать свою мысль
Дженнифер. По  тому, как  слегка заплетался  ее язык,  я понял,  что
выпитое  начало   ударять  ей   в  голову. -   Джулии  ты  наверняка
понравишься. А она тебе нравится?
   - Она симпатичная, - уклончиво ответил я, все больше смущаясь.
   Мы подошли  к  дому.  На  крыльце  Дженнифер  вновь  остановилась
передохнуть и сказала:
   - Мне очень жаль Джулию, Эрик. Если твое выздоровление затянется,
она потеряет  здесь лучшие  годы своей  жизни. Это мы можем спокойно
списать со  счета десять  лет, зная,  что всегда  успеем  наверстать
упущенное.  А   ей  каково?   Для  нас  это  будет  лишь  неприятное
приключение - а для нее настоящая трагедия.
   Я тяжело вздохнул:
   - Что  я   могу  поделать,  Дженнифер?  Я  не  в  силах  ускорить
восстановление моего Дара. Это не в моей власти.
   - Зато в  твоей власти  скрасить  Джулии  эти  годы.  Постарайся,
ладно? Не обижай ее.
   - Не буду, - пообещал я, втаскивая чемоданы в дом.
   Затеянный Дженнифер разговор мне совсем не нравился. Сама того не
понимая, она  провоцировала меня.  Это было  все равно,  что  махать
красной тряпкой перед мордой раз®яренного быка.
   Я провел  Дженнифер в  свободную спальню на втором этаже и спешно
ретировался, пока  она не  начала  разбирать  свои  вещи.  Я  и  так
испытывал  танталовы   муки,  глядя,   как  она,   сама   грация   и
непринужденность, порхает по комнате, оценивая интерьер, прикидывая,
что и куда нужно переставить, пробуя на мягкость широкую двуспальную
кровать. А  созерцать ее  платья, юбки, блузки, чулки и нижнее белье
было бы для меня слишком тяжким испытанием.
   Предоставив Дженнифер  самой себе,  я прошел в библиотеку, достал
из ящика  стола пачку сигарет, сорвал герметичную обертку и закурил.
Сегодня был  такой волнующий  и переживательный день, что я позволил
себе отступить от принципов и немного расслабиться.
   От непривычки  у меня  закружилась голова.  Я сел в кресло, ногой
придвинул к  себе журнальный  столик с пепельницей и устремил взгляд
на портрет  Софи. Она  смотрела на  меня, улыбаясь, а смотрел на нее
виновато. Я знал, что рано или поздно (и, скорее, рано) изменю ей. А
то, что она не знала о моих чувствах, нисколько не утешало меня.
   Я по-прежнему  любил Софи  и мечтал  о встрече  с ней, но, тем не
менее,  был   готов  сейчас  же,  в  сию  минуту,  изменить  ей.  На
необитаемом острове  бедного страдальца  Эрика  Робинзона  появились
сразу две  Пятницы женского  пола, причем  одна из  них, если верить
словам  другой,   явная  нимфоманка...   Впрочем,  зря   я   заранее
наговариваю на Джулию. Это недостойно. Если я слабый человек, то, по
крайней мере,  нужно набраться  мужества и признать свою слабость, а
не искать  ей оправдания,  в спешном порядке перкладывая вину за еще
не совершенный проступок на другого...
   Хотя, почему я так скоропалительно причислил себя к слабым людям?
Я   п р о с т о  человек со всеми свойственными нормальному человеку
слабостями, а  двенадцать лет одиночества - срок вполне достаточный,
чтобы потерять  способность противиться  соблазнам. Я не сомневался,
что даже такой сильный человек, как Эдмон Дантес, бежав из замка Иф,
с  вожделением   смотрел  на  любую  женщину,  чуть  привлекательнее
каракатицы, и  не преминул  утолить свой голод - хоть, как и прежде,
любил прекрасную  Мерседес.  Правда,  мэтр  Дюма  об  этом  стыдливо
умолчал.
   А что  уж  говорить  обо  мне,  разбалованном  принце  Света,  не
обладающем  железной   волей  графа  Монте-Кристо  или  выдержкой  и
долготерпением Робинзона  Крузо. Тем  более,  что  обе  мои  Пятницы
отнюдь не  каракатицы, а  молодые привлекательные женщины, к тому же
одна из них - настоящая красавица.
   "Извини, любимая, -  подумал я,  продолжая глядеть  на портрет. -
Надеюсь, ты поймешь меня".
   "Я понимаю  тебя, - казалось,  ответила мне  Софи с портрета. - В
конце концов, я тоже не святая".
   "Для меня ты ангел, - мысленно возразил я. - Где ты, милая? Что с
тобой?.."
   Я не  поделился с  Дженнифер  некоторыми  своими  опасениями,  ей
хватало и  собственных забот.  С моей  стороны было  бы  бессердечно
отягощать ее еще и переживаниями за судьбу Софи и Мориса. Правда, со
временем Дженнифер  сама догадается, что Александр не мог так просто
уступить Мориса;  она достаточно умна, чтобы сообразить это. Однако,
рассказывая про Софи, я сознательно не упомянул о том, что Александр
положил на  нее глаз.  А ведь  если он  сумел похитить Дженнифер, то
вполне мог прихватить вместе с ней и Софи. Эта мысль мучила меня, не
давала покоя.
   Где ты, милая? Что с тобой?..
   Приблизительно через  полчаса в  библиотеку вошла  Дженнифер. Она
сменила свое длинное строгое платье на короткую черную юбку и легкую
красную блузку,  в которых  выглядела менее неприступной и еще более
соблазнительной.
   - Эрик, -  сказала  Дженнифер  с  порога. -  В  доме  только  две
спальни?
   - Да, - ответил  я, вставая  с кресла. - Одна моя, а вторая будет
ваша с Джулией. Или ты против?
   - Нет, все в порядке. Я так и собиралась предложить. Пусть Джулия
поживет со мной, пока вы не станете спать вместе.
   Из моего  горла  вырвалось  сдавленное  рычание.  Я  подступил  к
Дженнифер и схватил ее за руку.
   - Послушай! - произнес  я почти  со злостью. - Что ты все решаешь
за Джулию?  И за  меня, если  на то  пошло. Она еще не видела меня в
глаза, мы  с ней  еще не  познакомились, а  ты уже укладываешь нас в
одну постель.
   - Я... - Дженнифер  растерялась. - Но  ведь  я  хочу  как  лучше.
Джулия не  может долго  без мужчин, а ты двенадцать лет... Разве она
не нравится тебе? Я же видела, как ты на нее смотрел.
   Я собирался ответить ей что-то резкое, но тут почуял свежий запах
коньяка.
   - Дженнифер, ты опять выпила?
   Она опустила глаза.
   - Ну... да. Совсем немного. Половинку.
   Я понимающе кивнул:
   - Теперь ясно. Ты пьяна и потому не соображаешь, что говоришь.
   - Я  не   пьяна, -  запротестовала  Дженнифер. -  Я  лишь  слегка
навеселе.
   "Хорошенькое веселье!" - подумал я.
   А Дженнифер  вдруг ахнула  и во  все глаза уставилась на портрет,
только сейчас заметив его. Ее лицо выражало глубокое недоумение.
   - Эрик, - произнесла она. - Мне это кажется, или...
   - Это Софи, -  ответил я,  не в  силах  скрыть  своего  волнения;
впервые я представлял свою работу на чужой суд. - Похожа?
   - Да, очень.  Я  не  сразу  признала  ее  из-за  одежды.  Это  ты
нарисовал?
   - Больше было некому.
   - Какая  прелесть!  А  мне  никто  не  говорил,  что  ты  хороший
художник.
   Я потупился и робко спросил:
   - Тебе действительно нравится?
   - Конечно,  нравится!  Я  вовсе  не  льщу  тебе.  Картина  просто
замечательная. Если  бы только  Софи знала... -  Дженнифер  умолкла,
подошла ближе  к портрету,  пристально  вглядываясь  в  него,  затем
повернулась ко  мне и совершенно другим тоном произнесла: - Кажется,
я понимаю. Ну и ну! Вот так дела...
   Я покраснел,  но глаз  не отвел.  Мне нечего было стыдиться своих
чувств.
   А Дженнифер все смотрела на меня и качала головой.
   - Двенадцать лет, -  вновь  сказала  она,  но  уже  не  так,  как
прежде. - И  четверть часа.  Невероятно! Признаться,  я думала,  что
Софи просто  валяет дурака, и для нее это лишь предлог для разрыва с
Морисом. А теперь вижу, что ошибалась. Вы оба влипли по крупному - и
всего за четверть часа. Вот это да!
   Быть может,  я не  гигант мысли,  но также  меня  нельзя  назвать
недотепой. Я  сразу понял,  что имела  в виду  Дженнифер, но  это не
наполнило  мое  сердце  радостью.  Напротив -  мне  стало  горько  и
тоскливо. Я резко развернулся и вышел из библиотеки.
   Оказавшись в  своей комнате, я повалился ничком на кровать и все-
таки не выдержал - заплакал. Скупо, по-мужски - но заплакал.
   Помимо своей  воли я причинил Софи боль. Когда я мечтал о встрече
с ней,  я представлял,  как буду  добиваться ее  любви, я верил, что
легко добьюсь  своего, но мне никогда в мысли не приходило, что Софи
могла полюбить  меня так  само с  первого взгляда,  как и  я ее. Эту
мысль я  подсознательно гнал,  не позволяя ей оформиться, потому что
это была  жестокая мысль.  Я знал,  что Софи  считает меня  мертвым,
однако я  думал, что  для нее  я просто  случайный знакомый.  Но все
оказалось гораздо хуже.
   Всегда печально,  когда умирает  человек. Горько,  когда  умирает
знакомый человек.  И больно,  когда умирает  любимый человек.  А  из
того, что  сказала мне  Дженнифер, следовало,  что Софи было больно.
Быть может,  очень больно -  если она  влюбилась в  меня так,  как я
влюбился в нее.
   Прости, милая. Я не хотел...
   Не хотел,  чтобы тебе  было больно. Не хотел, чтобы ты из-за меня
страдала. Зачем  ты так  поспешила  влюбляться  в  меня?  Почему  не
дождалась моего возвращения?
   Теперь мне  будет во сто крат хуже. Ведь я все равно изменю тебе,
все равно  я не  выдержу. Но  при этом я буду знать, что ты любишь и
ждешь меня. Зачем ты так поспешила?..
   Когда Дженнифер  постучала в  мою дверь,  я уже  более или  менее
овладел собой,  и  слезы  в  моих  глазах  высохли.  Приняв  сидячее
положение и пригладив волосы, я разрешил войти.
   Дженнифер была  смущена и  расстроена. Она  присела возле  меня и
легко прикоснулась к моей руке.
   - Извини, Эрик,  я была  бестактна. Я  не  имела  никакого  права
решать за  тебя и  за Джулию. Тем более, что ты любишь Софи. Еще раз
извини. Я действительно много выпила.
   - Я тоже  погорячился, - сказал  я, млея от ее прикосновения. - В
сущности, ты  не говорила  ничего  постыдного,  просто  ты  говорила
слишком прямо и откровенно. А я реагировал чересчур резко, поскольку
знал, что  ты говоришь  правду. -  Я  глубоко  вдохнул  и  выдохнул,
набираясь смелости. Если ты слаб, нужно хоть иметь мужество признать
свою слабость. -  Да, ты права: если Джулия согласится, я буду с ней
спать.
   - И со  мной, - тихо сказала Дженнифер. - Со мной тоже. Поэтому я
была такая  бестактная, поэтому  я говорила  о Джулии.  Говорила  со
злости. Когда  я узнала,  что мы  здесь надолго застряли, то поняла,
что ты  будешь спать и с ней, и со мной. Это взбесило меня. Всю свою
жизнь я делила мужчин с другими женщинами - видимо, это мой рок.
   Не помню,  как моя рука оказалась у нее на талии, а ее голова - у
меня на плече.
   - Ты еще  найдешь своего  пр