-
Он слегка прислонился к "стене" и тут  же  наполовину  исчез  в  ней,  как
пловец на спине в стоячем пруду.
   - Осторожно! - предупредил Зернов.
   - А зачем осторожничать? - весело отозвался Мартин. - Я в таком  киселе
от полиции прятался. А здесь...
   Он не закончил. Нелепо взмахнув руками, он провалился сквозь "стену"  -
только мелькнули ноги в желтых сапогах. Не  раздумывая,  мы  бросились  за
ним.
   Было похоже на прыжок в воду: так же сдавила тело влажная тугая  среда,
так же  захватило  дыхание,  закололо  в  ушах.  Ощущение  было  настолько
сильным,  что  я  невольно  развел  руками,   как   пловец,   одновременно
оттолкнувшись ногами от пружинящего "дна"  под  "водой".  Внезапно  пальцы
нащупали что-то жесткое и  прямое:  палка  не  палка  -  не  разобрал,  но
судорожно ухватился за это "что-то"  и  рванулся  вперед.  Малиновое  желе
вытолкнуло меня как пробку, чьи-то  сильные  руки  подхватили  меня,  и  я
уткнулся носом  в  серый  мундир  Мартина.  Он  по-мальчишески  захохотал,
радуясь моему приключению:
   - Гляжу, из стены рука. Тянется, тянется - и хвать меня за локоть. А за
ней голова: глаза моргают, морда испуганная, ничего не соображает - в  рай
или в ад попал.
   Я неприязненно откашлялся: во рту першило.
   - Кончай клоунаду. Где Борис?
   - Я здесь.
   Зернов тоже возник из стены.
   - Занятный трюк, - засмеялся он и снова пропал в малиновой гуще.
   Не скрою, было забавно смотреть, как  человек  медленно  появляется  из
стены:  сначала  нога,  потом  руки,  тело,  лицо.   Зернов   остановился,
перерезанный пополам красной плоскостью.
   - Сам себе барельеф, - усмехнулся он и  вышел  из  стены  полностью.  -
Свстозвукопротектор. Великолепная изоляция! - с ноткой зависти резюмировал
он - зависти земного ученого к неизвестному на Земле открытию.
   - Уплотненный воздух? - спросил Мартин.
   - Не обязательно воздух. Скорей всего,  газ  или  коллоид  без  запаха.
Может быть,  тот,  который  они  использовали  при  моделировании  крупных
об®ектов. Например, городов или заводов.
   - Или отелей, - добавил я. - Скачки с препятствиями и клинок в горле.
   - А что нам грозит? - безмятежно вопросил  Мартин.  -  Тишь  да  гладь.
Малиновый оазис в царстве волшебников. Оглянись да полюбуйся.
   Огромный зал, метров сорока в поперечнике,  был  совершенно  пуст.  Уже
знакомые красные  стены  его  светились  изнутри  теплым  матовым  светом,
создававшим ощущение вязкости и густоты воздуха в зале. Но  ощущение  было
обманчивым: дышалось здесь легко и привольно,  как  в  лесу  или  в  горах
поздней осенью.
   Зал не был ни квадратным, ни  круглым,  а  неровным  и  зыбким,  словно
растекшаяся по стеклу гигантская капля  воды.  Малиновый  газ  у  стен  то
сгущался, то снова таял в воздухе, и от этого казалось, что  стены  дышат.
Но самым странным был пол. Он  чуть  подрагивал  через  равные  промежутки
времени, и дрожь эта вызывала на его поверхности мелкие барашки волн,  как
будто легкий ветерок проносился над черным зеркалом  озера.  Он  и  впрямь
походил на озеро с неровными пологими  берегами,  прозрачное  по  краям  и
матово-черное в глубине, где  даже  хороший  пловец  не  достанет  дна.  Я
невольно поежился:  меня  отнюдь  не  прельщала  сомнительная  перспектива
очутиться в его, может быть, ледяной воде с ключами и омутами.
   - Страшновато? - ободряюще улыбнулся Мартин. - Мне тоже. - Он  помолчал
и прибавил, словно прочел мои мысли: - Как озеро, правда? И ветер  свистит
в камышах.
   Я прислушался. Чуть слышный протяжный свист пронесся  над  колеблющейся
гладью озера. Секунду спустя он повторился, стих  и  снова  возник,  будто
кто-то невидимый, сложив трубочкой губы, насвистывает ритмически несложный
мотив.
   - Это не озеро, - сказал до сих пор молчавший Зернов.
   Он присел на  корточки,  пристально  всматриваясь  в  его  непрозрачную
зыбкую черноту. Потом протянул руку и коснулся его  неровной  поверхности.
Из-под пальцев тотчас же побежали мелкие барашки волн, а  свист  усилился,
окреп на секунду и опять затих.
   - Знаете, на что это  похоже?  -  Зернов  произнес  это  уверенно,  как
разгадавший  загадку.  -  На  зыбучие  пески.  Волны  и  свист...   -   Он
передернулся. - Неверный шаг - и конец. Засосет намертво.
   - Что же делать? - почему-то шепотом спросил Мартин. - Бежать?
   - Куда? - усмехнулся я.
   - И зачем? - сказал Зернов.
   Сейчас он походил на человека, что-то решившего, но еще  колеблющегося.
Он стоял, раскачиваясь на носках, с отведенными назад  руками.  Так  стоят
перед канавой или ручейком, раздумывая,  сможешь  ли  перепрыгнуть.  Потом
снова присел на корточки, снова коснулся "озера", прислушался к  свисту  и
вдруг, выпрямившись, быстро шагнул вперед. Я не успел задержать его, а  он
уже шагал по "воде", уверенно балансируя на ее зыбкой поверхности.
   - Стой! - хрипло крикнул Мартин.
   Зернов остановился. Волны,  вызванные  его  шагами,  медленно  опадали,
превращаясь в уже знакомую мелкую рябь.
   - Зачем? - повторил Зернов и шагнул дальше. - Пошли. Не  век  же  здесь
отсиживаться.
   Переглянувшись, мы осторожно последовали  примеру  Зернова,  ступив  на
"воду" и убедившись, что она держит, как батут.  Не  знаю,  что  испытывал
Христос, шагая по зыбкой глади Генисаретского озера, но думаю, что особого
удовольствия это ему не доставило. Тугая пленка под ногами то уходила вниз
воронкой, то взбучивалась пузырем,  и  если  бы  не  Мартин,  я  бы  давно
растянулся на глянцевых "волнах" этого "озера". А Зернов  шел  балансируя,
словно канатоходец на проволоке, ловко и элегантно, - только шест в руки и
на арену. Где-то посреди этой пленки он вдруг  остановился  и  указал  под
ноги:
   - Смотрите.
   Я вгляделся и замер от  удивления.  Прямо  под  стекловидной  оболочкой
"озера" текла и вспучивалась густая огненно-красная  масса.  Она  медленно
переваливалась, как под лопастями гигантской мешалки, и на ее  поверхности
то и дело вздувались и лопались светящиеся пузырьки.
   - Если б мы были на Земле, - размышлял вслух Зернов, - я бы сказал, что
все это похоже на  плазму,  запертую  в  магнитной  ловушке.  Такая  штука
называется  плазмотроном  и   применяется,   например,   для   химического
синтеза... Но мы, к сожалению, не на Земле.
   По-видимому, он хотел сказать, что земной  ученый  об®яснить  этого  не
сможет, и, не продолжая, пошел вперед. Пленка прогибалась и  вспучивалась,
а он все шел, и  каждый  шаг  его  вздымал  ровные  гребешки  "волн".  Мне
вспомнился фильм Пазолини: темная  гладь  Генисаретского  озера,  лодка  с
апостолами вдали и черная фигурка Христа. Картина повторялась,  только  на
этот раз в цвете.
   - Ты что-нибудь понимаешь? - толкнул меня Мартин.
   - Я - нет.
   - А он?
   Я слишком хорошо знал Зернова, чтобы догадаться: он что-то придумал. И,
как всегда, хочет сначала проверить догадку, прожевать  и  переварить  ее,
прежде чем поделиться с нами. Я об®яснил это, Мартину,  держась  за  него,
чтобы не упасть. А шли мы, ничего не видя, кроме  малиновой  стены,  такой
же, как и у входа в зал, вернее, места, куда провалился Мартин  и  откуда,
как  факир  из  пламени,  вышел  Зернов.  Сейчас  он  дошел  до  стены  и,
обернувшись, поощрительно махнул нам рукой:
   - Догоняйте!
   И нырнул в малиновую дымку, издали казавшуюся совершенно непроходимой.
   На этот раз путешествие сквозь стену показалось мне короче и будничное.
Не было ни страха, ни удивления. Я просто шагнул в  спрессованный  газ  и,
задержав на минуту дыхание, вышел с противоположной  стороны.  Вышел  и...
ничего не увидел.
   Меня окружал знакомый красный туман, такой же густой и плотный, как  на
лестнице в парижском отеле "Омон". Я не  видел  ни  Зернова,  ни  Мартина:
может быть, они еще не вышли из газовой стены, а может быть, молча  стояли
рядом, в двух шагах, и меня тоже не видели. Я поднес руку к глазам. Сквозь
красную муть проступили еле заметные очертания растопыренной пятерни.  Так
видно сквозь черное стекло защитной  маски  электросварщика.  Вся  разница
заключалась в том, что стекло было красным.
   - Борис! Дон! - позвал я.
   - Юри? - Голос Мартина прозвучал сзади. - Ты где?
   Чья-то тяжелая рука нашла мое плечо,  и  голос  Мартина  удовлетворенно
произнес:
   - Нашел! Туман проклятый.
   - А теперь найдите меня, - воззвал невидимый Зернов.  Судя  по  голосу,
его крайне забавляла создавшаяся ситуация.
   Я пошарил рукой  в  окружавшем  нас  малиновом  киселе  и  поймал  руку
Зернова, ощутив легкое пожатие его пальцев. Он словно говорил мне: "Все  в
порядке, Юрка. Нам ничто не грозит - сам знаешь..."
   Да, я знал, что нам ничто не грозит. Знал и  то,  что  мы  участвуем  в
гигантском спектакле, поставленном нашими знакомцами из Антарктиды.  Но  в
качестве кого? Судя по первому действию - актеров. С  заранее  написанными
ролями. Где надо - удивиться. Где надо - испугаться.  А  сколько  актов  в
этом спектакле? Что будет с его героями? Трагический финал или хэппи  энд?
Наверняка даже всезнающий Борис не мог бы ответить на эти вопросы. Что  ж,
подождем. У нас еще многое впереди. Много времени и много событий.
   Мы стояли, взявшись за руки, невидимые друг другу, топтались и молчали.
Каждый мучительно соображал: "Что же  дальше?"  В  общем-то,  сомнений  не
было:  надо  идти.  Стоять  и  ждать  "видения,  непостижного  уму",  явно
бессмысленно. Красный кисель придуман не для нас и  не  минуту  назад.  Он
чему-то служит в этой дьявольской кухне, как и огненная каша под магнитной
пленкой  "Генисаретского  озера".  Но  куда  идти?  В  какую  сторону?  Мы
оказались в нелегком положении витязей на распутье: направо  пойдешь  -  в
беду попадешь, налево двинешься - с бедой не разминешься.  Беда  не  беда,
как говорится, но идти наобум было страшновато.
   Молчание нарушил Зернов:
   - Стоянка отменяется. Пошли.
   - Куда?
   - Куда глаза глядят, если применимо сейчас это понятие.
   Мы двинулись ощупью, как слепые, крепко взявшись за руки, долго  пробуя
ногой пол, прежде чем сделать очередной шаг. Невольно вспомнилось когда-то
прочитанное: "Я спотыкаюсь, бьюсь, живу, туман, туман - не разберешься..."
Сколько времени мы шли?  Полчаса?  Час?  Я  перестал  ощущать  время,  как
запертый в сурдокамере. Не всякий кандидат в  космонавты  выдерживает  это
испытание,  оставленный  один  на  один  со  своими  мыслями,  страхами  и
надеждами.
   Куда мы шли, а вернее, плыли в  этом  желе,  я  не  знал.  Просто  шел,
механически перебирая ногами, чтоб только не  останавливаться,  не  терять
ощущения реальности. Внезапно Зернов, шедший впереди, отшатнулся.
   - Что случилось?
   - Некуда дальше - стена.
   - Так иди сквозь. Это же кисель.
   - Был кисель. А сейчас резина. Я кулак отшиб.
   Я попробовал пройти и наткнулся на нечто твердое, как протектор.
   - Значит, назад под купол?
   - Подождем, - философски заметил  Зернов.  -  Стена  у  "Генисаретского
озера" тоже не сразу открылась. Повторим опыт Мартина.
   - Какой опыт?
   - Прислонюсь. - Он помолчал. - Провалюсь - подам голос. Все  на  ощупь,
как в стране слепых. Небольшое удовольствие для зрячего.
   - А как вы догадались, что стена именно здесь? - спросил Мартин.
   - Логически. Если сзади вход, впереди выход.
   - А если это не выход?
   - Будем его искать.
   Перспектива снова бродить в багровом тумане мало прельщала. Я уже хотел
было об®явить об этом Зернову, как он закричал:
   - Стена открылась! Скорее!
   Шаг вперед - и плотный багровый газ снова сменился  розовой  дымкой,  в
которой все стало видно - и наши сцепившиеся в тревоге руки, и наши  лица,
на которых радость боролась с только что пережитым испугом.



        25. ШАГИ ПО ЛИЦУ

   Перед нами был зал, большой и  высокий,  как  закрытый  теннисный  корт
стадиона "Динамо". Холодный и мрачноватый, он освещался множеством нелепых
светильников,  в  беспорядке  расставленных  на   полу.   Они   напоминали
бесформенные мешки, набитые чем-то вязким и блестящим,  как  рыбья  чешуя.
Она и была источником этого  холодного  серебристого  света,  позволявшего
видеть привычно красные  стены  зала,  его  неровный,  но  твердый  пол  и
растекшееся золотое пятно посреди,  такое  большое,  что  казалось,  здесь
вылили, по крайней  мере,  цистерну  золотой  краски,  которой  подновляют
изделия из папье-маше в декорационных мастерских Большого театра.
   Не скрою, это было красиво: мерцающие серебряные  фонари  и  гигантская
золотая монета, небрежно брошенная Гулливером на черный пол Лилипутии.
   - Усиление пульсации, - подметил  Зернов.  -  Что  это?  Начало  нового
действия?
   - Ты о чем?
   - "Мешки" пульсируют.
   Я  присмотрелся.  "Мешки"  действительно  пульсировали,  но  не  все  и
по-разному. Пульсация одних походила на равномерное и  медленное  дыхание,
словно в них периодически  то  накачивали,  то  выпускали  воздух.  Другие
"дышали" часто и неровно, а серебристое сияние в них в такт этим "вздохам"
то усиливалось, то  слабело,  почти  угасая.  Лишь  еле  заметные  искорки
пробегали тогда по гладкой коже "мешка".
   - А вдруг они живые? - насторожился Мартин.
   - Любопытная штука, - продолжал, не слушая его, Зернов. - Посмотрите-ка
сюда: у стены, третий слева.
   С третьим слева "мешком"  происходило  действительно  что-то  странное.
"Дыхание" его стало мелким и частым,  вероятно,  больше  ста  "вздохов"  в
минуту, а мерцающее сияние превратилось в ровный, особенно яркий  свет.  И
оно все усиливалось, а "мешок" уже не  дышал,  он  словно  подскакивал  на
месте, и скачки с каждой секундой становились все отчетливее. И вдруг  он,
сорвавшись с места, большими прыжками стал  продвигаться  вперед,  лавируя
между светящимися собратьями.
   Он направлялся к золотому пятну, с каждым разом удлиняя прыжок.  Зернов
схватил меня за руку и даже пригнулся, наблюдая за ожившим светильником.
   - Сейчас, сейчас... - бормотал он, - ну, еще немного, еще...
   И, словно услышав его слова, "мешок" сделал  гигантский  прыжок,  точно
опустившись на золотое  пятно.  Пульсация  его  тут  же  прекратилась,  он
вспыхнул уже не серебристым, а белым, как от накала, светом  -  и  пропал.
Загадочно и бесследно, будто его не было и в помине.
   - Финис, - по привычке сказал Зернов. - Ну а где следующий?
   Он  явно  не  удивился  ни  поведению  взбесившегося  "мешка",  ни  его
загадочному исчезновению. В глазах его я читал  только  любопытство  -  не
праздное любопытство зеваки,  охочего  до  необычных  зрелищ,  а  пытливое
любопытство ученого, встретившегося с Неведомым.
   - Куда же он делся? - спросил Мартин.
   - Сгорел в пещи огненной, - сказал я.
   - Она же холодная.
   - А ты пощупай.
   - Что-то не хочется, - засмеялся Мартин.
   - И не советую, - вмешался Зернов, -  не  подстрекай,  Юра.  Все  здесь
сложно,  необычно  и  небезопасно.  Может   быть,   даже   очень   опасно.
Экспериментировать не будем, тем  более  что  готов  еще  один  подопытный
кролик.
   Еще один "мешок" в точности повторил действия  своего  предшественника.
Так же медленно разгорался, лихорадочно пульсируя и  подпрыгивая,  так  же
бодро допрыгал до середины золотого пятна, так же  вспыхнул  напоследок  и
пропал, не оставив ни гари, ни копоти.
   -  Мне  кажется,  -  заметил  Зернов,  -  что  воздух  у  пятна  должен
нагреваться.
   - Почему?
   - Давай проверим.
   - Может быть, не стоит, - нерешительно возразил я. - Кто знает, что это
за фокусы!
   Но Зернов уже пробирался к золотой кляксе, лавируя среди  агонизирующих
"мешков".
   - Так и есть. - Он обернулся  и  помахал  нам  рукой.  -  Жара,  как  в
парилке, и никаких ужасов!
   Я последовал его примеру и сразу почувствовал, как нагревается воздух.
   - Как ты догадался? - крикнул я Борису. - Оно действительно горячее.
   - Опять промазал, - усмехнулся он. -  Пятно  само  по  себе  отнюдь  не
горячее. - Он тронул ладонью край золота. - Ледышка. Горяч только воздух.
   - Странно.
   - Не очень. Телепортация сопровождается выделением большого  количества
тепловой энергии. Воздух мгновенно нагревается.
   - А откуда ты взял, что это телепортация?
   - Не знаю, - осторожно ответил Зернов.  -  По-моему,  похоже.  Впрочем,
можешь выдвинуть встречную гипотезу.
   Я благоразумно промолчал: попробуй поспорь с Борисом,  а  его  внимание
уже  отвлек  новый  "подопытный  кролик",  прыгающий  к  золотому  центру.
Приземлившись, он ярко вспыхнул и тоже исчез. Воздух над золотом накалился
еще сильнее.
   - Видишь? - обернулся Зернов. - Один - ноль в мою пользу.
   Я начал подыскивать  в  уме  собственную  гипотезу,  которая  могла  бы
опровергнуть всезнайку, но Мартин опередил меня.
   - Они сгорают? - спросил он.
   - "Мешки"?  Нет,  конечно.  Они  сейчас  где-нибудь  в  соседнем  цехе,
продолжают цепь превращений.
   - Почему превращений?
   - Потому что это процесс производства. "Мешки" могут быть  и  машинами,
способствующими эволюции материи,  образующей  на  конечном  этапе  нужный
продукт, а могут быть и самой материей, претерпевающей какие-то  изменения
в ходе процесса. Впрочем, это только домысел, а не гипотеза.
   - А свет? Вспышки?
   - Побочные явления. Может быть,  действующая  часть  физико-химического
процесса. Кто знает? Я - пас, как говорится.
   Мартин подумал и спросил. Именно то, что мог спросить Мартин:
   - А человек может пройти телепортацию?
   - Вероятно. Только я бы не рисковал.
   - А я рискну, - сказал Мартин и, прежде чем мы успели  остановить  его,
одним прыжком очутился в центре золотого пятна.
   "А если вспыхнет?" - ожгла страшная мысль. Но Мартин не вспыхнул  -  он
просто исчез. Все произошло в какие-то доли секунды:  был  человек  -  нет
человека. Только горячий воздух дрожал и отсвечивал над  золотым  подобием
круга, прихотливо искажая очертания серебристо поблескивающих "мешков".
   Помню, что я кричал и вырывался из рук Зернова, а он удерживал  меня  и
шептал какие-то успокаивающие слова. Я их просто не слышал, томимый  одним
желанием - догнать Мартина. А потом я сидел на холодном полу, бессмысленно
вглядываясь в багровую дымку зала, а Борис все еще что-то говорил  мне,  и
опять слова не доходили, угасая где-то  на  полпути.  Я  поднял  голову  и
посмотрел в его близорукие глаза. Возможно,  мне  показалось,  что  в  них
стояли слезы. Впрочем, наверное, только показалось.
   - Что ты говоришь? - выдавил я сквозь зубы.
   - Идти, говорю,  надо.  -  Он  разговаривал  со  мной,  как  с  больным
ребенком. - Искать надо. Мартин жив. Где-то он ждет нас.
   - Где? Под золотым пятном? Значит, туда?
   - Нет. Другим путем. Я убежден, что найдем. Живого и невредимого.
   Верил ли он сам тому, что говорил, не знаю. Но  и  мне  хотелось  этому
верить. Шагнем куда-нибудь и вдруг услышим смех  и  самоуверенное,  как  и
всегда у Мартина,  восклицание:  "Рано  хороните,  мальчики.  Даже  бывшие
летчики так просто не подыхают". Слишком дорого пришлось заплатить за  то,
чтобы мы поняли, как близок  стал  нам  этот  парень,  иногда  утомлявший,
подчас раздражавший, но всегда готовый  прийти  на  выручку,  -  друг,  на
которого можно положиться в беде. Расхождений у нас с Зерновым не  было  -
мы думали о Мартине одинаково.
   - Надо искать. Юра, - повторил он.
   Я  тяжело  поднялся,  опираясь  на  его  руку.  Не  оглядываясь  и   не
разговаривая, мы подошли к стене и прошли сквозь нее, как и раньше, уже  в
четвертый раз на нашем пути. В соседнем пространстве Мартина тоже не было.
Пустой  и  неприветливый  зал,  пожалуй,  больше  предыдущего  походил  на
заводской цех - старый цех  с  тусклыми,  грязными  окнами,  откуда  давно
вынесли  все  оборудование.  Мне  почудился  даже  запах  пыли  и  ветоши,
сгустившийся в темных холодных углах.
   - Не туда вышли, - вырвалось у меня.
   - Помолчи, - предупредил Зернов.
   Откуда-то  из  глубины   этого   замкнутого   пространства   доносилось
нараставшее гудение, нарушая сонную,  неподвижную  тишину,  словно  где