не смогла сразу вспомнить,
где  они  встречались. "В  Париже, в  Лондоне  или на  приеме в  Кремле?" --
спросила она. Моя жена улыбнулась  и напомнила  ей,  что  это было  на  даче
Емельяна Ярославского, недалеко от нашей дачи, и на  квартире Ярославского в
центре Москвы.
     Проведя в  тюрьме четыре года, Майский наконец  предстал  перед Военной
коллегией  Верховного суда по  обвинению  в  пособничестве  Берии  захватить
власть и поддержании  связей между  Берией и  английской  разведкой. Майский
отвергал все обвинения, и Военная коллегия не смогла найти доказательств его
вины. Был вызван Горский (резидент НКВД  в Лондоне в то время, когда Майский
был  там послом),  чтобы  дать  показания  о предательской  связи Майского с
Берией,  но  он  изменил  свои  первоначальные   показания  и  не  поддержал
обвинение.  Вина была  уменьшена  до  превышения полномочий посла,  так  как
Майский отправлял телеграммы из Лондона не только в Министерство иностранных
дел, но и в НКВД  Берии -- вдруг ему поставили в вину стандартные требования
рассылки  спецсообщений послов. Его также обвинили в том,  что он  преступно
восхищался западным образом жизни  и культивировал западные манеры общения в
советском посольстве в Лондоне.  Майского приговорили к десяти годам тюрьмы,
четыре с половиной из которых он уже  отсидел, а вскоре он был амнистирован.
Его реабилитировали лишь в 1964 году.
     Академик Майский опубликовал  свои  воспоминания, ни разу не упомянув о
злоключениях и злосчастном знакомстве с советской тюрьмой.

     Дело  по сионистскому  заговору  в  органах  безопасности было  наконец
закрыто  в  середине  мая  1953 года, когда  освободили  Андрея Свердлова  и
Матусова,   ответственных   работников  МГБ.  Берия  назначил  Свердлова  на
должность  начальника   отдела,  отвечавшего  за  расследования  и  проверку
анонимок.  Его  коллега Матусов,  из  записей которого  можно узнать  весьма
интересную хронологию чисток с 1930 по 1950 год, был освобожден в 1953 году,
но не  восстановлен  на  службе.  Он  умер  в конце  60-х  годов.  Моя  жена
пользовалась его юридическими  консультациями,  чтобы подкрепить  просьбы  о
моем освобождении. Матусова вскоре  исключили из партии и лишили пенсии  МГБ
за  причастность   к  репрессиям.  Опираясь  на  поддержку   Свердлова,   он
беспрерывно апеллировал в КПК при ЦК КПСС.
     В  1963  году  Матусова  и  Свердлова  вызвал  заместитель председателя
Комитета  партийного контроля Сердюк,  протеже  Хрущева, который потребовал,
чтобы они перестали писать письма в ЦК, иначе партия накажет их обоих за то,
что  они  распускают  сплетни,  и  сверх  того  за  незаконное преследование
знаменитого писателя Александра Солженицына.
     Свердлов   и   Матусов   бурно  протестовали,  утверждая,  что  они  не
фабриковали  это  дело. Письмо  Солженицына, критикующее советскую систему и
лично Сталина за военные неудачи,  было перехвачено  во время  воины военной
цензурой, которая и начала дело против Солженицына. В условиях войны критика
военного командования расценивалась  по  крайней  мере  как  подозрительная.
Сердюк  прервал  их и  сказал, что, судя по имеющимся у Комиссии  партийного
контроля  доказательствам,  Солженицын  всегда был несгибаемым  ленинцем,  и
показал им письмо, которое Солженицын написал Хрущеву.
     Свердлов  получил  выговор  по партийной  линии,  но продолжал работать
старшим  научным  сотрудником в Институте марксизма-ленинизма  при ЦК  КПСС,
куда  его  перевели после  ареста  Берии. Матусова  же  исключили  из партии
"навсегда".  Было официально  объявлено, что  это решение  никогда не  будет
пересмотрено, но его оставили  в покое  и позволили  заниматься литературной
деятельностью. Вместе со Свердловым он написал ряд детективных повестей.
     Абакумова не  освободили.  Берия  и Маленков  имели  на него  зуб.  Его
обвинили  в  фальсификации  дела Жемчужиной.  В то время меня не интересовал
Абакумов, у  меня  были свои причины его не любить, но  я узнал от Райхмана,
что Абакумов  отрицал обвинения,  связывающие  его с  сионистским заговором,
несмотря на то,  что Рюмин зверски его пытал. Райхман рассказал мне, что  он
вел  себя как настоящий мужчина с сильной волей. В 1990 году  меня вызвали в
качестве  свидетеля,  когда  его дело  проверялось  военной прокуратурой;  я
изменил свое мнение о нем, потому что, какие бы преступления он ни совершал,
он  заплатил  за  все  сполна  в  тюрьме. Ему  пришлось  вынести невероятные
страдания (он просидел  три месяца в холодильнике в кандалах), но он нашел в
себе силы не покориться палачам. Он боролся за жизнь, категорически  отрицая
"заговор  врачей". Благодаря его твердости и  мужеству в марте и апреле 1953
года стало возможным быстро освободить  всех  арестованных, замешанных в так
называемом заговоре, поскольку именно Абакумову вменялось в вину, что он был
их руководителем.
     Однако Берия  и Маленков  решили покончить с Абакумовым. На совещании у
себя в  кабинете Берия  официально объявил, что  хотя обвинения Абакумова  в
заговоре  были несостоятельны,  но  он все равно  остается под следствием за
разбазаривание правительственных  средств,  злоупотребление  властью  и, что
было   серьезней,   за   фальсификацию  дела  против   бывшего   руководства
Министерства авиационной промышленности,  командования  ВВС,  против  Полины
Жемчужиной, за убийство Михоэлса.
     Как только 23 марта 1953 года освободили Эйтингона, его тут же положили
в  больницу  из-за   язвы  и  общего  истощения.  Он  просил  меня  ускорить
освобождение  его сестры Сони, которую арестовали вместе с ним в 1951 году и
приговорили к  десяти годам  тюремного  заключения "за отказ  лечить русских
пациентов  и  содействие  сионистскому заговору". Соню вначале приговорили к
восьми годам, но прокурор  Дарон, еврей  по национальности, который наблюдал
за следствием в МГБ, боясь обвинений в симпатии к евреям, настоял на большем
сроке. Я воспользовался  следующей своей встречей с  Берией,  чтобы передать
ему  письмо  от Эйтингона,  который  просил за  сестру. К счастью для  Сони,
первый  заместитель  Берии Круглов тоже был тогда в кабинете Берии.  Когда я
попытался  объяснить,  в  чем  дело,  Берия  меня  прервал,  передал  письмо
Круглову,  не  подписывая   его,  и   сказал:   "Немедленно  организуйте  ее
освобождение".
     Я проследовал за Кругловым  в его кабинет, где  он продиктовал короткое
представление в Верховный Суд:
     "Предпринятая Министерством  внутренних дел  проверка  обвинений против
Сони Исаковны Эйтингон показала,  что дело сфабриковано, а доказательства ее
вины  сфальсифицированы. МВД входит в Верховный Суд с предложением  приговор
отменить,  а дело против Эйтингон  С.  И. прекратить за отсутствием  состава
преступления". Подпись:  "С. Круглов, первый заместитель министра внутренних
дел СССР".
     Я проследил,  чтобы письмо  было передано в  Верховный Суд, и попытался
ускорить  формальности,  необходимые   для   ее  освобождения.   Определение
Верховного Суда было  подписано  только  через  три  недели,  но еще  неделя
потребовалась,  чтобы  его получила администрация лагеря, где она  сидела. Я
лично позвонил начальнику  лагеря, прося об ее скорейшем освобождении, но он
ответил,  что  она  в  больнице и ей будут делать  операцию.  Используя свое
положение,  я отдал  приказ немедленно выписать  ее из  лагеря и перевести в
местную больницу, как только операция будет сделана.
     Ей повезло, что Круглов, а не Берия подписал письмо об ее освобождении.
Через  несколько недель Берию  арестовали, и его резолюция на письме не дала
бы ей выйти из тюрьмы  в  течение  как минимум двух лет, когда  освободили и
других  заключенных, отбывавших срок  по обвинениям в сионистском заговоре и
агитации. Сонино дело было  одним  из первых в  волне  реабилитации, начатой
Берией после смерти Сталина.
     Конечно,  ясно,  что  даже  эта волна,  которая  казалась  исправлением
прошлых ошибок, была вызвана амбициозными планами Берии.

     Новый Устав Коммунистической  партии был одобрен на  XIX съезде КПСС  в
1952  году,  перед смертью Сталина. По этому Уставу правящий орган был  лишь
один  -- Президиум  Центрального Комитета, сильно расширенный.  Политбюро, в
котором было только одиннадцать членов, было  упразднено. В новом Президиуме
было двадцать пять человек, включая старую гвардию -- Молотова, Кагановича и
Ворошилова  --  и  относительно  молодых  людей типа Брежнева,  Чеснокова  и
Суслова.
     Однако   реальная  власть  была  сконцентрирована  в  Бюро  Президиума,
неизвестном  широкой  общественности,  которое  было  выбрано  на  последнем
Пленуме  ЦК.  где  председательствовал  Сталин, в октябре  1952 года. В Бюро
входили Сталин,  Маленков,  Берия,  Хрущев,  Ворошилов, Каганович, Булганин,
Сабуров,  Первухин.  Туда  не входили Молотов и Микоян,  влиятельные  фигуры
старой гвардии, которых к этому времени лишили реальной власти. В новом Бюро
правили Сталин и молодое поколение.
     На  Пленуме ЦК  2 апреля  1953 года, когда еще не прошло и месяца после
смерти Сталина, Берия обнародовал факты, что Сталин и Игнатьев злоупотребили
властью, сфабриковав "дело врачей".
     Игнатьев был человеком Маленкова. Его устранение  после  смерти Сталина
как  секретаря ЦК,  курировавшего  органы  безопасности, устраивало Берию  и
Хрущева, но не устраивало Маленкова, который терял свою опору в Секретариате
ЦК партии. Для Маленкова это  было  особенно опасно,  так как  в апреле 1953
года  он  отошел от работы в  аппарате  ЦК  КПСС,  будучи  освобожденным  от
должности секретаря ЦК.
     Материалы Апрельского  Пленума  1953 года содержат  в  основном все  те
сенсационные  обвинения,   которыми   Хрущев  в  1956  году  удивил  мир   в
разоблачительном докладе на XX съезде партии.
     Не  вдаваясь  в оценку  мотивов инициатив Берии в  апреле  -- июне 1953
года,  нельзя  не признать, что  в  его предложениях  по ликвидации  ГУЛАГа,
освобождению   политзаключенных,   нормализации   отношений   с   Югославией
содержались  все  основные  меры  "ликвидации последствий  культа личности",
реализованные Хрущевым в годы "оттепели".
     Во время последних лет сталинского правления  Хрущев использовал союз с
Маленковым и Берией, чтобы  усилить свое влияние в партии и государстве.  Он
добился редкой чести обратиться к  XIX  съезду КПСС с отдельным докладом  по
Уставу партии.  Одержав победу над своими  соперниками с помощью интриг,  он
расставлял  своих людей на  влиятельных постах. Редко  замечают, что  Хрущев
умудрился   в  последний  год   правления  Сталина  внедрить  четырех  своих
ставленников  в руководство МГБ--МВД:  заместителями министра  стали  Серов,
Савченко, Рясной и Епишев. Первые  трое работали с ним на Украине. Четвертый
служил под его началом секретарем обкома в Одессе и Харькове.
     Сразу после  Пленума  ЦК в  апреле  1953  года  Маленков  потерял  свое
руководящее положение в качестве  секретаря  ЦК КПСС, контролировавшего  всю
текущую работу партийного аппарата. И хотя  он сосредоточил большую власть в
своих   руках,  будучи  главой  правительства,   он   фактически  отошел  от
контролирования  ситуации  в  областях  и  республиках  страны.  Там  власть
продолжала  оставаться  в  руках  секретарей  обкомов. В Москве  же  молодой
Маленков,  лишившийся  опоры на областных  руководителей,  оказался  как  бы
заложником "в плену" у членов Президиума ЦК, входивших в Совет Министров.
     Таким образом, его положение в руководстве теперь полностью зависело от
союза  с Берией. Он не понимал этого и преувеличивал свой авторитет, все еще
думая, что он второй после Сталина человек в партии и государстве и что все,
кто  вокруг  него, включая  Президиум ЦК,  заинтересованы  в хороших  с  ним
отношениях.  Однако   после  смерти  Сталина  поведение  членов   советского
руководства стало более независимым, и каждый хотел играть собственную роль.
Таким  образом,  возникла  новая  обстановка, открывшая  путь  к восхождению
Хрущева к вершинам власти.


ГЛАВА 12. ЗАГОВОР ПРОТИВ БЕРИИ И ЕГО ПАДЕНИЕ

     Инициативы Берии во внутренней и внешней политике после смерти Сталина

     В течение суток с момента смерти Сталина Министерство госбезопасности и
Министерство внутренних дел были  объединены  под единым руководством Берии.
10 марта 1953 года в министерстве были созданы четыре  группы для проверки и
пересмотра   фальсифицированных   дел:  "заговора   сионистов   и   врачей",
"мегрельского дела" и "дела МГБ".
     Сообщение   МВД  для  печати  об   освобождении   арестованных   врачей
значительно   отличалось  от  решения  ЦК  КПСС.  В  этом   сообщении  Берия
использовал более сильные выражения для осуждения незаконного ареста врачей.
Однако  его  предложения  по  реабилитации  расстрелянных членов  Еврейского
антифашистского  комитета были  отклонены  Хрущевым и  Маленковым. Члены ЕАК
были  реабилитированы  лишь в 1955 году. Предложения  Берии  по реабилитации
врачей и  членов ЕАК породили ложные слухи о его еврейском происхождении и о
его связях с евреями.
     В начале апреля  1953 года Хрущев направил закрытую директиву партийным
организациям с требованием не комментировать сообщение МВД, опубликованное в
прессе, и не обсуждать проблему антисемитизма на партийных собраниях.
     2 апреля  1953  года Берия  адресовал в Совет Министров  СССР докладную
записку, в которой констатировал, что Михоэлс был оклеветан и злодейски убит
по  приказу Сталина группой работников  МГБ,  возглавлявшейся  Огольцовым  и
Цанавой, куда входили еще пять оперативных работников. Он предложил отменить
Указ Президиума  Верховного Совета СССР о  награждении  этих лиц орденами, а
Огольцова и Цанаву как исполнителей злодейской акции арестовать по обвинению
в убийстве.
     Цанава, арестованный  по приказу Берии за ликвидацию Михоэлса  в апреле
1953 года,  превратился,  будучи в тюрьме в  июле 1953  года, в "члена банды
Берии", и умер в заключении не дождавшись суда в 1955 году.
     Огольцова  и его группу лишили наград, но  под суд не отдали. Из партии
Огольцова исключили только в  1957 году  по  другому делу. Итак, за убийство
Михоэлса  по-настоящему  никто не  поплатился,  если  не  считать того,  что
несколько человек должны были возвратить свои ордена.
     Кстати, Берия выступил на Президиуме ЦК КПСС и представил на обсуждение
проект  более  широкой амнистии  для политических  заключенных.  Однако  его
предложения  не  были  приняты. Указ  Президиума Верховного Совета  СССР  об
амнистии касался всех лиц, включая и политзаключенных, осужденных на срок до
пяти  лет.  Это  решение  оказалось  непродуманным:  свыше  миллиона обычных
уголовников  --  воров, насильников,  мошенников, хулиганов --  одновременно
выпустили  из  лагерей.  Города  и поселки  буквально  наводнились шпаной  и
хулиганьем,  обстановка стала опасной и  напряженной.  В  связи с этим Берия
перевел аппарат министерства  на работу  в усиленном режиме, приказал  своим
заместителям и  начальникам  управлений  обеспечить  общественный порядок  в
столице.  Войска МВД были брошены на патрулирование Москвы и массовые обыски
чердаков  и подвалов. Порядок  быстро  восстановили. Несомненно, однако, что
вызванный  амнистией разгул  преступности  пошатнул  поднявшийся было  после
освобождения врачей престиж Берии. Знаменательно, что Берия принял решение о
передаче ГУЛАГа  из  МВД в  Министерство  юстиции  и  поставил  вопрос о его
ликвидации. После ареста Берии это решение было отменено.
     С подачи Хрущева на известном Июльском Пленуме ЦК  КПСС 1953 года Берию
обвинили  в  попытке  перенесения  реальной  власти из  ЦК  партии  в  Совет
Министров.  С  этим увязывают  и  ныне  его  планы реформирования  структуры
власти.
     Эти  замечания совершенно  неправильны. Еще  в последние годы правления
Сталина  директивные  функции  уже были сосредоточены  в  Совете  Министров,
который он возглавлял. Именно в Совет Министров входили все члены Политбюро,
а позднее Президиума ЦК КПСС. Следует напомнить, что  обращения к советскому
народу в 1949--1953 годах начинались словами: "Правительство  и  ЦК извещают
советский народ о..." Так, в частности, начиналось  обращение -- сообщение о
смерти Сталина.
     В апреле  1953  года  в  поведении  Берии  я  стал  замечать  некоторые
перемены:  разговаривая  по  телефону в  моем  присутствии (а  иногда и  еще
нескольких  старших  офицеров  госбезопасности) с  Маленковым, Булганиным  и
Хрущевым, он открыто критиковал членов Президиума ЦК партии, обращался к ним
фамильярно,  на  "ты".  Как-то   раз  в  присутствии  начальника  управления
идеологической  контрразведки  Сазыкина  он начал вспоминать,  как спас Илью
Эренбурга от сталинского гнева. По его словам, в 1939 году он получил приказ
Сталина арестовать Эренбурга, как только тот вернется из Франции. На Лубянке
Берию  ждала телеграмма от резидента  НКВД в Париже  Василевского, в которой
тот    высоко   оценивал    политический   вклад   Эренбурга    в   развитие
советско-французских отношений  и  его антифашистскую  деятельность.  Вместо
того,  чтобы  выполнить приказ  Сталина,  Берия на  следующей встрече с  ним
показал телеграмму Василевского. В ответ Сталин пробормотал:
     -- Ну что ж, если ты так любишь этого еврея, работай с ним и дальше.
     Однажды, зайдя в кабинет к Берии, я услышал,  как он спорит по телефону
с Хрущевым:
     --  Послушай, ты сам  просил меня найти способ ликвидировать Бандеру, а
сейчас  ваш  ЦК  препятствует  назначению  в  МВД  компетентных  работников,
профессионалов по борьбе с национализмом.
     Развязный  тон Берии в общении с  Хрущевым озадачивал меня: ведь раньше
он  никогда   не  позволял  себе  такую  вольность,  когда  рядом  были  его
подчиненные.
     В мае 1953  года был отозван в  Москву Григулевич. Это сделали  по двум
причинам.  Во-первых,  надо  было  убедиться,  не  "засветил"  ли  его Орлов
(Никольский) в своих  разоблачительных статьях,  опубликованных  за месяц до
этого  в журнале  "Лайф". Во-вторых, если  он  оставался вне подозрений, его
предполагалось  привлечь  к  бериевскому   плану   объединения  Германии   и
урегулированию отношений с Югославией.
     Весной  1953   года   мое  положение  на  службе  было  неопределенным.
Заместитель  Берии Богдан Кобулов хотел назначить меня начальником инспекции
МВД,  то  есть  курировать  исполнение  приказов и  инструкций  центрального
аппарата  всеми  территориальными  органами  госбезопасности.  Меня  это  не
слишком устраивало, так как я должен был нести груз  ответственности  за всю
машину  министерства  и  заниматься  разбором  кадровых  дел  и  конфликтных
ситуаций  на  местах.  Круглов,  первый   заместитель  Берии,  вместо  этого
предложил, чтобы Эйтингон и я, сохраняя свои  должности в Бюро по разведке и
диверсионной  работе,  были назначены  заместителями начальника  только  что
созданного управления  идеологической контрразведки.  Нашей основной задачей
Должен  был  стать  окончательный  разгром  националистического  подполья на
территории Советского  Союза,  преимущественно  в  республиках Прибалтики  и
Западной Украине.
     Я согласился, но так и не приступил к новой работе. Не прошло и недели,
как Берия предложил мне заменить начальника Главного  контрразведывательного
управления Федотова. Однако на следующий день, когда мы с Федотовым пришли в
кабинет  Берии,   Кобулов  совершенно  неожиданно  предложил  мне  должность
министра внутренних дел Украины;  затем сказал, что,  пожалуй, надо  послать
меня уполномоченным МВД по Германии, чтобы дать  возможность  пожить в более
комфортных условиях.  Зная  Богдана Кобулова  как большого мастера интриг, я
ответил, что  не могу принять эти предложения по причинам личного характера.
Я сослался на состояние здоровья жены и назвал как  возможного кандидата для
работы  в Германии Амаяка  Кобулова, в то время начальника управления МВД по
делам военнопленных