к Оппенгеймеру,  и, как мне кажется, этой
женщиной была его жена.
     Ветераны ЦРУ, работавшие у  нас весной  1992 года над  архивом ЦК КПСС,
натолкнулись  на  материалы  Коминтерна  о  связях  Оппенгеймера  с  членами
законспирированной ячейки компартии США. Они обнаружили также и запрос нашей
разведки  Димитрову,  председателю Коминтерна, в июне 1943  года  с просьбой
предоставить данные для использования этих связей.
     Лиза   Зарубина   и  Хейфец  через  жену  Оппенгеймера  Кэтрин  убедили
Оппенгеймера  воздержаться  от  открытого  высказывания взглядов в поддержку
коммунистов  и левых  кругов,  чтобы  не  привлекать  внимания  американских
спецслужб.  Они  также  уговорили   Оппенгеймера  поделиться  информацией  с
учеными,  бежавшими  от  преследований нацистов. Оппенгеймер  согласился это
сделать, а также  допустить этих людей  к  научной работе в атомном проекте,
если получит подтверждение их антифашистских взглядов.
     Таким  образом,  Оппенгеймер,  Ферми и  Сцилард  помогли  нам  внедрить
надежные агентурные  источники информации в Ок-Ридж,  Лос-Аламос и чикагскую
лабораторию.  Насколько  я   помню,  в  США  было  четыре  важных  источника
информации,   которые  передавали  данные  о  работе   лаборатории  в   наши
резидентуры  в Нью-Йорке и Вашингтоне. Они также  поддерживали связи с нашей
нелегальной  резидентурой,  использовавшей  для прикрытия аптеку в Санта-Фе.
Материалы, которые получал  в Нью-Йорке Семенов, а  позднее Яцков, поступали
от  фукса  и  одного  из  наших  глубоко  законспирированных  агентов  через
курьеров.
     Одним  из  этих  курьеров  была  Лона Коэн. Ее  муж,  Морис  Коэн,  был
привлечен к сотрудничеству Семеновым.  В  1939  году Морис женился на Лоне и
также привлек ее  к  разведывательной работе. Сначала  Лона отказывалась  от
сотрудничества,  рассматривая  его как измену, но Морис  убедил ее,  что они
действуют  во  имя высшей справедливости  и  что  такого рода сотрудничество
вовсе не  является предательством. Центр дал согласие на ее  работу, имея  в
виду,  что в  нелегальных  операциях  супружеские  пары  действуют  наиболее
эффективно.
     Когда Мориса в июле 1942 года призвали на военную службу, было решено в
качестве   курьера  использовать  его  жену.  Яцков  ("Джонни"),   сотрудник
советского консульства в Нью-Йорке, принял  Лону Коэн на связь  от Семенова.
Для  прикрытия своих поездок в штат Нью-Мексико Лона посещала  туберкулезный
санаторий   под  предлогом  профилактики.  Фиктивное   свидетельство   о  ее
заболевании  подготовили  наши  нелегалы  в  Санта-Фе.  В  1992  году  Яцков
вспоминал  о ней как о  красивой  молодой женщине. Вскоре после  того, как в
августе  1945 года  атомные бомбы были  сброшены  на  японские города,  Лона
совершила   рискованную  поездку   в   небольшой  городок  Альбукерке.  Лона
встретилась с агентами "Младом" и "Эрнстом".  "Млад", он же молодой физик Т.
Холл, отец которого работал меховщиком на фабрике родственников  Эйтингона в
США, был привлечен к сотрудничеству крупным  агентом НКВД  в белой эмиграции
С. Курнаковым (псевдонимы "Бек", "Кавалерист"). Там ей  должны были передать
исключительно важные  документы  для московского Центра.  Получив документы,
Лона приехала на вокзал к самому отходу поезда с небольшим чемоданом, сумкой
и ридикюлем. В условиях введенного в этом городке специального режима служба
безопасности  проверяла  документы и  багаж у всех пассажиров.  И здесь Лона
проявила высокий уровень  профессиональной подготовки. Она поставила чемодан
перед проверяющими  и нервно  перебирала  содержимое  своей  сумки в поисках
затерявшегося  билета.  Она  передала  ридикюль,  где  под салфетками  лежал
сверток с  чертежами и  детальным описанием первой  в  мире  атомной  бомбы,
кондуктору вагона, который и  держал его, пока она искала билет. Лона села в
поезд  уверенная,  что  кондуктор  обязательно вернет  ей  ридикюль.  Так  и
произошло. Когда Яцков встретил ее в Нью-Йорке,  она сказала ему, что  все в
порядке, но полиция почти держала эти материалы  в своих  руках. Этот эпизод
впервые рассказан историком разведки Чиковым.
     После  ареста Юлиуса  и Этель Розенбергов в 1950  году  Коэнам  удалось
ускользнуть  от  американских  властей.  В  Москве  они  прошли  специальную
подготовку  как  агенты-нелегалы.  Получив  от  нашей службы  новозеландские
паспорта на имя Питера  и  Холен Крогер,  Коэны осели в Лондоне. Они владели
букинистическим  магазином и в  своем  небольшом домике в предместье Лондона
оказывали  значительную  помощь в  радиосвязи резиденту КГБ Конону Молодому,
действовавшему  под именем Гордона Лонсдейла. Коэны были арестованы вместе с
ним  в 1961 году и приговорены  английским судом  к двадцати годам тюремного
заключения,  шесть  лет провели  в тюрьме, потом их  обменяли.  После своего
освобождения они жили в Москве. Лона умерла в 1992 году, Морис пережил ее на
три года.
     Среди  виднейших ученых, которых мы активно разрабатывали, используя их
родственные связи и антифашистские настроения, был Георгий  Гамов -- русский
физик, сбежавший  в США в 1933 году из  Брюсселя, где проходил международный
съезд физиков. Возможность использования Гамова и подходов к нему  через его
родственников в СССР, которые  фактически  являлись нашими  заложниками, нам
подсказал  академик Иоффе. Гамов имел широкие связи с американскими физиками
и  поддерживал  дружеские  отношения  с  Нильсом  Бором.  Мы  поручили  Лизе
Зарубиной добиться его сотрудничества с нами. Лиза вышла на Гамова через его
жену,  тоже  физика.   Гамов  преподавал  в  Джорджтаунском  университете  в
Вашингтоне  и,   что  особенно  важно,  руководил  в  Вашингтоне  ежегодными
семинарами  по  теоретической  физике.  Таким образом,  он мог  обсуждать  с
ведущими физиками мира последние, самые перспективные разработки.
     Нам удалось воспользоваться широкими  знакомствами, которыми располагал
Гамов.  Лиза  Зарубина принудила  жену Гамова к  сотрудничеству в  обмен  на
гарантии,  что родственникам  в  Союзе  будет  оказана  поддержка в  трудные
военные годы.
     Мне помнится, что в некоторых случаях американские специалисты нарушали
правила  работы  с  секретными документами  и  показывали Гамову  отчеты  об
опытах,  консультировались у него. Нарушение  режима  работы  с  документами
делалось по общему согласию  ученых.  Проверка  ФБР в  1948  году установила
исчезновение более 1500 страниц из отчетной документации по созданию атомной
бомбы в Лос-Аламосе. Однако от Гамовых удалось получить в устной форме общие
характеристики ученых, узнать их  настроения,  оценки  реальной  возможности
создания атомной бомбы. Мне кажется, что между Бором, Ферми, Оппенгеймером и
Сцилардом  была неформальная договоренность делиться секретными разработками
по атомному оружию с кругом ученых-антифашистов левых убеждений.
     Другой источник информации в  Теннесси, получавший сведения от  Ферми и
Понтекорво,  был  связан  с нелегальной  группой, также  использовавшей  как
прикрытие аптеку  в Санта-Фе,  откуда  материалы пересылались  с  курьером в
Мексику. Насколько я  помню, три человека --  научные сотрудники и клерки --
копировали наиболее важные документы, получая  к ним доступ от Оппенгеймера,
Ферми и Вейскопфа.
     Аптека  в Санта-Фе (штат Нью-Мексико) была для нелегальной резидентуры,
созданной  в  США  Эйтингоном  и  Григулевичем  в  операции против Троцкого,
запасной явкой в 1940 году. Как я уже писал, Эйтингон  и Григулевич получили
тогда от Берии широкие  полномочия вербовать  агентов  без санкции Центра. К
1940 году у Григулевича за плечами был большой опыт разведывательной работы.
В 30-х годах в Литве он принимал участие  в ликвидации провокаторов охранки,
проникших  в  литовский  комсомол,  затем  участвовал   в  операциях  против
троцкистов за границей, воевал в Испании. Для действий в Латинской Америке у
Григулевича было  надежное прикрытие  --  сеть аптек  в  Аргентине,  которой
владел его отец.
     В   главе  о  Троцком  я  писал,  что  Эйтингон  и  Григулевич  создали
параллельную  нелегальную сеть,  которую  можно было  использовать  в США  и
Мексике вне  контактов  с испанской эмиграцией  в  этих странах.  Уезжая  из
Америки в 1941  году,  Эйтингон и  Григулевич аптеку  оформили  на одного из
агентов  их  группы.  Теперь эта  сеть  помогла  выйти  на интересующие  нас
источники информации по атомной проблеме.

     Негласная солидарность ведущих физиков мира. Ученые в ядерную эпоху

     Оппенгеймер предложил  директору проекта генералу Гровсу пригласить для
работы в Америке виднейших ученых  Европы. Среди них был Нильс Бор. Бор ни в
коей  мере не был нашим агентом,  но он оказал нам неоценимые услуги.  После
разговора  с  Мейтнер в 1943 году в Швеции он  активно выступил за то, чтобы
поделиться  атомными  секретами  с  международным антифашистским сообществом
ученых.  В  формировании  позиции  Бора  и  Мейтнер  огромную  роль  сыграла
известная финская  писательница  Вуолийоки,  видный  агент  нашей  разведки.
Вуолийоки приговорили в Финляндии за шпионаж в пользу СССР к смертной казни,
но ее освободили под давлением общественности (один ее зять был заместителем
министра иностранных дел  Швеции, другой -- одним из руководителей компартии
Англии -- Палм Датт), и она оказалась в Швеции.
     Впоследствии нам удалось через Вуолийоки и Мейтнер найти подходы к Бору
и  устроить  с  ним  встречу наших  сотрудников Василевского и Терлецкого  в
ноябре 1945 года в Копенгагене.
     В  1943 году, как пишет один из участников операции  нашей  разведки по
атомной проблеме  Феклисов, Оппенгеймер  предложил  включить Клауса Фукса  в
состав группы английских специалистов, прибывавшей в Лос-Аламос  для участия
в работе над атомной бомбой.
     В 1933 году  немецкий  коммунист  Фукс  вынужден был  искать  убежище в
Англии.  Получив  в  Бристольском  университете  образование,  он  продолжал
работать там как физик. В  1941  году Фукс сообщил о своем участии в атомных
исследованиях  видному деятелю  коммунистического и рабочего движения Юргену
Кучинскому.  Кучинский  проинформировал  нашего  посла  в  Англии  Майского.
Майский  был  в натянутых  отношениях с резидентом НКВД в Лондоне Горским  и
поэтому  поручил  военному  атташе Кремеру  войти в контакт  с  Фуксом. Фукс
сначала встречался с  Урсулой  Кучински ("Соня"),  агентом военной разведки,
одним из организаторов сети "Красная капелла".
     Фукс   перед   отъездом  в   США   был  проинструктирован  об  условиях
возобновления связи с ним. В США Фукс  должен был в общении  с американскими
коллегами  подчеркнуть,  что он  единственный человек  в  группе  английских
специалистов,  которому  грозил немецкий концлагерь.  По  этой  причине Фукс
пользовался  абсолютным  доверием  Оппенгеймера и  по его  указанию  получил
доступ  к  материалам,  к  которым  не  имел  формально  никакого отношения.
Оппенгеймеру приходилось вступать  в острый  конфликт с  генералом  Гровсом,
который  категорически  возражал,   чтобы  до  сведения   английских  ученых
доводилась обобщенная информация по результатам исследований и экспериментов
(нас информировал об этом Фукс).
     Кстати, английские  власти  и  разведка  также  поставили перед  своими
специалистами задачу по сбору  всей информации  по  атомной бомбе, поскольку
американцы не собирались делиться с ними атомными секретами.
     Возможно, была еще одна причина, по которой Оппенгеймер пригласил Фукса
в Лос-Аламос,  а позднее --  в Центр научных исследований в Принстоне. Может
быть, Оппенгеймер знал, что  Фукс не останется  после  войны  в  Америке.  Я
помню,  что  в  агентурных материалах зафиксированы  его  слова:  информация
должна передаваться теми, кто по личным обстоятельствам покинет Лос-Аламос и
страну после окончания работы по атомной бомбе. Кроме того, Оппенгеймер имел
основания предполагать, что  Фукс  связан с коммунистами, и  это  тоже могло
сыграть свою роль.
     Лиза  Зарубина  восстановила связь с двумя  глубоко законспирированными
агентами,  польскими евреями, на  западном побережье. Они были  легализованы
Эйтингоном в начале 30-х годов во время его краткой нелегальной командировки
в  США. Первоначально планировалось, что эти агенты осядут  в  Калифорнии  с
целью  организации  диверсий  на  транспортных  судах,  вывозящих  в  Японию
стратегическое  сырье (уголь,  нефть,  металл) в  случае  военного конфликта
между СССР и Японией. Более десяти лет эти агенты не привлекались к активным
действиям.
     Один  из  них  был зубной  врач (кодовое  имя  "Шахматист"), получивший
французский медицинский  диплом в конце 20-х  годов.  Его обучение  оплатило
ГПУ.  Жене  зубного врача удалось  установить  дружеские отношения с  семьей
Оппенгеймера.   Так   была   создана   конспиративная  связь   с  семейством
Оппенгеймера   и   его  ближайшим  окружением,  выпавшая  из   поля   зрения
американской   контрразведки.   Насколько  я   помню,  ФБР  не  знало   и  о
конспиративных контактах Зарубиной. Только в 1946  году  в  связи с  другими
разоблачениями  ФБР  твердо   установило,  что  Зарубина   была  сотрудницей
советской разведки, но она уже находилась в Москве.
     Таким образом, Семенов и Лиза Зарубина создали систему надежных связей,
а Квасников  и  Яцков  под руководством  Овакимяна обеспечили  бесперебойную
передачу  информации  по  атомному оружию  на  заключительном этапе работ  в
Лос-Аламосе в 1945 году.

     Секретные  доклады  на заседании  Спецкомитета  правительства  СССР  по
атомной проблеме

     Надо  отметить,  что  ознакомление  наших  ученых  с  научными  трудами
разработчиков американского атомного оружия -- Оппенгеймера, Ферми, Сциларда
-- имело важное значение для широкого  развертывания  у нас работ по атомной
бомбе.  Хочу подчеркнуть, что  эта информация поступала к нам конспиративным
путем  с их  ведома.  Насколько  я  помню, так через "Роберта"  и "Директора
резервации", как именовался в нашей переписке Лос-Аламос, мы  получили  пять
секретных  обобщенных докладов о  ходе  работ  по  созданию  атомной  бомбы.
Подобный  материал был  направлен  не только нам, но и  шведским ученым.  По
нашим разведданным,  насколько я  помню,  шведское правительство располагало
детальной информацией по атомной  бомбе в 1945--1946 годах. Шведы отказались
от создания собственного ядерного  оружия из-за колоссальных затрат.  Но тот
факт,  что  они  имели  достаточно данных, чтобы принять  решение  по  этому
вопросу, позволяет сделать вывод: шведы  получали,  как и  мы, информацию по
атомной бомбе, в частности и от Бора, после того, как он покинул Лос-Аламос.
     Комитет Обороны  СССР  постановлением ГКО за No  7357  установил  сроки
окончания   строительства   циклотронной   лаборатории   при   Ленинградском
физико-техническом институте  --  к 1  января 1946  года. Ответственность за
выполнение  задания  возлагалась на двух  академиков -- А. Иоффе,  директора
Физтеха, и  А.  Алиханова, заведующего объектом. А  через месяц, 21  февраля
Сталин подписывает  постановление ГКО No 7572 "О  подготовке специалистов по
физике атомного ядра" для лаборатории No 2 и смежных с ней учреждений.
     Постановление содержало  16 пунктов с изложением подробных обязанностей
по  обустройству  и  финансированию   учебно-материальной  базы,   выделению
лабораторных  помещений,  обеспечению  обслуживающим  персоналом и постройке
циклотрона для  Московского университета.  Увеличение численности  обучаемых
предусматривалось доукомплектованием старших курсов по специальности "Физика
атомного ядра" путем перевода студентов-отличников из других вузов.
     Плановые   задания  по   подготовке   специалистов  в  областях   химии
радиоактивных и редких элементов,  компрессорных машин и молекулярной физики
были   определены   для   Ленинградского  университета   и  Политехнического
института,  Московского института  тонкой химической технологии. Кроме того,
Центральное  статистическое  управление  в  месячный  срок  провело  учет  и
регистрацию специалистов-физиков,  работавших  во  всех  отраслях  народного
хозяйства,  научно-исследовательских   и  других  учреждениях,   после  чего
Курчатову предложили провести отбор нужных ему специалистов.
     Мы  знали,  что военные  эксперты и специалисты по взрывчатым веществам
играют ведущую роль в  развитии  работ  по атомной бомбе в  Америке. В  свою
очередь,  и  мы  приняли  решение,  учитывая  американский  опыт,  назначить
крупного   специалиста   по   производству   взрывчатых   веществ,   видного
организатора военной промышленности Ванникова ответственным за инженерное  и
административное  обеспечение  нашего  атомного проекта.  Ванников  сыграл в
работах по атомной бомбе в СССР ту же роль, что и генерал Гровс в США.
     Мы  были   не   только   проинформированы  о  технических   разработках
американской атомной  программы, но знали и  о внутренних чисто человеческих
конфликтах  и  соперничестве между  учеными и специалистами,  работавшими  в
Лос-Аламосе,  о   напряженных  отношениях  ученых  с  генералом  Гровсом  --
директором  проекта.  В  особенности  мы  отметили  информацию  о  серьезных
разногласиях  генерала   Гровса   и   Сциларда.   Гровс  был   в  ярости  от
академического стиля научной работы Сциларда и его отказа подчиняться режиму
секретности и  военной дисциплине.  Борьба  с  генералом  стала своеобразным
хобби Сциларда.  Гровс  не доверял ему  и  считал  рискованным его участие в
проекте. Он даже  пытался  отстранить  его от работы,  несмотря на громадный
вклад Сциларда в осуществление первой в мире цепной ядерной реакции урана.
     Оппенгеймер,  по  словам  Хейфеца,  был  человеком  широкого  мышления,
который  предвидел   как   колоссальные,   возможности,  так   и   опасности
использования  атомной энергии в  мирных  и военных целях.  Мы знали, что он
останется  влиятельной  фигурой  в  Америке  после  войны,   и  поэтому  нам
необходимо было тщательно скрыть контакты  с ним и его ближайшим окружением.
Мы  понимали,  что  подход  к Оппенгеймеру и  другим  видным  ученым  должен
базироваться   на   установлении  дружеских  связей,   а  не  на  агентурном
сотрудничестве,  и нашей  задачей  было использовать то  обстоятельство, что
Оппенгеймер, Бор и Ферми были убежденными противниками насилия. Они считали,
что ядерную войну можно предотвратить путем создания  баланса сил в  мире на
основе равного доступа сторон к секретам атомной энергии, что, по их мнению,
могло коренным образом повлиять на мировую политику и изменить ход истории.
     В  разведывательной   работе  разграничение  между  полезными  связями,
знакомствами  и  доверительными  отношениями  весьма  условно.  В  служебных
документах  употребляется  специальный  термин --  агентурная разведка,  что
означает получение материалов на основе работы  агентов и офицеров разведки,
действующих  под   прикрытием  какой-либо   официальной   должности.  Однако
ценнейшая информация зачастую поступает  от источника, который  не  является
агентом,  взявшим на  себя  формальные  обязательства  по  сотрудничеству  с
разведкой и получающим за это деньги. В оперативных документах этот источник
информации все равно рассматривается в качестве агентурного, поскольку выход
на  него базируется на контактах и связях с  агентами или доверенными лицами
из близкой к нему среды.
     Я был поражен,  что мировоззрение многих виднейших западных  физиков  и
наших ученых  совпадает. Как  я  уже писал,  Вернадский в  1943 году  вполне
искренно предлагал  Сталину просить американское  и английское правительства
поделиться с нами  информацией об атомных исследованиях и вместе с западными
учеными   работать  над   созданием   атомной   бомбы.  Таких   же  взглядов
придерживались Иоффе, Капица, Нильс Бор.
     Бор после бесед с Оппенгеймером, очевидно, знавший об утечке информации
к советским и шведским ученым, встречался с президентом Рузвель