Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
теперь?
В конце 1946 года этот вопрос стоял ребром, а мне все никак не удавалось
переговорить с Берией, который был заместителем главы правительства и членом
Политбюро. В конце концов я позвонил ему и спросил, каким должен быть статус
и кому должно подчиняться разведывательное бюро Спецкомитета правительства
по "проблеме номер один" в связи с организацией Комитета информации.
Ответ Берии озадачил меня.
-- У вас есть свой министр для решения таких вопросов, -- резко бросил
он и повесил трубку.
Я понимал, что если у меня все еще есть министр -- Абакумов, то он
никогда не поддержит меня.
Вот почему я тут же предложил, чтобы функции 2-го разведывательного
бюро были переданы Комитету информации. Учитывая важность атомной проблемы,
этими вопросами должен был заниматься самостоятельный отдел
научно-технической разведки. На должность начальника отдела
научно-технической разведки я рекомендовал назначить Василевского. Федотов,
который вначале сменил Фитина в должности начальника разведки МГБ а потом
стал заместителем Молотова в Комитете информации, согласился, но Василевский
проработал всего несколько месяцев. Его убрали из Комитета информации во
время антисемитской кампании, начавшейся в стране, позволив, правда, выйти в
1948 году на пенсию в звании полковника по выслуге лет.
Создание спецназа мирного времени
Мое служебное положение было определено лишь осенью 1946 года, когда
решением ЦК и правительства была создана спецслужба разведки и диверсий при
Министре госбезопасности СССР (с 1950 года она называлась Бюро МГБ No 1 по
диверсионной работе за границей), и я был назначен начальником, а Эйтингон
моим заместителем.
В 1950 году около двух месяцев, наряду с Эйтингоном, моим заместителем
был Коротков. С октября 1951 года по март 1953 года обязанности моего
заместителя по бюро исполнял один из видных партизанских командиров в годы
войны, Герой Советского Союза Прудников, в то время полковник. Моя задача
заключалась в том, чтобы организовать самостоятельную службу, которая могла
бы, в случае войны, быть преобразована в самые сжатые сроки в орган,
направляющий боевую работу. Речь шла также о действиях на случай
возникновения очагов напряженности внутри Советского Союза, которые могли
перерасти в вооруженные конфликты в связи с разгулом бандитизма в Прибалтике
и Западной Украине.
Не могу не остановится в этой связи на мало кому известной странице
напряженной работы нашей разведки в конце 1940-х годов. Специальным приказом
Сталина на моего заместителя, Эйтингона, было возложено проведение операции
по оказанию содействия органам безопасности компартии Китая в подавлении
сепаратистского движения уйгуров в так называемом Восточном Туркестане,
более широко известном как Синьцзянский район КНР.
Красная Армия и наши спецслужбы еще в 1937 году использовали Синьцзян
как пограничную территорию Китая для оказания существенной помощи
вооруженной борьбе китайской Армии. Обстановка в этом районе в 1940--1944
годах резко обострилась ввиду спровоцированных японской агентурой действий
уйгуров и казахов, под руководством Османа Батыра против советских и
китайских войск. Повстанцы, вооруженные японцами, совершили ряд диверсионных
акций против советских авиационных предприятий, находившихся в то время в
Синьцзяне. Против Мао Цзедуна в 1944 году выступил видный деятель уйгуров
Али-хан Тере, провозгласивший независимость Восточного Туркестана при
молчаливом согласии Чан-Кайши, который был заинтересован в дестабилизации
тыла китайских коммунистов.
Эйтингон и видный командир нашего партизанского движения, Герой
Советского Союза Прокопюк организовали эффективное противодействие акциям
чанкайшистских спецслужб. Уйгурские националисты в ожесточенных
столкновениях в 1946--1949 годах потерпели полное поражение.
Заслуживает, однако, особого внимания то обстоятельство, что Эйтингон
координировал действия с сотрудниками так называемой спецслужбы при
председателе Совета министров СССР и ЦК ВКП (б). Поручение было настолько
секретным, что я был проинформирован о нем как непосредственный начальник
Эйтингона лишь в самых общих чертах, ввиду его длительных командировок в
Синьцзян. Позднее в своих заявлениях Хрущеву о реабилитации Эйтингон
упоминал о выполнении этого поручения Совета министров. Из его рассказов в
тюрьме я узнал, что выделенный для координации действий с ним работник
аппарата Сталина под фамилией Васильев имел в своем распоряжении агентурные
связи в Китае из числа негласных членов компартии.
История операций этого самостоятельного разведывательного
подразделения, существовавшего при руководстве советского правительства в
1930-1950-х годах, остается своеобразным "белым пятном" в нашей истории.
Однако отдельные факты и ссылки в ряде документов на существование других
разведывательных органов, помимо военной разведки и НКВД-- НКГБ,
подтверждают его существование.
Я сохранил свое положение как начальник самостоятельного подразделения
в системе Министерства госбезопасности. Абакумов проявил достаточно такта,
чтобы не лишать меня тех привилегий, которые я получал в годы войны: мне
сохранили государственную дачу, меня продолжали включать в список лиц,
получавших сверх служебного оклада ежемесячное денежное вознаграждение, а
также имевших право на спецобслуживание и питание в кремлевской столовой.
Мое положение изменилось лишь в одном отношении: меня больше не приглашали
на регулярные совещания начальников управлений под председательством
министра, как это было в годы войны. Интересно, что коллегия в МГБ при
Сталине так и не была создана. С Абакумовым мы практически не общались, пока
в один прекрасный день я неожиданно не услышал по телефону требовательный и
уверенный как обычно голос Абакумова:
-- До меня дошли слухи, что ваши сыновья планируют покушение на
товарища Сталина.
-- Что вы имеете в виду?
-- То, что сказал, -- ответил Абакумов.
-- А вы знаете, сколько им лет? -- спросил я.
-- Какая разница, -- ответил министр.
-- Товарищ министр, я не знаю, кто вам об этом доложил, но подобные
обвинения просто невероятны. Ведь моему младшему сыну -- пять лет, а
старшему - восемь.
Абакумов бросил трубку. И в течение года я не слышал от него ни одного
слова на темы, не касавшиеся работы. Он ни разу не встретился со мной, хотя
я и находился в его непосредственном подчинении. Все вопросы решались только
по телефону.
В конце 1946 -- начале 1947 года продолжалась серьезная реорганизация
управления разведкой: в июле 1946 года было ликвидировано 4-е управление; в
конце 1946 -- начале 1947 года разведывательное управление МГБ передали в
Комитет информации, созданный лишь в марте 1947 года, -- полгода шел "раздел
агентурного аппарата". Проработавший в 4-м управлении под моим началом всю
войну Фишер, отвечавший за службу радиоразведки, был переведен в Комитет
информации. При помощи Огольцова, первого заместителя Абакумова, мне удалось
убедить Федотова, заместителя Молотова, что моей службе необходим свой
радиоцентр. Принятое решение, что комитет и бюро должны пользоваться
услугами одного и того же радиоцентра, не обрадовало меня. В комитете
начальником управления по работе с нелегалами был назначен Коротков -- он-то
и разработал план использования Фишера (позже приобретшего известность под
псевдонимом "Рудольф Абель") в качестве руководителя сети нелегалов в США и
Западной Европе.
План Короткова должен был вначале получить мое одобрение, так как одной
из основных его задач было проникновение на военные базы и сооружения в
Бергене (Норвегия), Гавре и Шербуре (Франция). Я высказался категорически
против, так как считал, что куда полезнее будет, если Фишер, работая за
рубежом, усовершенствует нашу систему радиосвязи, вместо того чтобы
подвергаться ненужному риску, руководя сетью нелегалов. Нелегальные радисты
и агенты-нелегалы Должны быть либо мужем и женой, либо работать отдельно
друг от друга, поддерживая связь через связного, чтобы максимально снизить
риск быть захваченными вместе и провалить тем самым всю сеть. Именно
несоблюдение этого правила привело к трагическим потерям в "Красной капелле"
в годы войны. Коротков же, по существу, настаивал на том, чтобы Фишер
сочетал руководство агентурной сетью и контроль за радистами.
Агентурные операции Абеля-Фишера и других в Западной Европе и на
американском континенте
Решение об отправке Фишера за рубеж было принято лишь в конце 1947
года. Я предложил Федотову направить его в Западную Европу и в Северную
Америку, с тем, чтобы проверить на месте, чем располагает наша агентурная
сеть во Франции, Норвегии, Соединенных Штатах и Канаде. Он должен был
обеспечить доступ на военные объекты, склады и хранилища боеприпасов. Нам
позарез надо было знать, как быстро американцы смогут перебросить
подкрепления в Европу в случае, если "холодная война" перерастет в горячую.
Эйтингон, в свою очередь, предложил Фишеру получить гражданство США и
наладить собственную систему радиосвязи с Москвой и лично поддерживать ее.
По легенде он должен был вести свободный образ жизни и не ставить себя в
зависимость от радиста. Он сам был радистом очень высокой квалификации. Я
согласился с Эйтингоном, подчеркнув, что Фишеру ни в коем случае не следует
полагаться на старые источники информации. Он должен установить новые
конфиденциальные контакты, а затем проверить тех людей, которых мы
использовали в 30-- 40-х годах: в каждом отдельном случае он сам решит,
стоит ли выходить с ними на связь или нет, то есть мы ничего не станем им
сообщать о появлении их нового куратора на Западе.
Приоритетным в США было для нас Западное побережье -- именно там, на
Лонг-Бич, находились военные объекты. Фишер получил указание сообщать нам об
американских военных поставках китайским националистам, которые в то время
все еще вели ожесточенные сражения с китайской Народно-освободительной
армией.
Фишеру удалось создать новую агентурную сеть, объединявшую агентов в
Калифорнии и нелегалов, укрывавшихся под видом чехословацких эмигрантов в
Бразилии, Мексике и Аргентине. Его люди докладывали о движении военной
техники и боеприпасов, которые отправлялись из американских портов на
Тихоокеанском побережье в порты Дальнего Востока. Нелегалы довольно часто
приезжали из Латинской Америки в Соединенные Штаты по делам, связанным с их
бизнесом, что было для них отличным прикрытием. Все они были настоящими
специалистами по проведению диверсионных операций, получившими большой опыт
во время партизанской войны против немцев. В эту латиноамериканскую группу
входили Гринченко, Филоненко и бывшая секретарша Троцкого Мария де Лас Эрас
(кодовое имя "Патрия"). Получив соответствующий приказ из Центра, они могли
привлечь для диверсионных операций и калифорнийских агентов.
Полковник Филоненко и его жена, майор разведки, вместе с тремя детьми
жили в Аргентине, Бразилии и Парагвае, выдавая себя за чешских бизнесменов,
бежавших из Шанхая от китайских коммунистов. В случае надобности супруги
Филоненко могли использовать проживавших в Калифорнии китайцев, чтобы
пронести взрывчатку на американские суда, перевозившие военные грузы на
Дальний Восток. Чтобы свести риск до минимума, Филоненко предпочитал
регулярные визиты в Соединенные Штаты вместо постоянного проживания там. К
счастью, приказа о проведении диверсий на американских судах так и не
поступило.
Другая агентурная сеть Фишера -- немецкие иммигранты на Восточном
побережье США. В частности Курт Визель, бывший помощник Эрнста Волльвебера,
специалист по проведению диверсий еще в довоенной Европе. В Америке ему
удалось продвинуться по службе и занять должность ведущего инженера
судостроительной компании, дававшей доступ к закрытой информации. Его
компания находилась то ли под Норфолком, то ли под Филадельфией, и у него
были обширные связи в тамошней немецкой колонии. При помощи докеров и
обслуживающего персонала, нуждавшихся в дополнительных денежных средствах,
Визель создал надежную группу для проведения диверсионных актов. В 1949--
1950 годах у него было несколько явочных квартир, расположенных в
непосредственной близости от портовых сооружений.
В конце 40-х кое у кого было немалое искушение снабдить Визеля и
Филоненко взрывными устройствами, но я категорически возражал против этого
предложения, считая, что не было никакой необходимости подвергать наших
людей неоправданному риску. Когда осенью 1950 года кризис в корейской войне
достиг своего апогея, из Латинской Америки в Соединенные Штаты приехали наши
специалисты, которые могли собрать взрывные устройства на месте. В
Соединенных Штатах они провели два месяца, но использовать на деле свои
способности им так и не довелось, поскольку приказа из Центра не
последовало, и наши офицеры благополучно вернулись в Аргентину, а оттуда
через Вену в Москву.
Возможно, это и спасло от гибели наших нелегалов в Латинской Америке.
Как следует из ряда попавших к нам документов, в 1950--1960-х годах
американская разведка, тесно взаимодействуя со спецслужбами государств
Латинской Америки, активно искала и нащупывала некоторые подходы к нашим
нелегалам. В частности, американцы определенно знали о том, что нелегал
советской разведки "Артур", он же "Юзик" (так в документах оперативной
переписки именовался Григулевич), создал разведывательно-диверсионную группу
в Аргентине в годы войны. К счастью, Григулевич был выведен из-под удара в
1944 году. Прибыл в СССР, прошел углубленный курс оперативной подготовки у
полковника Маклярского. После этого он был переброшен в Западную Европу. Но
американцы настойчиво действовали по разработке ряда контактов в то время
мифического для них "Артура". Искали они и "Зину" -- жену полковника
Филоненко, чье описание было им известно, так как она работала в легальном
аппарате нашей разведки в 1945 году в торговой миссии в Монтевидео.
Руководители нашей нелегальной службы Комитета информации, а позднее
1-го управления КГБ шли на совершенно неоправданный риск, вызывая Филоненко
на конспиративные встречи в Уругвай, в Монтевидео. Хотя поездка из
Рио-де-Жанейро в Монтевидео была относительно легкой, с точки зрения
пограничного режима, нелегал-резидент "Фирин" (Филоненко) въезжал в страну и
неоправданно рисковал, поскольку местная контрразведка располагала
установочными данными на его жену, в том числе, что бывает крайне редко,
знала ее подлинную фамилию.
Во время пребывания в Москве Фишера, приехавшего в отпуск, Абакумов
или, кажется, Молотов подняли вопрос о розыске Орлова. Я решительно
возражал, напомнив, что Центральный комитет запретил нам его преследовать.
Кроме того, Орлов сразу заметит слежку или любые попытки наших агентов найти
подходы к его родственникам. Мысль об использовании Фишера для поисков
Орлова подал Коротков (кодовое имя "Длинный") -- в свое время
предполагалось, что он будет помощником Орлова по руководству агентурной
сетью во Франции, и ему было известно о планах использования Фишера в
качестве радиста у Орлова, так и не реализованных в 30-х годах.
Позднее именно Коротков стал виновником провала Фишера. В 1955 году он
в качестве помощника направил к Фишеру агента Рейно Хэйханена, финна по
происхождению. Тот любил выпить и, растратив оперативные средства, нарушил
правила конспирации, а когда его решили отозвать в Москву, остался в Америке
и выдал Фишера "Рудольфа Абеля".
Поскольку мы так и не осуществили планы диверсии в Соединенных Штатах
во время корейской войны. Фишер был переведен в управление нелегальной
разведки Комитета информации, хотя я по-прежнему имел на него определенные
виды. В 1951 пли 1952 году новый министр госбезопасности Игнатьев отдал
приказ, чтобы мое бюро вместе с ГРУ подготовило план диверсионных операций
на американских военных объектах и базах -- на случай войны или возможного
ограниченного военного конфликта вблизи наших границ. Мы определили сто
целей, разбив их на три категории: военные базы, где размещались
стратегические военно-воздушные силы с ядерным оружием; военные сооружения
со складами боеприпасов и боевой техники, предназначенных для снабжения
американской армии в Европе и на Дальнем Востоке; и, наконец, нефтепроводы и
хранилища топлива для обеспечения размещенных в Европе американских и
натовских воинских частей, а также их войск, находящихся на Ближнем и
Дальнем Востоке возле наших границ.
К началу 50-х годов мы имели в своем распоряжении агентов, которые
могли проникнуть на военные базы и объекты в Норвегии, Франции, Австрии,
Германии. Соединенных Штатах и Канаде. План заключался в том, чтобы
установить постоянное наблюдение и контроль за стратегическими объектами
НАТО, фиксируя любую их активность. Фишер, наш главный резидент-нелегал в
Соединенных Штатах, должен был установить постоянную надежную радиосвязь с
нашими боевыми группами. которые мы держали в резерве в Латинской Америке. В
случае необходимости все эти люди были готовы через мексиканскую границу
перебраться в США под видом сезонных рабочих.
В Европе между тем князь Гагарин, наш давнишний агент, выдававший себя
за антисоветски настроенного эмигранта и в годы второй мировой войны
служивший в армии Власова, переехал из Германии во Францию. его задачу
входило создание базы для диверсионных действий в морских портах и на
военных аэродромах, а также групп боевиков, которые в случае войны или
усиления напряженности вдоль наших границ были бы в состоянии вывести из
строя систему коммуникаций и связь штаб-квартиры НАТО, находившейся в
Фонтенбло -- пригороде Парижа.
Важную роль в созданной нами агентурной сети играл также один из
политических деятелей Франции, в прошлом завербованный в 1930-х годах
Серебрянским, когда он работал в канцелярии тогдашнего премьер-министра
Деладье. В Москве мне передали группу специалистов по нефти,
нефтепереработке и хранению топлива, с которыми мы обсуждали технические
характеристики и расположение основных нефтепроводов в Западной Европе.
Затем мы дали своим офицерам задание вербовать агентов-диверсантов из числа
обслуживающего персонала нефтеперерабатывающих заводов и нефтепроводного
хозяйства.
В 1952 году мне пришло сообщение, что Фишер получил гражданство США и
обрел таким образом надежную "крышу". Теперь он мог заниматься, вполне
официально, одной из своих профессий, которые указал, -- артиста или
свободного художника. Ему удалось оборудовать три радиоквартиры: между
Нью-Йорком и Норфолком, возле Великих озер и на Западном побережье. Это
последнее, что я о нем слышал перед своим арестом и до того момента, когда
его обменяли на американского военного пилота Пауэрса, отбывавшего свое
наказание во Владимирской тюрьме, где в то время был и я.
Сменивший Абакумова на посту министра госбезопасности Игнатьев и
министр обороны маршал Василевский в 1952 году одобрили план действий,
направленных пр