отив  американских и  натовских стратегических  военных баз в
случае  войны  или  вышедших  из-под  контроля  локальных  конфликтов.  План
предусматривал, что первой  акцией при  возникновении  военного конфликта  в
Европе  должно стать уничтожение  коммуникаций натовской штаб-квартиры. План
этот  был подписан мной  и  тогдашним  начальником  ГРУ генералом Захаровым.
Однако мое предложение о расширении  базы  действий  наших агентов  в Париже
совершенно неожиданно натолкнулось на серьезные трудности.
     Хохлов  (кодовое  имя  "Свистун"),  один  из  наших  агентов-ветеранов,
активно работавший в  годы  войны,  вдруг оказался "засвечен" контрразведкой
противника, позднее он бежал  на Запад. Хохлов был профессиональным актером,
обладал приятной внешностью  (блондин с голубыми глазами) и  к тому же бегло
говорил по-немецки, что делало его весьма ценным разведчиком для Маклярского
и Ильина. Перед войной  Хохлов  в  основном  "работал"  в  среде  московской
интеллигенции. Мы планировали использовать его как  связного  для агентурной
сети, которая создавалась в Москве на случай, если ее займут немцы. Позднее,
в Минске, он выступал в роли немецкого офицера, находившегося в отпуске. Ему
удалось завязать знакомство  с женской прислугой в доме немецкого гауляйтера
Белоруссии. В 1943 году в спальне хозяина дома под матрац была заложена мина
с часовым механизмом, и во время взрыва гауляйтер Кубе погиб.
     Я  взял с собой Хохлова в  Румынию, чтоб  он, пожив там какое-то время,
адаптировался  к  жизни на Западе. Вернувшись в  Москву, Хохлов находился  в
резерве  МГБ в группе секретных агентов,  которых планировалось использовать
для  "глубокого  проникновения"  на  Запад. Для всех он  вел жизнь  обычного
советского студента,  получая  на  самом  деле  жалованье в моем  бюро,  где
проходил  по  негласному  штату  как  младший  офицер разведки. Его  учеба в
институте была прервана войной, и  я без вступительных экзаменов устроил его
на  филологический  факультет  МГУ.  Правда,  помочь  ему  получить  хорошую
квартиру я  не смог  и, женившись, он  продолжал жить на старом  месте,  где
стало особенно тесно после того, как у него родился сын.  С 1950 года Хохлов
начал регулярно ездить на  Запад. Мы  его снабдили подложными документами на
имя  Хофбауэра.  В моем бюро  Хохлова  курировала Тамара Иванова,  начальник
отделения по подготовке нелегалов. Она успешно работала в Венгрии и Австрии,
в 1945 году участвовала в перевербовке  немцев  в операции  "Березино", но в
1948  году  была  отозвана   согласно   директиве  о  прекращении  работы  и
возвращении всех нелегалов из социалистических стран Восточной Европы.
     Хохлов несколько раз  выезжал в Германию, Австрию и Швейцарию. Я хотел,
чтобы  он,   используя  свои  внешние  данные,  а   также   свой  артистизм,
познакомился с балериной грузинского происхождения, танцевавшей  в парижской
опере,  которую  часто  видели   в  компании  с  американскими  офицерами  и
персоналом  натовской  штаб-квартиры.  Его хорошие  манеры  и  общительность
помогли  ему  создать группу по  сбору информации и,  что было  еще  важнее,
организовать боевой резерв для чрезвычайных ситуаций.
     Сам  Хохлов  об  этих  планах  ничего  не  знал.  К  моему  сожалению и
негодованию,  он  совершил  непростительную ошибку,  которую сам вначале  не
принял всерьез. В  моих  глазах, однако,  это  перечеркнуло всю  его карьеру
нелегала.
     А  дело было  вот  в  чем. Хохлов  попытался тайком  вывезти в  Австрию
купленный  в  Швейцарии  аккордеон.  Таможенники  задержали  его,  тщательно
проверили документы и на несколько часов забрали паспорт.  Как только Хохлов
доложил  о  случившемся  в Центр, мне  стало ясно: легенде о герре Хофбауэре
наступил  конец. В  результате незначительного на первый взгляд инцидента на
границе Хохлов привлек к себе внимание  властей и  наверняка  попал в список
подозрительных лиц. Отныне западные спецслужбы даже при обычной проверке уже
не оставят его в покое. Понятно, что для подготовки боевых  операций по этой
легенде  он  больше  не  годится.  Холлов сам  попросил  освободить  его  от
выполнения своих  обязанностей, и я удовлетворил его  просьбу. В его  личном
деле должен храниться подписанный мною рапорт об отчислении его из бюро.
     К несчастью,  несколько позднее его послали в качестве  оперработника и
переводчика в наше  представительство в  Германии, а в 1954 году, уже  после
моего ареста, поручили  возглавить группу боевиков для ликвидации Околовича,
руководителя    русской    националистической   организации   НТС,   активно
сотрудничавшей с немцами в  годы войны. Хохлова задержали, после чего он был
завербован  ЦРУ  и  стал "знаменитостью":  американцы  использовали его  как
"звезду" в  антисоветском пропагандистском шоу, заставили играть  навязанную
ему роль. В прессе его представляли как горячего сторонника Запада,  который
решил  открыться перед Околовичем и  рассказать американцам  о  готовившемся
убийстве. Скандал  разразился на пресс-конференции во Франкфурте, устроенной
ЦРУ,  где  Хохлов  публично  выступил  со  своими  разоблачениями.  Особенно
поразило всех  утверждение,  будто жена умоляла его не выполнять полученного
задания. Ее тут же в  Москве арестовали, и она провела год в тюрьме вместе с
сыном, после  чего была на пять лет сослана в Сибирь. Хохлов охарактеризовал
ее  как  антисоветчицу,  которая,  дескать, и  вдохновила  его на побег.  Он
говорил также, что она глубоко верующий человек.  Все это не соответствовало
действительности. В  1957  году он  заявлял,  что  КГБ  предприняло  попытку
отравить его, подсыпав в коктейль радиоактивный  талий, от которого  Хохлова
спасли медики из ЦРУ.
     В мае  1992 года Хохлов на короткое время появился в Москве, после того
как  Ельцин  подписал указ  о  его  помиловании,  но  вскоре  снова уехал  в
Соединенные  Штаты.  Лорд  Бэтел  из  Европейского  парламента  обратился  с
просьбой побеседовать со мной относительно дела Хохлова,  и после разрешения
прокуратуры, которая  вновь начала  расследование побега  Хохлова  на Запад,
наша беседа  состоялась.  Его статья появилась в газете "Дейли телеграф" и в
журнале "Новое время", но там отсутствует ряд весьма важных подробностей.
     Один  из   последних  начальников   Хохлова,  Герой  Советского   Союза
Мирковский, мой бывший  заместитель. рассказал  мне, что его  подопечный  не
хотел ехать на последнее задание. Посылали его  не для ликвидации Околовича,
а  для  подготовки  этого  убийства,  выполнить которое должна  была  группа
немецких агентов. Хохлов также не хотел брать с собой жену и сына в Австрию.
Это   означало,  что   он   совсем   не  собирался   бежать   на  Запад.  На
пресс-конференции, проводившейся  в  ЦРУ,  он,  однако,  заявил, будто они с
женой только и  мечтали о  побеге. Он приобрел шумную известность в западной
прессе своими обращениями к правительствам "свободного мира" добиться выезда
к  нему жены и сына. Мирковский  полагает, что с нашей  стороны было ошибкой
позволить  Хохлову  появляться на  Западе с  паспортом,  который однажды уже
привлек внимание спецслужб. Как мы предполагаем,  он попал в руки ЦРУ, и его
принудили  к сотрудничеству,  но  в  этой  отчаянной  ситуации ему  все-таки
удалось  послать условную открытку жене.  Хотя она и была просмотрена ЦРУ, в
ней все  же  содержался предупредительный сигнал о том,  что он работает под
"враждебным  контролем".  Ему  не повезло  --  этот  сигнал не  был  вовремя
замечен.  Два других  агента, посланных нами  для работы  с  Хохловым,  были
схвачены американцами: его заставили их выдать.
     В  своей  книге "Во имя  совести" (1957) Хохлов говорит о  себе  как  о
специалисте  по проведению партизанских операций в годы войны, но совершенно
не  касается  неудачной  карьеры в  разведке.  Кстати,  работая  на  ЦРУ  по
специальным контрактам (обучал  тактике антипартизанских операций на Тайване
и  в  Южном  Вьетнаме),  он  также  провалился,  потому что имел  лишь  опыт
агента-нелегала,  вербовщика привлекательных женщин  и  осведомителей, а  не
специалиста по боевым операциям.  На  мой взгляд. Хохлов поступил совершенно
правильно, выбрав впоследствии научную  карьеру и  распростившись навсегда с
жизнью разведчика.  От перехода  Хохлова  на  Запад  пострадала  его  семья,
особенно тяжело пришлось  жене. Она так ничего и не сказала своему сыну  про
отца,  перебежавшего  на  Запад.  Сын Хохловых стал профессором  биологии  в
Московском  университете и  как научный эксперт ездил  в  Соединенные Штаты.
Впрочем, с  отцом  своим  впервые он  встретился  только  тогда,  когда  тот
появился в их московской квартире в мае 1992 года.

     Разгром вооруженного националистического подполья в Западной  Украине и
Прибалтике

     Зарождение  "холодной   войны"   тесно  увязано  с  поддержкой  Западом
вооруженных националистических выступлений в странах Прибалтики и в Западной
Украине.  В  основном  борьбу  с ними  вели местные органы безопасности,  но
Москва  держала эти операции под  своим контролем,  выделяя в помощь местным
властям оружие и советников. Я  оказался  вовлеченным в водоворот  событий в
Западной  Украине  --  учитывался мой  опыт работы  по борьбе  с украинскими
националистами.
     Как-то летом  1946 года меня вызвали вместе  с Абакумовым в Центральный
комитет партии на  Старой  площади.  Там в кабинете секретаря  ЦК Кузнецова,
державшегося,   несмотря   на   наше  формальное  знакомство,   на  редкость
официально, я увидел Хрущева, первого секретаря компартии  Украины. Кузнецов
информировал меня о  том, что Центральный комитет согласился  с предложением
Кагановича   и   Хрущева   тайно   ликвидировать   руководителя   украинских
националистов Шумского. По сведениям МГБ Украины, Шумский установил контакты
с  эмигрантскими кругами  на  Западе,  вел закулисные интриги, с тем,  чтобы
войти  в  состав   формируемого  в  эмиграции  временного  правительства  --
Украинскую Головную Вызвольную Раду. Было  известно также,  что в разговорах
со  своими друзьями  он проявлял неуважение по отношению к Сталину, позволял
оспаривать  мнение  Сталина  о  себе  и  выдвигал  свою версию обсуждения со
Сталиным вопроса о составе украинского правительства в конце  20-х -- начале
30-х голов. Шумский пользовался известностью в националистических кругах как
человек,  подвергшийся  еще  в   начале  30-х   годов  репрессиям   в   ходе
внутрипартийной  борьбы. Его  имя  предавалось  анафеме  на  всех  партийных
съездах и республике, а на свободе он оказался лишь потому, что был частично
парализован и его пришлось по состоянию здоровья выпустить из тюрьмы.
     Шумский имел глупость, находясь в ссылке в Саратове, вступить в контакт
с украинскими деятелями культуры в Киеве и за рубежом.  По словам Кузнецова,
он явно переоценил свой авторитет  среди украинских эмигрантов и обратился с
дерзким письмом к Сталину, угрожая покончить с собой,  если ему  не разрешат
вернуться на Украину. Хрущев, со своей стороны, добавил, что, по имеющимся у
него  сведениям, Шумский  уже купил билет на поезд  и  намерен вернуться  на
Украину,  чтобы  организовать  вооруженное  националистическое  движение или
бежать за границу и войти в состав украинского правительства в эмиграции.
     На  это Абакумов заметил,  что,  поскольку я  являюсь  специалистом  по
украинским делам, мне следует проследить связи Шумского с националистическим
подпольем и украинскими эмигрантами. Абакумов  также сказал, что направит  в
Саратов  спецгруппу,  чтобы ликвидировать Шумского,  а в  мою  задачу входит
устроить так,  чтобы  его сторонники  не догадались,  что его ликвидировали.
Майрановский,  в  то время  начальник токсикологической лаборатории МГБ, был
срочно вызван в Саратов, где в больнице лежал Шумский. Яд из его лаборатории
сделал  свое дело:  официально  считалось,  что  Шумский  умер от  сердечной
недостаточности.  Кстати,  установить  его зарубежные  связи  нам так  и  не
удалось.  В  Москве  этой  операции  придали небывалое значение,  В  Саратов
выезжали   заместитель    министра   МГБ   Огольцов,   которому   подчинялся
Майрановский, и лично знавший Шумского Каганович.
     Наши  заверения Рузвельту  накануне Ялты в том, что  советские граждане
пользуются свободой  вероисповедания, вовсе не означали конца противоборства
с  украинскими  католиками,  или  униатами.  Григулевич,  наш  агент в Риме,
получивший  коста-риканское  гражданство   и  ставший  после  войны   послом
Коста-Рики в Ватикане и Югославии,  информировал  нас  о  том,  что  Ватикан
намерен  занять  твердую позицию по отношению к  Москве  из-за преследований
украинской католической церкви.
     Что  касается  самой  униатской  церкви,  то  она  находилась  в весьма
своеобразном положении:  подчиняясь Ватикану,  униаты проводили богослужение
на   украинском  языке.  Возглавлял  церковь  митрополит  Андрей  Шептицкий,
польский граф  и бывший офицер австрийской армии. Главой  украинских униатов
он был  назначен  папой  еще  перед первой  мировой  войной  и  ради  церкви
пожертвовал военной карьерой. Во время первой мировой войны он сотрудничал с
австрийской  разведкой,  был  арестован  царской  военной  контрразведкой  и
сослан, а  в 1917 году  освобожден Временным  правительством  и  вернулся во
Львов, где была создана украинская военная националистическая организация во
главе с полковником Коновальцем.
     В 1941 году, когда началась война и Львов оккупировали немцы, Шептицкий
послал поздравления от  униатской церкви  Гитлеру,  надеясь  на освобождение
Украины от  большевиков. Он зашел так далеко, что даже благословил созданную
в  ноябре  1943   года  дивизию   ее  "Галичина",   специальное   украинское
формирование,  находившееся  под  командованием  офицеров немецкого гестапо.
Дивизия  присягнула  на верность Гитлеру  и  использовалась  для карательных
акций против  мирного населения и  евреев, которых  уничтожали на Украине, в
Словакии  и  Югославии. Капелланом  дивизии  Шептицкий назначил архиепископа
Иосифа Слипого.
     Отдельные подразделения  этой  дивизии  попали  в плен  к  англичанам в
Италии  и  Австрии,  а  в  мае 1947 года  командиры  этих подразделении были
посланы  в Англию.  В 1951  году "Интеллидженс  сервис" использовала их  как
агентов-диверсантов и  забросила в Западную  Украину  на  парашютах, где они
должны были возглавить движение сопротивления.
     В 1944 году Шептицкий был уже стар  и  находился при смерти. Заботясь о
судьбе украинской униатской церкви, он, проявив мудрость, направил  миссию в
Москву,  включавшую  его  младшего  брата,  архиепископа  Иосифа  Слипого  и
архиепископа  Гавриила  Костельника. Они через  Президиум Верховного  Совета
попросили принять их Патриарха Русской православной  церкви, которая никогда
не  была в хороших  отношениях  с  униатами.  Президиум  Верховного  Совета,
однако, направил  делегацию в НКВД,  чтобы прояснить вопрос о сотрудничестве
руководства униатской церкви с немцами.  Мне и генералу Мамулову, начальнику
секретариата НКВД, было приказано принять украинскую  церковную делегацию. К
их  удивлению,  я  на  западноукраинском  диалекте  изложил   им   данные  о
сотрудничестве  руководства  униатской  церкви  с немцами  и,  как мне  было
приказано,  заверил  их,  что, если они раскаются  и выяснится,  что иерархи
церкви  сами  лично не совершили военных  преступлений,  преследовать их  не
будут.
     Последующие события развивались  трагически.  После  смерти митрополита
Александра  Шептицкого  в  1945   году  среди  униатских  священнослужителей
разгорелся ожесточенный конфликт.  Дело в том,  что внутри униатской  церкви
давно существовало сильное движение  за объединение с православной церковью.
Те  священники  в  окружении Александра  Шептицкого,  которые  противостояли
такому союзу, оказались серьезно скомпрометированными  своим сотрудничеством
с  немцами.  Архиепископ  Гавриил Костельник,  высказывавшийся на протяжении
почти трех десятилетий за объединение с православной церковью, стал во главе
этого  движения. Приходилось  часто слышать, будто он является агентом НКВД,
но это утверждение не имеет  под собой никаких оснований. В действительности
двое  его сыновей были вовлечены в движение бандеровцев и оба погибли в боях
с  частями  НКВД.  В  1946  году.  Костельник  собрал конгрегацию  униатских
священнослужителей,  проголосовавших   за   воссоединение   с   православной
церковью. Архиепископ  Иосиф Слипый  был  арестован  и сослан. Воссоединение
нанесло  решающий  удар  по  украинскому  партизанскому  националистическому
движению под руководством Бандеры -- ведь большинство  их командиров было из
семей униатских священников.
     Изо всех  сил,  стремясь сохранить националистическое движение, Бандера
прибегнул  к  террору,  ставшему  повседневным  явлением  в  жизни  Западной
Украины.  Местные  власти,  по  существу,  потеряли  контроль  над  сельской
местностью. Вожаки-националисты запрещали молодежи идти на  призывные пункты
для  службы  в  Красной Армии;  люди  Бандеры вырезали  семьи  призывников и
сжигали  их дома, пытаясь установить  власть ОУН над сельскими территориями.
Убийство Костельника на ступенях  львовского собора,  когда он выходил после
службы, стало  кульминацией кампании  террора.  Убийца  был  окружен  толпой
верующих  и застрелился; его опознали  -- им  оказался член террористической
группы,  руководимой заместителем Бандеры Шухевичем, семь лет  возглавлявшим
украинское подполье.  Во время войны Шухевич имел чин гауптштурмфюрера и был
одним   из  командиров  карательного  батальона   "Nachtigal".   Командовали
батальоном  в основном немцы, а состоял он  из бандеровцев.  После массового
расстрела в июле 1941 года во Львове евреев и многих представителей польской
интеллигенции  бандеровцы провозгласили создание  правительства  независимой
Украины во главе с Стецко.
     Однако немецкие  власти  немедленно  разогнали  это правительство.  Ряд
политических деятелей ОУН были интернированы, в том числе и Бандера.  Гитлер
рассматривал  оуновское  движение лишь как полицейскую силу  в  установлении
германского   господства   на  славянской  территории.   Немцы  поддерживали
украинский  национализм только  в создании  местных органов  управления  под
своим контролем и вплоть  до 1944 года  категорически не  признавали ОУН как
политическую силу.
     Позднее,  в  1945  году, часть  батальона "Nachtigal" влилась в элитное
карательное подразделение  вооруженных  сил  фашистской Германии --  дивизию
"Галичина".
     Полученная нами в 1947 году информация из-за рубежа о том,  что Ватикан
ищет  поддержки  американских  и  английских  властей  для  оказания  помощи
униатской церкви и  тесно  связанным  с ней бандеровским формированиям, была
передана не только Сталину и  Молотову, но и Хрущеву,  первому  секретарю ЦК
компартии Украины. Хрущев обратился к Сталину с просьбой разрешить ему тайно
ликвидировать всю  униатскую церковную  верхушку в бывшем венгерском  городе
Ужгороде. В письме,  направленном в два адреса  --  Сталину и  Абакумову, --
Хрущев  и  Савченко,  министр   госбезопасности  Украины,  утверждали,   что
архиепископ  украинской   униатской  церкви  Ромжа  активно  сотрудничает  с
главарями бандитского  движения  и поддерживает связь  с  тайными эмиссарами
Ватикана,  которые  ведут  активную борьбу  с советской властью  и оказывают
всяческое  содействие бандеровцам. Они писали  также, что Ромжа и его группа
представляют серьезную  угрозу  для  политической  стабильности  в  регионе,
недавно вошедшем в состав Советского Союза.
     Кроме того, Хрущев  знал, что Ромжа располагает информацией о положении
в руководящих кругах  Украины и планировавшихся  мероприятиях по  подавлению
украинского    националистического    движения.    Сведения   поступали   от
монашек-униаток,  находившихся  в тесном  контакте с женой Туреницы, первого
секретаря обкома  пар