быть, мы выдавали желаемое  за  действительность,  но  в
конце концов всем нам начало казаться,  что  между  фотографиями  существует
несомненное  сходство.  Конечно,  сказать  что-нибудь  с  уверенностью  было
невозможно, и на этом наши исследования на кладбище Стальено закончились.
     На другой день нам довелось побывать в красивой лесистой  долине  Балле
Скривия - там, где  действовала  партизанская  дивизия  Пинан  Чикеро.  Ярко
сверкало сентябрьское солнце, вокруг царили тишина и покой, и как-то  трудно
было представить себе, что в этой мирной долине когда-то кипели бои.  Видели
мы и маленький сонный городок  Канталупо,  в  бою  за  который  погиб  Федор
Поетан. Неподалеку от этого городка, на  скале,  нависающей  над  каменистой
дорогой, пробитой по склону горы, висит большая мраморная доска,  украшенная
цветами и венками. "Для того чтобы итальянцы помнили  цену  независимости  и
свободы", - написано золотыми буквами на этой доске. А ниже  -  три  длинных
ряда имен погибших здесь партизан. Тут значится и фамилия Федора Поетана,  а
вместе с ней и другие  имена  и  фамилии  советских  людей:  Иван  Костиков,
Афанасий Горшков, Онуфрий Рыбак, Саша Чириков...
     Франческе Капурро привел нас к тому самому месту на  дороге,  где  упал
сраженный пулей Федор Поетан, где пролилась на итальянскую землю его  кровь.
А потом наш друг разыскал в  одном  из  окраинных  домов  Канталупо  бывшего
партизана. Этот человек не знал лично Федора Поетана, но он  видел  его  уже
убитым и помогал перенести его тело в дом. Мы показали ему фотографии Федора
Поеты, и он, внимательно вглядевшись в них, почти уверенно  сказал,  что  он
узнает убитого русского партизана. Но если учесть, что  этот  человек  видел
Поетана только один раз, мельком и то  уже  мертвым,  то,  естественно,  его
утверждение не могло быть для нас  абсолютно  убедительным.  Предстояло  еще
показать фотографию Федора Поеты другим партизанам, которые  воевали  бок  о
бок с ним и помнили его живым.
     К одному из таких людей  Франческо  привез  нас  на  следующий  день  в
пригород Генуи. И так же уверенно, как первый партизан узнал Федора Поетана,
второй, рассмотрев фотографии Федора Поеты, заявил, что он совсем  не  похож
на  нашего  героя.  И  хотя  для   нас   такое   заявление   было   жестоким
разочарованием, все же пришлось знать  второе  свидетельство  более  веским:
этот партизан знал Федора Поетана гораздо лучше и много раз встречался с ним
при жизни. Кстати,  он  упорно  настаивал  на  том,  что  Федор  Поеган  был
человеком очень высокого роста и богатырского телосложения, а  это,  как  мы
знаем, не совпадало с внешним обликом Федора Поеты.
     Мое пребывание в  Генуе  было  ограничено  по  времени,  и  дальнейшими
розысками заниматься я уже не мог. Мы условились с  Франческо  Капурро,  что
этим займется он сам. Я оставил ему обе фотографии Федора Поеты,  он  обещал
снять с них копии, а оригиналы вернуть впоследствии мне.  Франческо  сказал,
что он будет показывать эти фото всем, кто знал Федора Поетана,  и  в  конце
концов  выяснит,  действительно  ли  между  обоими  Федорами  есть  какое-то
сходство.
     Месяц спустя я получил от него оригиналы фотографий. А в мае 1962  года
мне в связи с работой над тем же сценарием снова пришлось побывать в Италии,
и мы опять встретились с Франческо, на этот раз в Риме.  Он  рассказал  мне,
что уже показывал  фотографии  Федора  Поеты  многим  бывшим  партизанам,  и
результаты были несколько обескураживающими. Половина этих людей узнавала  в
человеке, изображенном на фотографии, погибшего советского героя,  а  другая
половина так же уверенно заявляла, что между  ним  и  Федором  Поетаном  нет
ничего общего. Но Франческо сказал,  что  теперь  он  ожидает  одного  очень
важного свидетеля. Бывший командир отряда "Нино Франки", в котором  сражался
Федор Поетан, год или полтора тому назад уехал работать в Бельгию, на шахты,
и в конце 1962 года должен был приехать в Геную. Этот  человек  якобы  очень
хорошо знал Поетана и может почти безошибочно  сказать,  похож  ли  на  него
Федор Поета. Таким образом, та ниточка,  которая  протянулась  из  маленькой
деревни Гурбинцы в Черниговской области к знаменитому  генуэзскому  кладбищу
Стальено, летом 1962 года еще не оборвалась, но и не привела нас ни к  каким
определенным выводам.
     Раз существовал Поста, то вполне уместно предположить  и  существование
Поетана. Значит, мои  подозрения  о  том,  что  итальянский  писарь  исказил
фамилию героя, были не  очень  основательными.  Письмо  о  Федоре  Поете,  в
фамилии которого недоставало только одной буквы, было  первым  опровержением
этих подозрений. А после того как я  выступил  по  Московскому  телевидению,
пришло еще два письма, также  показавших,  что  мои  сомнения,  быть  может,
останутся напрасными. Вот что написал  мне  Г.  А.  Киселев,  житель  города
Владимира:
     "В октябре 1942  года  я  служил  в  13-й  механизированной  бригаде  в
должности писаря  роты  технического  обслуживания.  Бригада  находилась  на
отдыхе и пополнении в 20 километрах от города Тамбова. В числе прибывшего  к
нам пополнения был Федор Поета. Роста он  был  выше  среднего,  но  не  двух
метров. Волосы черные, лицо похоже на ту фотографию,  которая  находится  на
могиле в Италии и которую Вы показали по телевидению. Я часто ездил с ним  в
кабине  автомашины,  часто  ему  помогал  в  уходе  за  машиной.  Поета  был
малоразговорчив, о себе почти ничего не говорил. К немцам он  выражал  лютую
злобу, но это у него вырывалось лишь иногда, негромко,  как  бы  только  для
себя. Я чувствовал, что в его жизни произошло что-то тяжелое, может быть,  у
него на оккупированной территории осталась семья, родные. Я узнал  от  него,
что он не грек, не цыган, как я думал, а молдаванин. Он говорил, что  одинок
и родных у него нет, но где родился и жил, этого он мне не говорил.  Он  был
примерно 1915 года рождения. Как человек и товарищ был безупречен.
     Последний  раз  мы  были  с  ним  на   Сталинградском   фронте.   После
трехдневного боя 13-я механизированная бригада вышла на пополнение в  районе
Сальских степей. Потом она влилась в 4-й  механизированный  корпус,  который
двинулся на освобождение городов Шахты и Ростова. С этого времени  я  Федора
Поеты не видел".
     Но еще более любопытно было письмо одной женщины  из  Липецка,  которая
подписалась инициалами Е. Л.
     "Уважаемый товарищ Смирнов! Вчера слушала Ваш рассказ о герое-партизане
Поетане Ф. Вы выразили сомнение, не искажена  ли  его  фамилия  итальянцами.
Такая фамилия есть. Я работаю в городской поликлинике Липецка, и недели  две
толу назад в  наш  кабинет  приходил  молодой  человек  по  фамилии  Поетан.
Поскольку фамилия редкая, у него спросили, правильно ли регистратор  написал
ее. Он ответил, что фамилия написана правильно и что он украинец. Через дней
пять пришла на прием женщина по фамилии Поетан. Родственники они или нет, не
знаю. Я пытаюсь разыскать их карточки в регистратуре,  но  пока  безуспешно,
так как карточки раскладывают не по фамилиям, а по адресам. Но все же я буду
их "разыскивать".
     Словом, фамилия  нашего  героя  дала  несколько  путеводных  нитей  для
розысков. Эти розыски предстояло вести, и пока трудно было сказать, куда они
нас приведут.
     Но были и другие нити.
     Кроме возможностей, которые давала редкая фамилия Поетан, оставался еще
один путь, который мог привести к интересным результатам.
     Ведь в бригаде "Оресте" и в самом отряде "Нино Франки", бойцом которого
состоял Федор Поетан, воевали и другие советские люди.  Конечно,  они  знали
друг о друге гораздо больше, чем о них было известно  итальянцам.  Возможно,
кто-нибудь из этих людей был близким другом Федора Поетана или  беседовал  с
ним и слышал его рассказы о себе. Быть может, кто-нибудь  из  них  уцелел  и
после войны вернулся на Родину, а теперь может помочь раскрыть тайну  нашего
героя.
     Именно поэтому я еще в первый свой приезд в Геную  попросил  друзей  из
местной ассоциации бывших  партизан  достать  мне  список  советских  людей,
сражавшихся в партизанской дивизии Пинан Чикеро и вернувшихся после войны на
Родину. Список вскоре  был  передан  мне.  В  нем  значилось  больше  сорока
человек, из которых двадцать три были бойцами бригады "Оресте", а из них,  в
свою  очередь,  семеро  числились  в  отряде  "Нино  Франки".  Но,  к  моему
разочарованию, почти все они вступили в этот отряд уже в 1945 году, в  марте
или в апреле, то есть после того, как Федор Поетан совершил свой подвиг,  и,
следовательно, не могли знать его лично.
     Итальянские партизаны, знавшие Федора Поетана, сказали мне, что все его
близкие друзья погибли в боях или раньше него,  или  немного  позже.  По  их
словам, только один из его  товарищей  уцелел  и  впоследствии  вернулся  на
Родину. Фамилию этого человека я нашел в  переданном  мне  списке.  Это  был
Григорий   Васильевич   Путилин,   рождения   1908   года,   проживающий   в
Ворошиловграде (ныне Луганск), как сказано было в анкетных сведениях о  нем.
Там же значилось, что он вступил в отряд "Нино Франки" в конце 1944  года  -
почти одновременно с Федором Поетаном. Возможно, они бежали вместе из плена.
     Кроме того, итальянские товарищи Федора Поетана указали мне еще  одного
человека, который будто бы дружил с Федором. Он был бойцом  той  же  бригады
"Оресте", но, другого отряда -"Кастильоне". Его звали Петром Ильичом Мокиным
(партизанская кличка "Пьетро"), В списке значилось, что Петр Ильич родился в
1916 году и живет в Сибири. В скобках около слова "Сибирь" стояло пояснение:
"Восточная". Как видите, адрес был довольно неопределенным.
     Но я привык  к  тому,  что  мне  помогают  читатели,  радиослушатели  и
телезрители. Уже не раз удавалось с их помощью разрешать загадки, которые на
первый  взгляд  казались  безнадежными.  Поэтому,  выступая  по  Московскому
телевидению с рассказом о Федоре Поетане, я назвал фамилии Г. В. Путилина  и
П. И. Мокина. И результат не заставил себя ждать.
     Вот что написано в письме, которое пришло из Ленинграда летом 1962 года
в Центральную студию телевидения в Москве:
     "Уважаемые товарищи! Несколько недель тому  назад  писатель  Смирнов  в
своем выступлении по телевидению  рассказывал  о  партизане  Поетане  Федоре
Александровиче. Он упомянул о том, что об этом товарище может что-то сказать
т. Путилин Григорий Васильевич, 1908 года  рождения,  проживающий  в  городе
Ворошиловграде (ныне Луганске). Дело в том, что мы с женой луганчане и у нас
там живут родители. По моей просьбе  мой  отец  навел  справку  в  Луганском
областном адресном бюро, и выяснилось, что Путилин Григорий Васильевич, 1908
года рождения, прописан в Краснодонском районе Луганской  области,  поссовет
Урало-Кузбасс, по улице Клубной, д. 14. Прошу мое  письмо  с  этой  адресной
справкой передать товарищу Смирнову. Шустер Ефим Борисович".
     К этому письму  и  в  самом  деле  была  приложена  маленькая  адресная
справка. Я тотчас же написал по  адресу,  любезно  добытому  для  меня  тов.
Шустером, и вскоре получил ответ от Григория Путилина. Он сообщил  мне,  что
хорошо помнит Федора и был очевидцем его гибели, но, к сожалению,  не  может
дать о нем никаких дополнительных сведений, - Путилин, оказывается,  не  был
близким другом героя и никогда не расспрашивал его о себе.
     А тем временем приходили новые вести и из Италии.  Мой  друг  Франческо
Капурро в одном из писем  сообщал  мне,  что  он  показывал  фотографию  еще
нескольким партизанам, знавшим Федора Поетана. Некоторые из них  вспоминают,
что Федор был якобы из Киева или из Киевской области. Одновременно Франческо
писал, что по его инициативе в  Генуе  создан  комитет,  который  занимается
подготовкой к сооружению монумента в  честь  подвига  Федора.  Этот  комитет
занимается сбором денег, на  которые  и  будет  построен  памятник  Поетану,
национальному герою  Италии  и  советскому  гражданину,  тайну  которого,  к
сожалению, мы столько лет не могли разгадать.
     Так обстояло дело осенью 1962 года, которая неожиданно  принесла  новые
события. Вернее, это началось еще летом, сразу же после моего выступления по
телевидению с рассказом о Федоре Поетане. Важный след, который я считал  уже
потерянным, снова появился передо мной.
     "Горлов (Москва)" - так  записал  партизанский  писарь  местожительство
Федора Поетана. После того как выяснилось, что в Московской области никакого
Горлова нет, а справки, наведенные Советским  комитетом  ветеранов  войны  в
донбасской Горловке, ни  к  чему  не  привели,  казалось,  что  эта  ниточка
безнадежно оборвалась. И вдруг вместо нее появились целых две нити.
     Это произошло буквально в первые  минуты,  как  только  окончилось  мое
выступление по Московскому телевидению с рассказом о Федоре Поетане. Едва  я
вышел в  вестибюль  студии,  как  дежурный  администратор  подозвал  меня  к
телефону. Звонил один из  телезрителей-москвичей,  даже  не  назвавший  свою
фамилию.
     - Я только что слышал ваше выступление, - сказал он. -  Может  быть,  в
Московской области нет села Горлова, но зато  в  самой  Москве  есть  Горлов
тупик. Это в районе Новослободской улицы. Советую  вам  поискать  там  следы
Федора Поетана.
     Не успел я положить трубку, как раздался второй звонок,  потом  третий,
четвертый... Это были московские телезрители. Звонили инженер и учительница,
домохозяйка и пенсионер. Все они, заинтересованные  и  взволнованные  тайной
Федора Поетана, спешили сообщить мне, что  в  Москве  есть  Горлов  тупик  в
районе Новослободской улицы.
     Сначала   это   сообщение   показалось   мне   весьма   интересным    и
обнадеживающим. Но, рассудив, я подумал: зачем партизан  стал  бы  указывать
улицу, на которой он жил? В  списках,  переданных  мне  итальянцами,  против
фамилии русского бойца обычно значился его родной город или деревня, а рядом
в скобках указывалась область. Почему же Федор,  в  отличие  от.  товарищей,
решил указать  какой-то  московский  тупик,  а  слово  "Москва",  стоящее  в
скобках, упомянул как бы между  прочим?  Нет,  вариант  с  Горловым  тупиком
представлялся сомнительным, хотя, быть может, и не стоило совсем отбрасывать
его.
     Но вслед за этими первыми телефонными звонками  тогда  же  раздалось  и
несколько  других,  позднее  подкрепленных  тремя  или  четырьмя   письмами.
Телезрители сообщили мне, что в Рязанской области, в Скопинском районе, близ
станции Миллионная, есть село Горлово.  Это  село  до  войны  находилось  на
территории Московской области и было районным центром, а  впоследствии,  при
разукрупнении областей, вошло в состав Рязанщины.
     Теперь все становилось на место. Если Федор Поетан  был  уроженцем  или
жителем Горлова, то запись в  итальянской  партизанской  анкете  оказывалась
совершенно правильной. Я понял, что у меня в руках  находится  очень  важная
нить, и поспешил воспользоваться ею.
     Первым делом надо было связаться со Скопином. Я позвонил туда, в райком
партии,  попросил  секретаря  ознакомиться  с  моим  очерком  "Тайна  Федора
Поетана", напечатанным летом в "Огоньке", и предупредил, что вскоре приеду в
Скопинский район для  розысков  следов  героя.  Мне  нужна  была  встреча  с
общественностью села Горлова, с его старожилами. Предстояло рассказать им  о
подвиге героя, а потом обратиться с вопросом: не помнит ли кто-нибудь из них
кузнеца Федора с фамилией Поетан (или похожей  на  нее),  который  до  войны
работал в Горлове или в одном из  соседних  сел?  Мне  казалось,  что  такое
обращение к жителям Горлова обязательно даст какой-то результат.
     Однако я не смог выехать так быстро, как предполагал, и  несколько  раз
откладывал поездку. Прошло недели две или три, и вдруг  почта  принесла  мне
письмо, содержавшее ключ к окончательной разгадке тайны нашего героя,
     История этого письма такова. Осенью 1962 года  в  больнице  шахтерского
поселка  Белого,  близ  Луганска,  лежал  забойщик  местной  шахты   Николай
Николаевич Петухов. Соседом его по палате оказался парторг участка с той  же
шахты.  Болезни  у  обоих  были  нетяжелые,  и  они  часами   разговаривали,
рассказывая друг другу о себе, о своей жизни.
     Однажды Петухов упомянул в разговоре о том, что в годы войны он попал в
гитлеровский плен и его привезли  в  лагерь,  находившийся  в  Италии,  близ
Генуи. Оттуда с несколькими товарищами он бежал и почти год сражался в рядах
итальянских партизан.
     Парторг заинтересовался этим рассказом.
     - Слушай, а ты не читал  недавно  в  журнале  "Огонек"  очерк  писателе
Смирнова? - спросил он. - Там говорится о каком-то погибшем  герое,  который
тоже бежал из плена и партизанил вместе с итальянцами. Помнится, и  о  Генуе
там написано. Вот только фамилию партизана я забыл, редкая такая фамилия.
     Петухову этот  номер  журнала  не  попадался,  но  он  обещал  парторгу
обязательно достать  его.  Через  несколько  дней,  выйдя  из  больницы,  он
разыскал "Огонек" с моим очерком и, едва открыв  его,  изумленно  замер:  со
страницы-журнала на него смотрело знакомое и  дорогое  ему  лицо.  Это  была
фотография Федора Поетана, которая находится на его могиле в Генуе и которую
я взял из итальянской прессы, где она много раз  публиковалась.  Но  Николай
Петухов узнал в этом портрете своего товарища  по  плену,  по  побегу  и  по
итальянской партизанской бригаде  "Оресте".  Только  звали  его  не  Федором
Поетаном, а Федором Полетаевым.
     В 1943 году в гитлеровском лагере для  военнопленных  в  городе  Вязьме
встретились и подружились трое советских  солдат:  Федор  Полетаев,  Николай
Петухов и Николай Кочкин. Потом из России их увезли в Югославию, а позднее -
в Италию, в район Генуи. Здесь, несмотря на  строгости  охраны,  они  сумели
установить связь с  итальянскими  патриотами-коммунистами,  а  через  них  с
партизанским отрядом,  который  действовал  неподалеку.  Партизанам  удалось
незаметно передать пленникам девять ручных гранат  и  условиться  с  ними  о
встрече. На другой день Полетаев, Петухов  и  Кочкин  с  боем  вырвались  из
неволи и присоединились к гарибальдийской партизанской бригаде "Оресте".
     Сначала они воевали вместе, а потом Федор  Полетаев  и  Николай  Кочкин
попали в отряд "Нино Франки", а Николай Петухов -  в  другой  отряд  той  же
бригады. В  начале  февраля  1945  года  Петухов  встретил  Кочкина,  и  тот
рассказал, что Федор Полетаев несколько дней назад погиб в бою.
     Прошло еще  месяца  полтора,  и  Петухов  узнал  о  трагической  смерти
Кочкина.  Он  стал  жертвой  несчастного  случая:  в  руках  одного  из  его
итальянских товарищей разорвалась граната, и взрывом  были  убиты  несколько
человек.
     Сейчас, читая мой очерк, где описывались  подробности  гибели  Поетана,
Петухов вспомнил рассказ  Кочкина  о  смерти  Федора  -  все  обстоятельства
совпадали. Совпадали и внешний облик Полетаева и Поетана -  высокий  рост  и
особая физическая сила, и черты характера  -  добродушие,  немногословность,
смелость и хладнокровие в минуты опасности.
     Петухов не помнил точно возраста  Федора,  но  знал,  что  тот  был  на
несколько лет старше Николая  Кочкина,  родившегося  в  1914  году.  Не  раз
говорил Полетаев своим товарищам, что  обладает  большой  физической  силой,
потому что много лет работал в  колхозе  кузнецом.  Колхоз,  как  припоминал
Петухов, находился где-то в средней полосе России, но в какой именно области
- он забыл. Приходило на память одно: иногда он в  шутку  почему-то  называл
Федора то "курским соловьем", то "рязанским лапотником",
     Обо всем этом Н. Н. Петухов написал  мне,  как  только  познакомился  с
очерком в "Огоньке". И, получив его письмо, я сразу понял, что Федор  Поетан
и Федор Полетаев - одно и  то  же  лицо  и  что  мое  прежнее  предположение
подтверждается:  итальянский  партизанский  писарь  просто  неверно  записал
русскую фамилию, переина