и  гарнизон  может
предпринять  какие-нибудь  отчаянные   действия,   и,   должно   быть,   уже
подготовились к ним. Даже при успехе операции бой на прорыв  слишком  дорого
обойдется подземному гарнизону. А затем положение тех, кто прорвется, станет
еще более трудным. До лесов Старого Крыма,  где  действуют  партизаны,  надо
было пройти несколько десятков километров. А местность между  Аджимушкаем  и
Старым Крымом была совершенно открытой, безлесной. Майские ночи  коротки,  и
темнота лишь ненадолго укроет прорвавшихся от глаз противника.  С  рассветом
их неизбежно обнаружат и атакуют немецкие самолеты, наперерез им враг пошлет
колонны моторизованной пехоты, танки, и  вся  оставшаяся  группа  защитников
Аджимушкая  будет,  без  сомнения,  уничтожена  прежде,  чем  она  достигнет
спасительных лесов
     Обороняясь, они могли продержаться в этих  подземельях  еще  более  или
менее значительное время. Своим огнем из  амбразур,  ночными  вылазками  они
каждый день наносят урон врагу. Продолжая оборону,  они  отвлекают  на  себя
войска противника, мешают ему перебросить их на  другие  участки  фронта  и,
значит, помогают борьбе, которую ведет Красная Армия, выполняют свою  боевую
задачу. Наконец большинство командиров было уверено в том, что  наши  части,
отброшенные за Керченский пролив на Кавказ,  вскоре  оправятся,  восстановят
свои силы и снова высадит десант на крымское побережье.  И  тогда  подземный
гарнизон Аджимушкая может сыграть очень важную роль - защитники  каменоломен
вырвутся наружу и ударят в спину немцам,  взаимодействуя  с  десантниками  и
обеспечивая успех этой операции.
     Словом, обсудив все возможные варианты действий, командиры решили,  что
гарнизон должен остаться на месте и продолжать борьбу.
     Теперь нужно было подумать об организации  дальнейшей  обороны.  Первым
делом следовало подготовиться к новым газо-дымовым атакам  -  с  утра  немцы
могли повторить  их.  Решили  тотчас  же  начать  строить  импровизированные
газоубежища.
     Надо было за ночь  сделать  множество  других  неотложных  дел.  Убрать
тысячи трупов, валявшихся в подземельях,  -  похоронить  их  или  отнести  в
дальние отсеки тоннелей. Учесть всех людей, оставшихся в живых после  первой
газовой атаки, и заново распределить их по подразделениям. Взять на  строгий
учет все запасы продовольствия и  подумать  о  снабжении  водой.  Выработать
строгий порядок жизни и боевых действий этого подземного  гарнизона,  потому
что только такой порядок  и  железная  дисциплина  могли  помочь  защитникам
каменоломен преодолеть все невероятные трудности, возникшие перед ними.  Все
это было подробно обсуждено в ту ночь командирами.
     Всю  ночь  в  самых  дальних  подземельях  шло  строительство   убежищ.
Выбранные для них помещения отгораживались стенами, сложенными из камня.  Со
складов  взяли  брезенты,  в  коридорах  подбирали  брошенные  плащ-палатки,
одеяла, шинели и из этого сшивали большие,  широкие  занавесы  -  их  вешали
перед  входом  в  убежище,  чтобы  преградить  доступ  дыму.  Первое   самое
просторное и самое надежное газоубежище построили для госпиталя,  в  котором
находились десятки раненых и больных. К утру были готовы и несколько  других
помещений. Теперь с началом газовой атаки весь гарнизон мог укрыться в  этих
убежищах.  Противогазы  роздали  только   командирам   и   бойцам   дежурных
подразделений, которые во время газовых атак должны были находиться у входов
в подземелье и своим огнем отражать попытки врага проникнуть внутрь.
     А пока шло строительство  убежищ,  другие  команды  занимались  уборкой
трупов. На складах под руководством интенданта Желтовского  происходил  учет
всего оставшегося продовольствия. Отправились на вылазку команды  водоносов.
Несколько командиров инженерных войск бродили по подземельям,  составляя  их
план. Их уверенно водили по этому лабиринту двое - мужчина в штатской одежде
и мальчик-подросток.
     Это   были   житель   Керчи   Николай   Семенович   Данченко   и    его
четырнадцатилетний сын Коля. Местный уроженец, Николай Семенович к  тому  же
одно  время  работал  в  каменоломнях  и   превосходно   знал   расположение
подземелий. А когда в 1941 году в Керчь пришли немцы, он  и  Коля  вместе  с
партизанами ушли в каменоломни и провели там несколько недель, до  тех  пор,
пока в декабре сюда не вернулись наши войска. Когда же пришлось  уходить  во
второй  раз,  Данченко  не  колебался.  На  этот  раз  он  привел  туда,   в
каменоломни, не только Колю, но и свою жену с маленькой дочкой. Но накануне,
во время газовой атаки, жена Данченко и его дочка вместе с другими женщинами
и детьми вышли наверх и были захвачены в плен, а Николай  Семенович  и  Коля
решили до конца остаться с  защитниками  каменоломен.  Они  оказались  очень
полезными - первое время служили проводниками  по  этим  подземельям,  потом
помогли  составить  план  каменоломен  и,  зная  хорошо  окрестности,   были
неоценимыми советчиками, когда планировались ночные вылазки гарнизона. Так и
погибли они впоследствии без следа в подземельях, вместе с  большинством  их
защитников.
     Наступило утро, и снова заработали нагнетательные машины немцев.  Снова
заклубился в подземельях удушливый едкий дым, и гарнизон по команде  укрылся
в своих новых газоубежищах. Люди с волнением ожидали этого испытания - будут
ли убежища достаточно надежными, не проникнет ли туда ядовитый дым?
     Дым, правда, находил щели и просачивался внутрь, но  все  же  его  было
немного. Люди кашляли, но кое-как могли дышать. Погибали только те,  у  кого
были слабые легкие.  И  вскоре  гарнизон  приспособился  к  этим  ежедневным
газо-дымовым атакам противника.
     А противник повторял эти газовые атаки с немецкой методичностью изо дня
в день на протяжении полутора  месяцев.  И  каждый  день  немцы  действовали
строго по расписанию. В один  и  тот  же  утренний  час  запускались  в  ход
нагнетательные  машины,  и  каменоломни  заполнялись   дымом,   концентрация
которого все росла. В полдень наступал перерыв на несколько  часов  -  немцы
обедали и отдыхали. За эти часы дым улетучивался и снова можно  было  ходить
по подземельям. А потом начинался "вечерний сеанс", продолжавшийся почти  до
захода солнца. И только ночью гарнизон получал длительную передышку.
     Первое время было немало случаев, когда  во  время  этих  газовых  атак
погибали люди, неожиданно застигнутые вдали от убежищ и не имевшие  с  собой
противогазов.
     Блуждая  в  клубах  густого  дыма,  они  теряли  верное  направление  и
погибали, не успевая добраться до ближайшего газоубежища.  Тогда  на  помощь
пришли связисты.
     В каменоломнях находились большие склады имущества связи и  инженерного
оборудования. Здесь хранилось огромное количество телефонного кабеля - может
быть, десятки или даже сотни  километров.  Этот  кабель  протянули  по  всем
тоннелям и коридорам, и теперь, если человек был внезапно застигнут  газовой
атакой, он мог, держась за нитку провода,  быстро  добраться  до  ближайшего
газоубежища.
     Этот телефонный кабель  сослужил  и  другую  важную  службу  защитникам
каменоломен: он помог решить проблему освещения подземелий.
     Вначале в каменоломнях был кое-какой запас бензина, работал  движок,  и
часть тоннелей освещалась даже электрическим светом. Потом  запас  кончился,
движок остановился, и электричество погасло. Было еще  небольшое  количество
керосина  и  солярки,  и  это  горючее  стали  использовать  для  освещения,
изготовляя самодельные коптилки и плошки. Потом кончилось и  это.  Оставался
только один древний способ освещения - лучина. На лучины расходовали  теперь
доски и ящики, хранившиеся на складах.
     И вдруг кто-то обнаружил, что если изоляцию телефонного кабеля  зажечь,
то она горит  неярким,  дымным  пламенем,  которого,  впрочем,  было  вполне
достаточно для того,  чтобы  осветить  себе  путь  по  подземным  коридорам.
Связисты тотчас  же  нарезали  табель  кусками,  и  с  этих  пор  каждый  из
защитников  ходил  по  подземельям,  держа  в  руках  такой  тусклый  факел.
Экономить тут не приходилось - кабеля на складах хватило бы  даже  на  целый
год подземной обороны. Единственным неудобством оказалось то, что эти факелы
слишком сильно коптили, и лица людей теперь всегда были покрыты слоем  сажи.
Но с этим уж приходилось мириться.
     Если  проблему  освещения  удалось  решить  довольно  просто,  то  хуже
обстояло дело с питанием и с  водой.  Уже  давно  кончилась  конина.  Каждый
защитник подземелья получал еще ежедневно в своем пайке немного сухарей  или
муки, но их запасы на складе вскоре должны были иссякнуть.  Немногим  больше
сохранилось комбижира и разных круп. Зато оставалось много сахару и  чаю,  и
этими продуктами гарнизон был обеспечен надолго. Как бы то ни  было,  и  без
того скудный паек приходилось все время уменьшать, и  командиры  с  тревогой
следили, как тают запасы продуктов на складах.
     Но еще хуже обстояло дело с  водой.  Теперь  путь  к  колодцу,  который
находился у главного входа в каменоломни, был начисто отрезан.  Немцы  взяли
все подходы к колодцу под круглосуточный пулеметный обстрел и зорко стерегли
каждое движение осажденных. Даже ночью пробраться за водой стало  невозможно
- немцы непрерывно бросали над колодцем  осветительные  ракеты,  здесь  было
светло как днем, и каждые  пять-десять  минут  заранее  наведенные  пулеметы
простреливали  это  место  длинными  очередями.  Редкому  смельчаку   теперь
удавалось вернуться оттуда невредимым, и десятки людей заплатили  жизнью  за
попытку достать из колодца воду. В конце концов командование, желая избежать
лишних потерь, запретило эти походы за водой.
     Тогда саперы предложили другой выход. Надо было  рассчитать  и  пробить
наклонною подземную галерею, которая вывела бы из каменоломен прямо в  ствол
колодца на несколько метров ниже поверхности земли. В этом случае можно было
бы набирать воду, не выходя наверх. Предложение было принято, и  его  тотчас
же начали осуществлять. Как ни трудно было прокладывать подземную галерею  в
сплошной толще камня, саперы работали днем и ночью и постепенно продвигались
все дальше и дальше, приближаясь к стволу  колодца.  Но,  видимо,  по  стуку
немцы догадались об этой работе. И тогда они приняли свои контрмеры. Как раз
над тем  местом,  где  шли  работы,  саперы  противника  выдолбили  колодец,
заложили туда взрывчатку и произвели  взрыв.  Почти  готовый  подземный  ход
оказался заваленным, и при  этом  погибла  часть  работавших  здесь  бойцов.
Работу пришлось прекратить.
     А жажда становилась невыносимой. И  вскоре  был  найден  другой  способ
добывания воды.
     К сожалению, грунтовые воды в районе Аджимушкая проходят в  большинстве
случаев глубоко  под  землей,  значительно  ниже  того  уровня,  на  котором
находились  каменоломни.  Лишь  кое-где  подземная  вода  подходит  ближе  к
поверхности земли, и в этих местах на потолке и  на  стенах  тоннелей  порой
появлялись сырые пятна - сквозь поры известняка  вода  слегка  просачивалась
сюда. Было даже одно место, где с потолка  медленно,  но  непрерывно  падали
капли, и,  подставив  посуду,  удавалось  за  день  набрать  два-три  полных
котелка. В других тоннелях были только влажные пятна, и  люди,  изнемогающие
от жажды, порой прикладывали губы к стене и начинали сосать эту влагу.
     Обнаружилось, что таким способом можно не только утолить  жажду,  но  и
запасти  какое-то  количество  воды.  Была   создана   специальная   команда
"сосунов", задачей которых было высасывать грунтовую воду из потолка и  стен
тоннелей. Способ этот был вскоре усовершенствован. Во  влажном  потолке  или
стене  проделывалось  небольшое  отверстие,  и  туда  вмазывалась  резиновая
трубочка - изоляция от электрического  провода.  С  силой  втягивая  в  себя
воздух через эту трубочку, человек всасывал маленький глоток воды, и, как бы
ни томила его жажда, он не глотал эти драгоценные капли, а сливал их изо рта
во флягу или котелок.
     Это была мучительная работа -  часами  приходилось  стоять,  запрокинув
голову, и все время бороться с искушением проглотить воду. Кроме  того,  это
очень вредно сказывалось на здоровье - вместе с воздухом человек втягивал  в
себя мельчайшие крошки рассыпчатого камня, они проникали к нему в  легкие  и
вызывали потом долгий и мучительный кашель, а иногда даже  тяжелую  легочную
болезнь.
     Конечно, таким образом  удавалось  добыть  сравнительно  немного  воды,
которой, естественно, не могло хватить на весь полуторатысячный гарнизон. По
нескольку дней люди не имели во рту ни  глотка  влаги  или  получали  совсем
крошечный водяной паек, которого хватало только на то, чтобы слегка  смочить
пересохший  рот.  Но  никто  не  роптал  -  все  знали:  вода  добывается  с
неимоверным трудом и главную долю этой высосанной  из  стен  воды  отдают  в
госпиталь, поддерживая жизнь раненых.
     Этот подземный госпиталь был предметом главной заботы и гордостью всего
гарнизона каменоломен. В необычайно тяжких условиях, почти без  медикаментов
и бинтов, изнемогая от голода и жажды, в темных, сырых  помещениях  врачи  и
медицинские сестры буквально совершали чудеса,  самоотверженно  ухаживая  за
ранеными. При тусклом, коптящем свете лучин,  на  грубо  сколоченных  столах
хирурги ухитрялись делать сложнейшие операции. Здесь не только спасали жизнь
людям - десятки раненых бойцов и командиров  после  пребывания  в  госпитале
снова возвращались в строй и брали  в  руки  оружие,  продолжая  бороться  с
врагом.
     Одной надеждой жили защитники каменоломен - ожиданием того  дня,  когда
на  востоке  снова  загремят  пушки,  в  Керченском  проливе  появятся  стаи
десантных  судов  и  наши  войска  опять  начнут  высаживаться  на  крымском
побережье в районе Керчи. Именно этой самой  главной  задаче  будущего  была
подчинена  вся  жизнь  и  борьба  подземного  гарнизона.  В  штабе   обороны
разработали подробнейший  план  действий,  приуроченных  к  этому  желанному
моменту. Каждый батальон, каждая рота знали хорошо, что им предстоит делать,
когда этот момент наступит. И все ждали его с  нетерпением  и  с  замиранием
сердца.
     И вот, наконец, однажды ночью на  востоке  действительно  раздался  гул
артиллерии и на керченском побережье стали  рваться  тяжелые  снаряды.  Наши
крупнокалиберные орудия с таманского берега Кавказа открыли огонь по  району
Керчи. Мгновенно все  каменоломни  пришли  в  движение.  В  несколько  минут
подземный полк занял исходные позиции для  атаки  по  составленному  заранее
расписанию, роты и батальоны сосредоточились у выходов из каменоломен.  Люди
стояли, сжимая  оружие,  дрожа  от  волнения,  готовые  по  первому  сигналу
ринуться наружу, опрокинуть и смять врага. Но сигнала не последовало;  когда
наступил рассвет, в проливе не появилось десантных  судов,  а  пушки  вскоре
прекратили огонь. Это не было десантной операцией - это был обычный обстрел.
     Но люди продолжали надеяться терпеливо и упорно. Они были уверены,  что
десант не заставит себя долго ждать. Эту уверенность еще больше укрепляла  в
них  мужественная  борьба  севастопольского  гарнизона  -  они  знали,   что
город-герой держится, отражает штурмы врага, и  напряженно  следили  за  его
сопротивлением.
     Они знали это потому, что, будучи почти наглухо отрезанными от внешнего
мира, все же оказались связанными с ним одной тоненькой ниточкой - радио.  В
каменоломнях была своя радиостанция. В первые дни она питалась от движка,  а
потом, когда кончилось горючее, в ход пошли сухие батареи,  небольшой  запас
которых хранился на складе у связистов. Но этого питания хватило ненадолго -
батареи вскоре разрядились. И тогда бывшие в  составе  подземного  гарнизона
бойцы и командиры войск связи соорудили из того же телефонного кабеля  и  из
других  материалов  самодельную  динамо-машину,  точно   рассчитав   ее   на
необходимое напряжение.  Эту  динамо-машину  крутили  вручную,  сменяясь  по
очереди, в то время как радист принимал  сводки  Советского  Информбюро  или
передавал радиограммы.
     Увы, он только передавал их! С  первых  же  дней  обороны  командование
гарнизона посылало  в  эфир  адресованные  на  Большую  землю  зашифрованные
радиодонесения или сообщения открытым текстом. Но на все эти призывы никогда
не приходило ответа. То ли радиус действия радиостанции был слишком мал,  то
ли ее волны терялись и ослабевали в многометровой толще камня  над  головами
людей, но Большая земля молчала.
     И все-таки радиограммы продолжали передавать каждый день, надеясь, что,
быть может, однажды случайно кто-нибудь из  радистов  на  кавказском  берегу
примет  сообщение  из  Аджимушкая  и  наше  командование  узнает  о   борьбе
подземного гарнизона. Рассказывают, что в тот трагический день 25  мая  1942
года, когда немцы предприняли газовую атаку и в подземельях  царили  ужас  и
смерть, радист штаба, надев противогаз, непрерывно передавал в эфир  одно  и
то же обращение подземного гарнизона, в котором  рассказывалось  о  страшном
преступлении гитлеровцев. Это обращение начиналось словами: "Ко всем народам
Советского Союза! Ко всем народам земли!" Но и на это обращение - крик гнева
и боли - не последовало никакого ответа.  Героический  голос  аджимушкайцев,
раздававшийся там, под крымской землей, не достигал Родины.
     Но зато голос Родины, мощный радиоголос Москвы, проникал сюда через все
каменные преграды. Радиостанция каменоломен ежедневно  принимала  из  Москвы
сводки Советского Информбюро, защитники  каменоломен  знали  о  событиях  на
фронтах и, конечно, с особым волнением ловили все то, что относилось к  боям
за Севастополь. Подземный гарнизон Аджимушкая чувствовал себя как бы  родным
боевым братом города-героя и черпал новые силы в его стойкости.
     Там, наверху, стояло жаркое, благодатное крымское  лето.  Сверкало  под
солнцем, тихо плескалось в берега ласковое Черное море. Кое-где из  пробитых
наверх амбразур наблюдателям был виден морской берег и бронзовые голые  тела
немецких   солдат,   загорающих   на   солнце.   Уже   по-летнему   темными,
густо-зелеными становились окрестные сады, ветер  приносил  с  собой  запахи
каких-то цветов и свежее соленое дыхание моря.
     А тут, под землей, царили вечный мрак, сырость и холод камня. Страшные,
похожие на жителей пещерного века, люди бродили  по  этим  подземельям.  Они
шатались от усталости, голода и жажды, но руки их крепко держали оружие. Они
тщательно заботились, чтобы их оружие всегда было в чистоте,  хотя  сами  не
мылись и не  умывались  уже  в  течение  многих  недель  и  ходили  грязные,
завшивевшие, в рваной, висящей лохмотьями одежде.  Исхудавшие,  с  бледными,
землистыми  лицами,  с  пересохшими  ртами,  с  красными,  воспаленными   от
бессонницы и ядовитого  дыма  глазами,  обросшие  бородами,  закопченные  от
дымного огня своих факелов, эти люди изменились настолько, что даже  близкие
друзья теперь могли  узнавать  друг  друга  только  по  голосу.  И  если  бы
кто-нибудь мог взглянуть на них со стороны, он, вероятно,  подумал  бы,  что
люди, дошедшие  до  такого  состояния,  неизбежно  должны  потерять  и  свой
внутренний человеческий облик.
     Но это было совсем не так. Защитники каменоломен все  время  оставались
полноценными советскими людьми, живущими по  законам  и  моральному  кодексу
нашего общества. И сейчас, когда  смотришь  на  их  подземную  эпопею  через
призму двух прошедших десятилетий, невольно кажется, что чем  более  тяжкими
были условия жизни гарнизона, чем более грязными и  измученными  становились
тела и лица людей, тем выше, чище  и  благороднее  выглядело  все,  что  они
делали, хотя сами защитники каменоломен вовсе не догадывались об этом.
     Они были не только полноценным коллективом советских людей.  Они  были,
как это ни  удивительно,  вполне  организованной  и  боеспособной  советской
воинской частью, которая  жила  почти  такой