послевоенной жизни, эта скромная и гордая женщина с рабочего  Урала.
Ее характер и воля были крепки,  как  уральская  сталь,  ее  судьба  ярка  и
необычайна, как уральские самоцветы, и вся  ее  биография  -  подвиг.  Таким
людям хорошо, по-человечески завидуют, ими восхищаются, на их примерах  учат
и воспитывают молодежь.
     И здесь не имеет значения тот факт, что на  груди  у  М.  И.  Лагуновой
только один орден Красной Звезды.  Война  оставила  нам  многих  неизвестных
героев, чьи награды - я уверен в этом - еще впереди.  Да  и  не  в  наградах
дело. Для героя лучшей наградой становится память народа, любовь и  уважение
людей.
     Накануне Международного женского дня  8  марта  1964  года  я  подробно
рассказал в одной из передач по телевидению о Марии  Ивановне  Лагуновой.  В
конце  передачи  я  сообщил  телезрителям  нынешний  адрес  героини:   город
Хмельницкий, улица Фрунзе, дом 58, квартира 4.  И.  как  следовало  ожидать,
реакция была мгновенной.
     За какие-то 10-15 дней в этот адрес  пришло  более  6  тысяч  писем  из
разных уголков страны, от самых  различных  людей.  Это  был  поток  чувств,
глубоко сердечных, горячих, полных восхищения и гордости жизненным  подвигом
женщины. И хотя Мария Ивановна Лагунова  по  скромности,  присущей  истинным
героям, упорно протестует против того, чтобы ее считали героиней, я  уверен,
что писавшие ей люди заставили ее снова  и  по-новому  оглянуться  на  годы,
оставшиеся позади, и почувствовать,  что  ее  биография  перестала  быть  ее
личным достоянием и сделалась  явлением  всеобщим,  воплощая  для  миллионов
наших граждан прекрасный, чистый и высокий образ советской женщины  памятных
лет Великой Отечественной войны.

РУССКИЕ В РИМЕ

     Это было 4 июня 1944 года. Англо-американские войска вступали в столицу
Италии Рим.  Улицы,  запруженные  народом,  были  полны  грохотом  и  лязгом
гусениц, ревом моторов.
     И вдруг в северо-западной части  города,  в  кварталах,  прилегающих  к
широкой улице Номентана, по толпе римлян понесся передаваемый из уст в  уста
радостно-удивленный возглас:
     - Русские в Риме! Русские здесь!
     Это казалось невероятным. Все знали, что русские  на  Восточном  фронте
победоносно наступают. Но ведь Советская  Армия  еще  недавно  вела  бои  на
первых километрах румынской и польской земли, в лесах Белоруссии. Откуда  же
вдруг русские в Риме? Может быть,  они  высадили  воздушный  десант?  Однако
советские самолеты не появлялись над Италией...
     Но тот же возглас раздавался снова и снова,  и  поток  людей  стремился
вниз по улице Номентана, туда, где она  пересекается  с  улицей  21  Апреля.
Толпа залила перекресток, и все смотрели на трехэтажное угловое  здание,  на
фронтоне которого под крышей выделялся барельеф - головы трех белых слонов.
     Те, кто жил тут, поблизости, знали, что в этой  так  называемой  "вилле
Тай" издавна помещалось посольство азиатского королевства Сиам (Таиланд). Но
здание  уже  много  месяцев  стояло  с  закрытыми  ставнями,   притихшее   и
обезлюдевшее, - посол Сиама со всем персоналом уехал на север  Италии,  и  в
доме,  охраняя  его,  оставался  только  метрдотель  посольства  -   русский
эмигрант,  скромный  незаметный  человек  лет  сорока,  которого  соседи  на
итальянский манер называли именем Алессио.
     К удивлению соседей, сейчас вилла Тай  оказалась  густонаселенной.  Все
ставни и окна ее были распахнуты настежь, а на широком балконе второго этажа
шеренгами выстраивались два или три  десятка  разношерстно  одетых  людей  с
автоматами  в  руках  и  гранатами  на  поясе  -  явно  партизаны.   Звучала
непривычная для слуха римлян русская речь. Но  вместе  с  русскими  там,  на
балконе, были и итальянцы. И всем  распоряжался,  как  командир,  тот  самый
метрдотель из посольства - Алессио, которого, впрочем,  советские  партизаны
называли по-другому - боевой кличкой "Червонный".
     Послышалась его команда, шеренги на балконе замерли, и по флагштоку над
крышей виллы Тай медленно поднялось и  развернулось  на  теплом  ветру  алое
знамя с серпом, молотом и звездой -  Государственный  флаг  Союза  Советских
Социалистических Республик. И тотчас же партизаны на балконе хором  грянули:
"Широка страна моя родная..."
     Толпа разразилась  аплодисментами,  восторженными  возгласами  в  честь
Советского Союза и Красной Армии. И тут же  восприимчивые  к  пению  римляне
подхватили мелодию. Советская  песня  гремела  над  улицами  Рима,  заглушая
грохот  проходивших  мимо  американских  танков,  с  башен  которых  офицеры
недоуменно смотрели на советское знамя, невесть откуда  взявшееся  в  центре
итальянской столицы.
     Через час к  воротам  виллы  Тай  на  "джипах"  подъехала  американская
военная полиция. Сиам считался союзником Германии  и  Италии,  и  посольская
вилла значилась  в  списке  зданий,  подлежавших  конфискации.  К  удивлению
офицера, у ворот стояли два русских партизана с  автоматами,  и  вышедший  к
нему Червонный  объявил,  что  в  вилле  находится  штаб-квартира  советских
партизан и подпольщиков, которые во время оккупации действовали в Риме и его
окрестностях и которых сейчас, в соответствии с соглашением  между  союзными
державами,  англо-американское  командование   обязано   взять   на   полное
довольствие и обеспечить всем необходимым.
     Офицеру оставалось только  извиниться.  Он  сделал  отметку  в  списке,
улыбаясь, козырнул союзникам, бросил привычное "О'кэй" и  умчался  прочь  со
своими полицейскими.
     Два дня спустя, 6 июня, римляне снова увидели советских партизан  и  их
итальянских товарищей. На этот раз их было уже  больше  полусотни,  они  шли
строем под тем же красным знаменем. Теперь, когда знамя видели вблизи,  было
заметно, что оно сделано из национального флага Сиама. Только белый  слон  -
герб королевства - был спорот с алого полотнища,  а  взамен  него  аккуратно
нашиты звезда и серп и молот. На рукавах всех русских были красные повязки с
буквами "СССР".
     Партизаны с песнями прошли через весь город, направляясь  туда,  где  у
собора святого Петра лежит резиденция папы римского - Ватикан. В  этот  день
папа Пий XII устраивал торжественный прием в честь союзных держав, воевавших
против Гитлера. Так  как  уполномоченные  Советского  правительства  к  тому
времени еще не прибыли в Рим, партизаны с виллы Тай были приглашены на прием
как представители своей страны. Быть может, впервые в  истории  в  тот  день
вместе с ними в цитадель католической церкви вошло красное знамя  Ленина,  и
швейцарские гвардейцы папы  при  виде  его  брали  на  караул,  отдавая  ему
воинскую почесть.
     Представители каждой союзной страны собирались в отдельном,  отведенном
для них зале папского дворца.  Советские  партизаны  построились  вместе  со
своими итальянскими товарищами. Появился папа в сопровождении двух капитанов
швейцарской гвардии. Обходя шеренги партизан, он вручал  каждому  на  память
свой портрет.  Он  даже  выказал  некоторое  знакомство  с  русским  языком,
спрашивая иногда гостей: "Как ваше имья?",  "Где  ви  живьете?"  -  а  потом
поинтересовался, когда эти советские люди бежали из гитлеровского плена.
     - Первые бежали еще в октябре 1943 года, - ответил ему Червонный.
     Папа задумался.
     - О, тогда обстановка здесь была далеко еще не ясной, -  сказал  он.  -
Значит, они бежали не для того, чтобы спасать свою жизнь,  а  шли  бороться,
навстречу смерти. Браво, браво! И ведь они были так далеко от своей  Родины.
Русские - доблестный народ! Я уверен, что они вскоре будут в Берлине.
     Он спросил, как они добрались до Ватикана, и, узнав, что пришли пешком,
горестно развел руками:
     - О бедные! Так далеко!
     И, обернувшись к капитану своей гвардии, приказал  дать  два  автобуса,
чтобы довезти русских до виллы Тай.
     Когда там, в папском дворе, партизаны сели в  эти  автобусы  под  своим
красным знаменем, на весь Ватикан вдруг раздалось:

     Москва моя, страна моя,
     Ты самая любимая.

     И здесь, в Ватикане, как и на балконе виллы Тай, партизанами командовал
тот же Алессио Червонный.
     На самом деле этого человека с очень сложной и трудной биографией звали
Алексеем Николаевичем Флейшером. Он был  выходцем  из  русского  дворянского
рода, которому иностранная фамилия досталась от  давних  предков  -  датских
купцов. Начиная со времен Кутузова все мужчины в этой семье  были  офицерами
или генералами.  Сын  подполковника  царской  армии,  Алексей  Флейшер  тоже
готовился  стать  офицером.  Когда  началась  гражданская  война,   он   был
воспитанником кадетского корпуса на Кавказе. Врангелевцы  отправили  кадетов
сначала в Крым, а потом вывезли их за границу. Так, не по своей воле, будучи
тогда  еще  слишком  юным,   чтобы   самому   решить   собственную   судьбу,
семнадцатилетний Алексей Флейшер оказался среди чужих людей, без родины, без
всяких средств к существованию и за долгие годы до дна  испил  горькую  чашу
эмигрантской жизни.
     В Болгарии он формовал кирпичи и был шахтером, в Люксембурге -  рабочим
на кожевенной фабрике, во Франции - экскаваторщиком и  машинистом  подвесной
дороги, в Ницце работал шофером то у итальянского дипломата,  то  у  богатой
старухи американки, то у иракского принца.  Потом  он  поселился  в  столице
Югославии Белграде и служил там шофером в греческом посольстве.
     Как известно, в  1941  году,  незадолго  перед  гитлеровской  агрессией
против СССР, Германия и  Италия  напали  на  Югославию  и  оккупировали  эту
страну.  Бежавшее  из   Белграда   греческое   посольство   было   захвачено
итальянскими войсками и перевезено в албанский порт Дураццо.  Греков  вскоре
отпустили на  родину,  в  Афины,  тоже  занятые  немцами,  а  Флейшера,  как
русского, оставили на месте. Когда началась война на востоке, ему предложили
свободное возвращение в Белград при условии, если он вступит добровольцем  в
белоэмигрантские   батальоны,    которые    гитлеровцы    формировали    для
советско-германского фронта.
     Флейшер давно уже проклинал тех, кто когда-то  вывез  его  на  чужбину,
лишил его родины. Все эти годы эмигрантской жизни он жадно ловил  долетавшие
до него известия о преобразованиях, совершающихся в Советском Союзе. И он  с
негодованием отверг предложение изменить своему народу, поднять против  него
оружие. Наоборот, теперь он напряженно думал, как бы помочь родной стране  в
тяжелой борьбе с врагом, хоть и находился он так далеко от нее.
     Через  швейцара  гостиницы,  где  его  содержали  как  интернированного
иностранца, он узнал, что в горах  по  соседству  с  Дураццо  уже  действуют
албанские и югославские партизаны. Этот же швейцар  помог  ему  связаться  с
партизанами, и было условлено, что вскоре он убежит в отряд.
     Но его опередили. Кто-то донес властям о намерении Флейшера. Его тотчас
же в сопровождении жандармов посадили на пароход и отправили на поселение  в
Италию, в маленькую деревню в Абруццких горах. Оттуда он списался с друзьями
из числа русских эмигрантов, живших в Риме, и те выхлопотали ему  разрешение
переехать в итальянскую столицу. Там он обязан был  регулярно  отмечаться  в
полиции, но зато имел право работать по найму.  Он  устроился  на  должность
метрдотеля  в  сиамское  посольство.  Когда  в  1943  году  союзные   войска
высадились на юге страны, а Гитлер оккупировал Италию, посол Сиама  со  всем
персоналом уехал  на  север  -  в  резиденцию  марионеточного  правительства
Муссолини, а Флейшеру оставили ключи от виллы Тай, поручив охранять здание и
имущество.
     В Риме  Флейшер  сдружился  с  несколькими  патриотически  настроенными
русскими эмигрантами. Эти  люди,  как  и  он,  глубоко  переживали  события,
происходившие на родине, и страдали от мысли, что в такой час они остаются в
стороне от борьбы своего народа. Позднее через них Флейщер  познакомился  со
многими итальянскими коммунистами, участниками  подпольного  антифашистского
Сопротивления в Риме.
     Как раз в это время - во второй половине 1943 года - гитлеровцы  начали
привозить  в  Италию  на  работу  советских  военнопленных.  Их   заставляли
демонтировать оборудование заводов, подлежащих вывозу в Германию,  -  Гитлер
уже чувствовал, что в Италии ему долго не продержаться. Стало известно,  что
в окрестностях Рима есть  уже  несколько  лагерей,  где  содержатся  пленные
советские солдаты и офицеры. И тогда у Флейшера  и  его  товарищей  возникла
мысль - помочь бежать этим пленным, вооружить их и направить  в  итальянские
партизанские  отряды  или  сформировать  самостоятельные  группы   советских
партизан. При этом вилла Тай была бы идеальным убежищем для беглецов.  Вилла
пользовалась правом дипломатической неприкосновенности, и Флейшер был сейчас
ее полновластным хозяином - пленные на первое время могли бы укрыться здесь,
пока им достанут оружие и переправят в районы партизанских действий.
     Одним из новых друзей Флейшера был строительный подрядчик Ренато  Боро,
коммунист из городка Монтеротондо, в 25 километрах  к  северу  от  Рима.  Он
работал на стройках в самой столице и каждый день приезжал сюда на автобусе.
От него и узнал  Флейшер,  что  с  Монтеротондо  привезли  партию  советских
пленных,  которые  с  помощью  таких  общепонятных  слов,  как  "коммунист",
"Интернационал",  уже  установили  некоторое  взаимопонимание   с   местными
антифашистами. Как  рассказывал  Боро,  советские  люди  жестами  и  мимикой
намекали итальянцам, что они хотели бы бежать из плена и уйти  в  партизаны.
Но в Монтеротондо никто не знал русского языка, и окончательно  договориться
не удавалось.
     Флейшер тут же посвятил Ренато Боро в свой замысел И тогда  Боро  повел
его  к  видному  коммунисту  Помпилио  Молинари,  одному  из   руководителей
антифашистского Сопротивления в римской провинции, Молинари  горячо  одобрил
идею Флейшера  и  выделил  своих  людей  для  подготовки  побегов  советских
пленных. С тех пор вся деятельность русских партизан и подпольщиков в Риме и
его   окрестностях   направлялась   и   руководилась   штабом   итальянского
антифашистского Сопротивления через Помпилио Молинари, от  которого  Флейшер
получал и задания и необходимую помощь.
     Боро привез Флейшера в Монтеротондо и организовал ему тайную встречу  с
одним  из  пленных  -  бывшим  санинструктором  Красной  Армии,   богатырски
сложенным, могучим человеком Алексеем Коляскиным. Тот обещал  подготовить  к
побегу группу надежных и  смелых  товарищей.  Обо  всем  было  условлено,  и
дальнейшее взяли на себя итальянские друзья.
     Четырнадцать пленных во  главе  с  Алексеем  Коляскиным  и  его  другом
ефрейтором Анатолием Тарасенко бежали в ночь с 23 на 24 октября  1943  года.
Они воспользовались тем, что в этот день  немецкая  охрана  перепилась  -  у
гитлеровцев был какой-то праздник. Часового у выхода удалось бесшумно снять,
и беглецы оказались на темной, затянутой осенним дождем улице Монтеротондо.
     Там ждал их в назначенном  месте  итальянец-проводник.  Переулками  они
торопливо выбрались за  окраины  городка  в  горы.  Проводник  привел  их  в
глубокое ущелье, густо заросшее колючим  кустарником.  Здесь  им  предстояло
организовать свою будущую партизанскую базу.
     И вдруг партизаны разом  остановились:  в  глубине  ущелья  стояли  два
итальянских солдата. Тотчас же мелькнула мысль о предательстве,  о  ловушке.
Но солдаты, нагнувшись к ящикам, стоявшим около них, стали  вынимать  оттуда
автоматы, ручные пулеметы, протягивая их партизанам. Это были люди  Помпилио
Молинари, приготовившие для беглецов и оружие и запас продовольствия.
     Бывшие пленные едва не задушили в объятиях  своих  итальянских  друзей.
Взяв в руки автоматы и  пулеметы,  они  снова  почувствовали  себя  воинами,
советскими солдатами, хотя и находились за сотни километров от Родины.
     Первые две недели ушли на подготовку: партизаны изучали  незнакомое  им
иностранное  оружие,  с  помощью   итальянских   товарищей   знакомились   с
местностью, устанавливали связь с  надежными  людьми  в  соседних  деревнях.
Потом они начали боевые действия: уходя за несколько десятков километров  от
базы, устраивали диверсии, засады на  дорогах,  нападали  на  автоколонны  и
небольшие  отряды  врага.  Вскоре  группа  пополнилась  новыми  беглецами  и
разрослась настолько,  что  в  густонаселенной  местности  ее  трудно  стало
скрывать и снабжать всем необходимым. Посоветовавшись  с  Молинари,  Флейшер
оставил в Монтеротондо часть бойцов во главе с Тарасенко, а большую половину
партизан под командованием Коляскина перебросил к  югу  от  Рима,  в  районы
местечек Джендзано и Палестрины, где они продолжали свои операции. А  вскоре
возникла и третья группа партизан - "Молодежный  отряд".  Она  находилась  в
самом Риме, в подвале и  помещениях  виллы  Тай  и  командовать  ею  Флейшер
поручил бывшему технику Красной Армии сибиряку Петру Конопелько.
     Этот отряд, составленный из отборных молодых партизан, как и  маленькие
вооруженные группы, размещенные Флейшером и его друзьями  в  разных  районах
Рима, должен был принять участие в будущем восстании на  улицах  итальянской
столицы, которое в то время готовилось штабом антифашистского Сопротивления.
Однако  восстанию  этому  так  и  не  пришлось  осуществиться.  Гитлеровское
командование в Италии заявило, что в случае, если партизаны начнут  действия
в пределах "вечного города", германская армия  станет  сражаться  на  улицах
Рима  против  них  и  против  англо-американских  войск  "так,  как  русские
сражались в Сталинграде".
     Рим, как известно, один из древнейших и  красивейших  городов  мира,  и
здесь множество исторических памятников, сокровищ мировой культуры,  которые
подверглись бы разрушению и  уничтожению  во  время  уличных  боев.  Поэтому
руководство Сопротивления решило отказаться от восстания, и все партизаны  в
Риме - в том числе и русские - получили  строгий  приказ  не  вести  никаких
боевых действий в городе. Группе Конопелько  приходилось  совершать  дальние
вылазки в окрестности столицы и уже там производить диверсии и нападения  на
автоколонны врага. Одной из самых значительных  операций  этой  группы  было
уничтожение моста на дороге Рим - Тиволи,  которое  закончилось  напряженным
боем с гитлеровцами, где советские  партизаны  сражались  вместе  с  бойцами
итальянских отрядов. Только ночь помогла Конопелько и его товарищам уйти  от
разгрома и добраться в Рим.
     Серьезную диверсию сумела совершить в районе местечка Джендзано  группа
Коляскина. Это было  в  декабре  1943  года.  Партизанская  группа  получила
задание разведать и  взорвать  немецкий  перевалочный  склад  боеприпасов  и
амуниции.
     Командир группы Коляскин решил сам провести разведку  и  взял  с  собой
Ильиных, отчаянного и предприимчивого  партизана.  Они  ночью  добрались  до
склада, нашли удобное место на  соседней  высотке  в  виноградниках  и  весь
следующий день вели наблюдение.
     Склад, как оказалось, охраняли всего два караульных, сменявшиеся днем и
ночью, через два часа, шагали  они  вдоль  одной  передней  стены  ограды  с
автоматичностью  механизма.  Направляясь  с   двух   противоположных   углов
навстречу друг другу, они сходились на середине и,  сделав  поворот  кругом,
снова расходились. Словом, охрана была совсем не такой  многочисленной,  как
предполагали, и, посоветовавшись, Коляскин и Тарасенко решили,  что  незачем
вести сюда весь отряд, они вполне могли справиться вдвоем.
     Они выждали до ночи и осторожно подползли к  углу  склада.  Как  только
гитлеровец, дойдя  до  этого  угла,  повернулся  кругом,  Ильиных  мгновенно
накинул ему сзади на голову свою шинель и заколол кинжалом.  Темнота  мешала
второму часовому видеть своего напарника,  а  снять  фашиста  Ильиных  сумел
совершенно бесшумно.
     В несколько секунд сибиряк стащил с убитого его шинель, надел на  себя,
нахлобучил на голову каску и взяв автомат часового,