з этих беглецов как раз накануне  его  отъезда  на  Родину.  И  она
помнила, что его звали Николаем, а его товарища - Михаилом.  Она  указывала,
что, может быть, более подробные сведения об этих двух участниках  восстания
и побега могут дать некоторые жители села Широкое Днепропетровской  области,
которые работали батраками на этом хуторе Винден.
     Я надеялся когда-нибудь побывать в Австрии и  съездить  тогда  на  этот
хутор. Но случилось так, что меня опередили. В 1963 году один из сотрудников
нашего посольства в Австрии приехал по  делам  в  район  Маутхаузена  и  там
встретился с местным  жителем  -  предпринимателем  Алоизом  Лангталером.  В
разговоре тот упомянул случай на хуторе Винден  и  сказал,  что  спасителями
двух   смертников   были   его   отец   и   мать.   Сотрудник    посольства,
заинтересовавшись этим, поехал  в  Винден  и  побывал  в  семье  крестьянина
Лангталера, по-прежнему живущей сейчас в своем старом доме. Иоганн Лангталер
и его жена Мария рассказали ему  все  подробности  этой  истории  и  назвали
записанные у них фамилии двух спасенных ими героев блока  смерти.  Их  звали
Михаилом  Рыбчинским  и  Николаем  Цемкало.  Позднее  удалось  найти  обоих:
Рыбчинский живет и работает в  Киеве,  Цемкало  -  в  Луганске.  Сейчас  оба
товарища по побегу установили связь и между собой и со своими спасителями  -
семьей Лангталер.
     А в 1964 году  Рыбчинский  и  Цемкало  побывали  в  Австрии  и  гостили
несколько дней у своих вторых родителей - Иоганна и Марии Лангталер.
     Словом, сейчас мы уже знаем девятерых из  тех  двадцати,  которых,  как
говорят,  не  хватило  эсэсовцам,  пересчитывавшим  казненных  смертников  у
лагерного крематория. Будем надеяться, что найдутся и другие.
     Поиски продолжаются. Уже найдены семьи некоторых погибших организаторов
и руководителей восстания в блоке смерти. Под  Москвой,  в  Люберцах,  живет
мать погибшего Героя  Советского  Союза  подполковника  Николая  Власова.  В
Казани находится жена полковника Александра Исупова. В Москве  и  в  Ростове
живут братья Кирилла Чубченкова, тоже  полковники,  как  и  погибший  герой.
Нашлись семьи Геннадия Мордовцева, бывшего сержанта милиции из Красноярского
края Александра Татарникова, который вел огонь из захваченного  пулемета  на
вышке; отыскались родные других участников восстания.
     Подвиг героев блока смерти, с такой силой и полнотой выразивший высокие
душевные  качества  нашего  человека,  овеянный   таким   возвышающим   душу
трагическим героизмом, входит сейчас в историю Великой  Отечественной  войны
как одна из тех ее  страниц,  что  навсегда  останутся  особенно  святыми  и
дорогими для сердца народа.

КАТЮША

     Первое известие о ней пришло ко мне еще несколько лет  назад,  когда  я
рассказывал по радио о подвигах  женщин  на  фронтах  Великой  Отечественной
войны, Бывший морской врач-хирург, а теперь инвалид войны  А,  Н.  Тищин  из
города Майкопа в коротком письме сообщал, что в Дунайской военной флотилии в
разведке батальона морской пехоты  служила  героическая  девушка  -  главный
старшина Катя Михайлова. По его  словам,  эта  девушка  с  оружием  в  руках
участвовала во многих боях, ходила в боевые и  диверсионные  десанты,  порой
водила матросов в атаки, была не раз ранена, награждена несколькими орденами
и медалями и стала любимицей и гордостью дунайцев, восхищенных ее  мужеством
и бесстрашием. А. Н. Тишин просил рассказать об этой героине  и  узнать  где
она сейчас живет и чем  занимается.  К  письму  была  приложена  вырезка  из
флотской газеты - портрет девушки с миловидным, типично русским лицом  и  со
взглядом открытым, прямым, полным какой-то особой отчаянной смелости.
     Девушка - боевой моряк, десантник, герой флотилии,  любимица  матросов!
Случай  весьма  редкий,  тем  более  что  на   флоте   всегда   существовало
традиционное предубеждение против женщин. Видимо,  Катя  Михайлова  в  самом
деле была незаурядным человеком
     В 1963 году я упомянул о ней в одной из телевизионных  передач,  просил
откликнуться ее или тех, кто знает  нынешнее  местопребывание  этой  героини
войны. И тотчас же на студию  телевидения  пришло  несколько  писем.  Писали
бывшие моряки-дунайцы, с восторгом вспоминавшие о подвигах отважной  девушки
и дополнявшие рассказ А. Н. Тишина новыми подробностями.  Трое  или  четверо
врачей из разных городов Союза сообщали, что после войны они учились  вместе
с  демобилизованной   морячкой   Екатериной   Михайловой   в   Ленинградском
медицинском институте. Но никто из них не знал, где она находится сейчас.
     Только  месяц  спустя  почта   принесла   на   телевидение   необычайно
лаконичную,  деловую  записку:  "Мои  товарищи  по   работе   слушали   Ваше
выступление по телевизору.  Вы  просили  помочь  разыскать  Катю  Михайлову.
Теперь у меня другая фамилия.  Сообщаю  Вам  свой  адрес.  Демина  Екатерина
Илларионовна".
     Адрес оказался совсем близким. Е. И. Демина жила в нескольких  десятках
километров от Москвы, в городе Электросталь, и работала врачом  в  заводской
поликлинике. Вскоре мы встретились с ней.
     Сейчас,  глядя  на  эту  моложавую  маленькую  женщину,  очень   трудно
представить ее боевым моряком, прошедшим  -  не  в  переносном,  а  в  самом
буквальном смысле - сквозь огонь и  воду  бешеных  сражений  на  Азовском  и
Черноморском побережьях, на отмелях Днестровского лимана, на берегах  Дуная.
И только особое, спокойное и скромное достоинство, с которым  она  держится,
да тот же, что и на фотографии, прямой, уверенный и смелый взгляд серых глаз
как бы говорит вам, что за плечами этой женщины большой и нелегкий жизненный
путь и что за свой не столь уж долгий век она  пережила  и  повидала  такое,
чего иным хватило бы на добрый десяток биографий. А между тем при всей своей
необычности ее биография довольно типична для поколения девушек той жестокой
и славной военной поры.
     Вы помните почти символическую историю русской девушки Катюши из  песни
Михаила Исаковского  и  Матвея  Блантера,  которую  мы  так  любили  петь  в
предвоенные годы? Это история нежной, любящей певуньи, выходившей  на  берег
весенней, повитой туманом реки.
     Началась  война,  и  вдруг  по  всем  фронтам   прокатилось   ее   имя,
радостно-легендарное для нас, страшное для врагов. Катюша  пришла  в  боевой
строй народа, она  стала  нашим  новым  и  грозным  оружием  -  гвардейскими
минометами.
     История  Катюши  Михайловой  очень  похожа  на  историю  ее  тезки   из
знаменитой песни. Ей было шестнадцать, когда началась война. Дочь  командира
Красной  Армии,  оставшаяся  в   раннем   детстве   круглой   сиротой,   она
воспитывалась в ленинградском детдоме, а потом жила в  семье  своей  старшей
сестры, врача. Девять классов да пришкольные курсы медсестер составляли  все
ее образование к лету 1941 года.
     Брат, служивший в то время летчиком на границе, в Бресте, пригласил  ее
на каникулы приехать к нему. По дороге она несколько дней провела в  Москве,
обошла музеи столицы, побродила по улицам, а вечером 21 июня села  в  поезд,
идущий на Брест. Утром, уже за Смоленском,  ее  разбудили  взрывы:  немецкие
самолеты бомбили поезд, и она впервые увидела панику, кровь и смерть.
     В одном легком платьице,  с  ручным  чемоданчиком,  где  лежали  только
полбатона хлеба и кусок колбасы, она вместе с уцелевшими пассажирами  пешком
вернулась в Смоленск. На другое утро она  пришла  в  городской  военкомат  и
попросила послать ее на фронт медсестрой.
     Осаждаемый толпой добровольцев, злой и бессонный военком с раздражением
смотрел на маленькую девушку, стоявшую у его стола.
     - Тебе в детский сад надо, а  не  на  фронт,  -  жестко  отрезал  он  и
выставил ее из кабинета.
     Катя вышла на улицу с тем же, но уже пустым чемоданчиком.  В  Смоленске
она никого не знала. У нее не было никаких документов, - даже  комсомольский
билет она оставила дома, в  Ленинграде.  Но  она  не  привыкла  унывать.  На
окраине города  оказался  военный  госпиталь,  и  она  начала  работать  там
добровольцем - помогать медсестрам и санитаркам.  Потом  фронт  пододвинулся
ближе. Однажды госпиталь разбомбили, а оставшихся раненых вывезли на восток.
Тогда Катя пришла в стрелковую часть, занявшую оборону под Смоленском.
     Так Катюша Михайлова  вышла  на  берег  войны,  стала  боевым  солдатом
переднего края. Она ходила в разведку, вместе с пехотинцами  огнем  отбивала
атаки  врага,  перевязывала  раны  товарищей.  Поздней  осенью  на   дальних
подступах к Москве под Гжатском ее тяжело ранило в  ногу,  и  она  попала  в
госпиталь, сначала на Урал, потом в Баку.
     Катя с детства мечтала о море, о службе на кораблях. И  как  только  ее
нога немного зажила, она попросила бакинского военкома направить ее на флот.
Теперь у нее были новые документы - комсомольский билет и справка о ранении,
и в них, чтобы к возрасту ее не придрались, она прибавила себе два года.
     Ее послали медсестрой на санитарный корабль. Шли бои под  Сталинградом,
санитарные суда поднимались вверх по Волге,  забирали  раненых  и  везли  их
через море в Красноводск. И тут  оказалось,  что  Катя  обладала  качествами
настоящего моряка - осенний штормовой Каспий не  мог  укачать  ее,  в  самые
сильные бури она оставалась на ногах.
     Здесь ей вскоре присвоили звание главного старшины и  наградили  знаком
"Отличник  Военно-Морского  Флота".  Но  служба  на  санитарном   транспорте
тяготила девушку, ей хотелось перейти на боевой  корабль  или  во  фронтовую
морскую часть.
     Летом 1942 года она узнала, что  в  Баку  из  добровольцев  формируется
батальон морской пехоты для Азовской военной флотилии, и явилась к  комбату.
Тот, истовый и суровый моряк, отказал наотрез: "Женщин не берем". Она пришла
во второй, в третий раз, но никакие уговоры не помогали. Тогда Катя написала
письмо в  Москву,  в  правительство,  и  оттуда  было  получено  предписание
зачислить ее в батальон.
     Комбату  оставалось  только  подчиниться.  Но   моряки   встретили   ее
недружелюбно. Им казался чуть ли не оскорблением приход в батальон  девушки,
да еще маленькой, хрупкой  на  вид.  Кто-то  из  остряков-одесситов  тут  же
наградил ее насмешливым прозвищем "шмакодявка". Но Катя стойко  сносила  все
насмешки и не позволяла себе никаких поблажек ни в службе,  ни  в  учебе.  С
самого начала она стала полноправным товарищем морских пехотинцев.
     А потом,  перед  отправкой  батальона  на  фронт,  был  50-километровый
марш-бросок по палящей кавказской жаре, с  полной  выкладкой,  причем  часть
пути предстояло пройти в противогазах. И тут Катя удивила  моряков.  Не  все
здоровяки-матросы выдержали этот трудный  переход:  одних  свалил  солнечный
удар, другие натерли ноги, и кое-кто из  бойцов  оказался  в  шедшей  следом
санитарной машине. Но Катя шагала, ни разу не отстав, не выбившись из сил, и
даже подбадривала товарищей и помогала им. "Гляди ты, на вид  шмакодявка,  а
какая  выносливая!"  -  озадаченно  говорили  морские   пехотинцы.   И   она
почувствовала, что отношение к ней сразу изменилось.
     Никто из матросов не  знал,  что  на  обратном  пути  Катя  то  и  дело
незаметно ощупывала раненую ногу. Она распухла и  сильно  болела  -  девушке
стоило больших усилий не  захромать.  Когда  в  десяти  километрах  от  Баку
сделали привал и Катя присела на траву, она с ужасом почувствовала, что  уже
не сможет встать.
     В это время  духовой  оркестр,  высланный  навстречу  морякам,  заиграл
вальс, и молодой лейтенант остановился около Кати.
     - Ты у нас одна девушка. Пойдем потанцуем, - пригласил он ее.
     И хотя от боли у нее темнело в глазах, она встала и пошла кружиться  по
траве, потому что больше всего на свете боялась, как бы командиры не  узнали
про больную ногу и не  отчислили  ее  из  батальона.  А  когда  вернулись  в
расположение части, она несколько  дней  потом  пролежала  в  отведенной  ей
комнате, сказавшись больной гриппом. Мало-помалу раненая нога снова пришла в
норму.
     Летом 1943 года морских пехотинцев перебросили на  Азовское  побережье.
Там начался боевой путь батальона, который  пролег  потом  на  многие  сотни
километров и закончился в столице Австрии Вене.
     Три боевых ордена, пять  боевых  медалей  бережно  хранит  дома  Е.  И.
Михайлова-Демина. И за каждой из этих наград - важный, незабываемый этап  ее
фронтового пути. Каждая из них олицетворяет собой берег, на  который  Катюша
Михайлова выходила с боем вместе с  товарищами,  берег,  занятый  фашистами,
изрыгающий огонь и смерть.
     Медаль  "За  отвагу".  Это  взятие  Темрюка,  боевое  крещение,  нового
батальона. Это десант  в  плавнях,  когда  вода  в  тихих  заводях  вставала
столбами под взрывами мин, кипятком кипела под пулями  и  камышовые  стебли,
срезанные как невидимой косой, падали на головы десантникам. Она была там, в
самой каше, ходила по грудь в соленой воде,  стреляла,  втаскивала  в  лодки
раненых. Темрюк - маленький городок, но он  стоил  дорого:  больше  половины
батальона осталось там, в плавнях и на берегу.
     Орден Отечественной войны. Керчь. Ночной десант в  шторм  на  пустынном
берегу и потом на много дней маленький  "пятачок"  отвоеванного  врукопашную
плацдарма у  деревень  Жуковка  и  Глейка.  По  ночам  с  таманского  берега
прилетали девушки-летчицы на трескучих "У-2" и сбрасывали морякам  сухари  и
консервы. А колодец с пресной водой был на ничейной земле - между  немецкими
и нашими окопами. Ночью удавалось набирать воду, днем людей мучила жажда.  И
только Катя иногда выручала моряков.
     Немцы уже успели узнать,  что  среди  матросов,  обороняющих  маленький
плацдарм, есть одна девушка. Они даже знали ее имя. Бывало, в  часы  затишья
из немецких окопов кричали:
     - Рус матрос! Рус Иван! Покажи Катюша! Стрелять - нет.
     Тогда она, оставив на бруствере свой автомат, брала  ведро  и  во  весь
рост шла к колодцу. "Катя, вернись! Катюша, убьют!" - кричали вслед матросы.
Но она шла, и немцы не стреляли, они, смеясь, высовывались из окопов, махали
ей руками и играли на губной гармошке: "Выходила на берег  Катюша".  Девушка
возвращалась с полным ведром и поила моряков.
     Наступил день, когда они атаковали врага, отбросили его и соединились с
войсками, занявшими окраины Керчи. Там, у завода Войкова, они  однажды  были
окружены гитлеровцами - несколько десятков моряков, группа  раненых  и  она,
Катя.
     Немцы  потребовали,  чтобы  они  сдались,  угрожая  взорвать  заводское
здание, где засели моряки. В ответ они дали клятву умереть  в  бою.  Раненые
кровью писали на стенах: "Здесь стояли насмерть  моряки!",  "Будут  помнить,
гады, моряков на берегу!" Им удалось продержаться до ночи, а  потом  с  боем
проявиться сквозь кольцо врага. При этом они вынесли с собой всех раненых.
     Крым был освобожден. Наступала очередь Дуная. Батальон перебросили  под
Одессу, и он вошел в состав Дунайской  военной  флотилии.  -  Первой  боевой
операцией дунайцев стал штурм Белгорода-Днестровского.
     Его брали ночью, высаживаясь с резиновых шлюпок  у  обрывистого  берега
днестровского лимана. Высаживались под пулеметным  огнем  врага,  при  ярком
сиянии осветительных  ракет.  В  воде  у  берега  было  семь  рядов  колючей
проволоки, а за  ними  поднимался  пятиметровый  обрыв,  с  гребня  которого
строчили пулеметы и летели в атакующих десантников немецкие гранаты.
     Первый штормтрап, сброшенный с катера, где находилась Катя,  подорвался
на мине. По второму впереди других спрыгнула в воду девушка. Крича "ура!"  и
свое  неизменное  "полундра!",  моряки  забросали   проволоку   шинелями   и
плащ-палатками. Катя одной  из  первых  оказалась  под  обрывом.  Маленькая,
ловкая, она, цепляясь за корни и ветки кустов, быстро  забралась  наверх  и,
спустив вниз обмотки, втаскивала к себе товарищей, поднимала пулемет.  Потом
они кинулись в атаку и очистили гребень от  фашистских  пулеметчиков.  Утром
Белгород-Днестровский был взят. Катя получила здесь легкую рану,  а  позднее
командующий вручил ей за этот бой первый орден Красного Знамени.
     Начался памятный освободительный поход по Дунаю - дорога с боями  через
Румынию, Болгарию, Югославию, Венгрию,  Чехословакию  и  Австрию.  Вот  они,
медали "За освобождение Белграда", "За влитие Будапешта", "За взятие  Вены".
Но из всех боев самый памятный для нее - штурм крепости Илок в декабре  1944
года.
     Илок стоит на высокой горе над  Дунаем  в  районе  югославского  города
Вуковар. Брать его надо было со стороны суши, но, чтобы отвлечь силы  врага,
на маленький дунайский островок около крепости высадился десант -  полусотня
морских пехотинцев, среди которых находилась и Катя Михайлова.
     Дунай  разлился,  затопил  низменные  берега,  и,  когда  ночью  катера
привезли десантников на  островок,  он  оказался  под  водой.  Тогда  моряки
устроились на ветвях полузатопленных деревьев и открыли огонь, привлекая  на
себя внимание противника.
     Гитлеровцы всполошились: островок был  совсем  рядом  с  крепостью.  На
десантников посыпались мины, и пехота врага на шлюпках с пулеметами окружила
их.
     Появились раненые,  убитые.  Вражеская  пуля  пробила  Кате  руку.  Она
наскоро  перетянула  рану  и  продолжала  стрелять.  Но  ей  приходилось   и
перевязывать раненых товарищей. Порой по горло в холодной  декабрьской  воде
она ходила от дерева к дереву, взбиралась на ветки к раненым  и  привязывала
их к стволу бинтами и поясными  ремнями,  чтобы  не  свалились  вниз.  Когда
перевязывать было некого, она снова из  автомата  отбивалась  от  наседавших
гитлеровцев.
     Через два часа  из  пятидесяти  десантников  осталось  лишь  тринадцать
боеспособных, но и они  все  были  ранены.  Подходили  к  концу  боеприпасы.
Положение было критическим, когда они услышали вдали "ура!" и вспыхнувшую  в
районе крепости перестройку. Воспользовавшись  тем,  что  противник  оттянул
силы на подавление десанта, наша и  югославская  пехота  кинулась  вперед  и
взяла Илок с суши. Десантники выполнили свою задачу.
     Катю, уже ослабевшую от  потери  крови,  окоченевшую  в  ледяной  воде,
оставшиеся в живых десантники перенесли на руках в  подошедший  катер.  Рана
была серьезной, хотя пуля и не задела кости. Вдобавок сказалось  двухчасовое
пребывание в ледяной воде,  и  Катя  тяжело  заболела.  В  конце  концов  ее
отправили в тыловой госпиталь моряков в Измаил.
     Оправившись после болезни, она нетерпеливо ловила доходившие  с  фронта
известия о родном батальоне. Шла будапештская битва, и десантники вели бои в
венгерской столице. Катя рвалась туда, но врачи не отпускали - рана на  руке
еще не зажила.
     И вдруг раненая исчезла. Она попросту сбежала из госпиталя на фронт,  к
своим. Врачи подняли тревогу,  и  по  всем  дунайским  городам,  где  стояли
гарнизоны флотилии, были разосланы распоряжения задержать и вернуть  обратно
беглянку. А Катя тем временем со своей забинтованной рукой  "голосовала"  на
дорогах и мало-помалу продвигалась на попутных машинах к фронту.  У  моряков
она находила приют и пищу - друзья были повсюду.
     В Галаце ее чуть не поймали. Она заночевала у дружков-матросов в порту,
как вдруг появился офицер  -  старший  морской  начальник  порта.  Мгновенно
девушку спрятали в шкаф. На вопрос, не была ли здесь сбежавшая из  госпиталя
главстаршина Михайлова, матросы с невинным видом отвечали;  "Никак  нет.  Не
видели". А когда строгий  старморнач  ушел,  девушку  поспешно  устроили  на
шедшую мимо  машину  и  отправили  дальше.  Она  догнала  свой  батальон  за
Будапештом, около Комарно, и снова участвовала во всех боях  и  десантах,  в
том числе и в знаменитом штурме имперского моста в Вене, когда моряки  среди
бела дня высадились в глубине расположения противника  и  в  яростной  атаке
захватили и  удержали  до  подхода  своих  единственный  сохранившийся  мост
австрийской столицы.
     Катя Михайлова за бой под  Илоком  была