ля,  колодками,  расхватывали  эрзац-мыло,
разбивали цементные умывальники. Специальная  команда  начала  рыть  в  углу
барака подкоп в сторону  пулеметной  вышки.  Впрочем,  эту  работу  пришлось
вскоре прекратить, грунт оказался очень твердым, каменистым, и  стало  ясно,
что без инструментов выкопать  подземный  ход  до  часа  ночи  будет  просто
невозможно. Решено было штурмовать пулеметные вышки в  открытую,  выпрыгивая
из окон барака.
     Около сотни узников не могли принять участия в побеге: они уже были  не
в состоянии ходить, большинству из  них  оставалось  жить  два-три  дня.  Со
слезами на глазах эти  люди  провожали  своих  товарищей  в  последний  бой,
просили рассказать  на  Родине  об  их  гибели,  передать  родной  земле  их
прощальный привет. Они знали, что их сразу же  уничтожат  после  побега,  но
хотели хоть чем-нибудь быть полезными  друзьям  в  этот  решительный  час  и
отдали им последнее имущество, которое было у них, -  свои  колодки  и  свою
одежду, оставшись совершенно голыми. Половину этой одежды,  как  и  половину
одеял, хранившихся в комнате блокового, оставили, чтобы набросить на колючую
проволоку под током. Другую половину  пустили  на  тряпки  -  ими  участники
восстания обматывали свои босые ноги: ведь им предстояло бежать по снегу.
     Наступила полночь, на вышках сменились пулеметчики. Все было готово,  и
в ожидании назначенного часа нервы людей были напряжены до крайности. Каждый
со страхом думал об одном: не придут ли сейчас в блок эсэсовцы за  очередной
партией жертв? Это было  бы  катастрофой  -  гитлеровцы  успели  бы  поднять
тревогу до начала восстания. К счастью, этого не случилось.
     Без десяти час штурмовые  группы  заняли  свои  места  у  окон  барака,
готовые рвануться вперед по первому сигналу. Из комнаты  блокового  принесли
стол, и на него  поднялся  один  из  руководителей  восстания,  уже  пожилой
полковник или генерал интендантской службы с белым пятном седины на  коротко
остриженных  волосах.  Медленно  обвел  он  взглядом   напряженные,   сурово
нахмуренные лица узников, умирающих, которые голыми лежали на полу, подняв к
нему внимательные лица.
     - Дорогие товарищи и братья! - взволнованно сказал  он.  -  Я  не  имею
никаких полномочий от нашего командования и Советского правительства,  но  я
беру на себя смелость от их имени поблагодарить  всех  вас  за  то,  что  вы
вынесли здесь, в этом аду, оставаясь  настоящими  советскими  людьми  Вы  не
уронили чести и достоинства гражданина  Советского  Союза  и  солдата  нашей
великой армии. Теперь нам с вами остается выполнить до конца долг солдата  и
сразиться с врагом в последнем смертном бою Многие из нас  погибнут  в  этом
бою, может быть, почти  все,  но  будем  надеяться,  что  некоторым  удастся
уцелеть и вернуться на Родину. Давайте  же  торжественно  поклянемся  сейчас
друг  перед  другом  своей  судьбой,  жизнями   замученных   здесь   друзей,
поклянемся,  что  тот,  кому  выпадет  счастливая  судьба  вернуться  домой,
расскажет людям, что  творилось  здесь,  в  блоке  смерти,  о  гибели  наших
братьев, о наших страданиях и борьбе. Пусть они сделают это  во  имя  полной
гибели фашизма, для того чтобы ни когда больше на земле не повторялось таких
ужасов. И пусть будет проклят тот, кто не сделает этого! Клянемся, товарищи!
     И  в  бараке  торжественно,  глухо  и  грозно  прозвучало  это   слово,
повторенное всеми:
     - Клянемся!
     - А теперь попрощайтесь друг с другом и обменяйтесь адресами, -  сказал
полковник и спустился со стола.
     Несколько минут  в  помещении  слышались  только  приглушенные  рыдания
обнимающихся в последний раз людей и торопливо повторяемые вполголоса адреса
и фамилии. Потом раздалась команда: "Приготовиться!"  Все  снова  на  минуту
пришло в  движение,  и  опять  наступила  тишина.  Люди  стояли  на  местах,
напрягшись, затаив дыхание, готовые к броску
     - Вперед! За Родину! - громко грянул приказ.
     Мгновенно распахнулись настежь все окна барака, и толпа узников хлынула
во двор, прямо под слепящий свет Прожекторов. С  одной  из  вышек  торопливо
стрекотнул пулемет - эсэсовцы заметили штурмующих, И тотчас  же  над  блоком
смерти загремело многоголосое яростное русское "ура!" -  узникам  уже  не  к
чему было скрываться, начинался их последний, решительный бой.
     Теперь по толпе атакующих били все три пулемета. Но  уже  обрушился  на
вышки дождь камней, кусков угля, колодок,  погасли  разбитые  прожекторы,  и
пенные струи из огнетушителей ударили в лица пулеметчикам,  мешая  им  вести
огонь.
     Видимо,  один  из  камней  попал  в  цель:  пулемет  на  средней  вышке
захлебнулся и смолк. И сразу уже, подсаживая друг друга, на  площадку  вышки
вскарабкались узники из штурмовой группы. Минуту спустя этот  пулемет  начал
бить по другим вышкам, заставляя эсэсовцев прекратить огонь.
     А пока шел бой  около  вышек,  длинная  шеренга  узников,  пригнувшись,
выстроилась у основания наружной стены. На плечи к ним карабкались другие и,
набросив на проволоку под током одеяла и куртки, повисали на ней.
     Кое-где люди, охваченные горячим порывом, замыкали эту проволоку  своим
телом, а по ним дальше, вперед лезли  их  товарищи.  Наконец  кронштейны  не
выдержали  тяжести  и  согнулись.  Проволока   замкнулась,   блеснул   яркий
электрический разряд, и свет во всем лагере погас. В темноте  тревожно  выли
лагерные  сирены,  из-за  стены  доносились  крики  эсэсовцев  и  автоматные
очереди, и пулеметы всех вышек  Маутхаузена  наугад  били  в  сторону  блока
смерти.
     Двор блока был усеян трупами, мертвые тела висели на проволоке,  лежали
на гребне стены, но уже сотни узников,  подсаживая  один  другого,  втягивая
товарищей наверх, взбирались на эту стену и спрыгивали по ту сторону ее.
     Там оказались новые препятствия - ров с ледяной водой, а за ним высокий
забор из колючей проволоки. Но уже ничто  не  могло  остановить  смертников,
вырвавшихся из самого ада, увидевших перед собой свободу. Снова в ход  пошли
одеяла и куртки, и через несколько минут в проволочном заборе зияла  широкая
брешь. Выливаясь через эту брешь, сотни узников уже оказывались вне пределов
лагеря, на широком заснеженном поле и, разбиваясь тут же на группы, как было
заранее  условлено,  уходили  в  разных   направлениях,   чтобы   затруднить
преследование  эсэсовцам.  А  из  ворот  лагеря  уже  выбегали  охранники  с
собаками, выезжали мотоциклы, освещая  фарами  поле,  по  которому,  местами
увязая по колено в снегу, выбиваясь из сил, бежали узники.
     Самая большая группа направлялась к видневшемуся  вдали  лесу.  Но  при
свете луны погоня стала настигать ее,  и  очереди  автоматов  слышались  все
ближе.  Тогда  несколько  десятков  человек  отделились  от  этой  группы  и
повернули  назад.  Они  запели  "Интернационал"  и  пошли  прямо   навстречу
эсэсовцам, чтобы вступить с ними в последний бой, погибнуть  и  ценой  своей
жизни дать возможность  товарищам  выиграть  несколько  минут  и  достигнуть
спасительного леса.
     Другая  группа,  под  командованием  полковника  Григория  Заболотняка,
бежала в сторону Дуная. В нескольких километрах от лагеря узники  наткнулись
на зенитную батарею немцев. Им удалось бесшумно снять  часового.  Потом  они
ворвались в землянки, где спала орудийная прислуга, голыми руками передушили
артиллеристов, захватили их оружие, пушки и даже грузовик, стоявший тут  же.
По приказу Заболотняка на машину погрузили раненых и  тех,  кто  выбился  из
сил, и  группа  продолжала  двигаться  дальше  вдоль  берега  реки.  Но  уже
подходили вызванные по тревоге из Линца колонны моторизованной пехоты, и эта
группа погибла в неравном бою. Из всей группы остался в  живых  только  один
человек - молодой Иван Сердюк, тот  самый  Лисичка,  который  попал  в  блок
смерти из-за своего любопытства. На  его  руках  скончался  тяжело  раненный
командир группы полковник Григорий Заболотняк, который успел  перед  смертью
сказать Сердюку, что его семья живет в сибирском городе Канске.
     За ночь  вырвавшиеся  из  лагеря  узники  разбежались  по  окрестностям
Маутхаузена. Но, к сожалению, в этом районе  мало  лесов  и  довольно  густо
повсюду разбросаны дома	и хутора. Беглецы прятались в сараях и  на  чердаках
домов, в скотных дворах и в скирдах соломы, стоявших во дворах или на  поле.
Однако почти все  эти  убежища  оказались  ненадежными.  Гитлеровцы  приняли
энергичные меры для того, чтобы выловить бежавших.
     На поиски были брошены эсэсовцы с собаками. Из Линца и других ближайших
городов  были  вызваны  войска,  густые  цепи  солдат  с  утра   прочесывали
местность, осматривая каждую яму или куст, обыскивая  каждый  дом  и  сарай,
протыкая острыми железными прутьями каждую у соломы. Была  поднята  на  ноги
местная полиция, прекратились занятия в школах, и радио  Вены  и  Линца  все
время передавало  обращения  к  населению,  в  которых  говорилось;  что  из
концлагеря Маутхаузен бежала  большая  группа  опасных  бандитов  и  что  за
каждого пойманного будет выдана награда, а всякая попытка укрыть бежавшего и
оказать ему помощь карается смертной казнью
     Смертников вылавливали одного за другим. Одних  убивали  на  месте  или
привязывали ногами  к  машине  и  волокли  к  лагерному  крематорию,  других
собирали группами и вели в лагерь, расстреливая около крематория. Третьи - и
таких, говорят, было большинство - не давались  живыми  своим  палачам  и  в
последнем отчаянном порыве кидались на них с голыми руками.
     Уже значительно позднее, 5  мая  1945  года,  когда  восставшие  узники
Маутхаузена овладели  лагерем,  среди  захваченных  ими  в  плен  охранников
оказался один эсэсовец, участвовавший  в  февральских  облавах  на  бежавших
смертников. Он рассказал, что когда беглецов  обнаруживали,  они  обычно  не
сдавались живыми, а бросались душить эсэсовцев, впивались им в горло  зубами
и нередко успевали перед смертью убить одного из палачей. По его словам,  во
время этих облав эсэсовская охрана лагеря потеряла больше двадцати  человек.
Это не считая потерь местной полиции и войск, которые участвовали в облавах.
А кроме того, сюда следует  прибавить  и  другое  потери.  Говорят,  что  по
приказу Гиммлера некоторые эсэсовцы из охраны блока смерти были  расстреляны
за то, что они допустили восстание и побег.
     Больше недели продолжались эти облавы,  с  каждым  днем  росли  штабеля
трупов около крематория, и в конце концов эсэсовцы объявили о том, что "счет
сошелся". Теперь мы знаем, что они лгали: часть узников  так  и  не  удалось
найти.
     Как же это случилось?
     Виктор Украинцев,  который  во  время  штурма  был  в  составе  тройки,
действовавшей огнетушителями, вырвавшись за стену и за  проволоку,  оказался
вместе с одним из своих товарищей, Иваном  Битюковым.  Несколько  часов  они
пробирались в темноте, уходя все дальше от лагеря, и, наконец, оказались  на
окраине  небольшого  австрийского   местечка   Гольшшйтен,   около   усадьбы
бургомистра, ярого гитлеровца. Они пробрались в сарай  этой  усадьбы  и  там
наткнулись на спящих людей, которые, проснувшись, не подняли  тревоги,  видя
перед собой страшных, оборванных, измученных беглецов. Эти люди,  спавшие  в
сарае, были батраки господина бургомистра, увезенные из своих родных мест на
гитлеровскую каторгу: советские  граждане  Василий  Логоватовский  и  Леонид
Щашеро и с ними поляк Метык. Они сразу поняли, что пришли  узники,  бежавшие
из  Маутхаузена.  Первым  делом  они   накормили   их   вареной   картошкой,
приготовленной  для  скота,  а  потом,  посоветовавшись,   решили   спрятать
смертников на чердаке дома бургомистра - было мало  шансов,  чтобы  эсэсовцы
стали искать там. Батраки знали, что их беспощадно убьют, если узники  будут
обнаружены.  Но  они  смело  пошли  на  этот  риск.  И  господин  бургомистр
Гольцляйтена, принявший самое активное участие в поимке бежавших и ежедневно
выезжавший на облавы, вовсе  не  подозревал,  что,  когда  он  поздно  ночью
возвращался домой и ложился спать, над самой его кроватью, на  чердаке,  под
кучей заготовленного на зиму клевера, скрываются двое из тех, кого он  искал
с таким рвением.
     Две недели трое батраков прятали Украинцева  и  Битюкова,  кормили  их,
воруя продукты у бургомистра,  урезая  для  них  свою  скудную  порцию  еды,
получаемой от хозяев. Потом, когда в округе  все  успокоилось,  они  достали
беглецам гражданскую одежду,  и  однажды  ночью,  распростившись  со  своими
спасителями, Украинцев и Биткжов двинулись дальше, на восток.
     Вскоре судьба разлучила их - однажды  они  попали  в  немецкую  засаду.
Украинцева поймали, но он, зная  язык,  назвался  поляком  Яном  Грушницким,
стойко вынес все избиения и пытки на допросах и в конце концов снова попал в
Маутхаузен, но уже в общий лагерь,  в  польский  блок.  Здесь  он  дожил  до
освобождения 5 мая 1945 года
     И только после этого признался товарищам,  что  он  один  из  спасшихся
беглецов блока смерти. А Иван Битюков в одиночку еще долго шел на  восток  и
уже на земле Чехословакии встретил наступающие советские войска.
     Также вдвоем спаслись лейтенанты Иван  Бакланов  Владимир  Соседко.  Им
посчастливилось уйти далеко от лагеря и они скрывались в лесах на протяжении
нескольких месяцев, добывая себе пищу ночными рейдами в  ближайшие  деревни.
Они боялись выходить из своего надежного лесного убежища  и  только  10  мая
узнали, что фашисткая Германия разгромлена.
     Владимиру Шепете удалось тоже несколько дней скрываться в  окрестностях
лагеря, достать гражданскую одежду, но в дальнейшем он  все  же  был  пойман
гитлеровцами и, назвавшись вымышленным именем, попал  в  другой  лагерь  для
советских военнопленных. Александр Михеенков был единственным  уцелевшим  из
группы полковника Макарова. Остальных узников из этой группы  переловили,  а
Михеенкову удалось скрыться в сарае для скота во дворе одного из австрийских
крестьян. Он залез под стог старой соломы и выкопал себе  под  ним  глубокую
нору. Это  спасло  его:  и  хозяин  и  приходившие  несколько  раз  эсэсовцы
протыкали этот стог со всех сторон железными прутьями, но не могли  нащупать
беглеца. Дней десять он отсиживался в этом  убежище,  а  потом  двинулся  на
восток, перешел чехословацкую границу и до  конца  войны  скрывался  в  доме
приютившего его чешского патриота Вацлава Швеца.
     Все они, возвратившись на Родину, никогда не забывали о клятве, которую
вместе с товарищами дали, отправляясь в свой  последний  бой,  -  рассказать
людям о том, что творилось в блоке смерти, о  страданиях,  борьбе  и  гибели
своих товарищей.  Но  еще  долго  рассказы  и  воспоминания  бывших  узников
оставались лишь достоянием их близких и друзей, - как известно, в то время у
нас бытовало несправедливое, предвзятое отношение к  людям,  вернувшимся  из
гитлеровского плена. Только в последние годы,  услышав  мое  выступление  по
радио, прочитав в газетах статьи Б. Сахарова,  Ю.  Королькова,  А.  Юрковой,
уцелевшие герои восстания в блоке смерти отозвались один за другим.
     Впервые бывшие товарищи по блоку  смерти  встретились  в  1960  году  в
Новочеркасске. Туда повидаться с Виктором Украинцевым приехали Иван  Битюков
и Владимир Шепетя, Иван Бакланов и  Владимир  Соседко.  Здесь  произошла  не
только встреча героев  блока  смерти,  но  и  первое  послевоенное  свидание
Украинцева и Битюкова со своими спасителями - бывшими батраками  бургомистра
местечка Гольцляйтен шофером из  города  Клинцы  Брянской  области  Василием
Логоватовским  и  мастером  Брянского  машиностроительного  завода  Леонидом
Шащеро. А два года спустя, осенью 1962  года,  бывшие  узники  блока  смерти
съехались в Москву. Теперь им представилась  возможность  выполнить  клятву,
данную своим товарищам: они выступили  перед  миллионами  людей  в  передаче
московского телевидения. Тогда же их  принял  заместитель  министра  обороны
Союза ССР Маршал Советского Союза Василий Иванович  Чуйков.  А  в  Советском
комитете ветеранов войны состоялась волнующая  встреча  героев  легендарного
восстания с бывшими узниками общего лагеря Маутхаузен. Люди, прошедшие через
ад страшного лагеря смерти, смотрели сейчас с удивлением  и  восхищением  на
тех, кто сумел вырваться из самых глубин этого  ада.  Они  слушали  рассказы
бывших смертников и  сами  вспоминали  о  том,  какое  огромное  впечатление
произвели тогда восстание и побег из двадцатого блока и как этот подвиг стал
примером борьбы для всех узников Маутхаузена.
     Мы знаем сейчас семерых уцелевших после восстания узников блока смерти.
Но можно с уверенностью сказать, что должны отыскаться и  некоторые  другие.
Говорят, что тот самый эсэсовец, который  был  захвачен  во  время  майского
восстания и рассказал о своем участии  в  облавах  на  бежавших  смертников,
сообщил, будто в штабелях трупов около крематория тогда недосчитались  около
двадцати человек. Нет, счет далеко не "сошелся": эсэсовцы объявили  об  этом
только для устрашения остальных узников. По слухам, остался в живых один  из
руководителей восстания, майор Леонов. Совершенно точно известно, что уцелел
после побега  бывший  лейтенант  Михаил  Иханов,  тот  самый  Мишка-татарин,
который был подручным  палача  блокового  и  уничтожил  сам  многие  десятки
смертников. Может  быть,  до  сих  пор  ходит  он  по  советской  земле  или
скрывается где-нибудь за границей.
     О каких-то  двух  тогда  еще  неизвестных  нам  узниках  блока  смерти,
спасшихся после восстания рассказала в своем письме Лидия Мосолова из города
Гомеля в Белоруссии. Угнанная из родных мест гитлеровцами, она  батрачила  у
австрийца в селе Швертберг, в 7 километрах  от  Маутхаузена,  Около  четырех
часов утра 3 февраля жители Швертберга были  разбужены  шумом  мотоциклов  и
выкриками, раздававшимися на улицах села. Прибыла целая  колонна  эсэсовских
мотоциклистов, которые начали обыскивать все дома и сараи. Уже после  обыска
хозяйка сказала своим  батрачкам,  что  из  лагеря  Маутхаузен  сбежали  500
большевистских комиссаров, приговоренных  к  смерти,  и  теперь  их  повсюду
разыскивают. Все утро 9 окрестностях села слышались выстрелы  и  лай  собак.
Часов в 10 или 11 по  улице  провели  большую  группу  пойманых  беглецов  -
человек 60-70, - окруженную плотным кольцом эсэсовцев.  "Это  было  страшное
зрелище, - писала Лидия Мосолова. - Одни скелеты, покрытые кожей,  одетые  в
полосатые куртки и брюки, а на ноги их нельзя было смотреть. И они не шли, а
брели еле-еле".
     Как рассказывала Лидия Мосолова, и она и ее хозяйка не могли удержаться
от слез при виде этих людей. А стоявший рядом с ними хозяин вдруг со страхом
в голосе сказал:
     - Мы пропали!
     Его жена испуганно спросила:
     - Почему? И он ответил:
     - Ведь сюда придут русские. Разве можно простить такое злодейство?
     Всю эту группу вывели на площадь и  там  расстреляли.  А  потом  пришли
машины из Маутхаузена, и трупы расстрелянных увезли в лагерь.
     Долго еще в округе говорили об этом побеге,  но  постепенно  все  толки
улеглись, и лишь в мае 1945 года, когда  в  эти  места  пришли  американские
войска,  стало  известно,  что  на  хуторе  Винден,  в  двух  километрах  от
Швертберга, все это время скрывались двое  беглецов  из  блока  смерти.  Как
сообщила Л. Мосолова, их спрятал в своем доме старик крестьянин, у  которого
три сына были в гитлеровской армии. Когда  двое  беглецов  появились  в  его
дворе, он и его жена повели их на чердак своего дома и там спрятали. Как раз
в это время в доме, говорят, гостил сын, служивший в армии  и  приехавший  к
отцу в отпуск. Быть может, поэтому эсэсовцы, охотившиеся  за  беглецами,  не
осмотрели достаточно внимательно этого дома. И  до  самого  освобождения,  в
течение нескольких месяцев, эти старики  скрывали  и  кормили  своих  тайных
постояльцев. Лидия Мосолова писала, что 10 мая 1945 года она сама беседовала
с одним и