Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
зашагал так же, как он,
навстречу второму гитлеровцу. Тот ничего не заметил и, когда они встретились
на середине, сделал привычный поворот кругом. Ильиных тотчас же прыгнул ему
на спину, и все произошло так же быстро и бесшумно, как с первым. Охрана
была ликвидирована.
Здесь, в складе, стояли и бочки с бензином. Черпая его касками,
партизаны облили штабеля амуниции, ящики со снарядами и патронами. Коляскин
чиркнул спичкой, и оба стремглав бросились бежать в темноту, торопясь
подальше уйти до взрыва. А сзади, разгораясь и поднимаясь все выше, плясало
пламя пожара.
Добежав до придорожного кювета, они ничком упали на землю. И в это
время услышали могучий взрыв, почти подбросивший их. Склада больше не
существовало.
Между тем подпольщикам с виллы Тай удавалось устраивать все новые
побеги пленных. Вскоре число бежавших из лагерей перевалило за полторы
сотни. Каждого длинного надо было не только вырвать из-за проволоки, но и
укрыть вначале в надежном убежище, кормить, достать для него одежду, а
главное - оружие и боеприпасы. Конечно, руководство римского Сопротивления
немало помогало во всем этом, но его средства были ограниченными, и Флейшеру
с друзьями приходилось изворачиваться - добывать и деньги, и оружие, и
продовольствие, которого не хватало в оккупированном Риме.
В разных районах итальянской столицы они создали до 40 конспиративных
квартир, где постоянно скрывались небольшие группы советских партизан.
Хозяевами этих квартир были и русские эмигранты и итальянские патриоты,
которые, ежечасно рискуя жизнью, прятали советских людей, кормили их и
помогали Флейшеру во всех его предприятиях.
В конспиративную квартиру превратил свою стадию известный русский
художник, ученик Серова, Васнецова и Коровина - Алексей Исупов. В 1926 году
он по категорическому предписанию врачей уехал из Советского Союза в Италию
и с тех пор жил и лечился в Риме (он умер в 1957 году). Его студия
находилась прямо напротив фашистской казармы, но у художника всегда
скрывались три-четыре партизана, о которых Исупов и его жена горячо
заботились и с которыми с грустью расставались, когда тем наступало время
идти в отряд. Активными помощниками Флейшера стали русские эмигранты
Александр Сумбатов, Вера Долгина, Кузьма Зайцев. Последний был арестован,
выдержал пытки и избиения в гестапо, но не выдал товарищей. Отважными
подпольщиками были даже два русских католических священника Дорофей
Бесчастнов и Илья Марков, выполнявшие многие опасные поручения Флейшера.
Кстати, после войны они оба сбросили опостылевшие им черные поповские сутаны
и вернулись на Родину.
Но боевое подполье, штабом которого сделалась вилла Тай, было
по-настоящему интернациональным. Десятки отважных, самоотверженных
итальянцев, полных ненависти к фашизму, любви и уважения к нашей стране,
пренебрегая смертельной опасностью для себя и своих семей, скрывали
советских партизан и беглецов из плена, делились с ними всем, что имели,
самоотверженно помогали Флейшеру.
Это были люди самых разных профессий и состояний: и адвокат Оливьери, и
инженер Сантини, и врач Лорис Гаспери, и торговец Джованни Гаффи, и бывший
капитан итальянской армии Адреано Танни, и профессор медицины Оскаро ди
Фонци. Коммунист с большим подпольным стажем, столяр-краснодеревщик Луиджи
де Цорци, работавший в то время швейцаром большого жилого дома, вместе со
своей женой Чезариной прятал на чердаке этого здания группы вооруженных
партизан, и, хотя муж и жена сами жили впроголодь, они отдавали часть своих
продуктов постояльцам. Луиджи не раз выполнял ответственные поручения
Флейшера и был его активным помощником.
В тайное убежище, где порой укрывалось по нескольку десятков партизан,
превратился подвал бара на улице Кайроли близ площади Виттория. Этот бар
содержали Альдо Фарабуллини и его жена Идрана. Кругом шныряли ищейки
гестапо, шли поблизости облавы, но ничто не останавливало этих отважных
людей: их бар был одной из главных конспиративных квартир Флейшера. Порой
бывало, что в баре выпивали и закусывали гитлеровские солдаты, не подозревая
того, что под их ногами, в подвале, сжимая оружие, в напряжении ждут
советские партизаны. В случае опасности хозяин Альдо Фарабуллини, который с
притворной веселостью обслуживал ненавистных ему клиентов, должен был подать
условный знак, постучав в пол, и партизаны вырвались бы тогда наверх, чтобы
или погибнуть в бою, или прорваться из этого квартала в другие тайные
убежища. Альдо и Идрана хорошо знали, что ждет их потом.
Порой, когда поблизости было спокойно, подземные обитатели бара
поднимались наверх и завтракали за столиками, словно обычные посетители.
Если в это время появлялся настоящий посетитель, они делали вид, что читают
газеты, прихлебывая кофе или съедая порцию макарон. Иной раз при этом
случались казусы, и кто-нибудь из партизан усердно изображал внимательного
читателя, держа газету вверх ногами.
Однажды такой промах едва не обошелся дорого. Рядом с баром
Фарабуллини, стена в стену, стоял дом, принадлежавший человеку, известному
своими симпатиями к фашистам. Бывало, что этот сосед неожиданно заходил
выпить чашку кофе, когда в зале сидели партизаны, и с излишним любопытством
посматривал на них. Как-то после этого он вдруг вкрадчиво сказал Идране:
- Я думаю, синьора, вы кого-то прячете у себя в подвале. Два раза я
видел, как ваши посетители читают газеты вверх ногами.
Идрана похолодела от ужаса. Но тут же, вспомнив, что сосед - страшный
трус, она поняла, что надо ему ответить.
- Это еще не все, синьор, - доверительно сказала она, понижая голос. -
Имейте в виду, в подвале, у нас, кроме того, сложено столько динамита, что
мы можем поднять в воздух весь квартал. Если, конечно, появится какая-нибудь
опасность, - добавила она.
Сосед побледнел и, быстро расплатившись, ушел. Несколько дней Идрана
провела в глубокой тревоге, но риск оправдался: сосед слишком дорожил своим
домом, чтобы донести немцам.
Такими же верными друзьями советских людей были в городках Палестрина и
Монтеротондо семьи Ботичелли, Пицци и де Баттисти, Ренато Боро, Лоренцо
д'Агостино, Альфреда Джиорджи, Северино Спакатросси, Пино Леви Кавальоне и
множество других антифашистов. На какую самоотверженность были способны эти
люди, можно судить по случаю, происшедшему с командиром партизанской группы
Анатолием Тарасенко.
Придя вечером в Монтеротондо, чтобы получить очередное боевое задание
от руководителя местной секции компартии Франческо де Цуккори, он заночевал
потом в доме помещичьего батрака Доменико де Баттисти. И жена Доменико
Амелия и два его маленьких сына уже хорошо знали и любили этого партизана.
Утром, когда Тарасенко собрался вернуться в лес, к своей группе,
оказалось, что вокруг дома расположилась на постой большая немецкая часть. У
дверей уже стоял часовой, и гитлеровцы могли каждую минуту войти в комнаты.
Амелия тотчас же сообразила, что надо делать. Она потащила Тарасенко в
комнату, достала новый костюм и шляпу мужа и заставила партизана
переодеться, а потом дала ему на руки своего трехлетнего сына Фаусто, что-то
наказав ребенку.
Тарасенко вышел во двор, полный гитлеровских солдат. Часовой, стоявший
у дома, окликнул было его. Но маленький Фаусто сделал вид, что испугался,
заплакал и, обняв партизана за шею, стал повторять: "Папа! Папа!" И немец,
подумав, что это идет отец семьи, махнул Тарасенко рукой: "Проходи!"
Партизан с ребенком прошел среди солдат, отнес маленького Фаусто к его деду,
жившему неподалеку, и благополучно добрался до леса. Сейчас А. М. Тарасенко
переписывается со своим спасителем, который, впрочем, давно стал взрослым
человеком и работает в одном из книгоиздательств в Риме.
Удары партизан учащались и становились все более чувствительными для
гитлеровцев. С наступлением весны и лета 1944 года партизанская борьба в
римской провинции получила новый размах, и советские группы действовали в
самом тесном контакте с отрядами местных итальянских антифашистов. А когда
германские войска стали отступать на север, Флейшер по приказу штаба
Сопротивления снова объединил группы Коляскина и Тарасенко к северу от Рима,
около Монтеротондо
Там вместе с отрядами итальянцев советские партизаны 6 июня 1944 года
дали последний бой гитлеровским войскам, отступавшим из Монтеротондо.
Партизанские пулеметы неожиданно ударили в упор по большой автоколонне
врага. Из трех немецких танков, подоспевших на выручку к своим, два были
уничтожены гранатами, причем один из них подбил Алексей Коляскин, смело
вышедший на единоборство с бронированной машиной и раненный при этом в руку.
Бой закончился полной победой. Больше сотни гитлеровцев было убито, 250
взято в плен, колонна врага разгромлена, и Монтеротондо освобожден оружием
партизан. Над ратушей городка взвилось национальное знамя Италии. Партизаны
торжественно праздновали свой триумф, как вдруг на улицах Монтеротондо стали
рваться снаряды Это подошли с юга англо-американские войска, решившие
штурмовать местечко, уже освобожденное партизанами.
Пришлось срочно посылать к ним гонца. И когда танки союзников вошли в
Монтеротондо, американцы, к неудовольствию некоторых своих офицеров,
увидели, что стены домов исписаны здравицами не в честь войск США, а во
славу Советского Союза и Красной Армии. Если эти надписи пробовали стирать,
они появлялись снова и написанные еще более крупными буквами. Слишком много
друзей приобрели советские люди в этом городке за время своей многомесячной
борьбы в его окрестностях.
Партизаны после этого боя вернулись в Рим и вместе со своими товарищами
по подполью - русскими и итальянцами - радостно отпраздновали победу на
вилле Тай. Не был забыт и бар Фарабуллини. Все стены его зала были исписаны.
Спасенные Альдо и Идраной советские люди от всего сердца благодарили этих
мужественных итальянских патриотов. Несколько лет потом Альдо и Идрана
бережно сохраняли эти надписи, сам бар был назван "Партизанским", и в его
рекламных карточках рассказывалось о том, как скрывались здесь бежавшие из
плена русские партизаны.
Эпопея виллы Тай закончилась, когда в Рим прибыли представители
Советского правительства. Тогда А. Н. Флейшер выстроил во дворе и передал
уполномоченному по репатриации 182 спасенных им бывших советских
военнопленных, в числе которых были 11 офицеров. Все они отправились на
Родину. Большинство участвовало потом в боях на фронте на заключительном
этапе войны, и некоторые пали смертью храбрых.
А потом, после Победы, исполнилась и заветная мечта самого А. Н.
Флейшера -он получил советское гражданство и вернулся в СССР. Он поселился в
Ташкенте, работал там картографом, получил новую хорошую квартиру, а теперь
вышел на пенсию.
Впервые об истории русских партизан в Риме я узнал еще четыре года
назад, в 1960 году, из статьи А. Н. Флейшера, напечатанной тогда в
"Литературной газете". Потом мы лично познакомились с главным героем виллы
Тай в Ташкенте и стали переписываться с ним. А в последующие годы, в связи с
работой, над итало-советским кинофильмом, мне пришлось несколько раз
побывать в Италии. И всегда, приезжая в Рим, я пользовался этим случаем,
чтобы встретиться с участниками заинтересовавших меня событий, друзьями и
соратниками Флейшера по римскому подполью.
Я подружился со столяром-краснодеревщиком, старым закаленным
коммунистом Луиджи де Цорци и его женой ЧезариноЙ, и всякий раз, когда я
бываю в этой славной семье, начинаются воспоминания о советских друзьях
военной поры и Луиджи подолгу рассказывает о смелости и отваге своего
любимого Алессио Флейшера, а Чезарина, вздыхая, говорит о том, как ей
хочется повидать своих бывших "крестников", которых она прятала и кормила то
у себя в комнатах, то на чердаке, то в подвале дома. Я встречался и с
адвокатом Оливьери и с бывшими палестринцами Северино Спакатросси и Лоренцо
д'Агостино, который теперь занимает высокий пост коммунального советника в
римском муниципалитете. Я стоял подолгу на углу улиц Номентана и 21 Апреля,
глядя на виллу Тай с головами трех белых слонов под козырьком крыши и с
балконом, откуда когда-то был поднят над этим домом красный флаг нашей
Родины. Сейчас на воротах этой виллы, как и прежде, висит табличка,
сообщающая, что здесь помещается посольство королевства Таиланд, а за
оградой играют смуглолицые раскосые ребятишки.
Совсем недавно, в феврале 1964 года, мне довелось познакомиться,
наконец, с супругами Фарабуллини. Теперь они живут не в Риме: прежний бар
пришлось продать, и Альдо с Идраной открыли маленький ресторан на самом
берегу моря в курортном местечке Фьюмичино, рядом с римским пассажирским
аэропортом.
Мы сидели в их ресторанчике, и Идрана угощала нас своим "фирменным"
блюдом - феттучини (род макарон в томатном соусе), а Альдо то и дело отходил
к стойке, чтобы наполнить наши бокалы. А на столе перед нами лежал бережно
хранимый в семье альбом, на страницах которого советские и итальянские
партизаны, спасенные супругами Фарабуллини, оставили свои благодарственные
записи. Альдо заставлял нас снова и снова переводить ему русский текст. Эти
записи были порой неуклюжи, иногда даже малограмотны, но сколько истинной
сердечности, искренних неподдельных чувств стояло за коряво выведенными
словами, написанными рукой, тогда больше привыкшей к автомату, чем к перу. А
Идрана горячо говорила:
- У меня только одно желание - приехать к вам в Советский Союз и
увидеть там Алессио, и Пьетро, и Антонио, и всех, всех, кого мы тогда
прятали в подвале своего бара. Я знаю, они встретят нас как родных. Ведь
правда же, я могу этого хотеть? - допытывалась она. - Мы жалели и любили
ваших людей, завезенных так далеко от Родины, мы ненавидели фашистов и
уважали вашу страну. Мы помогали русским партизанам всем, чем могли, и
хорошо знали, что нас ждет, если гестапо дознается о наших жильцах в
подвале. Что ж, это было страшное время - тогда все рисковали жизнью. А
теперь так хочется поехать к вам в Россию и повидать наших "ребят".
И я со всей убежденностью уверял Идрану, что недалек тот день, когда ее
мечта осуществится. Я верю в это.
А двумя месяцами позже я встречал в Москве четверых съехавшихся сюда
"русских римлян": Алексея Флейшера из Ташкента, бывшего палестринского
командира Алексея Коляскина, приехавшего из Уфы, где он работает зоотехником
на конном заводе, и сибиряков - "монтеротондовца" Анатолия Тарасенко, теперь
заведующего складом в поселке Анзеба близ Братска, и руководителя
"молодежной" группы на вилле Тай, а ныне шофера из города Анжеро-Судженска
Кемеровской области Петра Конопелько.
Друзья приехали в Москву, чтобы выступить в передаче Центрального
телевидения, посвященной их боевым делам.
Уже известно местонахождение почти двадцати участников этих событий. В
Новосибирской области трудятся в колхозах Петр Ильиных, тот самый, что
вместе с Коляс-киным взорвал немецкий склад около Джендзано, и его товарищ
Федор Корековцев; в Ярославской области работает колхозный плотник Сергей
Саржин, в Саратове живет Иван Логинов, в Калининской области - Василий
Ефремов, в Вильнюсе - бывший священник Дорофей Бесчастнов, в Москре - Илья
Марков.
Все они поддерживают связь между собой, переписываются с итальянскими
друзьями и постоянно пишут Флейшеру в Ташкент. Он, одинокий и уже немолодой
человек, имеет сейчас только эту семью - товарищей и соратников по
антифашистской борьбе в Риме. И как тогда, он остается своего рода
"начальником штаба русских римлян". Со всех концов страны бывшие партизаны и
подпольщики с виллы Тай шлют ему на перевод письма, полученные из Италии,
или, наоборот, просят перевести на итальянский язык письмо, адресованное
римскому другу. Он дотошно и аккуратно выполняет эти просьбы, пишет статьи
об участии советских людей в римском Сопротивлении как для наших, так и для
итальянских газет и журналов, работает над книгой своих мемуаров и время от
времени организует встречи старых товарищей - то в Уфе у Коляскина, то в
Сибири у Ильиных и Корековцева, то в Саратове у Ивана Логинова.
И, собираясь вместе, они часами вспоминают и белую виллу на зеленой
римской улице, и ущелье близ Монтеротондо, и могилу погибших друзей в
Палестрине, и все опасности, тяготы и радости тех трудных и славных дней. Но
больше всего вспоминают они своих итальянских товарищей - горячих патриотов
и антифашистов, смело и самоотверженно пришедших им на помощь в час жестокой
судьбы, вырвавших их из-за колючей проволоки гитлеровских лагерей, снова
давших им в руки оружие и боровшихся плечом к плечу вместе с ними.