и  каменное
здание школы, где помещался в 1941 и 1942 годах госпиталь Силина, дом бывшей
сельской управы и еще жили на старых местах, в своих прежних хатах некоторые
участники интересующих меня событий. Я встретился здесь с Марией  Рубачевой,
с бывшим кооператором Иваном Кузьменко, с колхозником Павлом  Ивановым,  тем
самым, что когда-то оказался  очевидцем  расстрела  Силина  в  Кременчугском
лагере, и, наконец, с бывшим сельским старостой, другом и помощником  Силина
Иваном  Константиновичем  Калашником.  Судьба   этого   человека   сложилась
драматически - он испытал на себе ту политику, которую после войны проводили
враг народа Берия и  его  приспешники.  И.  К.  Калашник  был  несправедливо
обвинен  в  пособничестве  врагу  и  несколько  лет  отбывал   незаслуженное
наказание. Он вернулся в село лишь незадолго до моего приезда туда.
     Но, пожалуй, самой интересной  для  меня  была  неожиданная  встреча  с
бывшим главным  врачом  госпиталя  Михаилом  Александровичем  Добровольским,
который тоже оказался в Еремеевке. Старому врачу, столько испытавшему в годы
оккупации, довелось пережить еще одну большую личную трагедию  -  он  узнал,
что вся его семья, остававшаяся в  Одессе,  была  расстреляна  гитлеровцами.
После войны он уехал в Одесскую  область  и  несколько  лет  работал  там  в
медицинских учреждениях. Но его все время тянуло сюда, в Еремеевку, на место
памятных ему событий, и в конце концов он вернулся в это ставшее ему  родным
село и  поступил  работать  в  местную  больницу.  Я  записал  подробно  его
воспоминания, записал рассказы других участников событий, мы вместе  с  ними
ходили по селу, и они показывали  мне  все,  что  было  связано  с  историей
госпиталя Силина.
     А потом я побывал и там, где рождалась будущая Еремеевка. К  западу  от
села местность резко поднимается, словно крутым уступом,  и  вот  на  гребне
этих высот, куда не достигнут  волны  Кременчугского  моря,  возникал  новый
поселок. Вдоль дороги ровным рядом стояли удобные, добротные дома с широкими
окнами, дома, в  которые  с  удовольствием  переезжали  из  своих  старых  и
подслеповатых хатенок еремеевские колхозники. Уже стояла водонапорная башня,
строилось здание  больницы,  поднимались  стены  будущего  сельского  клуба.
Только в отличие от старого села новая  Еремеевка  еще  не  была  укутана  в
зелень садов и стояла на открытом, голом месте.  Впрочем,  это  не  омрачало
радости новоселов - они уверенно говорили, что за  пять-шесть  лет  разведут
здесь такие же сады и Еремеевка снова станет зеленой и тенистой.
     И я, бродя по этому новому селу и представляя, каким оно  станет  через
несколько лет, думал о том, что в его жизнь должен обязательно войти подвиг,
совершенный здесь советскими людьми в 1941-1942 годах. Лишь  теперь,  спустя
много лет, этот подвиг становится широко  известным  нашему  народу,  и  нет
сомнения,  что  он  будет  достойно  отмечен.   И,   вероятно,   еремеевским
колхозникам, областным организациям Полтавщины и правительству Украины стоит
подумать над тем, как увековечить  его.  Почему  бы,  скажем,  Еремеевке  не
переменить свое имя и  не  называться  отныне  село  Силино?  Почему  бы  не
поставить в центре этого нового села на постаменте бронзовую фигуру  Леонида
Андреевича Силина со связанными впереди руками, каким он стоял  на  школьном
крыльце, обращаясь в последний раз к народу со своей памятной речью?  Почему
бы, наконец, пионерам и комсомольцам новой Еремеевской школы  не  создать  у
себя небольшой музей, посвященный этой славной странице в биографии их села?
Пусть будущие поколения жителей села всегда гордятся подвигом Силина  и  его
товарищей и на примере их воспитывают свою молодежь такими же верными сынами
и дочерьми Родины, какими были эти люди.
     Весной 1962 года я подробно рассказал о госпитале в Еремеевке и подвиге
Леонида  Андреевича  Силина  в  нескольких   выступлениях   по   Московскому
телевидению. В последней передаче, посвященной этой истории, со мной  вместе
выступили перед телезрителями жена Силина Анна Леоновна и его сыновья Леонид
и Геннадий. Эта  передача  вызвала  многочисленные  отклики  -  сотни  людей
прислали свои письма в адрес телестудии, выражая восхищение подвигом  героя,
посылая слова сочувствия и привета его  семье.  Московский  Совет  депутатов
трудящихся и Краснопресненский райсовет, узнав, что семья Силина нуждается в
жилплощади, предоставили новую квартиру его жене Анне  Леоновне  и  младшему
сыну Геннадию, в то время еще  студенту  одного  из  московских  технических
вузов. Новую квартиру  получил  и  старший  сын,  который  к  этому  времени
обзавелся своей собственной семьей.
     Двадцать лет тому назад московский юрист Леонид Силин назвался доктором
Леонидом Силиным и организовал госпиталь в тылу врага. Это была  благородная
ложь - она помогла спасти сотни жизней раненых советских воинов, попавших  в
гитлеровский плен.
     Но теперь на земле есть настоящий доктор Леонид Силин. Это старший  сын
героя - Леонид Леонидович,  окончивший  Московский  медицинский  институт  и
сейчас работающий  над  своей  будущей  кандидатской  диссертацией.  История
госпиталя в Еремеевке подсказала ему выбор своей профессии. Его младший брат
недавно  стал  инженером,  и  оба  молодых  Силина,  только  вступающие   на
самостоятельный жизненный путь, всегда имеют перед собою великолепный пример
в жизни и труде - светлый образ своего героически погибшего отца.

ПОДЗЕМНАЯ КРЕПОСТЬ

     Шел декабрь 1943 года. Впервые после того, как полтора года тому  назад
пал геройски сражавшийся Севастополь, советские  войска  вступили  снова  на
крымскую землю. Части нашей Приморской армии форсировали  Керченский  пролив
из района Тамани на  Кавказе  и  высадились  на  крымском  берегу.  Расширяя
отвоеванный плацдарм, они освободили  Керчь  и  в  нескольких  километрах  к
западу от города вступили в небольшой разрушенный поселок  Аджимушкай.  Там,
на окраине селения, бойцы  обнаружили  полузаваленные  входы  в  подземелья,
которые на штабных картах назывались Аджимушкайскими каменоломнями.
     Здесь, под землею, в толще мощного каменного массива, на котором  стоял
поселок Аджимушкай,  тянулась  разветвленная  и  многоярусная  сеть  широких
тоннелей и узких боковых коридоров, раскинувшаяся в разные стороны на многие
километры вокруг. И как только наши солдаты с фонарями и с факелами в  руках
осторожно  спустились  туда,  их  глазам  открылась  страшная  картина.  Эти
подземелья  хранили  в  своем  мраке  следы  жестокой   и   долгой   борьбы,
происходившей когда-то здесь. По всем тоннелям и коридорам  было  разбросано
всевозможное   военное   имущество:   поржавевшие   красноармейские   каски,
позеленевшие патроны и гильзы, покрытые слоем ржавчины винтовки с  разбитыми
и сгнившими ложами,  фляги,  котелки,  куски  телефонного  кабеля,  саперный
инструмент. Здесь и там на стенах  можно  было  различить  выцарапанные  или
выкопченные надписи, адресованные Родине,  родным  и  близким,  и,  судя  по
датам, которые иногда встречались, все они были сделаны летом и осенью  1942
года.
     Но самое страшное заключалось в том, что весь этот  подземный  лабиринт
был полон останками погибших здесь людей.
     Иногда это была  просто  груда  человеческих  костей,  иногда  -  целые
скелеты, еще одетые в  полусгнившие  лохмотья  красноармейских  гимнастерок.
Порой эти скелеты, странно скорченные, свидетельствовали о том, что  человек
умер мучительной смертью, вероятно - задохнувшись. На других еще сохранились
остатки бинтов, и можно было предположить, что  эти  люди  погибли  от  ран.
Рассказывают, что в одном месте наши бойцы  увидели  прислоненное,  к  стене
древко с уже истлевшим знаменем и около него на полу - скелеты двух часовых.
Но самое необыкновенное и трагическое зрелище ожидало их  в  дальнем  отсеке
большого тоннеля.
     Здесь, судя по всему, находился госпиталь  подземного  гарнизона.  Этот
отсек, как и все остальные помещения в подземельях,  был  вырублен  в  толще
камня-известняка, но, видимо, потому, что воздух здесь был более влажным, на
всех оказавшихся тут предметах с течением времени образовался твердый  белый
осадок извести. В госпитале стояли десятки коек, а на койках и прямо на полу
лежало множество странных белых мумий. То были трупы людей, погибших от  ран
и от голода. Сама природа заключила  каждого  из  мертвецов  в  своеобразный
известковый гроб, подобный саркофагам фараонов древнего Египта.
     Твердый белый панцирь, облегавший покойников, еще смутно сохранял форму
человеческого тела. В его уже размытом рельефе все  же  можно  было  угадать
очертания лица - выемки глазных впадин, выступы носа и подбородка, положение
рук  и  ног  покойного.  И  люди,  пришедшие  сюда,  долго   стояли   молча,
ошеломленные и подавленные этим удивительным зрелищем, и невольно  старались
своим воображением проникнуть в тайну, которую хранили эти подземелья.
     Легкий ток воздуха в  подземных  коридорах  иногда  шелестел  какими-то
пожелтевшими  бумагами,  валявшимися  на  полу.   Когда   их   поднимали   и
рассматривали,   они   оказывались   штабными    распоряжениями,    списками
подразделений, приказами по гарнизону. Позже в этих  подземельях  нашли  две
убористо исписанные общие тетради. Это были дневники двух участников обороны
-  политрука  морской  пехоты  Александра  Сарикова  и  пехотинца   старшего
лейтенанта Андрея Клабукова.  И  когда  наши  офицеры  в  штабе  прочли  эти
документы,  впервые  стало  ясно,  какой   удивительный   подвиг   мужества,
стойкости, самоотверженности совершили в Аджимушкайских подземельях  полтора
года тому назад советские люди.
     Обе  тетради  позднее  были  отправлены  в  Москву  и  сейчас,  видимо,
находятся где-то в архивах, а  выдержки  из  дневника  политрука  Александра
Сарикова печатались в свое время в одном из наших журналов. Тогда же, в 1944
году, кое-что рассказал о героях Аджимушкая в своих  статьях  писатель  Марк
Колосов, а наш известный поэт Илья Сельвинский, которому довелось побывать в
каменоломнях сразу после их освобождения, посвятил участникам этой подземной
обороны большое взволнованное стихотворение.
     Но война продолжалась. Советская Армия  теснила  врага  все  дальше  на
запад, развертывались новые сражения, появлялись новые герои,  и  в  кипучей
гуще  всех  этих  событий  постепенно  была  забыта  оборона  Аджимушкайских
каменоломен, и забыта на много лет.
     В 1958 году после моих выступлений по  радио  с  рассказами  о  поисках
героев Брестской крепости я получил большое письмо из Ташкента от  тамошнего
жителя Николая Арсеньевича Ефремова. Николай -Ефремов, будучи  в  1942  году
молодым лейтенантом, попал в Аджимушкайские  каменоломни  и  был  участником
событий, развернувшихся там. Он провел в  подземельях  почти  пять  месяцев,
только в октябре 1942 года попал в  плен  и,  таким  образом,  участвовал  в
обороне почти до самого конца существования  этой  подземной  крепости.  Его
интересное  письмо  я  позднее  пересказал  в  одном  из  своих   дальнейших
выступлений по Всесоюзному радио. И сразу же начали приходить десятки  писем
от  многих  бывших  участников  Аджимушкайской  обороны,  которые  дополняли
Ефремова,  присылали  свои  подробные  воспоминания,  рассказывая  о  многих
памятных эпизодах этой эпопеи. Сейчас этих писем уже несколько сотен. В моем
распоряжении также оказалась копия дневника политрука  Александра  Сарикова,
переданная мне бывшим работником Главного политического управления Советской
Армии Н. Д. Кузьминым. Словом, теперь у меня уже собрался довольно  обширный
материал, который дает возможность  более  или  менее  широко  воспроизвести
картину трагической и  славной  обороны  подземной  крепости  Аджимушкая.  Я
попытаюсь нарисовать эту картину, пока хотя бы кратким очерком.
     По огромным пространствам нашей страны прокатилась война, неся с  собой
смерть и разрушения. Но на этих пространствах были такие куски земли,  такие
города и села, которые с полным правом можно назвать многострадальными,  ибо
борьба здесь оказалась особенно долгой и  жестокой  и  война  принесла  сюда
особенно сокрушительные бедствия.
     Еще ждет своих историков и писателей  мученическая  эпопея  осажденного
Ленинграда. А великий город на Волге, где  столько  времени  бушевала  самая
яростная  битва  в  истории  человечества!  Спросите  воинов  Ленинградского
фронта, чем был для них "пятачок" у Невской Дубровки! Спросите  у  тех,  кто
сражался на Волховском фронте, что такое "Долина смерти" около  села  Мясной
Бор! А разрушенный Севастополь, а разделенный надвое линией фронта  Воронеж,
а знаменитая "Малая земля" под Новороссийском!
     Таким  многострадальным  стал  и  примыкающий  к  Керченскому   проливу
восточный берег Крыма вместе с городом Керчью. Четыре  раза  переходили  эти
места из рук в  руки,  четырежды  эта  земля  была  перепахана  снарядами  и
танковыми гусеницами, засеяна пулями и осколками, и четырежды война собирала
здесь свою обильную и страшную жатву.
     Осенью 1941 года, развивая наступление на восток, немецкая армия  вошла
в  Крым.  Вскоре  весь  Крымский   полуостров,   за   исключением   отчаянно
сражавшегося Севастополя, был захвачен врагом. Занята была и Керчь.
     Но  уже  зимой  того  же  года  Красная  Армия,  собравшись  с  силами,
остановила врага и на некоторых участках фронта перешла в  контрнаступление.
Немцы были разгромлены под Москвой, получили сильные удары  под  Ростовом  и
Тихвином, В декабре наши армия  и  флот,  действуя  с  таманского  побережья
Кавказа, высадили в Крыму десанты в районе  Феодосии  и  Керчи  и,  оттеснив
врага, создали устойчивый плацдарм на восточном побережье полуострова. Фронт
остановился к западу от Керчи, на так называемых Акманайских позициях.
     Когда, освободив полуразрушенную Керчь, наши войска вступили в  селение
Аджимушкай, к ним навстречу из глубины каменоломен вышли  вооруженные  люди.
Это были керченские партизаны. Несколько недель тому назад, лишь только враг
пришел сюда, они спустились под землю и все это время жили там,  в  тоннелях
каменоломен, ведя борьбу, устраивая ночные вылазки и  диверсии,  поддерживая
связь с местным населением.  Теперь  их  подземная  жизнь  кончилась  -  они
дождались прихода своих.
     Те, кто бывал в Крыму,  вероятно,  помнят,  что  многие  постройки  там
возводятся  из  особого,  пористого  известкового  камня,  который  называют
ракушечником. Этот ракушечник добывается здесь, на Керченском полуострове. В
районе  Керчи  есть  несколько  каменоломен  -  Багеровские,  Вергопольские,
Булганак  и  другие.  Но  самыми   большими   из   всех   каменоломен   были
Аджимушкайские.
     Огромный, мощный пласт  ракушечника  выходит  на  поверхность  земли  в
окрестностях села Аджимушкай. С незапамятных времен люди брали здесь  камень
для строительства, выпиливали его прямо из породы большими ровными  плитами,
проникая  при  этом  все  дальше  под  землю.  Так,  за  долгие-долгие  годы
образовался здесь многокилометровый и многоэтажный подземный лабиринт, целый
город, лежащий на глубине от пяти до двадцати метров от  поверхности  земли,
город с широкими улицами, узкими переулками, тесными коридорами и множеством
выходов наружу в разных местах. По  одним  из  этих  тоннелей  свободно  мог
проехать грузовик, по другим - лошадь  с  подводой,  а  были  и  такие,  где
человеку  приходилось  двигаться  согнувшись  или  даже   на   четвереньках.
Прочность каменного массива  давала  возможность  не  ставить  искусственных
опор,  и  только  в  самых  широких  выработках  оставляли  столбы  того  же
ракушечника, как бы подпирающие потолок. Грунтовые воды здесь почти  повсюду
протекают значительно глубже, и опасности обвала практически не было.
     Понятно, что Аджимушкайские каменоломни издавна служили  для  окрестных
жителей естественным и надежным  укрытием,  как  только  наступали  тяжелые,
опасные  времена.  В  годы  гражданской  войны  здесь   укрывались   красные
партизаны, ведя борьбу с белогвардейцами, под властью которых был  Крым,  и,
как мы уже говорили,  в  1941  году,  с  началом  немецкой  оккупации,  сюда
спустились партизаны Отечественной войны,  сделавшие  эти  подземелья  своей
главной базой в районе Керчи.
     С приходом советских войск  Аджимушкайские  каменоломни  приобрели  еще
более важное значение. Фронт остановился сравнительно недалеко, и  немцы  то
обстреливали район Керчи из орудий, то подвергали его  воздушным  бомбежкам.
Подземные  лабиринты  Аджимушкая  были  превосходным   укрытием,   и   здесь
разместили несколько складов продовольствия  и  военного  снаряжения,  штабы
некоторых соединений, а одно время тут даже находился штаб фронта.
     С того момента, как образовался Керченский плацдарм,  армия  и  местное
население были полны самых радужных надежд и считали,  что  эта  декабрьская
победа была первым шагом к  полному  изгнанию  немцев  из  Крыма.  Все  были
уверены, что пройдет несколько месяцев,  наши  войска  начнут  новое  мощное
наступление и враг окончательно покатится на запад. Эти  надежды,  казалось,
становились еще более прочными благодаря  известиям,  которые  приходили  из
Севастополя, - город-герой упорно держался и отбивал  один  штурм  врага  за
другим.
     До конца зимы и весной 1942 года на Керченский  плацдарм  с  таманского
берега  Кавказа  перебрасывались  все  новые  войска,  и  наше  командование
разрабатывало  планы  наступления  в  Крыму,  готовясь  нанести   противнику
следующий удар. Но враг опередил нас.
     В конце апреля немцы стянули с других участков фронта  в  Крым  большое
количество танков и авиации. В первых числах  мая  на  фронте  против  наших
Акманайских позиций заревели немецкие орудия. Враг нанес внезапный и  мощный
удар, и, застигнутые врасплох, наши части не устояли.
     После нескольких дней упорных боев  8  мая  1942  года  фронт  оказался
прорванным.  Безуспешно  стараясь  остановить   врага   и   закрепиться   на
промежуточных рубежах, советские войска с боями отходили в сторону  Керчи  и
пролива. Стало ясно, что плацдарм удержать не удастся.
     Корабли  Черноморского  флота  и  Азовской  военной   флотилии   начали
эвакуацию войск с Керченского  плацдарма.  Были  мобилизованы  все  плавучие
средства, и через Керченский пролив день и ночь сновали  катера,  буксиры  с
баржами, сейнеры и  просто  рыбачьи  лодки,  перевозя  защитников  Керчи  на
Большую  землю  -  таманский  берег  Кавказа.  Но  условия  эвакуации   были
необычайно тяжелыми - авиация врага непрерывно висела над проливом,  штурмуя
и засыпая бомбами суда, и немало наших кораблей в эти дни нашли свою  гибель
на дне моря. А когда немцы подошли  ближе  к  Керчи,  под  огнем  их  орудий
оказалось все побережье и сам пролив. Как ни героически действовали  моряки,
перебросившие  через  пролив  уже  свыше  ста  тысяч  человек,   их   усилия
оказывались все более бесплодными. Теперь лишь немногим  кораблям  удавалось
подойти к берегу, прорвавшись сквозь огненный заслон врага, под непрерывными
бомбежками. А на побережье скапливались все большие массы людей, отступавших
сюда из района Керчи в надежде переправиться на кавказский берег.
     В майские солнечные дни на берегах Керченского пролива разыгралась одна
из самых жестоких трагедий Великой Отечественной войны. Многие тысячи  людей
- доставленные сюда раненые, бойцы  и  командиры,  отходящие  от  передовой,
местные жители со своими семьями - оказались скученными на узкой  прибрежной
полосе, гибли под вражескими снарядами и бомбами. Перед ними лежала  широкая
полоса моря, и  лишь  вдали,  в  нескольких  километрах  к  востоку,  темнел
кавказский берег. Там было желанное спасение, там были свои.  Но  преодолеть
такое расстояние мог только тренированный и сильный пловец.
     На берегу  кипела  лихорадочная  работа.  Шло  в  ход  все,  что  могло
держаться  на  в