Канзас-Сити, Ангор  Ватта  (падающая  статуя), Парижа и
Сарасоты. Так  добирался я до местных  событий.  Но и  тут опускал почти все
опасности, сторожившие меня в Квинсе, Бронксе,  Бруклине, на Стэтэн-Айленде,
и сосредоточивался на Манхэттене. иногда они заслуживали  внимания. Мой дерг
спасал меня от таких сюрпризов, как огромный затор на Катедрал Парквэй,  как
малолетние карманники или пожар.
     Однако усердие его  все возрастало. Дело  у  нас началось с одного-двух
докладов  в  день.  Но  уже через месяц  он  стал  остерегать  меня  раз  по
пять-шесть  на  дню. И  наконец его  остережения в  местном,  национальном и
международном масштабе потекли непрерывным потоком.
     Мне угрожало слишком много опасностей, вопреки рассудку и сверх всякого
вероятия. Так, в самый обычный день:
     Испорченные продукты в кафетерии Бейкера. Не ходите туда сегодня!
     На Амстердамском автобусе номер 132 неисправные тормоза.  Не садитесь в
него!
     В магазине готового платья Меллена  протекает  газовая труба.  Возможен
взрыв. Отдайте гладить костюм в другое место.
     Между  Риверсайд-драйв   и  Сентрал-парк-вест  бродит  бешеная  собака.
Возьмите такси.
     Вскоре  я большую  часть дня  только и делал, что  чего-то не  делал  и
куда-то не ходил. Опасности подстерегали меня чуть ли не под каждым фонарным
столбом.
     Я  заподозрил, что  дерг раздувает  свои отчеты. Это было  единственное
возможное  объяснение.  В конце концов,  я еще до  знакомства  с ним  достиг
зрелых  лет, отлично  обходясь без посторонней помощи.  Почему же опасностей
стало так много? Вечером я задал ему этот вопрос.
     -  Все  мои сообщения абсолютно правдивы,  -  заявил  он,  по-видимому,
слегка задетый. - А если не верите, включите  завтра  свет в вашей аудитории
при кафедре психологии...
     - Зачем, собственно?
     - Повреждена проводка.
     -  Я  не сомневаюсь в ваших предсказаниях. Но только  замечаю,  что  до
вашего появления жизнь не представляла такой опасности.
     -  Конечно,  нет.  Но должны  же вы  понимать,  что  раз вы пользуетесь
преимуществами опеки, то должны мириться и с ее отрицательными сторонами.
     - Какие же это отрицательные стороны? Дерг заколебался.
     - Всякая опека  вызывает необходимость дальнейшей  опеки. По-моему, это
азбучная истина.
     - Значит, снова-здорово? - спросил я ошеломленно.
     - До встречи  со  мной вы были  как все  и  подвергались только  риску,
вытекавшему  из  ваших  житейских  обстоятельств.  С   моим   же  появлением
изменилась окружающая вас среда, а стало быть, и ваше положение в ней.
     - Изменилась? Но почему же?
     - Да хотя бы потому, что в  ней присутствую я.  До некоторой степени вы
теперь причастны  и к моей  среде, как я причастен к вашей.  Известно также,
что, избегая одной опасности, открываешь дверь другой.
     -  Вы  хотите сказать, - спросил я  раздельно,  -  что с вашей  помощью
опасность возросла?
     - Это было неизбежно, - вздохнул он.
     Нечего и говорить, с каким удовольствием я  удавил бы его в эту минуту,
не будь он  невидим и неощущаем. Во мне  бушевали  оскорбленные  чувства;  с
гневом говорил я себе, что меня обвел, заманил в западню неземной мошенник.
     - Отлично, - сказал я, взяв себя в руки. -  Спасибо за  все. Встретимся
на Марсе или где там еще ваша хижина.
     - Так вы отказываетесь от дальнейшей опеки?
     - Угадали! Прошу выходя не хлопать дверью.
     -  Но что случилось? -  Дерг был, видимо, искренне озадачен. - В  вашей
жизни возросли  опасности - это верно,  но что из того? Честь  и слава тому,
кто смотрит в лицо  опасности  и выходит из нее  победителем. Чем  серьезнее
опасность, тем радостнее сознание, что вы ее избежали.
     Тут только я понял, до чего он мне чужой, этот чужесветный гость!
     - Только не для меня, - сказал я. - Брысь!
     - Опасности  увеличились, - доказывал свое дерг, - но  моя  способность
справляться  с ними перекрывает  их  с лихвой. Для меня удовольствие  с ними
бороться. Так что на вашу долю остается чистый барыш.
     Я покачал головой:
     - Я знаю, что меня ждет. Опасностей будет все больше, верно?
     - Как сказать! Что до несчастных случаев, тут вы достигли потолка.
     - Что это значит?
     - Это значит, что количественно им уже некуда расти.
     - Прекрасно! А теперь будьте добры убраться к черту!
     - Но ведь я вам как раз объяснил...
     - Ну конечно: расти они не  будут. Как только вы оставите меня в покое,
я вернусь в свою обычную среду, не правда ли? И к своим обычным опасностям?
     - Вполне возможно, - согласился дерг. - Если, конечно, вы доживете.
     - Так и быть, рискну!
     С минуту дерг хранил молчание. И наконец сказал:
     - Сейчас вы не можете себе это позволить. Завтра... Завтра...
     - Прошу вас не рассказывать. Я и сам сумею избежать несчастного случая.
     - Я говорю не о несчастном случае.
     - А о чем же?
     -  Уж  и  не  знаю,  как вам  объяснить.  -  В тоне  его  чувствовалась
растерянность. - Я говорил вам,  что вы  можете не опасаться  количественных
изменений. Но не упомянул об изменениях качественных.
     - Что вы плетете? - накинулся я на него.
     - Я только стараюсь довести до вас, что за вами охотится гампер.
     - Это еще что за невидаль?
     -  Гампер  - существо из  моей среды.  Должно быть, его  привлекла ваша
возросшая  способность  уклоняться  от  опасности, которой  вы обязаны  моей
опеке.
     - К дьяволу гампера - и вас вместе с ним!
     - Если  он  к  вам сунется,  попробуйте прогнать его с  помощью  омелы.
Иногда помогает железо в соединении с медью. А также...
     Я  бросился  на кровать  и сунул голову под подушку.  Дерг понял намек.
Спустя минуту я почувствовал, что он исчез.
     Какой же я,  однако,  идиот! За всеми нами, обитателями  Земли, водится
эта  слабость:  хватаем, что ни  дай,  независимо от того, нужно нам  или не
нужно.
     Вот так и наживаешь себе неприятности!
     Но дерг убрался, и я  избавился  от величайшей  неприятности. Некоторое
время  тихо-скромно  посижу у  себя в углу, пусть все постепенно  приходит в
норму. И, может быть, уже через несколько недель...
     В воздухе послышалось какое-то жужжание.
     Я с маху сел на кровати. В одном углу  комнаты подозрительно сгустились
сумерки, и в лицо мне повеяло холодом. Жужжание между тем нарастало -  и это
было не жужжание, а смех, тихий и монотонный.
     К счастью, никому не пришлось чертить для меня магический круг.
     - Дерг! - завопил я. - Выручай! Он оказался тут как тут.
     - Омела! - крикнул он. - Гоните его омелой!
     - А где, к чертям собачьим, взять теперь омелу?
     - Тогда железо с медью!
     Я бросился к столу, схватил медное пресс-папье  и  стал  оглядываться в
поисках железа. Кто-то вырвал у меня пресс-папье. Я подхватил  его  на лету.
Потом увидел свою авторучку и поднес к пресс-папье острие пера.
     Темнота рассеялась. Холод исчез.
     По-видимому, я кое-как выбрался.
     - Видите, вам нужна моя  опека,  - торжествовал  дерг какой-нибудь  час
спустя.
     - Как будто да, - подтвердил я скучным голосом.
     - Вам  еще много чего  потребуется, -  продолжал дерг. -  Цветы  борца,
амаранта, чеснок, могильная плесень...
     - Но ведь гампер убрался вон.
     - Да, но остались  грейдеры. И вам нужны средства против липпов, фиггов
и мелжрайзера.
     Под его диктовку я составил  список трав,  отваров и прочих снадобий. Я
не  стал  его  расспрашивать  об  этом   звене  между  сверхъестественным  и
сверхнормальным. Моя любознательность была полностью удовлетворена.
     Привидения и лемуры? Или чужесветные твари? Одно другого стоит,  сказал
он,  и я уловил его мысль. Обычно им до  нас дела нет. Наши восприятия, да и
самое  наше существование протекают  в  разных  плоскостях. Пока  человек по
глупости не привлечет к себе их внимания.
     И вот  я  угодил в эту игру. Одни хотели меня извести, другие защитить,
но никто не питал ко мне добрых  чувств, включая самого дерга. Я интересовал
их как пешка в этой игре, если я правильно понял ее условия.
     И в  это положение  я  попал по собственной вине. К  моим  услугам была
мудрость   расы,  веками   накопленная   человеком,   -  неодолимое  расовое
предубеждение против всякой чертовщины, инстинктивный страх перед  нездешним
миром. Ибо приключение мое повторялось уже  тысячи раз.  Нам снова  и  снова
рассказывают,  как человек наобум вторгается в неведомое и накликает на себя
духов. Он сам напрашивается на их внимание, а ничего опаснее быть не может.
     Итак, я был обречен  дергу,  а  дерг - мне.  Правда, лишь до вчерашнего
дня. Сегодня я уже снова сам по себе.
     На несколько дней все как будто успокоилось. С фиггами я справлялся тем
простым способом, что держал шкафы на запоре. С липпами приходилось труднее,
но жабий глаз более или менее удерживал их в узде. А  что до мелжрайзера, то
его следует остерегаться только в полнолуние.
     - Вам грозит опасность, - сказал мне дерг не далее как позавчера.
     - Опять? - отозвался я зевком.
     - Нас преследует трэнг.
     - Нас?..
     - Да, и меня, ибо даже дерги подвержены риску и опасности.
     - И этот трэнг действительно опасен?
     - Очень!
     - Что же  мне делать? Завесить дверь  змеиной  шкурой? Или начертить на
ней пятиугольник?
     - Ни то ни другое, - сказал дерг. - Трэнг требует негативных мер, с ним
надо воздерживаться от некоторых действий.
     На мне висело столько  ограничений, что  одним больше, одним  меньше  -
ничего уже не значило.
     - Что же мне делать?
     - Не политурьте, - сказал он.
     - Не политурить? - Я наморщил брови. - Как это понимать?
     - Ну, вы знаете. Это постоянно делается.
     - Должно быть, мне это известно под другим названием. Объясните.
     - Хорошо. Политурить - это значит... - Но тут он осекся.
     - Что?...
     - Он здесь! Это трэнг!
     Я  вдавился в стену. Мне показалось, что я вижу легкое кружение пыли  в
комнате, но, возможно, у меня пошаливали нервы.
     - Дерг! - позвал я. - Где вы? Что же мне делать?
     И тут я услышал крик и щелканье смыкающихся челюстей.
     - Он меня заполучил! - взвизгнул дерг.
     - Что же мне делать? - снова завопил я.
     А  затем  противный  скрежет  что-то  перемалывающих  зубов. И  слабый,
задыхающийся голос дерга: "Не политурьте!"
     А затем тишина.
     И вот я сижу тихо-смирно. В  Бирме на той неделе разобьется самолет, но
меня это не коснется здесь, в Нью-Йорке. Да и фиггам до меня не добраться, я
держу на запоре дверцы моих шкафов.
     Вся загвоздка  в этом  "политурить". Мне нельзя политурить.
Ни под каким видом! Если я  не буду  политурить, все успокоится и эта  свора
переберется еще куда-нибудь, в другое  место.  Так должно быть.  Надо только
переждать.
     На  беду свою я не знаю,  что такое политурить. Это постоянно делается,
сказал дерг. Вот я и избегаю по возможности что-либо делать.
     Я  кое-как поспал, и ничего не случилось - значит, это не политурить. Я
вышел  на улицу,  купил провизию, заплатил что  следует, приготовил  обед  и
съел. И это тоже не политурить. Написал этот отчет. И это не политура.
     Я еще выберусь из этой мути.
     Попробую  немножко поспать. Я, кажется,  схватил  простуду.  Приходится
чихнуть...



   Роберт Шекли
   Вымогатель

   Перевод В. Баканова



   Детрингера выслали с родной планеты Ферланг за
"преступные действия чрезвычайной непристойности". Он
нахально циркнул сквозь зубы во время Резвой
Созерцательности и передернул задним голенопятом, когда
Великий Региональный Вездесущий удостоил его плевка.
   Подобная наглость обычно наказуема всего лишь парой
десятков лет "безоговорочного остракизма". Но Детрингер
усугубил вину, совершив "преднамеренное ослушание" на
Встрече Поминовения, где во всеуслышание и с подробностями
предавался воспоминаниям о своих грязных любовных
похождениях.
   Его последний антиобщественный поступок не имел себе
равных в новейшей истории ферланга: Детрингер проявил
"неприкрытое злобное насилие" по отношению к некоему
Уканистеру, обнаружив "явную публичную агрессивность",
которой планета не знала со времен первобытной Эпохи
Смертельных Игр.
   Этой отвратительной выходкой, следствием которой для
Уканистера явились не только телесные повреждения, но и
тяжкий моральный удар, Детрингер и заработал себе высшую
меру наказания - "бессрочное изгнание".
   Ферланг - четвертая от солнца планета в системе на краю
галактики. Детрингера вывезли в межгалактическую пучину и
бросили в крошечном недоснаряженном спортивном кораблике на
произвол судьбы. Вместе с ним в ссылку добровольно
отправился и его преданный механический слуга Ичор. Жены
Детрингера - задорная шаловливая Марук, высокая задумчивая
Гвенкифер и неугомонная лопоухая УУ - официально расторгли
брак с ним Торжественным Актом Вечного Презрения. Восемь
его детей прошли через Обряд Отречения, хотя поговаривают,
что Дерани - младшая - потом прошептала: "Что б ты там ни
натворил, папка, я все равно тебя люблю".
   Детрингеру, разумеется, не дано было этим утешиться.
Очень скоро запасы энергии на утлом суденышке, брошенном в
безбрежный океан пространства, истощились, и Детрингер,
когда пришлось перейти на строгий рацион, изведал голод,
холод, жажду и пульсирующую головную боль-кислородного
голодания. Со всех сторон его окружала убийственная пустота
необъятного космоса, нарушаемая лишь безжалостным блеском
звезд. Не видя смысла расходовать скудные запасы горючего в
межгалактических пучинах, которые способны до дна исчерпать
резервуары самых гигантских звездолетов, он выключил
двигатели. Следовало беречь топливо для межпланетного
маневрирования, если столь маловероятная возможность
представится.
   Время сковало его густым черным желе. Существо слабое,
лишившись привычного окружения, наверняка предалось бы
отчаянию и потеряло рассудок. Но не в натуре Детрингера
было падать духом. Осужденный занимался гимнастикой,
погружался в высокоскоростную медитацию, каждый "вечер"
устраивал концерты преданному Ичору, который отнюдь не
отличался музыкальным слухом, и сотнями других способов,
изложенных в "Пособии по выживанию в одиночку", избегал
губительных мыслей о неизбежной смерти.
   Так шло время, пока в окружающем пространстве все резко
не изменилось. Космический штиль уступил место игре
электрических разрядов, что грозило новыми бедствиями.
Мощный шторм налетел на кораблик и швырнул его в самую
бездну. Суденышко спасла собственная беспомощность.
Покорно гонимый штормовым фронтом, кораблик уцелел.
   Едва ли стоит описывать испытания, выпавшие на долю его
пассажиров; Главное - они выжили. Через некоторое время
после того, как титанические волны успокоились, Детрингер
очнулся и открыл затуманенные глаза. Потом он поглядел в
иллюминаторы и снял показания навигационных приборов.
   - Ну вот, межгалактические пучины и позади - сообщил он
Ичору. - Нас вынесло к границе планетной системы.
   Ичор приподнялся на алюминиевом локте и произнес:
   - Тип солнца?
   - Типа О, - ответил Детрингер.
   - Слава Создателю! - вознес хвалу Ичор и рухнул, истощив
заряд своих батарей.
   Последнее дуновение космического ветерка затихло еще
прежде, чем суденышко пересекло орбиту внешней планеты -
девятнадцатой от молодого жизнедарящего светила. Несмотря
на возражения Ичора, считавшего, что энергию надо беречь на
крайний случай, Детрингер зарядил робота от корабельных
аккумуляторов.
   Собственно, крайний случай был налицо. Приборы
показывали, что только на пятой от солнца планете Детрингер
мог обойтись без специальных средств жизнеобеспечения. Но
оставшегося топлива до далекой цели явно не хватало, а в
космосе снова царил штиль.
   Можно было сидеть тихо в надежде на случай - вдруг их
подхватит какое-нибудь течение или даже шторм. Но срок,
отпущенный пассажирам корабельными запасами, был так
невелик, что не приходилось рассчитывать ни на то, ни на
другое. К тому же течения и штормы, если и возникают,
далеко не всегда оказываются попутными.
   Детрингер выбрал более активный и, возможно, более
опасный путь. Рассчитав оптимальные курс и скорость, он
решил двигаться вперед до тех пор, пока позволят запасы
горючего.
   Ценой неимоверных усилий и благодаря виртуозному
пилотированию Детрингер, до капли рассчитав расход топлива,
изловчился приблизиться к заветной цели на двести миллионов
миль. Потом пришлось отключить двигатели. Горючего
осталось в обрез, только для приземления.
   Суденышко дрейфовало в космосе, все еще двигаясь к пятой
планете, но столь медленно, что и тысячи лет не хватило бы
добраться до ее атмосферы. Едва ли требовалось особое
воображение, чтобы представить кораблик гробом, а себя - его
преждевременным обитателем. Но Детрингер гнал прочь
подобные мысли и не отступал от принятого им режима:
гимнастика, концерты и высокоскоростная медитация.
   Ичор был этим несколько озадачен. Ортодокс по складу
ума, он тактично указал на неуместность и, следовательно,
безрассудность подобного поведения в создавшейся ситуации.
   - Ты, конечно, прав - бодро ответил Детрингер. - Но
позволь напомнить тебе, что Надежда, пусть даже
неосуществимая, входит в число Восьми Нерациональных Благ и,
стало быть (согласно Второму Патриарху), на порядок выше
любого из Здравых Предписаний.
   Убежденный ссылкой на Патриарха, Ичор скрепя сердце
согласился с Детрингером и даже спел в унисон с ним парочку
псалмов (сцена столь же комичная для глаза, сколь и
невыносимая для слуха).
   Запасы энергии неумолимо таяли. Рацион пришлось урезать
вдвое, потом вчетверо; агрегаты едва функционировали.
Тщетно умолял Ичор своего хозяина влить заряд его батарей в
студеные обогреватели корабля. Дрожа от холода, Детрингер
упорно отказывался.
   Возможно, темперамент влияет на естество. Если бы не
натура Детрингера, вряд ли сильное попутное течение
появилось бы именно тогда, когда от запасов энергии остались
одни воспоминания.
   Собственно приземление оказалось весьма простым для
пилота такого мастерства и везения. Словно пушинку опустил
Детрингер корабль на зеленую поверхность планеты. Когда он
окончательно выключил двигатели, топлива оставалось ровно на
тридцать восемь секунд.
   Ичор пал на колени и восславил память Создателя, не
забывшего дать им прибежище. Но Детрингер отрезвил его.
   - Прежде чем лить слезы умиления, давай лучше оглядимся.
   Пятая планета оказалась вполне гостеприимной: здесь было
все необходимое для жизни и почти ничего из излишеств. Но
изгнанники скоро поняли, что прикованы к планете навеки:
лишь высокоразвитая цивилизация могла создать топливо для
корабельных двигателей, а воздушная разведка не обнаружила в
этом радушном живописном мире даже следа разумных существ.
   Простым переключением проводов Ичор подготовил себя к
проживанию отведенного ему срока в сем ниспосланном свыше
местечке и рекомендовал Детрингеру тоже смириться с
неизбежным. В конце концов, резонно заметил он, даже
раздобудь они топливо, куда им лететь? Всякая подобная
попытка на этом крошечном суденышке была равносильна
самоубийству.
   Детрингера не убедили его рассуждения.
   - Лучше бороться и принять смерть, чем, прозябая,
сохранить жизнь, - заявил он.
   - Хозяин, - почтительно заметил Ичор, - сие ересь.
   - Вероятно, - беззаботно согласился Детрингер. - Но так
уж я полагаю. А интуиция подсказывает мне - что-нибудь
подвернется.
   Ичор содрогнулся и втайне вознес молитву во спасение души
хозяина. Он все же надеялся, что Детрингер примет Помазание
Вечного Одиночества.
   Капитан Эдвард Мэйкнис Макмилан стоял посреди главной
рубки исследовательского судна "Дженни Линд" и изучал ленту,
которая струилась из координирующего компьютера серии 1100.
Было очевидно, что в пределах ошибки корабельных приборов
новая планета не таит никаких опасностей.
   К этой минуте Макмилан шел всю жизнь. Блестяще закончив
курс естественных наук в Таоском униве