глубины сердца, и непередаваемо прекрасный образ ее матери-королевы возник перед Эвраром. В груди наемника что-то дрогнуло. Казалось, он смутился. ?По крайней мере, потом она будет знать, чем обязана мне, и с нею будет меньше хлопот в дороге?.
     - Идем!
     Они крались, как тени. Эврар, за ним Эмма, все еще в накидке Ги, и, немного позади, сам юноша. Воин приглядывался - не направляется ли кто из норманнов в лес. Но тем хватало дел и в долине. Он видел, как Ролло въехал верхом в ворота монастыря. Несколько норманнов последовало за ним. Другие хлопотали в селении. Старая каменная башня одиноко стояла в дальнем конце долины. Заросли подступали прямо к окружавшему ее частоколу.
     ?Возможно, и получится?, - решил Эврар.
     Они выскользнули из леса и, прижимаясь к частоколу, прокрались ко входу и метнулись во двор. Здесь повсюду валялись тела норманнов, пронзенные стрелами.
     ?Неужели святые сестры оборонялись?? - изумился Меченый.
     Внезапно он замер и тут же опрометью кинулся за груду бревен у стены. Эмма и Ги последовали за ним. Все трое затаились, едва дыша и прижимаясь к земле. Из дверей башни доносилась грубая норманнская речь, а затем показались двое - стройный юноша с бледным некрасивым лицом в богатой кольчуге и седой великан в рогатом шлеме, с заплетенной в косу бородой. Старик что-то вертел в руках, юноша искоса разглядывал его находку. Эмма вдруг вцепилась зубами в руку, чтобы не закричать. В лучах поднявшегося над лесом солнца ярко блеснул голубоватыми искрами драгоценный крест ее матери.
     Оба викинга, переговариваясь, прошли мимо, и наступила тишина. Эврар взглянул на девушку. Лицо ее было мокро от слез.
     - Может быть, вернемся в лес?
     Эмма медленно покачала головой.
     - Нет, я должна найти ее.
     Девушка стремглав кинулась под старую арку башни.
     Первый этаж каменного круглого строения, видимо, служил часовней. Рядом с небольшим возвышением в нише валялась поверженная статуя Богородицы. Алтарный покров был сорван. Светильники лежали опрокинутыми, масло растеклось, смешиваясь с кровью убитой дородной монахини. Каменная лестница вела вдоль стены наверх. Эмма стремительно взбежала по ней. Здесь стояли ложа монахинь, с которых уже сорвали белье, и пара ларей, еще не разграбленных. Один был изрублен секирой, но, видимо, так и не вскрыт. Эмма по такой же каменной лестнице устремилась дальше. Эврар и Ги двинулись следом, услыхав наверху ее возглас.
     Она стояла на коленях у окна - там, где лежала Пипина Анжуйская. Рядом с графиней покоился длинный лук, ее побелевшие пальцы все еще стискивали его.
     - Матушка, - тихо позвала девушка, бережно приподнимая голову убитой. Головного покрывала на графине не было. Ее рыжие, но другого оттенка, чем у Эммы, волосы были в беспорядке. На бледном лице отчетливо проступили веснушки, не заметные ранее.
     Девушка охнула, почувствовав на ладонях липкую кровь. У Пипины была страшная рана, нанесенная норманнским топором, перерублена ключица. Осколки кости смешались с плотью и волокнами головного покрывала. Эмма беззвучно заплакала.
     Эврар пожал плечами и отошел. Ги начал было читать заупокойную молитву, когда окрик Эммы заставил его остановиться.
     - Она дышит! Хвала небесам, она жива!
     Теперь приблизился и Эврар. Склонился, приложил к устам женщины лезвие секиры, и оно сейчас же затуманилось. Действительно, графиня жива, но когда он взглянул на страшную рану, на то, как струилась кровь, он понял, что никакой надежды нет, но почему-то не сказал об этом девушке. Эмма устремилась к небольшому ларчику в нише, не замеченному викингами за связками лекарственных, трав. Достала чистое полотно и попыталась наложить повязку. Однако кровь не унималась. Эврар переглянулся с Ги. Юноша обучался в монастыре врачеванию и тоже сознавал, что все бесполезно. Однако и он молчал.
     Пипина Анжуйская вдруг слабо застонала. У Эммы дрожали руки, кровь неотвратимо проступала и проступала сквозь белое полотно.
     - Матушка, потерпи немного. Бог милосерден... О, матушка!
     Золотистые ресницы графини дрогнули. Она нахмурилась, словно только сейчас ощутив боль, и медленно открыла глаза. Графиня смотрела на дочь, не узнавая, однако спустя минуту ее взгляд прояснился.
     - Моя принцесса... Ты жива!
     - Все будет хорошо! Я вылечу тебя. Мы унесем тебя из этого ада.
     Голос девушки дрожал, в нем явственно слышались слезы. Бледная улыбка тронула губы Пипины Анжуйской.
     - Нет, ангел мой...
     Она коротко застонала, но вскоре едва слышно заговорила:
     - Хвала Деве Марии, я еще жива и могу сказать... Ты должна узнать об атом, прежде чем я умру!
     - О нет! Нет!
     - Слушай меня, девочка. Я взяла грех на душу... Я скрыла... Но оправданием послужит моя любовь к тебе. О, Эмма... Ты так недомогала, что, когда пришла в себя, в твоей головке все смешалось... Я несла тебя на руках через лес, и ты назвала меня матушкой. Ты все позабыла... И немудрено, ты ведь выросла у меня на руках и вскормлена моей грудью.
     Она снова застонала.
     Эврар нахмурился. Он догадывался, о чем намерена поведать графиня Пипина, но не осмеливался ее прервать. Худший из грехов - помешать исповедоваться умирающему.
     - Ты не моя дочь!.. - выдохнула Пипина.
     - Что? Что вы такое говорите?
     Девушка беспомощно смотрела то на Эврара, то на Ги.
     - Она бредит!
     - Нет, моя девочка. Ты должна знать, что я была всего лишь твоей кормилицей. Эд, великий король франков, был твоим отцом. Родила же тебя Теодорада из дома Каролингов. Ты их дочь... Но ты была всем, что осталось мне после того ужаса, что я пережила в Байе... Я не могла не откликаться, когда ты звала меня матерью...
     Пипина вдруг широко открыла глаза.
     - Норманны!.. О, беги, беги отсюда, Птичка! Улетай от этих дьяволов! Они - слуги самого сатаны... Ролло - мерзкий смердящий оборотень. Спасайся, мое сокровище.
     - Матушка!
     - Молчи. Беги, пока не поздно. И храни тебя Господь от козней этого чудовища. Он мертвец, живой мертвец. Я сама убила его, своей рукой пригвоздила его же мечом к ложу, на котором он истязал меня. Я слышала, как трещат его кости под острием. Он мертв, так спасайся же от него...
     Пипина вдруг откинулась на руках Эммы. Последнее усилие сломило ее. Вместе с прерывистым дыханием потоком хлынула кровь. Глаза Пипины стали стекленеть, но взгляд был по-прежнему устремлен на Эмму. Едва слышно она прошептала:
     - Храни тебя Христос и Пречистая Дева... Беги...
     Взгляд ее остановился. Последнее дыхание слетело с уст, веки опустились, и тело графини обмякло.
     Эмма заскулила, как щенок, обхватив ее и притянув к себе. Она рыдала, сцепив зубы и баюкая тело той, кого так долго считала своей матерью. Она целовала ее остывшие веки, бледные губы, еще теплые руки, которые так часто ласкали ее рыжие волосы. Она вся была покрыта кровью Пипины, но не замечала этого.
     Ги закусил губы и отвернулся. Эврар тоже поднялся, шагнул к узкому, словно бойница, окну с выбитым ставнем и стал наблюдать за норманнами, похлопывая лезвием секиры по сапогу. В любой момент они могут вспомнить о недограбленной башне и явиться сюда за сундуками. Но Эмму сейчас не оторвать от тела матери. Что ж, женщина, которая в одиночку уложила полторы дюжины норманнов, достойна того, чтобы ее оплакали.
     Солнце медленно карабкалось в вышину. Ги тихо молился, стоя на коленях у стены.
     Тем временем Эврар с облегчением заметил, что разбойники больше не шарят по долине, а устроили пир. На грубом вертеле жарилась свинья, ощипав два десятка кур, тушки разбойники бросили в уголья сгоревшей церкви, где они и пеклись. Построек аббатства пока не трогали, и Эврар недоумевал - почему. Лошади норманнов были привязаны недалеко от монастырского частокола к вбитым в землю кольям. Внезапно Эврар весь напрягся, обнаружив среди норманнских скакунов своего вороного.
     Коня было легко узнать по широкому белому пятну на лбу и белой отметине на правой задней ноге. В лучах солнца переливалась шелковистым блеском его шерсть, словно по бокам и крупу пробегали синие молнии. Пышная грива свешивалась на сторону, султан хвоста едва не касался земли. Могучий и в то же время поджарый, он выгодно отличался от лошадей викингов изящной длинной головой, небольшими ушами и упругой, гибкой шеей. Но для Эврара он был еще и другом, соратником, с которым они вместе пережили немало опасностей. Выносливый, сильный, стремительный, этот конь был обучен для боя, знал, как вести себя в схватке, и в стычках служил как бы третьей рукой. Еще совсем недавно герцог Ренье предлагал за этого вороного господский манс с постройками, но Эврар наотрез отказался. И вот теперь он достался северным варварам! Проклятье!
     Эврар сжал зубы, сдерживая клокочущую ярость. Он видел, что норманны обратили внимание на вороного и обступили его. Затем подъехал сам Ролло, спрыгнул со своего коня и стал оглаживать вороного. Сейчас же принесли седло, уздечку, но конь ржал и вскидывал голову, обеспокоенный чужими запахами. Наконец Ролло вцепился в его холку и рывком вскочил в седло, да так, что конь от неожиданности присел на задние ноги, вздыбился и заржал. У Эврара сжалось сердце. Этого жеребчика он еще совсем диким выбрал в табуне, выпестовал его, как дитя, приручил, объездил. А теперь... Конь рвался и плясал под чужаком, вскидывал задом, порывался взвиться на дыбы. Но норманн вцепился в него, как клещ. С силой рвал поводья, сдерживая коленями, мучил, пока вороной не смирился и, оскорбленно взвизгнув и оскалив зубы, рысью пошел по кругу.
     - Это тебе не сойдет с рук, вонючий конокрад! - процедил сквозь зубы Эврар. Отвернувшись от окна, он заходил по кругу, пытаясь сдержать бешенство. Ги сидел на корточках возле Эммы, негромко произнося слова утешения, однако девушка словно не слышала его. Она сидела в горестном оцепенении, и только слезы текли и текли из ее широко открытых глаз. Эврар снова подошел к окну. Ролло уже слез с седла, подошел к кострам и получил на кинжале свою порцию мяса. Начищенный до блеска обруч схватывал его длинные волосы. Приняв из чьих-то рук мех с вином, Ролло припал к нему и долго пил. Вино красными струями текло по его груди. Эврар облизал губы. С утра у него и маковой росинки во рту не было, а солнце уже почти стояло в зените. Он видел, что норманны даже пленникам дали поесть.
     - Теперь пора уходить, - проговорил он немного погодя.
     Ги поднялся.
     - Идем, Птичка. Мы возьмем тело графини с собой и похороним его по-христиански в лесу.
     Девушка не шелохнулась.
     - Умоляю тебя, Эмма. Здесь опасность. Вспомни, ведь твоя мать...
     Он осекся. В памяти всплыли слова, которые произнесла Пипина Анжуйская перед кончиной.
     - Она умоляла тебя как можно скорее бежать от этих дьяволов.
     - Вставай, вставай, - грубо толкнул девушку в плечо коленом Эврар.
     Эмма коснулась сухими губами лба Пипины.
     - Прощай, матушка. Да покоится душа твоя в мире.
     Сложив ладони покойной у нее на груди, Эмма какое-то время разглядывала свои залитые кровью руки, промокшую, набухшую алым холстину платья, а затем резко встала на ноги. Слез как не бывало. На ее лице было упрямое и решительное выражение. И еще - ненависть.
     ?Вылитый Эд?, - невольно подумал Эврар, однако забеспокоился, поняв, что Эмма что-то задумала. Подняв с земли лук графини, девушка негромко проговорила:
     - Клянусь всей любовью, что питала к тебе, я не уйду из Гилария, пока не увижу, что у этих пожирателей падали кровь так же красна.
     Она бегом бросилась вниз. Окованный железными полосами сундук, который не поддался секирам норманнов, распахнулся, когда девушка нажала потайную пружину. Там оказались одежда и парчовые покровы, а сверху лежали колчаны, туго набитые оперенными стрелами, и еще пара луков. Эмма забросила пару колчанов через плечо и только теперь оглянулась на своих растерявшихся спутников.
     - Вы намерены помочь мне или нет?
     Не дожидаясь ответа, она вручила им луки и запас стрел. Ошарашенные мужчины не возражали, только Эврар свирепо выругался. Ги в отчаянии воздел руки:
     - О небо, что ты задумала? - Голос юноши срывался. - Ты не должна этого делать. Они - исчадие ада, а ты... ты как стебель цветка.
     Эмма молча закрутила косу, затолкала ее сзади под головную повязку и набросила капюшон.
     - Я свое дело сделаю, остальное - воля Божья!
     Ги в отчаянии схватил ее за руки:
     - Опомнись, во имя всего святого. Это безумие!.. Все равно этим разбойникам не избежать божьей кары...
     Девушка вырвалась и отступила на шаг.
     - Уповать на Всевышнего - вовсе не значит сидеть сложа руки! И не становись между мною и моей местью, ибо того, кто вмешается, могут поразить стрелы с обеих сторон.
     Эврар догнал ее лишь во дворе.
     - Тебя выпороть следует. Мальчишка прав, ты ничто против грубых норманнских псов...
     Эмма рванулась.
     - Прочь, мелит! Ступай своей дорогой, а свою я отыщу сама!
     Но он держал ее крепко, прикидывая в то же время, сможет ли, не поднимая шума, силой затащить девушку в лес. Но она словно читала у него в мыслях.
     - Я буду так вопить, Эврар, что норманны примчатся сюда, как охотники на звуки гона. Оставь меня, так будет лучше, ты ведь не хочешь, чтобы тебя плетью, как раба, погнали в стадо.
     - Нет, - тряхнул головой Меченый. - А вот тебе, я вижу, страстно хочется стать подстилкой для норманнских волков.
     Лицо Эммы стало еще бледнее.
     - Моя мать не оставила Байе, пока не отомстила за гибель близких. Сознание этого давало ей покой на протяжении всей земной жизни. Я же...
     - Но ты не ее дочь! - в отчаянии воскликнул Ги.
     - Я дочь графини Пипины! Только ее я знала и любила!
     Эврар, все еще державший ее, злобно усмехнулся.
     - Кажется, кого-то сегодня выворачивало наизнанку при одном только взгляде на кровь мертвого юродивого?
     Губы Эммы дрогнули в печальной улыбке.
     - Это было так давно! Во мне все умерло, мелит, умерло и родилось заново.
     Кажется, Эврар готов был в это поверить. Легкомысленный облик Птички исчез навсегда, и это юное прекрасное лицо словно состарилось на десятилетие в считанные часы.
     - И ты готова убить человека? - с насмешкой спросил он. - Ты, монастырская воспитанница, добрая христианка? Вспомни, чему тебя учили - и подставь другую щеку.
     Он загораживал ей дорогу. Эмма вскинула голову:
     - Но Евангелие говорит: ?Продай одежду свою и купи меч?. А что же до убийства... На охоте я убивала и нежных ланей, и благородных оленей, и свирепых вепрей. Неужели я не смогу поднять оружие против убийц моей матери?
     Эврар покосился в просвет между бревнами. На лугу норманны заставили пленных подобрать тела убитых. Теперь в любую минуту они могут заявиться сюда.
     - То, что ты задумала, выполнить столь же трудно, как быку пролезть в дымовую отдушину, - медленно проговорил Меченый. И, продолжая глядеть прямо в глаза девушки, с насмешкой спросил: - И как же маленькая Птичка собирается отомстить отряду необузданных викингов?
     Эмма какое-то время молчала.
     - Я проберусь в монастырь Святого Гилария и спрячусь среди построек...
     - Монастырь сожгут, - уверенно прервал ее Эврар.
     - Я не буду там долго отсиживаться. Их лошади возле частокола, который в нескольких местах прогорел. Я проберусь сквозь брешь и захвачу коня, но прежде чем уехать, я заставлю мои стрелы отведать крови убийц моей матери.
     - Безумие! - простонал Ги. - Ради двух-трех поверженных врагов ты готова рисковать жизнью, честью, свободой!
     Эврар молчал. План девчонки был полон недостатков. Но одно в нем его устраивало. Лошади! Кто знает, может, ему и удастся вырвать вороного из лап этих ублюдков.
     - Ты хорошо держишься верхом?
     - Я часто ездила на мулах.
     Эврар пренебрежительно скривился.
     - Не то. Это не боевые кони норманнов.
     Она вскинула голову.
     - Зато я лучше их знаю леса. Главное - увести их за собой к болотам. Я знаю все тропы через топь, а им придется барахтаться в трясине!
     Эврар ка миг задумался, затем снял с одного из мертвых викингов шлем и нахлобучил на голову девушки поверх капюшона.
     - Не мешает?
     Эмма ощутила отвращение. Шлем из толстой кожи со стальными ободьями смердел чужаком. В первый миг она хотела было его сбросить, но увидела, что Эврар и для себя подобрал гладкий шлем с наличием, а другой протянул Ги. Черные глаза воина в прорези шлема казались бездонными провалами.
     - Мы идем, - кивнул он. - И да пребудет с нами благословение небес.
     Оки снова проскользнули в лес и стали красться за стволами. В селении викинги уже сожгли все, что могло гореть. Даже мельницу они зачем-то разрушили, и вода из заводи с глухим шумом хлынула в низину, неся и переворачивая тела убитых. Норманны, глядя на это, хохотали.
     Незамеченными они пробрались к зарослям, ближе всего подступавшим к монастырю. Здесь стена частокола и в самом деле в нескольких местах прерывалась, на ее месте дымились груды углей. Им предстояло преодолеть небольшое открытое пространство, но их скрывали от луга, где расположились викинги, постройки аббатства. Норманн, стоявший на страже на площадке колокольни, был обращен к ним спиною, поглощенный тем, что творилось в долине.
     Эмма повернулась к Ги.
     - Я не смею тебя принуждать. Ты можешь остаться здесь, в лесу. Они тебя не найдут.
     Юноша глубоко вздохнул.
     - Нет, я не покину тебя. И да свершится воля Божья!
     Эмма шагнула к нему и крепко поцеловала в губы.
     - Я рада, что не ошиблась в тебе, мой монашек.
     А Ги подумал, что именно он ошибался в ней. В этой переполненной жаждой мести молодой женщине чувствовалась непоколебимая сила. Она ни на йоту не напоминала ту веселую Птичку, ту волшебную фею, что танцевала на древнем алтаре при свете луны, И тем не менее оставить ее он не мог.
     Втроем они торопливо пересекли открытое пространство и прижались к частоколу. Эврар осторожно заглянул в пролом. Кажется, все тихо. Вокруг высились хозяйственные постройки, доносилось мычание недоенных коров, которых норманны на время заперли в хлеву. Где-то квохтали куры, порой надсадно кричал осипший петух. Викингов нигде не было видно.
     Соблюдая осторожность, они проникли вовнутрь. Эврар кивком приказал Эмме, чтобы она вела. Девушка беспрекословно подчинилась. Они обошли птичник, и теперь в просвете меж построек завиднелись силуэты норманнов на мощеном главном дворе монастыря. Слышался чей-то истошный крик. Эмма на миг замерла, обеспокоенно оглянулась на Эврара и, словно почерпнув силы в его сумеречном взгляде из-под железного наличья шлема, решительно двинулась дальше.
     Она намеревалась провести их прямиком через коровник к строениям рефектория , откуда недалеко было и до пролома в частоколе, за которым паслись лошади. Занятые попойкой и дележом добычи, викинги не охраняли их.
     В хлеву шуршало под ногами сено, и они не сразу заметили фигуру сидящего викинга, занятого дойкой. Тот повернул к ним голову в круглом шлеме, но не распознал в них чужаков. Однако спустя секунду он вскочил, схватившись за лежащий рядом дротик. Эврар оказался проворнее. Одним взмахом франциски он снес норманну голову, и обезглавленное тело, выплеснув фонтан крови, подпрыгнуло и рухнуло, дергаясь и извиваясь. Голова, храня изумленное выражение, откатилась, как кочан капусты, к ногам Ги. Алая струя крови из перерубленной артерии смешалась в подойнике с пенистым молоком. Корова испуганно замычала, чуя ее запах, затопталась в стойле.
     Ги отшатнулся:
     - Господи, помилуй!..
     Эмма медленно опустилась на колени. На устах ее блуждала странная, почти безумная улыбка.
     - Как хорошо!.. Господи, как славно...
     Она погрузила пальцы в зияющую рану.
     - Кровь... Кровь норманна... Сладко... Ты настоящий воин, Эврар.
     Мелита невольно покоробило. Эта девочка вся в крови... Никто еще так не благодарил его за убийство.
     Корова подалась назад, опрокинув подойник. Эврар напрягся. Совсем рядом послышались голоса. Кто-то шел сюда, и он, торопливо схватив