алась, ведь Дороти всем, что имеет, обязана ей и ее отцу.
     - Мне нужна комната, - сказала она. Тем временем Соломон, бывший тут частым гостем, направился к очагу и улегся, заняв разом все свободное место.
     Дороти осталась невозмутимой и лишь кивнула. Она не стала звать слуг, отослала также и Ральфа, а затем сама повела девушку по длинному, увешанному шпалерами коридору в дальний тупик.
     - Здесь порой останавливается ваш батюшка, - заметила она, поворачивая ключ.
     - Я знала. Послушай, Дороти, сюда скоро придет человек, и ты... ты...
     Анна чувствовала, что не в силах ничего сказать, но хозяйка гостиницы лишь пожала плечами.
     - Я сделаю все, как вы велите, миледи. Анна коротко вздохнула.
     - Не подумай худого. Ты его знаешь. Это мой спаситель сэр Филип Майсгрейв. Я непременно должна с ним встретиться, но он йоркист, и вряд ли уместно предоставлять ему аудиенцию в Вестминстере.
     Анна и сама понимала, что говорит сущую нелепицу, но Дороти никак не отреагировала на ее слова. Распахнув дверь, она невозмутимо спросила:
     - Вам подать чегонибудь перекусить?
     - Не знаю. Впрочем, наверно.
     Принцесса чувствовала, что теряется под спокойным взглядом единственного глаза хозяйки. Та словно видела ее насквозь, хотя Анна и пыталась заставить саму себя поверить, что ее встреча с сэром Филипом Майсгрейвом будет носить вполне невинный характер. ?Так и будет, видит Бог, - твердила она себе. - Мы ведь холодно расстались в Париже, и с тех пор ничего не изменилось?.
     Она огляделась. Это была славная комната - с выложенным красным кирпичом очагом, выбеленными стенами и широким низким ложем в алькове. У покрытого алым сукном стола стояло кресло резного дуба с подлокотниками в виде химер. Между развешанными по стенам шкурами располагались серебряные светильники, а резные потолочные балки были цвета старого меда. Пол был устлан новыми соломенными циновками, а окна с темными дубовыми рамами разделены свинцовыми переплетами на мелкие ромбы. Свет луны преломлялся в них, и создавалось впечатление, что каждое стекло горит особым, алмазным блеском. От этого освещение в комнате казалось призрачным, дымным, однако было достаточно светло, чтобы не зажигать лампы.
     Вернулась Дороти с подносом.
     - Здесь коекакие закуски и подогретое вино с пряностями. Выпейте немного, миледи, а то вы бледны, словно призрак.
     Анну лихорадило. Заметив это, хозяйка гостиницы направилась к очагу, где заблаговременно была приготовлена вязанка сухого можжевельника. Послышался звон кремня об огниво, короткое шипение, и в темноте ярко вспыхнул трут. Сухие ветви вскоре затрещали, и Дороги подкинула в огонь еще и сушеных ароматных трав.
     Ваше высочество! Сядьте скорее сюда, к огню, и давайте я налью вам вина. Комната озарилась янтарнозолотистыми отблесками, соперничающими с серебристым светом луны. Анна грела руки о теплый бокал и чувствовала, как с каждым глотком унимается дрожь. Дороти давно ушла, оставив ее, но Анна все еще не могла прийти в себя. ?Неужели мы увидимся? А вдруг ничего не выйдет? Но ведь он взял ладанку! И Чак кивал, словно радуясь удаче?.
     Она прошлась по комнате. ?Что я скажу? Уж по крайней мере постараюсь не забывать, что я принцесса. Фил сам твердил, что меня ожидает высокая участь, и я не забыла, как он отрекся от меня. Но зачем же тогда я назначила эту встречу? Ах, вот оно! Я расспрошу его, что делает он в Лондоне, в то время как все уверены, что сэр Майсгрейв находится в Голландии с Эдуардом. Да, именно об этом. А еще поздравлю его с титулом барона...?
     На глаза ей попалось полированное оловянное зеркальце. Анна схватила его и стала разглядывать себя. Глаза ее блестели, как у кошки, и казались огромными, кожа белела, словно перламутр, волосы растрепались, и пряди выбивались изпод сетки. Анна сняла с головы обруч с жемчужиной и, резким движением сорвав сетку, вызывающе встряхнула густой гривой. ?Такой он меня еще не видел. Раньше я была стриженой, как мальчишка. Алан Деббич, ха!?
     Она насмешливо хмыкнула и начала расчесывать волосы. Внезапно, испугав ее, раздались мерные глубокие удары в соседней церкви. Одиннадцать! Рука Анны замерла. Холод вновь объял ее. Где же Фил?
     Анна сидела не шевелясь и не дыша. Ее окружала тишина, нарушаемая лишь треском огня да приглушенным храпом когото из постояльцев Дороти. Медленно тянулись минуты, и с каждой из них крепла уверенность - он не придет.
     Ее внимание привлек скрип уключин. Она вздрогнула, словно пробудившись. Шагнула к окну. На залитой лунным сиянием глади Темзы темнела приближающаяся лодка. Лодочник налегал на весла, а на корме виднелась темная фигура. Анна ахнула. Она сразу узнала разворот этих плеч, эту волну волос... Принцесса схватилась за грудь, пытаясь удержать рвущееся сердце.
     - Филип... - прошептала она, хмелея от радости.
     И вдруг стала спокойна, абсолютно спокойна, ибо поняла - ей нечего больше желать. Она прикрыла окно и слушала, как причаливает лодка, как рыцарь прошел по пристани и постучал в двери гостиницы. Анна медленно опустилась в кресло и, откинув волосы, стянула их обручем. Горделиво выпрямившись, она повернулась к двери. Какоето время оставалась все еще спокойной, но затем, когда за дверью раздались неторопливые шаги, почувствовала, как опять теряет рассудок. ?Где твоя гордость? Ты же принцесса!?
     Она вцепилась в резных химер на ручках кресла. вскинула голову и сжала губы. Дверь отворилась, и она увидела его. Филип наклонился - проем был низок. Его волосы упали с плеч, а когда он выпрямился, Анна увидела его смуглое лицо и светлые глаза. В тот же миг, словно ураганом, ее сорвало с кресла и швырнуло к нему. Она вцепилась в его плечи, обняла, прижалась и затряслась от беззвучного плача. Филип обнял ее и, подхватив на руки, закружил по комнате, чтото приговаривая. Анна ничего не могла понять из того, что он ей говорил, а только судорожно сжимала руки, опасаясь, что он исчезнет и все это окажется неправдой. Он сел на ложе, опасаясь выпустить драгоценную ношу из рук, гладил, баюкал, укачивал, как ребенка, пока не прошла ее дрожь, пока всхлипывания не стали реже и она не прошептала его имя.
     Тогда он наконец взглянул в дорогое, заплаканное лицо. Анна попыталась улыбнуться, но глаза рыцаря оставались серьезными.
     - Неужели это так, Анна?.. - только и вымолвил Филип.
     Он больше ничего не добавил, но она все поняла и кивнула. Он смотрел на нее, и взгляд его был темен и глубок, как морская бездна.
     - Я думал, все в прошлом и ты забыла меня. Когда я смотрел на тебя сегодня у собора... Ты была прекрасна и величественна, как снежная вершина. Сам король вел тебя под руку, а люди склонялись к твоим ногам.
     - Так это был ты?
     - Ты заметила меня?
     - Нет. Но со мной чтото произошло. Вернее, я вдруг почувствовала, что вотвот чтото произойдет. И пришел ты.
     Она улыбнулась - светло и счастливо, хотя слезы еще не высохли, а губы распухли от плача.
     Филип снова обнял ее, и так они и сидели в тишине, не произнося ни слова, отделенные от всего мира своей любовью...
     Гдето одиноко прозвучал колокол. Порыв ветра ударил в стекло и стих. Филип почувствовал, как Анна вздрогнула, и еще крепче прижал ее к себе. Она испуганно ухватилась за его руку.
     - Не уходи!
     Филип беззвучно засмеялся.
     - Я здесь.
     Он подошел к камину и, разворошив уголья, начал подкладывать поленья, оглядываясь через плечо на Анну. Чем ярче разгоралось пламя, тем прекраснее казалась она ему. Черты лица ее оформились, линии тела стали плавными, и Филип вдруг подумал, что желает ее столь же страстно, как и прежде, как и всегда, хотя изо всех сил стремился убедить себя в обратном. Ему захотелось обнять ее, коснуться ее кожи, запустить пальцы в эти густые, ставшие такими длинными волосы. Но он побоялся, что испугает ее. В своем порыве Анна была слишком ранима, слишком беспомощна.
     Наконец Филип заговорил:
     - Одному Господу ведомо, что я почувствовал, когда этот чернокожий ребенок протянул мне ладанку. Он выполз изпод брюха Кумира, совал ее мне в руки, нашептывая время и место. Потом подошел слуга, который должен был вывести меня через задние ворота, а я все стоял, прижимая к себе ладанку и не в силах прийти в себя. Потом я покинул Савой и ехал шагом до самой гостиницы в предместье Саутворка, где остановился. Там я провел остаток дня, глядя на эту ладанку и не зная, что мне делать, как быть. Во мне все пело от счастья, но вместе с тем я опасался встречи. Ты - принцесса Уэльская, законная супруга Эдуарда Ланкастера, против которого я воюю. К тому же я больше, чем ктолибо, знаю, как ты безрассудна, потому опасался, что тайная встреча может погубить тебя и твое доброе имя. Поначалу я решил, что мне не стоит приходить. - Этого я и опасалась... - прошептала Анна.
     - Но затем понял, что никогда не прощу себе, если не увижусь с тобой. Хотя бы на миг, для того чтобы возвратить эту реликвию.
     Он встал и, подойдя к столу, бережно опустил на него ладанку и вернулся к Анне.
     - Но я не предполагал, что наша встреча окажется такой, несмотря на то что в глубине души я мечтал хотя бы коснуться края твоего плаща, моя принцесса.
     Он сел рядом, и она сама прильнула к нему, припала всем телом.
     - Я так ждала тебя...
     Его взгляд, устремленный мимо нее, стал жестким. Он думал о чемто своем и вздрогнул, когда она коснулась его щеки.
     - Поцелуй меня... Поцелуй, как целовал тогда, вечность назад.
     - Анна....
     - Я ничего не боюсь, когда ты со мной!
     Она улыбалась и видела, как загораются его глаза, и под этим взглядом вдруг ощутила давно забытое волнение. Филип бережно взял ее лицо в свои ладони и, как редкостный плод или полный до краев кубок, притянул к себе.
     Это был бесконечный, упоительный поцелуй, весь состоящий из множества иных, страстных и нежных. Анна испытывала головокружение и слабость, в то же время в груди пылал огонь и стало трудно дышать. Их волосы перепутались, она почувствовала его губы и дыхание на своей шее, в ямке у ключицы, блаженно закрыла глаза и, обняв его, опрокинулась на ложе. Он с силой сжал ее сказочно податливое тело, и Анна застонала и засмеялась одновременно. Она вздрагивала и таяла под его прикосновениями.
     Губы Филипа ласкали ее нежно и алчно, захватывая то, что она отдавала ему - отдавала без остатка. Не было сил разомкнуть ресницы, хотелось лишь подчиняться. Все забытое возвращалось к ней, наполняло ощущением совершенного счастья; оно подступало, охватывало ее тело и ее сердце. Она чтото шептала, ловя его поцелуи, упиваясь лаской. Не было греха, не было ни тоски, ни раскаяния. Она была свободной...
     Анна медленно открыла глаза и почувствовала слезы на щеках. Филип, приподнявшись на локте, с улыбкой наблюдал, как она приходит в себя. Она обняла его, удивляясь тому, как нежна его кожа. Ее ладонь неторопливо скользила по его плечу, предплечью.
     - Фил, я все это совершенно забыла.
     - Я понял, милая. А как же Эдуард? Он почувствовал, как Анна вся сжалась.
     - Прости. Я не должен был тебя спрашивать. Но я поневоле часто думал об атом.
     - Он вовсе не ты... - шепнула Анна, и Филип крепче обнял ее. - Зачем, ну зачем ты отдал меня ему?
     - Не говори ничего...
     Было тепло. Он накрыл ее одеялом я поцеловал в глаза. Анна тихо засмеялась.
     - Я еще не поздравила тебя с приобретением титула. И... - ее голос дрогнул. - И наследника.
     Он ничего не ответил, и Анна вопросительно взглянула на него.
     - У тебя сын или дочь?
     - У меня никого нет.
     И тогда он поведал ей, как, вернувшись в Нейуорт, узнал, что Мод Майсгрейв, промучившись трое суток, умерла, разрешившись от бремени мертвым мальчиком.
     - Она так легко переносила беременность... Кто бы мог подумать? Анна молчала.
     - Знаешь, о чем я думал, стоя в склепе над ее могилой? О том, что ты была права. Меня никто не ждал в Нейуорте. Конечно же, там мои люди - слуги, отряд. Они приняли меня как хозяина, но я был совершенно одинок. Я потерял интерес даже к стычкам с шотландцами. И тогда я вернулся ко двору.
     Анна спрятала лицо у него на груди.
     - - Мы упустили свой миг, Филип. Но сохранили любовь.
     Она посмотрела на него.
     - А раз так, я многое смогу вынести. Мне достаточно только изредка вот так обнимать тебя. Филип не мог отвести от нее глаз.
     - Ты не боишься греха?
     - С тобой - нет.
     Она оставалась все той же - упрямой, шальной в горячей. Он узнавал эту непокорность судьбе, силу духа, дерзость.
     - Я упустил тебя. Я не заслужил такой любви.
     - Ты лучше всех! Никого и никогда я не смогла бы так любить.
     Они еще долго говорили в серебристых лучах лунного света. Порой, вспоминая ушедшие дни, смеялись. Филип с радостью узнавал знакомый мальчишеский смех Анны. Он коснулся рукой ее щеки.
     - Клянусь обедней, но или здесь недостаточно светло, или я чегото не вижу. Где же веснушки, Анна, мои любимые, очаровательные веснушки?
     - Увы, Фил, - смеялась Анна. - Исчезли вместе с детством.
     - Жаль. Я не встречал девчонки с веснушками красивее тебя. И вообще никого красивее... Анна насторожилась.
     - А Элизабет Грэй? Она укрылась в аббатстве Вестминстера, и мне так и не довелось ее увидеть. Ведь она очень красива, верно. Фил?
     Он легонько щелкнул ее по носу.
     - Когдато ты меня уже спрашивала о ней. Да, бесспорно, она хороша собой. Но совсем другая, чем ты. Ты - как бесенок и ангел в одном обличье. Даже без своих славных веснушек.
     Потом он вспомнил об Оливере.
     - Молодой Симмел вернулся в Нейуорт. Какойто кузнец сделал ему приспособление с крюком, он надевает его на обрубок руки и удерживает им щит. А рубит левой. И как! Он говорит, что это ты научила его этому, рассказав про какогото однорукого воина твоего отца.
     - Творец небесный! Я ведь все это выдумала.
     - Иной раз и ложь во благо.
     Время шло, и они снова тянулись друг к другу, сливаясь в порыве любовного безумия. Физическая близость наполняла их исступлением. Обнимая Филипа, Анна жаждала новых и новых прикосновений. Его ласки, его сила, его страсть дарили ее телу почти невыносимую сладость. Но все же, в минуты затишья, она порой замечала напряженный, странный взгляд Филипа, словно направленный сквозь нее.
     - Что с тобой?
     Он не отвечал, пряча лицо в ее волосах, отшучивался. Эта ночь иссякла быстрее, чем им хотелось. Анна и не заметила, как поблек, посерел свет луны на окнах. Они умолкли. Откудато долетел голос ночного сторожа:
     - Господь дарует нам новый день! Четвертый час, в да будет ваше утро добрым!
     Анна испуганно взглянула на Филипа. Приподнявшись на локте, он улыбнулся ей и сейчас же стремительно встал и начал одеваться. Анна сидела, прижав к груди край одеяла, ее волосы разметались по плечам.
     - Филип! Скажи мне, ведь это не в последний раз? Скажи ?да?, иначе я не смогу более выносить свое одиночество.
     Он вдруг кинулся к ней, обнял.
     - Господи Боже мой, Анна! Это невыносимо! Ты ведь принцесса из дома Ланкастеров, а я воюю с Алой Розой, с твоим отцом. И я не могу поступить иначе. Король Эдуард - мой сюзерен и друг. Я служу ему, потому что я в него верю...
     Он не договорил и опустил голову. Анной вдруг овладел ужас. Вновь тень войны Роз разлучала их. Девушка уперлась руками в грудь рыцаря и оттолкнула его.
     - Фил, - беззвучно проговорила она. - Фил, что ты делал в доме герцога Кларенса? Майсгрейв молчал.
     - Ты оказался здесь, и я видела, как капеллан проводил тебя в покои Джорджа.
     Снова тишина, и Анна наконец осознала, что приезд Филипа в Лондон вовсе не случаен. Ее вдруг стал бить озноб. Они оба молчали и чувствовали, как стремительно отдаляются друг от друга, и это было куда страшнее, чем если бы они не встретились.
     - Мне пора, - глухо сказал Филип. - Еще до восхода солнца я должен оказаться на хульке , отплывающем в Голландию.
     Анна кивнула, не глядя на Филипа.
     - Ты всегда был рабом долга. И наверное это правильно. Мой слабый ум не в силах всего этого постичь. Долг! Долг! Кругом все только и говорят об этом. Чтото со мною не так, видимо, я не такая, как все... Ступай, Фил. Мы никогда не умели расставаться подоброму. Мы слишком разные.
     Он хотел обнять ее, но она взглядом остановила его. Филип повернулся и направился к двери. Анна зажала ладонью рот, чтобы не закричать.
     Внезапно Филип вернулся.
     - Нет, не могу... Я слишком люблю тебя, Анна. И пусть это будет предательством, но одно я знаю так же верно, как то, что живу, - ты сильнее моего долга. Год назад я отступил от него, не выдав тебя герцогу Глостеру. И вот...
     Горло его сжал спазм.
     - У Эдуарда все готово к высадке, и в ближайшие дни он вернется в Англию. Твой отец должен знать, что герцог Кларенс изменник. Он в заговоре с моим королем, и я везу от него письмо Эдуарду... Он опустил голову и сказал:
     - Я предаю своего сюзерена, но делаю это только ради тебя. Ты любишь отца, и я не хочу его гибели.
     - Пресвятая Дева Мария! - выдохнула Анна в испуге. - Джордж!.. Отец так верит ему!
     - Он предатель, - глухо повторил рыцарь. - Однажды он предал своего брата, теперь предает тестя.
     Анна о чемто размышляла, казалось, даже позабыв о Майсгрейве. Потом торопливо накинула рубаху, спрыгнула с ложа и начала быстро одеваться.
     - Отец в Уорвикшире. Я напишу ему. Ведь он доверил Кларенсу охрану огромного участка побережья! Иуда! Фил, ты не дал им бесчестно и подло разделаться с Делателем Королей, ты спас его, а значит, и меня. Подумай, что будет со мной, если победят Йорки!
     Она путалась в кружевах, торопливо застегивая жемчужные запонки на запястьях, и вдруг осознала, что Филип уже у двери. Откинув волну волос с лица, Анна посмотрела на него. Майсгрейв уходил. Они смотрели друг на друга через всю комнату и чувствовали, как между ними разверзывается пропасть. Они любили, но волею судеб оказались в разных лагерях. Война Алой и Белой Роз удаляла их друг от друга. Оба они понимали, что впереди их ждут страшные, непредсказуемые события, и одному Богу известно, как сложатся их судьбы. В стране была готова вспыхнуть новая гражданская война, и в воздухе носились предвестники жестокой междоусобицы: измены, тайные сговоры, подкупы и предательство. Им надлежало стать врагами, им надлежало расстаться без надежды на будущее.
     - Ступай, Филип. Ты можешь опоздать на корабль. Рыцарь кивнул. Он уже взялся за ручку двери, но вдруг повернулся, стремительно пересек комнату.
     Они целовались, как безумные, точно в лихорадке, как в бреду, словно пытались найти друг в друге силы для того, что им предстояло пережить.
     - Иди, - выдохнула Анна между поцелуями. - Иди, иначе я...
     Он резко отстранил ее и вышел, сильно хлопнув дверью. Анна услышала удаляющиеся шаги и сейчас же бросилась к окну в слепой надежде еще хоть миг видеть Филипа, распахнула створки. Рыцаря на причале не было. Он отправился через город.
     Какоето время Анна стояла у окна, затем вернулась к столу и, взяв оставленную Майсгрейвом ладанку с реликвией, поднесла ее к губам и опустилась на колени. Так, за молитвой, ее и застал перезвон колоколов, сзывающих к ранней мессе.
     Анна поднялась. Следовало поторопиться, чтобы еще засветло добраться в Вестминстер. Вглядываясь в едва блеклый сумрак, она осторожно улыбнулась:
     - У нас есть любовь. Фил. А это - несокрушимая сила!

8.

     В Вестминстер Анна проникла через калитку для слуг. Несмотря на ранний час, здесь уже было шумно, гремели тазы и кастрюли на кухне, смеялась стража, толстая помощница домоправителя за чтото отчитывала сонного пажа.
     Оставив во дворе Соломона, принцесса проскользнула в покои и, миновав застывших, словно изваяния, лучников в туниках поверх доспехов, двинулась через анфиладу огромных, еще полутемных в сей предутренний час залов. Гдето осторожно скрипнула дверь. Анна остановилась, прислушиваясь, но все было тихо. По том, совсем неподалеку от нее, мелькнул слабый свет свечи, послышался звук поцелуя и неж