олуби, а вдоль стен тянулись изящные, на итальянский манер, белые аркады. Ее объяла спокойная грусть. Она чувствовала, что с каждой встречей все больше разочаровывается в сестре.
     Ребенком она боготворила ее, а теперь все чаще стала замечать, что Изабелла порой бывает раздражительна и спесива, что она любит подолгу толковать о христианском смирении и умерщвлении плоти, сама же даже у себя дома наряжается, будто готова в любую минуту отправиться ко двору.
     Сестра, словно броней, пытается защититься высокомерием, в котором есть единственная, но весьма существенная брешь - ее слепая, пособачьи преданная любовь к супругу. Анна старалась не думать об этом, но все чаще замечала, что надменная и сухая со всеми, даже с отцом, Изабелла становится суетливой и беспомощной, едва на нее взглянет Джордж. Анна стремилась хоть в этом понять сестру, ведь ей самой пришлось испытать, что делает с женщиной любовь. Не ей судить Изабеллу.
     Она вспомнила Бордо, вспомнила, сколько безумств сотворила тогда ее раскаленная кровь, как упивалась она Филипом. Анна улыбнулась воспоминаниям и опустила веки.
     - О чем ты думаешь, Нэн? - раздался рядом голос сестры.
     Анна поймала строгий, требовательный взгляд.
     - Так, вздор. Тебе, кстати, не кажется, что пора обедать?
     Сестра позвонила в колокольчик.
     - Сегодня нам подадут нечто, что ты очень любишь, - улыбаясь, сказала она. - Сейчас же велю накрыть в большом зале.
     - О, не стоит, Изабель! Давай пообедаем вдвоем, без кравчих и стольников, как когдато в детстве, когда ты брала меня к себе и мы беспечно болтали за столом. Признаюсь тебе, я ужасно устала от этикета, от толпы придворных, следящих за каждым проглоченным тобою куском, от этой заунывной, нескончаемой музыки на хорах...
     Она увидела широко открытые, изумленные глаза сестры - та порывалась чтото сказать - и поняла, что опять в чемто не угодила Изабелле. Нет, они решительно перестали понимать друг друга, хотя, возможно, сестра и права, и ей пора перестать быть дикаркой и стать именно такой, какой хотят видеть ее окружающие.
     Повидимому, не лице Анны отразилась такая досада, что герцогиня невольно сжалилась и велела подать приборы в свои покои.
     Через несколько минут стол был накрыт камчатой скатертью, к нему придвинули удобные кресла, и целая вереница слуг в двухцветных ливреях сервировала обед. Анна знала, что роскошная посуда была слабостью Изабеллы. И сейчас герцогиня не преминула выставить новые приобретения, и Анна вполне искренне восхищалась то солонкой из халцедона, края которой были украшены жемчугом и сапфирами, то чашами, вырезанными из скорлупы кокосовых орехов, с крышечками, покрытыми ажурной резьбой, и изогнутыми, сверкающими золотом ножками, то серебряным кувшином с ручкой в виде извивающейся змеи с агатовыми глазами.
     Слушая похвалы, Изабелла разрумянилась и, отослав слуг, принялась потчевать сестру. Кажется, впервые со времени прибытия Анны в Вестминстер сестрам было так хорошо и покойно вдвоем. Они обсуждали блюда, тут же припоминая знакомых и их причуды, смеялись, обменивались остротами.
     Неожиданно Анна заметила выглядывающего изза камина чернокожего пажа. Глаза его следили за каждым жестом дам, ноздри раздувались. Анна указала на него сестре:
     - Смотри! Бедняжка голоден. Беги сюда, малыш. И, прежде чем Изабелла успела остановить принцессу, та отрезала и протянула пажу добрый кусок пирога. Негритенок схватил его и проглотил с такой жадностью, что Анна только диву далась. - Дева Мария! Он словно волчонок! Она хотела отрезать еще кусок, но Изабелла остановила ее:
     - Не знаю, как обстоит дело в Вестминстере, но в Савое слуги получают пищу в определенное время и в определенном месте. Он не домашнее животное, и Чак знает, что нарушил правила, схватив пирог.
     Анна растерянно взглянула на выступ камина, за которым скрылся бедняга Чак.
     - Но, дорогая, это же ребенок! Изабелла, изящно держа мизинец на отлете, поднесла к губам устрицу.
     - Это маленькое исчадье ада всегда голодно. А за то, что он ослушался, его ждет наказание.
     Она произнесла это так, что Анна невольно поежилась.
     - Не будь так строга, Изабель. Если кто здесь и заслуживает взыскания, так это я, ибо, не зная порядков твоего дома, сунула ему подачку со стола.
     Изабелла проглотила моллюска и, не глядя на сестру, сказала:
     - Порой я слышу от вас странные вещи, ваше высочество. Вы вольны поступать, как вам вздумается. Я не трону Чака, хотя выговор за попрошайничество он все же получит. И оставим это, дорогая. Чак вовсе не стоит того, чтобы мы ссорились изза него. Взгляника лучше, какой сюрприз я для тебя приберегла!
     Она подняла серебряную крышку на одном из блюд, и Анна невольно заулыбалась.
     - Краб! Какой огромный!
     - Я знаю, как ты любишь этих чудовищ, и велела приготовить его с соленым маслом, имбирем и душистыми травами.
     Анна без промедления придвинула блюдо к себе и, разделив краба пополам, взялась за нож.
     - Я научу тебя, как надо их есть. Делай, как я, и нож держи вот так. Меня научила одна старая рыбачка из гиеньских ланд. Надо есть, не оставляя ничего, кроме скорлупы. У краба все вкусно, и его мясо имеет привкус моря.
     Она ела, не глядя на сестру. Нож в ее руках мелькал. Изабелла не поспевала за Анной. Порой она както странно взглядывала на принцессу, но та не замечала этого, всецело занятая крабом и своими мыслями.
     Разделавшись со своей порцией, принцесса осталась сидеть молча, медленно чертя кончиком ножа по скатерти. Взгляд ее стал отсутствующим, она чемуто улыбалась.
     Изабелла управилась тоже и ополоснула кончики пальцев.
     - О какой рыбачке из ланд ты только что говорила? Анна взглянула на нее, словно только сейчас заметив.
     - А? Да пустое. Случайная встреча, когда добиралась к отцу.
     - Это та, у которой ты нашла пристанище, пока болела?
     - Когда это я успела тебе столько порассказать?
     - Да уж успела. Ты жила там со своим провожатым. С этим йоркистом Филипом Майсгрейвом.
     Анна едва заметно кивнула и снова погрузилась в себя. Она не обратила внимания на то, что сестра встала и начала мерять покой шагами.
     Изабелла не сводила испытующего взгляда с лица младшей сестры. Сколько раз она уже бывала свидетельницей такого полного погружения в себя. Где, в каких призрачных странах витает эта странная принцесса? Что с ней происходит? Какие тайны хранит этот зеркальный взгляд, что означают скользящие по лицу тени, за которыми - то радость, то замешательство, то безысходная скорбь. В такие минуты Анна теряет контроль над собой, а Изабелла всегда старается докопаться до истины, уяснить наконец, что же таит в душе эта на вид простодушная, живая девушка. Вот и сейчас. Крабы, запах моря, какаято рыбачка, йоркист...
     - Нэнси! - окликнула она сестру.
     Та даже не пошевелилась. Она сейчас гдето далеко, во Франции, в Гиени. Ее глаза то светлеют, то темнеют.
     - Нэн, сестрица, ты слышишь меня?
     Голос Изабеллы мягок и участлив. Старшая сестра кладет руку на плечо девушки, и та вздрагивает, словно лишь сейчас заметив, что она не одна.
     - Что с тобой происходит, дитя? Голос герцогини полон участия. Она садится рядом и берет руки сестры в свои. У Изабеллы добрые светлые глаза под сенью длинных золотистых ресниц.
     Нэн, девочка, что тебя гложет? Я ведь вижу, с тобой чтото происходит. Ты несчастлива? Анна хочет уйти от ответа:
     - Несчастлива? Много ли ты видела на своем веку счастливых принцесс?
     - Не хочешь - не говори. Только помни, что, если я порой и ворчу на взбалмошную Нэн, все же она дорога мне, как никто.
     Изабелла знает, что ее младшая сестра беззащитна перед добротой. Она может быть упрямой, капризной, злой, но, когда с нею добры, - неизменно уступает. Так вышло и сейчас. Плечи Анны друг поникли, на глаза навернулись слезы.
     - Изабель...
     Она приникает к сестре, и та гладит ее по голове, по плечам, шепчет ласковые слова утешения.
     Анна выпрямилась, словно развернулась пружина.
     - Я расскажу тебе... Мне это необходимо. Отец тоже хотел, чтобы я была с ним искренней, но ему этого не понять... Ты женщина, и ты так любишь Джорджа! У нас с тобой одна кровь...
     Герцогиня боялась перевести дыхание. Если сейчас спугнуть Анну - она замкнется, и тогда уже не проникнуть в ее тайну.
     Анна глядела кудато в сторону. Снова этот отрешенный взгляд, который так интриговал Изабеллу в последнее время. И Анна поведала ей все: и как сбежала от Йорков и нашла прибежище у дядюшки епископа, и как тот решил отправить ее к отцу, избрав в попутчики тайного посланца короля Эдуарда Филипа Майсгрейва....
     - От этого рыцаря исходила какаято сила, я сразу почувствовала, и он был так красив! И еще он погладил меня по щеке - очень нежно... Его рука была твердой рукой воина, а прикосновение таило в себе необыкновенную ласку...
     Изабелла уже догадывалась, о чем пойдет речь дальше, но пыталась разуверить себя. Ее сестра, конечно, всегда была простодушна, но не до такой же степени, чтобы потерять голову от первых же штанов, которые встретились на ее пути. Подумать только, и после этого ей посчастливилось стать наследницей трона!
     Нет, право, этому лягушонку всегда неслыханно везло! В детстве ей сходили с рук любые выходки, она была любимицей отца, даже у челяди только и было разговору, что о ней, хотя в ту пору Нэн была всего лишь безмозглой дурнушкой, а она. Изабелла, слыла красавицей и дамой высокого и утонченного ума. Теперь же младшая сестра снова опередила ее: Нэн - принцесса Уэльская и так очаровательна, что даже Джордж Кларенс беспрестанно твердит о ней. И вот - такое падение!
     Изабелла с затаенным злорадством внимала истории любви Анны, радуясь, что та не может в эту минуту видеть ее лица, ибо герцогине стоило огромных усилий сдержать себя и не выказать своих истинных чувств. Что она говорит. Господь всемилостивый?!
     - Я так хотела его, что порою ощущала физическую боль. Меня никогда не учили тому, что таит в себе любовь, сколько ощущений и их оттенков она рождает. Но его малейшее прикосновение, взгляд, случайно оброненное слово, жест - все сводило меня с ума. Беспрестанно быть рядом с ним, зависеть от него и сдерживать себя... Я чувствовала, что слабею, и понимала, что и он замечает это, но уже ничего не боялась...
     Их первый поцелуй во время шторма, когда она решила, что они погибнут... Затем ее обида, а потом, спустя мгновение - ночь в Бордо... Воспоминания об ослепительном счастье захлестнули ее, и глаза Анны засияли. Не было уже ни покоев герцогини Кларенс, ни сумрачного Лондона, ничего... Был лишь ее рыцарь, его сильные ласковые руки, поцелуи, томные, бессвязные слова любви, от которых исчезал весь мир... Лицо ее светилось блаженством, дрожали ресницы.
     - Замолчи! - вдруг взвизгнула Изабелла. - Замолчи немедленно!
     Анна очнулась. На нее словно дохнуло могильным холодом, и в ту же секунду она поняла, что натворила. Девушка испуганно вцепилась в резные ручки кресла.
     Изабелла металась по покою, словно зверь в клетке.
     - О горе мне! - восклицала она, заламывая руки. - Ведь это моя единоутробная сестра! Какой невыносимый позор!
     - Если бы ты ничего не выпытывала, все это так и осталось бы во мне, - почти беззвучно проговорила Анна.
     Изабелла зацепила шлейфом и опрокинула кресло. Звук его падения немного остудил ее пыл. Она несколько раз осенила себя крестным знамением и приблизилась к сестре.
     - Мне не следовало слушать тебя!
     - Зачем же ты слушала?.. Могла бы прервать и в самом начале.
     - Но разве могла я подумать! Я решила, что тебе надо чемто поделиться, испросить совета, поведать о своих заботах.
     Но ведь так и есть, Изабель! Герцогиня всплеснула руками.
     - Силы небесные! Видела бы ты себя! Ты сияла, как ангел во время молитвы, ты просто упивалась своим позором! А ведь все сие суть блуд - из числа тягчайших грехов...
     - Вольно же тебе так говорить!.. Тебе, которую отец выдал по любви за того, на кого ты указала. А каково приходится мне?
     - Чем же не угодил тебе твой супруг? Молод, красив, любит тебя безумно.
     - Он далеко не Майсгрейв.
     - Замолчи! Замолчи!
     Изабелла затопала ногами и зажала ладонями уши.
     - Никогда, слышишь, никогда больше не произноси при мне имени этого низкого негодяя!
     Анна поднялась и подхватила с ларя свой плащ.
     - Видимо, мне следует уйти. Ты в положении, а я взволновала тебя. Это нехорошо. Успокойся, ты больше не увидишь меня. Обещаю, сестра, без крайней нужды мы не встретимся.
     Изабелла вдруг растерялась. Пусть Анна и по уши в несмываемом грехе, но она остается принцессой Уэльской. Видит Бог, это удача, что ей удалось раскрыть тайну сестры. Воспользовавшись ее нечистой совестью, она могла бы подчинить себе Анну. Другое дело, что эта неразумная особа бесконечно упряма и не только не считает случившееся с ней чемто предосудительным, но и просто упивается своим падением. Что ж, следует попробовать убедить ее в обратном.
     - Нэн, погоди минуту. Присядь.
     На какоето время в покое воцарилась тишина.
     Прими мои извинения, Анна. Девушка недоуменно смотрела на сестру.
     - Дада, прости меня. Я не должна была тебя поносить, но пойми и ты меня. Все это... более чем неожиданно. Кстати, кто твой исповедник? - вдруг спросила она.
     Вопрос застал Анну врасплох. Она бывала на исповеди довольно редко - то у настоятеля Вестминстерского аббатства, то у викария церкви Святой Бриджит, то у епископа Невиля. Но своей тайны не выдала никому, поскольку ни родной дядя, ни тем более чужие люди не вызывали у нее полного доверия.
     Молчание затянулось. Наконец Анна ответила, что у нее трое исповедников.
     - Вот видишь, - мягко заметила герцогиня. - У тебя нет собственного духовника. Одно это говорит о том, что ты не была откровенна и уже давно не знаешь покаяния. Грех, носимый в душе, - страшная вещь.
     Анна не нашлась, что ответить, а Изабелла продолжала:
     - Ты совершила прелюбодеяние, ты не раскаялась - и теперь сама убедилась, что не находишь себе места. Горько смириться с тем, что моя сестра - блудница, но еще горше сознавать, что она глубоко несчастна и в ссоре с Богом. Ведь я расспрашивала тебя неспроста. Что ж, нарыв прорвался, и время все расставит по местам. Ты рассказала мне обо всем, а теперь ступай исповедуйся, и увидишь, как станет легко. Все пойдет подругому...
     - Изабель, но ведь я...
     - Ты хочешь меня уверить, что готова продолжать жить с такой тайной на душе?
     - Нет, но ведь она давала мне силы!
     - Ах, оставь... Поверь, если бы ты сразу покаялась и очистила душу, все это давно отошло бы в прошлое, мир и благодать снизошли бы на тебя, а смута и тоска развеялись бы, как наваждение.
     - Но ведь это любовь!
     - Это блуд, а не любовь. Любовь двоих освящается узами брака, она несет с собою радость материнства. Ты же тоскуешь по объятиям и ласкам своего рыцаря, что само по себе грешно...
     - Нет, Изабель, Ты не права. Мне было бы довольно знать, что он жив, здоров и весел. Уверяю тебя, этого достаточно.
     - Не уговаривай себя. Я отлично вижу, как ты измучена, как мечешься, не находя себе места. Ты покинула супруга, потому что не раскаялась в содеянном. Достаточно было бы твоего желания, чтобы у вас с принцем все пошло на лад. Как говорится, similia similibis curantur . Отец выбрал тебе красивого, родовитого и любящего супруга, и если бы ты старалась - стала бы счастливой. Герцогиня сидела в высоком кресле напротив сестры, горделиво выпрямившись и расправив широкие складки парчового платья, чтобы скрыть живот. Ее слова лились уверенно и властно, и она видела, как все ниже склоняется голова Анны. Казалось, это придает речи Изабеллы еще больше жара и убедительности.
     - Я хочу также, моя дорогая, чтобы ты хоть на миг забыла о себе и подумала о величии своего рода, о своем нынешнем положении. Ты не простая деревенская девчонка, которая бездумно предается животной похоти. Ты принцесса! Ты выше прочих смертных. И я была бы плохой сестрой, если бы не напомнила тебе о том, что члены королевской семьи должны питать к себе уважение. Ты поднялась на вершину, и все остальное должно отступить. Принцесса Уэльская должна жить интересами королевства, обретая в этом удовлетворение и покой. Что рядом с этим какойто мелкий вассал, которого, кстати, отправила в отставку Лиззи Грэй, дабы самой стать на время королевой. Думаю, моя сестра не глупее этой захудалой дворяночки и достойна того удела, что ей предначертан! Руки Анны бессильно перебирали рельеф подлокотников. Голова поникла, а по щеке пробиралась одинокая слеза.
     - Видимо, ты права. Изабелла, и я лишь попусту извожу себя. Ты говоришь то же, что и отец. Выходит, я слишком глупа, если думала иначе.
     - Нет, дитя, нет, Анна, - ласково сказала герцогиня. - Просто ты надолго оторвалась от семьи и со всем запуталась. Обещай мне, нет, поклянись, что забудешь этого человека, что снова обретешь чистоту и благоразумие, станешь образцом для подражания для всех дам Англии!
     Эти последние слова окончательно сломили Анну. Тяжесть долга угнетала и давила ее. ?Это ошибка, что я оказалась принцессой. Эта ноша не для меня?. Внезапно она вспомнила пощечину отца. ?Так или иначе, но он хочет того же, что и Изабелла?. Она выпрямилась и проговорила внезапно севшим голосом:
     - Видит Бог, сестра, ты права. И я сделаю все, чтобы забыть Филипа Майсгрейва. Я исповедуюсь и не стану больше мечтать о встрече с ним. Возможно, все это было зря с самого начала. Какого бы ты ни была мнения об этом человеке, он сказал мне то же, что и ты. Я действительно запуталась. Надеюсь, мне всетаки удастся стать любящей и верной супругой Эдуарду Ланкастеру. Изабелла склонилась и коснулась губами лба сестры.
     - Да будет Господь милостив к тебе. - Она улыбнулась. - Я велю прибрать здесь, и мы сыграем в шахматы. Думаю, тебе стоит заночевать в Савое. Я не хочу оставлять тебя сегодня одну. Сатана на своих мягких лапах кружит близ души моей принцессы.
     Она вновь была и ласкова, и любезна, но Анна чувствовала себя раздавленной и несчастной. Больше всего ей сейчас хотелось выплакаться. Она своими руками разрушила надежду, которая питала ее все это время.
     В покое суетились слуги, унося приборы. Вскоре появился шахматный столик с замысловато перекрещенными ножками и разделенной на поля столешницей слоновой кости и черного дерева. Фигуры, вырезанные из горного хрусталя и драгоценного черного коралла, были до смешного точны в деталях - все эти короли, королевы, рыцари, лучники и прочие.
     Когда сестры остались наедине, Анна послушно приняла предложенную партию. Изабелла понимала, что творится в сердце принцессы, но полагала, что игра хоть немного отвлечет ее. Она твердо решила исполнить свой долг, убедив сестру в противоестественности чувств к Филипу Майсгрейву и приведя ее к послушанию. Если это удастся, при малейших признаках своеволия станет возможным принуждать Анну действовать посвоему: пугая ее призраком прошлого. Анна машинально сделала первые несколько ходов. Играла она хорошо, и сестра почти всегда ей проигрывала. Вот и сейчас, почти сразу же оказавшись в сложном положении. Изабелла прервала беседу и, подперев щеку, задумалась, глядя на доску. Анна смотрела на ее мраморно - белый выпуклый лоб, на тонкие, едва заметные линии бровей, точеный нос с чуткими розоватыми ноздрями. Затем, зная, как долго обычно сестра раздумывает над ходом, встала и подошла к распахнутому окну.
     Попрежнему светило солнце, звонко перекликались воробьи, журчал фонтан и солнечные блики шевелились на дне каменной чаши, откуда стекала вода. Она увидела Соломона, растянувшегося на припеке под стеной, смеющиеся лица служанок, которых поддразнивали ведущие через двор лошадей конюшие. Откудато долетали вибрирующие удары молота по наковальне. Через двор прошел высокий холеный священник - капеллан герцога, с улыбкой благословив присевшую перед ним в реверансе молоденькую фрейлину. В ворота въехал закутанный в