ризиса в отношениях с
"Парчам". Отношения между фракциями, объединившимися перед революцией,
сейчас,  при дележе портфелей и должностей,  вновь осложнились.  Вновь
Тараки и Бабрак называют  "Хальк"  и  "Парчам"  не  крыльями  НДПА,  а
самостоятельными   партиями.   И  если  после  революции  Тараки  хоть
некоторое время старался проводить более сбалансированную  политику  и
доверял  пусть и не главные,  но все же и некоторые министерские посты
парчамистам,  то сейчас,  спустя всего два месяца после победы,  начал
понемногу оттеснять их от управления страной.
     Открыто возмущается  пока  только  Кадыр,   главный   исполнитель
революционного  восстания.  По его мнению,  революцию ведут куда-то не
туда,  и он,  если убедится в этом, готов совершить третий переворот в
своей жизни и свернуть головы тем, кто предает Апрель.
     Кадыр... Кадыр...  Совершенно непредсказуемая  личность.  В  свое
время   Дауд   умело   использовал  офицеров-коммунистов,  вернее,  их
стремление к постоянным переменам.  Ведь только благодаря перевороту в
армии,  который совершили в 1973 году Кадыр,  Ватанджар и Гулябзой, он
смог поднять руку на короля.  Дауд  не  забыл  этой  услуги:  сержанта
Гулябзоя  сделал  офицером,  получил  повышение в должности Ватанджар,
Кадыр же стал начальником  штаба  войск  ВВС  и  ПВО,  подполковником.
Авторитет в армии рос у него стремительно, хотя как политический лидер
он  не  мог  представлять  опасность.  И  опять  же  в   силу   своего
происхождения,  вернее,  малочисленности и непопулярности племени,  из
которого он был выходцем.  Не та страна Афганистан, чтобы не придавать
этому  значения.  Но Дауд понял,  что Кадыра могут просто использовать
другие силы,  точно так же как и он в свое  время,  вместо  тарана.  И
незадолго до апрельских событий убрал ретивого сорвиголову подальше от
армии, назначив его директором небольшой мукомольни.
     Можно представить  обиду  Абдула Кадыра,  а одновременно злость и
решительность,  с которыми он возглавил вооруженное выступление против
своего "благодетеля".
     За кем сейчас пойдет он? Насколько серьезен в своих угрозах?
     - Я не парчамист и не халькист.  Я просто армейский коммунист,  -
подчеркивает в последнее время Кадыр.
     Такой непредсказуемости  и импульсивности своего министра обороны
Тараки тоже следовало бы поостеречься.  Трезвости,  побольше трезвости
бы афганскому лидеру. И внимания в первую очередь не борьбе за власть,
а народу...
     - Ну,  и  что  будешь докладывать?  - спросил Ульяновский,  когда
Николай Нестерович поделился с  ним  своими  нерадостными  в  общем-то
впечатлениями от поездки.  - Я знаю,  что по другим ведомствам доклады
идут более оптимистичные.
     - Значит,   менее  глубокие,  -  взорвался  Симоненко,  но  сумел
справиться с эмоциями и ответил уже спокойно:  - Буду докладывать  то,
что есть.

     Конец июня 1978 года. Кабул.
     - Проходи. Что так возбужден?
     - С Кадыром говорил.  Опять при всех набросился на Тараки.  Сотню
раз советовал сдерживать эмоции,  как бы там ни было, нравится он тебе
или нет,  но он - глава государства. Зачем его раздражать по пустякам?
А он - как специально. Чаем угостишь?
     Заплатин развел  руками  -  самоваром  еще не обзавелся.  Горелов
удивленно кивнул на стоящий напротив стол Экбаля:
     - А что же подшефный не следит за своим начальством?
     - Во-первых,  не обязан,  а во-вторых,  он сам вечно голоден, ест
один раз в сутки.
     - Что так?
     - Полно   родственников,   да  к  тому  же  десятки  всевозможных
делегаций, которых тоже как-то надо угощать и одаривать подарками.
     Замолчали. Отношения   между   главным   военным   советником   и
советником начальника Главпура налаживались трудно. Прямоту и резкость
суждений  Заплатина  поначалу  Лев  Николаевич  Горелов  воспринял как
попытку, желание нового сотрудника подмять всех военных советников под
себя,  подчеркнуть  свое положение главного политработника.  Некоторое
время Горелов даже демонстративно не  замечал  Заплатина,  обговаривая
вопросы только с представителем КГБ Ивановым.
     Но все же общность решения одних и тех же задач  заставила  пойти
на сближение, а узнав немного характеры, они стали понимать и поступки
друг друга.
     - От  твоего  начальства  что-нибудь  есть?  -  нарушил  молчание
Заплатин.
     - Утром   звонил   Огарков.   Как   всегда,   продолжать   тесное
сотрудничество,  попытаться исключить репрессии,  снятия с должностей.
Кадыр припоминает некоторым своим бывшим сослуживцам,  что не помогли,
не заступились за него,  когда Дауд убирал его из армии, а он просил у
них помощи. Что у тебя?
     - То же самое.  Кроме решения  военных  и  политических  вопросов
советуют,  чтобы  мы  рекомендовали  руководству  партии идти в народ,
племена,  разъяснять цели и задачи  революции.  Словом,  не  сидеть  в
Кабуле. Что на пакистанской границе?
     - Пока тихо,  проехали и пролетели почти всю.  Доложил Амину свои
соображения по ее укреплению.  Да,  а Амин предложил, вернее, попросил
проводить с  ним  индивидуальные  занятия  по  военной  подготовке.  С
одиннадцати вечера до часу ночи ежедневно,  больше у него времени нет.
Работоспособность,    конечно,    дикая.    Как    идет    легализация
парторганизаций?
     Это для Заплатина был самый больной вопрос. Партийные организации
в  армии  до  сих  пор  продолжали  находиться в подполье,  и в первую
очередь таились друг от друга халькисты и парчамисты.  Существовали  и
две  партийные кассы,  в каждой организации в глубокой тайне шел прием
новых членов. В некоторых полках, правда, попробовали открыть, назвать
коммунистов.  Постарались  сделать  из этого праздник:  людей выводили
перед  строем,  пожимали  руку,  благодарили  за  мужество  в  борьбе,
верность идеям НДПА. Но если халькисты шли на это охотно, то "Парчам",
скорее всего,  продолжал скрывать свои структуры.  Пять - семь человек
на  батальон  или  полк  раскроют  -  и вроде больше никого нет.  Это,
конечно,  было не так, и уже затаивались новые обиды, продолжало расти
недоверие.  Зато  уж  халькисты  развернулись  до  такой степени,  что
некоторые коммунисты-командиры поспешили на своих  кабинетах  вывесить
таблички: "Вход только членам партии". Вот такие неожиданные вывихи, и
где и что выпрет завтра - одному Аллаху известно...
     Горелов уловил  состояние  Заплатина и,  уже зная его болезненную
ответственность за свой участок работы, поспешил добавить:
     - Да,  чуть  не  забыл.  Побывал  я  на  политзанятиях в Гардезе.
Спрашиваю солдат,  что они  знают  о  Советском  Союзе.  Встает  один,
поднимает автомат:  "Калашников - это Советский Союз, противогаз - это
Советский Союз,  кровати -  это  Советский  Союз.  Но  главное  -  это
политзанятия". Так что передай Епишеву, пусть порадуется и погордится.
     - Передам. Нам бы этих солдат с пола поднять, заставить тыловиков
отдавать  им  простыни,  которыми они торгуют в дуканах.  Сделать так,
чтобы все продукты шли в котел,  а не тем же перекупщикам.  И котелки,
тарелки солдатам чтобы выдали, а то хлебают из каких-то общих корыт...
     - Мечты... - вздохнул Горелов. - Мне на роты, батальоны назначать
некого,  вчерашние лейтенанты полками командуют. А ты к тому же создал
ореол славы политработников, лучших офицеров забираешь.
     - Сейчас   слово  может  быть  главнее  всего  остального,  -  не
согласился Заплатин, хотя и сказал это Горелов с улыбкой и пониманием.
- Кстати, что с командирской учебой?
     - Тараки разрешил открыть трехмесячные курсы для офицеров и школы
для  сержантов.  Если  не поднимем армию...  - Горелов обречено махнул
рукой.

     Информация (получено представителем КГБ в Кабуле):
     "В начале  июня  с.  г.  в  Анаполисе  (США)  состоялся симпозиум
атлантической группы НАТО,  где обсуждались перемены в  Афганистане  и
"вытекающие отсюда последствия для Америки и ее союзников по НАТО".  В
симпозиуме под кодовым названием "Морское звено" приняли участие более
270  генералов,  адмиралов,  дипломатов,  ученых  и  официальных  лиц.
Единодушно было заявлено,  что Америка и Запад не могут позволить себе
такой  роскоши,  как  заниматься только Европой.  Афганистан объявлен,
таким образом, еще одной зоной жизненно важных интересов стран НАТО, и
в первую очередь США.
     В Кабул под дипломатическим прикрытием вылетел некий  Луи  Дюпри,
которому   поручено   координировать   действия  антиправительственных
элементов в афганской столице.
     В Пакистане,  близ  границы  с  Афганистаном,  начали создаваться
лагеря афганских беженцев (Читрал,  Чират,  Кохат,  Кветта,  Наушери и
др.).  В  этих  лагерях  начали  подготовку  группы  боевиков из числа
офицеров и солдат  афганской  армии,  оставшихся  преданными  Дауду  и
перешедших в Пакистан.
     Для сведения".

     Документ (из переписки советского посла с МИД):
     "Запись беседы с послом США в ДРА Адольфом Дабсом.
     7 августа 1978 г.
     ...В ходе  состоявшейся беседы Дабс высказал недоумение по поводу
напечатанной  в  газете  "Правда"  за  1  августа  1978  года   статьи
корреспондента    ТАСС    "Подрывная    деятельность   против   народа
Афганистана",  где говорится,  что  США  оказывают  финансовую  помощь
диверсионным группам, выступающим против правительства ДРА.
     Дабс сказал,  что позиция  США  в  отношении  ДРА  базируется  на
принципе невмешательства во внутренние дела страны...
     Я... заметил,  что в американской печати  была  развязана  шумная
кампания  пропаганды  о  том,  что  Апрельская революция в Афганистане
явилась "делом рук русских".
     Дабс никак не отреагировал на это замечание.
     Послом был задан вопрос,  не заключал ли  Советский  Союз  с  ДРА
соглашение о военном сотрудничестве. Ответил отрицательно.
                                         Посол СССР в ДРА А. Пузанов".

Глава 9
                    ВЛАСТЬ ОБРЕЧЕНА НА КРИТИКУ. -
      Б. КАРМАЛЬ И Н. М. ТАРАКИ. - "ПАРЧАМ" НЕ МЕСТО В КАБУЛЕ. -
                "КАЖДЫЙ ДОЛЖЕН ПРИНЯТЬ ЛЮБУЮ СУДЬБУ".

     Конец июня 1978 года. Кабул.
     Нет такой власти, которую бы не критиковали. Жесткую - за тиранию
и   диктаторство,   слабую  -  за  бесхребетность.  Могут  обвинять  в
милитаризме и тут же в недальновидности и  подрыве  обороноспособности
страны.   Ругают   за   зажим   критики   и   тут   же  за  потворство
вседозволенности.  За  то,  что  одним  повышают  зарплату,  а  другим
оставляют прежнюю.
     Поэтому в государствах постоянно за что-то борются. Там, где есть
смертная казнь,  - за ее отмену. Где нет - за введение. Поднимают свои
знамена новые партии и сразу же те,  кто  требует  их  закрытия.  Идут
баталии за принятие какого-то закона или его отмену. А если ни за то и
ни за другое, то бесконечно за его уточнение и доработку.
     Власть обречена  на  критику.  Пока  будет  хоть какая-то власть,
всегда найдутся и те,  кто ею недоволен.  Слабая в этом случае  рухнет
быстрее,  но зато безболезненнее для народа. Крах сильной власти несет
в  себе  большие  социальные  потрясения,   так   как   она   способна
сопротивляться.
     Дольше же всех держится вязкая власть -  власть,  издавшая  сотни
законов  о самой себе,  власть,  не запрещающая,  но и не разрешающая.
Власть  кабинетов  и  согласований,  грандиозных  будущих  проектов  и
славицы  о  вчерашних  достижениях,  но  только  не о сегодняшнем дне.
Власть многочисленных подписей, власть, когда в случае ошибки виноваты
все, но никто конкретно.
     Потом ее,  конечно, будут ругать, для этого даже найдут двух-трех
самых виноватых,  и свора бывших соратников,  очищаясь и оправдываясь,
будет валить вину всей эпохи,  просто вину обстоятельств,  а заодно  и
свою собственную, на них. Хорошо выглядеть прозревшим, смелым, умным и
деятельным!
     Но страшно  другое  -  если  эти вечно праведные вновь окажутся у
трона.  Хотя конечно же самые опасные для народа правительства  -  это
революционные.  Мало того,  что на гребень штормовой волны поднимается
много пены и шелухи - карьеристы,  сонмы обиженных предыдущей властью,
проходимцы и подхалимы. Революционной власти еще всегда хочется и всей
полноты правления.  Без дележа с кем бы то ни было, даже с теми, с кем
еще  вчера,  объединившись,  шли на "последний и решительный".  Редкая
революция обошлась без раскола в стане победителей,  потому что  после
победы  всем  группировкам кажется,  что ее можно было бы добыть и без
союза с остальными. Вот тут и начинается поиск и подсчет ошибок друг у
друга, формируется оппозиция - где открыто, где тайно.
     История человечества только и делает, что говорит и предупреждает
об этом. Но, видимо, революции и разочарования их итогами неизбежны.
     Первый заместитель премьер-министра  Афганистана  Бабрак  Кармаль
почувствовал на себе это более,  чем кто-либо другой. Сброшенная ему с
барского плеча халькистов должность ничего не решала и  не  значила  в
стране.  Вернее,  должность  была  первейшая,  ничего не значил на ней
именно он,  Бабрак Кармаль,  лидер "Парчам". Как и в прежние годы, вся
власть,   но   теперь  не  только  партийная,  но  и  государственная,
сосредоточилась в руках "Хальк".  И Тараки первым  открыто  игнорирует
заместителя-парчамиста, сделав вторым лицом в партии и стране министра
иностранных дел  Хафизуллу  Амина.  Человека,  которого  на  последнем
съезде  партии  не  избрали  даже  в  состав Политбюро,  настолько все
делегаты  поняли  его  коварство,   приспособленчество,   хитрость   и
жестокость.  Неужели Тараки слеп? Или ему выгоден такой человек, чтобы
на контрасте с ним самому выглядеть более благородным?  К чему в таком
случае  приведут  страну  сыновья  скотоводов и,  как стал в последнее
время говорить о себе Амин, "выходцы из низших слоев среднего уровня"?
Да,  а вот он - сын генерал-полковника Мухаммада Хусейн-хана,  получил
образование,  его избирали в парламент.  Почему он  должен  стесняться
этого  и  почему  из-за этого теперь всю жизнь обязан довольствоваться
вторыми ролями?  Да уже и не вторыми,  при  нынешней  ситуации  только
слепой не видит, что он, Бабрак Кармаль, уже вообще ни на каких ролях.
Его нет. Нет его, его партии, идей "Парчам" - все подмято, растоптано,
выброшено за борт истории...
     Распалясь однажды от такого внутреннего монолога,  Бабрак Кармаль
пришел в кабинет к Тараки. Нет, не так, здесь все решают детали. Перед
тем,  как войти,  его вначале остановили,  попросили подождать и пошли
докладывать. Какая низость! Какое пренебрежение! Не хватало еще, чтобы
его не пустили или не приняли.
     Бабрак намерился идти к председателю Ревсовета самостоятельно, не
дожидаясь  разрешения,  но  вовремя  вышел  порученец  и  пригласил  в
кабинет.
     Еще одна неловкость при встречах с Тараки,  может быть даже самая
большая,  -  это то,  что Кармаль так и не решил,  как же ему называть
главу государства,  как обращаться к нему.  По имени, но не так близки
они для этого да и не так он воспитан, чтобы фамильярничать со старшим
по возрасту.  В традиционном же слове  товарищ  Бабрак  видел  и  чтил
первоначальный   его   смысл  и  не  мог  позволить  себе  поступиться
принципами.  До этого как-то обходились вообще без  обращений  друг  к
другу:  вопрос  - ответ,  и до свидания.  А теперь и встречи уже стали
происходить все реже и реже, вернее, только на заседаниях.
     Обойтись бы и напоследок без обращений.  Да,  напоследок,  потому
что есть гордость и совесть, чтобы отвергнуть должность пустого места.
Он   будет   просить   освободить   его  от  обязанностей  заместителя
премьер-министра.  Он  готов  даже  уехать  из  Кабула,   перейти   на
дипломатическую работу, лишь бы быть подальше от восторженных, занятых
самими  собой  халькистов,  не  видеть  их  здравиц  друг  другу,   не
чувствовать пренебрежительности по отношению к своим сторонникам.
     - Я слушаю,  - поднял голову из-за бумаг Тараки,  лишь только  он
вошел.
     О, эта усмешка из-под усов!  Нет-нет,  надо иметь гордость,  надо
проявить  твердость  и  уехать отсюда.  Пусть ухмыляется кому угодно -
Амину,  готовому лизать  пятки,  Гулябзою,  Ватанджару.  А  для  него,
Бабрака Кармаля, это в последний раз. В последний!
     - Я  пришел,  чтобы  сказать:  я   чувствую,   что   работать   в
правительстве на своем посту с полной отдачей не могу, - остановившись
посреди кабинета,  решительно начал  Бабрак.  Вновь  удалось  избежать
обращения,  никак не назвать Тараки - ничего,  переживет.  Он не Амин,
чтобы рассыпаться насчет "великого  учителя",  это  тому  надо,  чтобы
сохранить  титул  "ученика".  Он  же будет краток.  - Я считаю,  что в
данный момент я мог бы более плодотворно работать где-нибудь послом за
границей. Это будет лучше и для партии.
     Надеялся где-то в глубине души Бабрак,  хотел верить,  что Тараки
замашет рукой, станет хотя бы ради приличия отговаривать, вспомнит его
заслуги перед партией,  революцией и страной. Напрягся, но... усмешка,
опять усмешка.
     - Хорошо,  я подумаю  над  этим  предложением,  -  ответил  после
некоторого  молчания  Тараки.  Бабрак вдруг подметил,  что Генеральный
секретарь тоже никак не называет его.  - Это только ваше  решение  или
ваши товарищи думают точно так же?
     Тараки наносил удар, и Бабрак Кармаль вспылил:
     - Я говорю от себя, но мои товарищи по партии думают так же.
     - Хорошо,  - столь же выдержанно отозвался Тараки.  И тут впервые
Бабраку подумалось,  что он делает ошибку,  отдавая Тараки, халькистам
свой пост. До этого он хоть как-то, но влиял на политику, ограниченно,
но  был в курсе основных дел.  А теперь?  Тараки неспроста спросил про
товарищей,  он может отправить из страны не только его,  но  и  других
руководителей "Парчам".  Зря, зря он это сделал, поддавшись эмоциям. В
политике побеждает только твердый расчет. Забрать свои слова обратно?
     Тараки продолжал  с  улыбкой  смотреть  на  него,  и  Бабрак,  не
попрощавшись,  повернулся и вышел.  Ладно,  хуже все равно не будет. А
борьба еще не проиграна, она только начинается.
     ...Через несколько минут после ухода  премьер-министра  к  Тараки
прибыл Амин. Вошел без доклада, поприветствовал учителя.
     - Бабрак  попросился  на  дипломатическую  работу,  найдется  ему
где-нибудь  местечко?  -  с  улыбкой  спросил  Тараки  своего министра
иностранных дел.
     - Бабраку? Конечно, найдется. И для других, кто его поддерживает,
тоже бы нашлось, - хитро глянул, все понимая, Амин.
     Необходимое послесловие.
     Через неделю в афганском руководстве произойдут изменения. Лидеры
"Парчам" оставят свои посты в правительстве и будут назначены послами:
Бабрак Кармаль - в Прагу,  Н. А. Нур - в Вашингтон, Вакиль - в Лондон,
Анахита  - в Белград,  Наджиб - в Тегеран и Бариалай - в Пакистан.  За
Кадыром,  Кештмандом, Рафи и другими активистами "Парчам", оставшимися
в Кабуле, установится слежка.

     Документ (из  секретной переписки американских внешнеполитических
ведомств по Афганистану):
     "(Дата и номер неразборчиво).
     Из посольства США в Кабуле.
     Госсекретарю. Вашингтон. Немедленно.
     Конфиденциально.
     Тема: Новый    афганский    посол   в   Тегеране   -   еще   один
высокопоставленный парчамист.
     На Э 6250 из Тегерана.
     1. Мы  мало  что  можем  добавить  и  информировать  о  биографии
молодого доктора Наджиба, который прежде использовал имя Наджибуллы...
По имеющимся данным, он только год назад окончил медицинский колледж и
после революции 27 апреля в течение нескольких недель был заместителем
министра внутренних дел.  В результате борьбы за посты в правительстве
(что  явно продолжается и сейчас) Наджиб,  член крыла "Парчам" в НДПА,
стал специальным помощником председателя Революционного совета  Н.  М.
Тараки, о чем публично не сообщалось.
     2. Назначение Наджиба в Тегеран,  несомненно,  является составной
частью   продолжающейся   чистки   парчамистов   из  верхнего  эшелона
политического рук