молоденького  капитана  с  двумя  желтыми нашивками за
ранения.  Что-что,  а место сбора  ратников  и  призывников  в  России
никогда не пустовало. К сожалению...

     Документ (Постановление  ЦК  КПСС  и  Совета  Министров СССР от 2
января 1980г.):
     "Об увеличении численности Вооруженных Сил СССР.
     Разрешить Министерству обороны для создания группировки советских
войск  в  Демократической  Республике Афганистан увеличить с 1980 года
лимит численности на  пятьдесят  тысяч  военнослужащих  и  две  тысячи
рабочих  и  служащих,  в  том  числе  1000 военнослужащих для Комитета
государственной безопасности СССР.
     Секретарь Центрального Комитета КПСС Л. Брежнев.
     Председатель Совета Министров СССР А. Косыгин".

     21 мая 1980 года. Москва. Кремль.
     Василий Васильевич Кузнецов, первый заместитель Л. И. Брежнева по
Президиуму, в этот день вручал в Георгиевском зале награды офицерам из
группы   "Альфа",   особо  отличившимся  при  штурме  Дворца  Амина  и
отмененным 28 апреля особым Указом Президиума Верховного Совета СССР.
     Из семи   человек,  представленных  Комитетом  госбезопасности  к
званию Героя Советского Союза,  после проволочек,  проверок (а были  и
анонимки о якобы вывезенных "Альфой" драгоценностях) в списке осталось
трое:  Бояринов Григорий Иванович, 1922 года рождения, Карпухин Виктор
Федорович,  1947 года рождения, и Козлов Эвальд Григорьевич, 1938 года
рождения. Ордена Ленина выпали Романову, Голову и Полякову.
     - Главное,  не  жмите  сильно  руку,  -  в который раз напоминали
награжденным,  намекая на преклонный возраст Василия Васильевича. - Ну
и, конечно, не обнимать, не целовать, не задавать вопросов.
     Заинструктировали так,  что Карпухин забыл выступить  с  ответной
речью...
     Следующие награды "альфовцы" будут уже получать  за  освобождение
заложников, захваты террористов: иногда казалось, что война переползла
через Гиндукуш из Афганистана в нашу страну.
     Военный корреспондент  "Правды"  Виктор  Верстаков одну из первых
своих   афганских    песен    посвятит    девятой    роте    Витебской
воздушно-десантной  дивизии,  вместе  с  которой "альфовцы" штурмовали
Дворец Амина.

                    Еще на границе и дальше границы
                    Стоят в ожидании наш полки.
                    А там, на подходе к афганской столице,
                    Девятая рота примкнула штыки.

                    Девятая рота сдала партбилеты,
                    Из памяти вычеркнула имена.
                    Ведь если затянется бой до рассвета,
                    То не было роты, приснилась она.

                    Войну мы порой называли "работа",
                    А все же она называлась войной.
                    Идет по Кабулу девятая рота,
                    И нет никого у нее за спиной.

                    Пускай коротка ее бронеколонна,
                    Последней ходившая в мирном строю, -
                    Девятая рота сбивает заслоны
                    В безвестном декабрьском первом бою.

                    Прости же, девятая рота, отставших,
                    Такая уж служба, такой был приказ...
                    Но завтра зачислят на должности павших
                    В девятую роту кого-то из нас.

                    Войну мы подчас называем "работа",
                    А все же она остается войной.
                    Идет по столице девятая рота,
                    И нет никого у нее за спиной...

     Песня попадет в черные списки таможенников и первое  время  будет
отбираться   или   стираться  с  магнитофонных  кассет,  вывозимых  из
Афганистана в Союз солдатами и офицерами.
     Вообще бардовские   песни   первыми  начали  говорить  правду  об
афганских событиях.  Центральная печать первые два-три года, по стихам
того  же  Верстакова,  сообщала,  как  "мы  там  пляшем гопака и чиним
местный трактор".  А допустим, в солдатской газете десантников вначале
вообще не разрешали писать,  что дивизия находится за пределами СССР и
что вообще  это  десантная  газета:  на  фотографиях  заретушевывались
десантные эмблемы,  тельняшки, не говоря уже о наградах. Было изменено
и само название газеты,  все журналисты печатались под псевдонимами, а
фамилии  офицеров,  о  которых  писалось  в  Союзе,  упоминать  теперь
запрещалось. Сообщения о геройских поступках звучали примерно так:
     "Во время  учебного  боя  рядовой  имярек отразил атаку условного
противника.  За мужество и находчивость солдат награжден  медалью  "За
боевые заслуги".
     Если бой все-таки расписывался  и  никуда  нельзя  было  спрятать
раненых  и  погибших,  под  материалом  просто ставилась пометка:  "Из
боевой истории части".
     Только к  концу  1981 года разрешили наконец писать,  что часть -
десантная,  потом - что находится в ДРА. Про боевые действия все равно
шло ограничение:  в бою участвует не больше батальона,  который в свою
очередь ввязался в него  в  целях  самообороны  или  защиты  колонн  с
материальными ценностями.
     Вот так   понемногу,   крохами   пробивалась   через   цензорские
ограничения афганская правда. Так что песни бардов и в самом деле были
отдушиной для самих ребят-"афганцев":

                    Я поднимаю тост за друга старого,
                    С которым вместе шел через войну.
                    Земля дымилась, плавилась пожарами,
                    А мы мечтали слушать тишину.

                    Я поднимаю тост за друга верного,
                    Сурового собрата своего.
                    Я б не вернулся с той войны, наверное,
                    Когда бы рядом не было его,

                    Последние патроны, сигареты ли
                    Мы поровну делили, пополам.
                    Одною плащ-палаткою согретые,
                    Мы спали, и Россия снилась нам...

                    Рассвет встает над городом пожарищем,
                    По улицам трамваями звеня.
                    Я пью вино за старого товарища,
                    А был бы жив он - выпил за меня.

     10 ноября 1982 года. Заречье.
     Словно что-то  подтолкнуло Викторию Петровну,  поднявшуюся в этот
день раньше обычного и спустившуюся на  кухню,  вернуться  в  спальню.
Тяжело  ступая  - ноги вновь начало ломить к стылости,  - поднялась на
второй этаж дачи.  Торопливо открыла дверь  и  сразу  вскрикнула:  муж
лежал на спине и, хрипя, силился подтянуть к горлу руки...
     На следующий день с утра по  радио  звучала  траурная  музыка.  В
полдень   диктор  сообщил,  что  в  15  часов  будет  передано  важное
правительственное сообщение. И вновь полилась тихая ровная музыка.
     Мало кто  сомневался,  что  это будет известие о смерти Брежнева.
Даже несмотря на то что еще на 7 Ноября  все  видели  его  на  трибуне
Мавзолея,  привычно поднимавшего в приветствии руку перед проходившими
по Красной площади войсками.  Знало близкое окружение,  что 10  ноября
Леонид Ильич запланировал себе выезд на охоту...
     Ждали только,  кто станет председателем  комиссии  по  похоронам.
Хотя  тоже  мало кто сомневался,  что прозвучит фамилия или Андропова,
или  Черненко,  нового  идеолога  страны.  Идеология,   слово   партии
оставались  главенствующими  в  политике  страны,  и поэтому справа от
Генсека всегда стояли те,  кто готовил это слово и кто обеспечивал его
выполнение.  Суслову,  умершему  в  январе,  уже  успели  соорудить за
Мавзолеем  бюст,  хотя  было  принято  решение  хоронить  там   только
генеральных  секретарей  и участников октябрьских боев.  Слово было не
только в начале...
     Политбюро ко дню смерти своего Генсека выработало свои незыблемые
правила: что положено при этом ему, а что не положено.
     Впервые после  смерти Сталина первые полосы газет были в траурных
рамках.  Был объявлен и траур по стране  -  отменялись  увеселительные
мероприятия,  приспускались государственные флаги.  Многие люди, как и
при смерти Сталина,  плакали. Не в таком количестве, конечно, и не так
глубоко,  но плакали, отдавая должное главному для русских людей итогу
правления:  при Брежневе не  было  войны.  Об  афганской  кампании  не
говорили  во  всеуслышание,  да к тому же это была война не народа,  а
участие ограниченного контингента войск в гражданской войне на стороне
законного правительства.  Мы же со времен Испании - да что Испании!  -
всю жизнь русские  помогали  кому-то  воевать.  Так  что  плакали,  но
гордились. Только, видно, нельзя плакать так долго, девять лет...
     Среди приглашенных  на  прощание  с  лидером  КПСС  и  Советского
государства плакали Войцех Ярузельскнй,  Фидель Кастро,  Густав Гусак.
Они,  может  быть,  первыми  почувствовали  не  только  потерю  друга,
"старшего  брата",  но  и  смогли заглянуть вперед,  увидеть нарушение
стабильности между соцстранами и Западом.  С Брежневым  уходила  целая
эпоха, впоследствии названная эпохой застоя. Хотя в истории конечно же
застоев не бывает.  Тем более в истории такой огромной,  в одну шестую
часть  суши,  державы.  Но  слово  про застой было сказано,  и под его
знаменем ринулись пробуждать,  колыхать  "уснувшую"  страну  -  рысью,
марш-броском,    "до   основанья,   а   затем"   -   новые   поколения
идеологов-политиков.
     Но это  уже другая и,  к сожалению,  не менее трагическая история
нашего государства.  Это другие книги,  другие герои.  А тогда,  в год
смерти  Брежнева,  на  горных афганских кручах,  в ущельях,  "зеленке"
разрастались  боевые  действия  моджахедов  против   правительственных
войск, которых поддерживали бесшабашные, выносливые, рвущиеся в первую
шеренгу советские солдаты - шурави.  И уже подсчитывались потери среди
этой  первой  цепи  за 1982 год,  да только не значился в этих списках
безвозвратных потерь "афганец номер один" - человек с густыми  черными
бровями,  любивший  быструю  езду  на  автомобилях  и  старые рубашки,
смотревший по вечерам фильмы про  войну  или  альбомы  с  фотографиями
природы, скончавшийся в своей постели холодным ранним утром 10 ноября.
Его ружье,  приготовленное с  вечера  для  охоты  и  двадцать  лет  не
дававшее осечек, на этот раз так и не выстрелило...

                                    Январь 1990 г. - сентябрь 1991 г.
                                    Москва - Кабул - Ташкент -
                                    Термез - Одесса - Киев -
                                    Челябинск - Чернигов -
                                    Карачаевск - Ростов-на-Дону -
                                    Сочи - Ленинград - Каунас -
                                    Витебск.

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

     ...И даже поставив точку,  не беру на себя смелость сказать,  что
выявлены  и   обозначены   все   подводные   течения,   все   пружины,
задействованные в афганских событиях.
     Помню, покойный  Маршал   Советского   Союза   Сергей   Федорович
Ахромеев, увидев меня, воскликнул:
     - Да  сможете  ли  вы  понять  все,  что  происходило   в   конце
семидесятых    в    мире?!    Сможете   ли   посмотреть   на   события
по-государственному?!
     Было 30 апреля 1991 года, половина десятого вечера. Именно на это
время маршал назначил мне встречу в Кремле. Когда назвали этот срок, я
даже переспросил его порученца:
     - Тридцатого в двадцать один тридцать?
     То есть накануне Первомая и в такое позднее время?
     В Кремле практически никого уже не было.  Сергей Федорович  сидел
за столом без кителя, между двумя стопками документов.
     - Ну и что вы сможете понять и оценить в вашем возрасте? - назвал
он наконец и причину недовольства.
     От роду мне было 35 лет,  но я,  сам  прошедший  Афганистан,  уже
вдоволь  нахлебался  всякой  мути  в залихватских публикациях о начале
афганской эпопеи.  Может,  у меня и не хватало  седых  волос,  которые
внушали  бы  доверие,  но было много злости и желания начать работу по
сбору материала о политическом решении на  ввод  войск  в  Афганистан.
Главным  для  меня  стало  понять,  не кто вводил войска,  а почему их
все-таки решили ввести.
     И все  же  Сергей  Федорович  вышел  из-за своего рабочего стола,
пригласил сесть. И минут сорок отвечал на вопросы.
     Еще короче   оказалась   встреча-беседа   с   маршалом   Николаем
Васильевичем Огарковым.  Зная его предвзятое отношение к журналистам и
боясь рисковать,  познакомился вначале с секретаршей. Она передала мое
письмо бывшему начальнику Генерального штаба, а потом, когда маршал не
отреагировал на него, соединила меня с ним по телефону.
     Каким-то образом удалось уговорить Николая Васильевича на беседу,
и он приказал:
     - Через два часа жду у себя в кабинете.
     - Ну  что  вы  лезете  в  это  дело?  - не менее недовольно,  чем
Ахромеев, проговорил Огарков в первую же минуту. - Жареного хочется?
     Мне не хотелось "жареного", мне важно было посмотреть на ситуацию
с Афганистаном глазами начальника Генштаба...
     - Все,  я и так посвятил вам уйму времени, - ровно через двадцать
минут после начала встречи встал Огарков и протянул мне  для  прощания
руку.
     Но я  радовался  и  этим  двадцати  минутам,  и  тем  торопливым,
обрывочным  фразам в блокноте,  которые удалось записать (магнитофоном
при сборе этого материала я ни разу  не  воспользовался  и  чуть  ниже
объясню почему)...
     Хотя самые короткие встречи - не более  одной  минуты  -  были  с
поварами и домработницами с дачи Л. И. Брежнева.
     - Мы ничего плохого о Леониде Ильиче  говорить  не  будем,  -  не
пуская даже на порог, в один голос заявляли они.
     - Да о плохом я сам прочту в газетах.  Вы  расскажите,  каким  он
запомнился именно вам.
     - Хорошим был. Получше всех новых. И при нем стабильность была, а
не застой,  как вы,  журналисты,  пишете.  Вы перевернули все с ног на
голову, вот сами и радуйтесь.
     Радоваться особо было нечему, но уже вырисовывалась картина в том
материале, что собирал.
     А собирать  его начал,  испытывая журналистский интерес.  В конце
восьмидесятых только ленивые газеты и журналы  не  писали  о  Громове,
командарме сороковой. Тогда и подумалось: Громов-то - последний, а вот
кто был первым, кто вводил войска в Афганистан?
     Поиски увенчались успехом: первый командующий - генерал-лейтенант
Юрий Владимирович  Тухаринов  уволился  в  запас,  живет  в  Ташкенте.
Предварительный  звонок  дал  надежду:  генерал  сам посетовал,  что о
первых забыли начисто,  что его имя в советской прессе ни разу еще  не
упоминалось.
     Юрий Владимирович сам пришел ко мне в  гостиничный  номер.  Цепко
оглядел его, кивнул на диктофон:
     - Убери.  Мало ли что я ляпну в разговоре!  И вообще - никогда не
ходи к людям с магнитофоном.
     Затем деловито проверил мои документы и неожиданно спросил:
     - А разрешение из Министерства обороны есть,  чтобы я рассказывал
об этих событиях?
     - Откуда?!
     - А до какой степени откровенности мне вести разговор, знаешь?
     - Да мне бы лучше обо всем...
     - Хорошо, а карта Афганистана есть?
     - Карта? Зачем?
     - А как же я буду показывать,  где и как мы шли?  Да  и  названия
выветриваются  из  памяти,  а здесь ошибаться нельзя.  Ну а вопросы-то
хоть имеются?
     - О, вопросов целых 56 штук!
     Мелко исписанный,  листок бумаги генерал забрал с собой на  сутки
для изучения.  Мне этого времени хватило,  чтобы слетать в Термез,  на
место переправы  40-й  армии  через  Амударью  и  привезти  на  память
командарму букет сухого камыша.
     И разговор состоялся...
     От встречи   категорически   ушел   в  сторону  Борис  Николаевич
Пономарев - заведующий международным отделом  ЦК  КПСС.  Долго  изучал
меня  Григорий  Васильевич  Романов,  член  Политбюро ЦК КПСС.  Вообще
Романов - одна  из  центральных  и  драматических  фигур  в  окружении
Брежнева.  Он  и Горбачев,  как самые молодые члены Политбюро,  были и
самыми перспективными на выдвижение в партийной иерархии. Сам Брежнев,
похоже,   сделал   выбор  в  пользу  Романова:  ему  стали  поручаться
ответственные визиты за рубеж,  в своих  речах  Генеральный  секретарь
словно  мимоходом  стал  называть  имя  Григория  Васильевича в первых
рядах.  И тут  же  в  Ленинград  зачастили  всякого  рода  бизнесмены,
дипломаты,   туристы  из  США  -  Романов  прощупывался  как  преемник
Брежнева. Видимо, вывод для них был неутешителен: Романов был до мозга
костей государственник, оборонщик и в рот Западу не смотрел. Поэтому в
перспективе западный мир мог удовлетворить только Горбачев - со  всеми
улыбающийся,  желающий  всем  понравиться  и  прямо-таки светящийся от
своего положения.
     И вскоре  через одно из посольств - то ли Малайзии,  то ли какого
другого государства - пришла в  Москву  весть:  свадьбу  своей  дочери
Григорий  Романов устроил в Эрмитаже,  где гостей потчевали из царской
посуды. Слух пошел гулять по стране, в Ленинград срочно отправилась на
проверку   комиссия.   Брежнев,  сам,  кстати,  совершенно  равнодушно
относившийся  к  роскоши,  впервые  глянул   на   своего   любимца   с
подозрением.   Этого   оказалось   достаточно,   чтобы   перехватилась
инициатива.
     Прежде чем   завершить  рассказ  о  Романове,  приведу  еще  один
документ,  касающийся  Афганистана  и   Горбачева   в   бытность   его
Генеральным  секретарем.  Он  здесь  как  нельзя  кстати,  ибо Михаила
Сергеевича  отличали  не  только  самовлюбленность  и   желание   всем
понравиться. Бывший Генсек постоянно являл миру свою неосведомленность
во всем,  что касалось трагических  событий  в  стране  во  время  его
правления.  То он ничего не знал про Тбилиси, то про Вильнюс, а уж про
трагические дни в Баку и вообще слыхом не слыхивал.
     Обходит в  своих  воспоминаниях  он стороной и Афганистан.  Но уж
если писать историю,  то пусть появится на свет хотя бы один документ,
утверждающий: все знал Михаил Сергеевич и про все ведал.

     Документ  (Послание т.  Горбачева М.  С. т. Наджибулле.
Утверждено на заседании Политбюро ЦК КПСС от 11 декабря  1989  года.
Протокол  Э 175):
     "...В деле отражения варварских действий  оппозиций  в  отношении
городов, мирного гражданского населения, срыва ее наступательных акций
большое значение имеют, несомненно, ответные ракетные удары. Советская
Сторона  приняла  некоторое время назад,  как Вам известно,  решение о
выделении дополнительно для афганских друзей 500 ракет Р-300.  В связи
с   этим   крайне   желательно,   чтобы   поставляемые   ракеты  Р-300
расходовались наиболее рациональным образом.  Хочу особо  подчеркнуть,
что  мы  пошли  на это путем изъятия таких ракет из советских воинских
подразделений.  Возобновлены поставки  такого  эффективного  средства,
каким является "Луна-М". С конца ноябри до нового, 1990 года Афганской
стороне будет передано 100 таких ракет.
     Мы подтверждаем   свою   готовность   поставить  вам  современные
самолеты МиГ-29..."
     Так вот,  это  о  конкуренте  Романова на пост Генсека.  А самого
Романова я разыскал на даче,  которую ему разрешили снимать на  летние
месяцы.  Шел  мелкий  дождик,  в дачном поселке не было видно ни души,
чтобы спросить, где живут Романовы. Вдруг увидел человека в спортивном
костюме, который подкапывал грядку у крылечка.
     Я подошел. То ли в самом деле неслышно, то ли дождь перебивал все
звуки,  но  когда  я  кашлянул над дачником,  он достаточно откровенно
испуганно поднял голову.  Я не поверил своим глазам - это был как  раз
сам Романов.
     Поняв, что невольно испугал человека, я торопливо представился:
     - Извините, Григорий Васильевич, но я ищу как раз вас. - И, чтобы
совсем успокоить его, добавил: - Я - майор Иванов.
     А теперь представьте:  вечер,  дождь,  совершенно пустой поселок,
незаметно подошедший человек в гражданском  плаще,  который  сообщает,
что  он майор и что ищет как раз Романова.  А на дворе - буйство дикой
демократии,  когда самые рьяные радикалы  требовали  мщения  для  всех
бывших работников ЦК,