ящего на столе, - с Новым годом.
     - Товарищ   старший   лейтенант,   -  одеяло,  служившее  дверью,
отодвинулось,  заглянул прапорщик, дежурный но эскадрону. - Там внизу,
в дежурке, Оксана Сергеевна.
     - Ну и что?
     - Поздравила нас с Новым годом,  спросила, где вы. Говорю, сейчас
позову.
     - Меня нет.
     - А я уже сказал, что вы здесь.
     - Нету. Исчез, растворился. Остался в старом году.
     - Товарищ старший лейтенант...  Она пирог  принесла,  с  курагой.
Говорит, для всех, кто в наряде. А вы ведь тоже ответственный.
     - Я ответственный по эскадрону,  а не по пирогу. И вообще, почему
посторонние в расположении части?
     - Так вроде она  не  посторонняя.  Я  ведь  об  Оксане  Сергеевне
Борисовой, нашем ветеринарном враче.
     - И я о ней же.  Скажите Оксане Сергеевне,  что старший лейтенант
Ледогоров пироги с курагой не ест. Все!
     Прапорщик недоуменно пожал плечами,  окинул взглядом захламленный
уголок комвзвода и скрылся за одеялом.
     "Кушайте свой пирог  сами,  Оксана  Сергеевна",  -  плюхнулся  на
кровать,  заставив ее жалобно заскрипеть,  Ледогоров.  Взял с тумбочки
тетрадный листок.
     "Если найдет тебя это письмо, здравствуй..."
     "Здравствуй, Лена.  Я не забыл тебя. И прости за молчание. Просто
хотелось забыться, уйти от всего..."
     Ледогоров стал смотреть в фанерный потолок казармы. После подрыва
Филиппка,  только увидев его окровавленные руки,  залитое кровью лицо,
прожженную на груди курточку,  он,  вырывая  у  подбежавшего  Буланова
медицинскую  сумку,  краем  сознания,  помимо  воли  и  желания просто
отметил, констатировал для себя - конец службе. Потом был бег по лесу:
Лена  впереди,  они  с Сергеем и уложенным на одеяло парнишкой следом.
Где-то отстала,  плакала и  звала  их  Улыба.  Курсант  несколько  раз
обернулся,  но  стонал,  изворачивался на одеяле Димка,  и они бежали,
бежали, бежали.
     - Что  же  ты  так,  Димка?  -  уже в больнице успел спросить его
Ледогоров. - Ты же знал, что нельзя ничего трогать.
     Мальчишка посмотрел  левым,  очищенным  от  крови глазом на него,
потом на Лену и закрыл веки.  Да,  он ревновал,  он делал раскоп назло
пионервожатой,  променявшей  поиск  на  любовь со старшим лейтенантом,
назло Ледогорову,  замутившему голову их руководителю.  Назло Улыбе  и
курсанту, предавшим Сашку и Юрку. Назло, назло, назло...
     - Во всем виноват я,  - отрезал все предложения разделить вину на
обстоятельства  и  случайности  Ледогоров,  когда  вечером собрались в
военкомате начальник милиция,  женщина из прокуратуры, директор школы.
- Я был старшим, и здесь ни Желтикова, ни обстоятельства ни при чем.
     Согласно закивал директор - ему,  что ли,  хотелось вешать ЧП  на
школу. Вроде бы остался доволен милиционер - не нужно искать виновных,
прокурор тоже была не прочь отдать это  дело  в  военную  прокуратуру.
Лишь  Черданцев  попытался  еще  раз  если  и  не  выгородить старшего
лейтенанта,  то  хотя  бы  смягчить  ситуацию,  но   Ледогоров   стоял
непреклонно:  он сапер, он должен был обеспечить безопасность работ, и
отвечать должен только он сам. Один.
     И через  несколько  недель  расследования  -  прощайте,  ВДВ,  да
здравствуют советские кавалерийские эскадроны,  выговор  по  партийной
линии  и  полное  отсутствие  перспективы  в дальнейшей службе.  Жизнь
прекрасна и удивительна. У нас всегда должен быть кто-то наказан. Хотя
бы на всякий случай. А тут еще и Оксана, глазастое чудо, подвернулась.
Бывшее чудо...
     Он окликнул ее, уже подходя к городку. Длинноногая, в коротеньком
сарафанчике,  она  оглянулась  на  его  голос   и,   убедившись,   что
запыленный,  потный старший лейтенант обращается к ней,  остановилась,
подождала его.
     - Извините. Старший лейтенант Ледогоров. Вы местная?
     - А вам показать,  где находится  эскадрон?  -  оглядев  чемодан,
спросила  она.  -  Вот  за  этим  забором,  -  указала она взглядом на
пыльные,  когда-то  по  весне,  видимо,  забрызганные  грязью   плиты,
тянувшиеся  вдоль  тротуара.  Это  Борис знал уже и сам,  просто хотел
остановить,  увидеть лицо идущей перед ним девушки.  А глаза  ее,  как
зеленые антоновки, смотрели на него насмешливо, все понимая, - видимо,
не он первый интересовался у нее дорогой.  - Что, высоковат для вас? -
улыбнулась она,  склонив голову набок.  Волосы упали на плечо,  открыв
мочку ушка с дырочкой для сережки.
     - Грязноват, - чувствуя подвох, медленно ответил Ледогоров.
     - А-а,  а я-то думала,  что вы офицер,  - разочарованно протянула
девушка и, подчеркнуто вздохнув, спросила: - Вам помочь нести чемодан?
     Ледогоров мог поклясться,  что его красное  от  жары  лицо  стало
сначало белым, потом пошло пятнами. Сняв фуражку, он рукавом вытер пот
со лба.  Подхватив чемодан, с усилием поднял его и бросил через забор.
Туда  же  полетела  парашютная  сумка с вещами,  фуражка.  Не глядя на
Девушку,  Борис подпрыгнул, ухватился за край плиты и, оставляя на ней
туфлями полосы,  перевалил за своим имуществом:  пусть знает десантные
войска. Ишь, красавицу из себя корчит. Познакомился, черт возьми.
     Сразу за стеной начинался стадион,  за ним виднелась казарма,  от
которой к Ледогорову бежал сержант с повязкой дежурного.
     - Восток диким был, диким и остался, - пробурчал Борис, отряхивая
фуражку от пыли и  колючек.  -  Но  ничего,  я  ей  ноги  когда-нибудь
повыдергиваю. И заставлю смотреть своими "антоновками" по-другому.
     Подбежал сержант, приложил руку к панаме!
     - Дежурный по КПП сержант Крижанаускас.  Докладываю: вас вызывает
к себе дежурный по части.
     - Он что, видел? - кивнул на забор Ледогоров.
     - Докладываю: так точно.
     - А командир на месте?
     - Докладываю: никак нет.
     - А где?
     - Докладываю:  не могу знать.  Разрешите проводить к дежурному? -
чисто с прибалтийской педантичностью выполнил приказ сержант.
     - Проводи, - кивнул Ледогоров.
     Сержант подхватил  вещи,  пошел  через стадион к казармам.  Между
ними мелькнули кавалеристы,  и Борис замер: вот она, его новая служба,
романтичная,  непонятная  и  совершенно  непредвиденная.  Неужели  это
все-таки не сон?  Неужели все  серьезно?  Он,  сапер-десантник,  будет
лошадям хвосты крутить?
     - Руки  держать  стаканчиками,  стаканчиками,  -  донесся  чей-то
властный  голос.  -  Дистанция - на корпус лошади.  Манежным галопом -
марш!
     - Докладываю: идут занятия.
     - Иди в штаб, я посмотрю и подойду.
     Сразу за казармами находился изрытый копытами манеж - огороженная
невысоким  деревянным  заборчиком  площадка,  похожая   на   хоккейную
коробку.  Вдоль  забора  мчались друг за другом около полутора десятка
кавалеристов - обыкновенных солдат, к тому же еще и в красных погонах.
Посреди манежа крутился всадник, время от времени подавая команды:
     - Выбросить стремена,  сократить дистанцию,  в колонну по  два  -
марш!
     На площадке стало просторнее,  несколько солдат принесли  щитовой
заборчик,  и  всадники  один  за  другим  стали  направлять лошадей на
препятствие.
     - Не  заблудились?  -  послышался  над головой Ледогорова женский
голос,  он оглянулся и отпрянул:  за спиной стояла лошадь,  на которой
восседала...
     "Она или не она?" - думал Борис,  вглядываясь в кавалериста  -  в
берете,  в  форме,  перехваченной  портупеей,  в  высоких  сапогах  со
шпорами:  к  этому  трудно  было   привыкнуть   после   сарафана.   Но
"антоновки"-то, глазища, - точно ее. И язвительность свою, видимо, она
с сарафаном не снимает.
     - Значит,  не  заблудились,  - ехидничала с высоты девушка.  - До
штаба довезти?  Не бойтесь,  это лошадь,  если вдруг  не  знаете.  Она
добрых людей не кусает.
     - Тогда почему вы не покусаны? - не сдержался Ледогоров.
     Девушка замерла,  мгновение  раздумывала  над  услышанным.  Потом
лошадь под ней,  повинуясь какому-то сигналу,  встала на задние ноги и
пошла  на  Бориса.  Ледогоров решил стоять до последнего,  но,  увидев
прямо над собой перебирающие воздух копыта,  все же отскочил в сторону
- ну их,  этих кавалерист-девиц,  в баню. И только после этого девушка
хлопнула ладонью по шее лошади, поставила ее на ноги, наклонилась к ее
уху и достаточно громко, чтобы слышал старший лейтенант, похвалила:
     - Молодец, Агрессор. Умница. Пошли.
     Она с   места  взяла  в  карьер,  перемахнула  через  заборчик  и
пронеслась по манежу.
     "Дурдом какой-то,   детские   игры",   -   сплюнул  Борис  и,  не
оглядываясь, пошел к штабу.
     Так вошли  в  его жизнь кавалерия и Оксана.  Много воды утекло за
полгода службы,  научился и он сидеть в  седле,  рубить  шашкой  лозу,
чистить  копыта  лошадей,  выбирать  им  корм  и многое другое.  Было,
конечно,  интересно, но - не его. Иной раз даже ставил своего Адмирала
на  дыбы,  вдруг  увидев  под  его копытами взъерошенную землю - вдруг
мина?  Сапер жил в нем  еще  цепко,  в  конечном  итоге  Борис  мечтал
вернуться и в ВДВ,  и к своему делу,  но и новое занятие завораживало,
позволяло дням нестись со скоростью  Агрессора  -  самого  быстрого  в
эскадроне   скакуна.   Наладились  отношения  и  с  Оксаной,  а  когда
оказалось,  что ее фамилия к тому же еще и Борисова,  Ледогоров в одну
из встреч так и сказал:
     - А вот и моя Оксана.
     - С  чего  это  ты взял?  - Они уже были на "ты",  но не до такой
степени, чтобы определяться в "мои" или "не мои".
     - Какая у тебя фамилия?  Борисова. А я кто? Борис. Значит, что мы
имеем? Оксану Борисову, то есть мою. Возражения?
     - Ну  тебя,  -  отмахивалась  Оксана,  любовь  и  гордость  всего
эскадрона.
     Вспоминалась ли Лена?  Конечно.  И за письма ей садился несколько
раз,  и телеграммы к праздникам заготавливал,  но так и не дошло до их
отправки.  Оксана была виновата? Вряд ли, хотя тянуло Бориса к ней все
сильнее и сильнее.  И не потому,  что она была рядом, а Лена за тысячи
километров.  Вспоминая Суземку, Борис все отчетливее представлял себе,
что  до  любви  у  них  с  Леной  было  еще  далеко.  Да,  чем-то  она
понравилась,  есть у нее притягательность, но вот появилась Оксана - и
вытеснила Лену.  Так была ли любовь?  А не  получится  ли,  что  после
Оксаны   повстречается   какая-нибудь  новая  глазастая,  языкастая  и
ногастая,  которая отодвинет все,  что было до нее?  Черт  его  знает.
Но...  но  Агрессор  и  Адмирал  уже ржали,  увидев друг друга.  А это
означало,  что их хозяева привыкли ездить рядом и  им  вновь  придется
тереться  бок о бок.  Как это происходит,  почему перед Леной он готов
тысячу раз извиниться,  но  все  же...  все  же  остаться  с  Оксаной?
Когда-то  он  думал:  хорошо,  если бы Лена была похожа на Улыбу.  Вот
Оксана на нее как раз и похожа...
     - К тебе можно?
     Борис спохватился:  Оксана,  в наброшенной на плечи шубке, из-под
которой  выглядывало  длинное  зеленое  платье,  стояла  на  пороге  и
просительно-виновато смотрела  на  него:  прости  и  разреши.  Пришла.
Пришла! Но ведь...
     - Да, проходите, раз уж здесь.
     - Я  пирог  принесла...  С  праздником  тебя,  -  сделала шажок и
замерла.  Неужели это она когда-то заставила его одним взглядом  лезть
через забор?
     - Вас тоже с праздником.
     Оксана покивала:   значит,   все-таки  "вы".  Гордость  гнала  ее
обратно,  можно и нужно было усмехнуться и выйти.  Впрочем, только вот
нужно ли?
     - Здесь просидишь весь вечер?
     - Да. Я же ответственный.
     - Сам напросился?
     - Все равно в казарме живу.
     - Койку твою в общежитии... никто не занял еще.
     - Займут.
     Да, надо повернуться и уйти. На столе пустая бутылка из-под вина,
кусок  булки,  банка  магазинных  огурцов.  Боренька!..  А  на кровати
письмо. От кого?
     - Ты... ты не проводишь меня?
     - Знаете,  ответственный не  имеет  права  покидать  расположение
части,  -  выдерживал уставной стиль Борис.  Хотелось,  очень хотелось
плюнуть на размолвку,  тем более что Оксана сама  пришла,  но  сегодня
пришло письмо от Лены..."
     - Но солдаты-то все в клубе, - не хотела сдаваться и Оксана.
     - Я пошлю с вами дневального.
     - Спасибо,  Боря.  - Сил больше не было.  Чтобы не  заплакать  от
унижения  и обиды,  заторопилась.  - С Новым годом тебя.  Прощайте.  -
Повернулась наконец и вышла.

Глава 13
             ТАЙНА 117-го НОМЕРА. - ЗА ЧТО ПОГИБ ДАБС? -
      "ВОЙНА В СУМЕРКАХ". - ЗЕЛЕНЫЙ СВЕТ ОПЕРАЦИИ "ГИНДУКУШ". -
             КОГДА БЫТЬ НА МЕСТЕ ПОЖАРА? - МОСКВА ДУМАЕТ.

     Февраль 1979 года. Вашингтон.
     Во второй  половине  февраля  Америка  хоронила  своего  посла  в
Афганистане  Адольфа Дабса.  Как и положено при прощании,  звучал гимн
Соединенных  Штатов,  гроб  укрыл  звездно-полосатый  флаг.  В   речах
отмечались большие заслуги покойного дипломата.
     Газеты, в отличие от других событий, мало пролили дополнительного
света к той информации, которая содержалась в официальном сообщении. А
она излагалась предельно кратко:  афганские террористы,  переодетые  в
форму  регулировщиков,  около  9  часов  утра 14 февраля остановили на
улице машину посла,  пересадили его  в  свой  автомобиль,  привезли  в
гостиницу "Кабул" и,  забаррикадировавшись в 117-м номере, потребовали
освобождения  из  тюрьмы  одного  из  своих  товарищей.  Амин,   лично
руководивший   операцией   по  освобождению  заложника,  отдал  приказ
начальнику  царандоя  Сайеду  Таруну  атаковать  террористов.   Посол,
получивший   в   ходе   перестрелки  смертельное  ранение,  скончался.
(Царандой - милиция.)
     Америка крайне  болезненно  восприняла это известие.  Только что,
всего неделю назад,  пал шахский режим в Иране,  и первым делом оттуда
стали изгонять американцев - когда такое было в последний раз? Суждено
ли Америке пережить такой позор?  Собственно,  все беды в том  регионе
начались именно от иранцев. ЦРУ, занятое в последнее время только ими,
проморгало революцию в Афганистане.  Именно проморгало,  хотя и делает
вид, что здесь не обошлось без русских. Падение Ирана, хоть в какой-то
степени ожидаемое,  тем не менее тоже повергло в шок привыкшую  только
побеждать деловую Америку,
     А теперь вот вдобавок еще и гибель посла.  Кроме  того  что  Дабс
считался   одним  из  наиболее  заметных  дипломатов,  он,  по  мнению
госдепартамента, один из немногих, кто сумел сделать хоть мизерные, но
шажки  по  восстановлению  интересов  США  в  Афганистане.  Его ставка
предполагала беспроигрышный вариант:  не забывая поддерживать контакты
с Тараки на официальной основе, он все внимание сосредоточил на Амине,
сумев рассмотреть не  только  того,  кто  идет  следом  за  лидером  в
афганском  руководстве,  кто  является  реальной  силой  в  стране уже
сейчас, но и наладил с ним если не дружеские, то более чем официальные
отношения.  Не  дать  уйти  Афганистану  полностью  в объятия Советов,
показать,  что и на Западе можно найти надежных партнеров -  это  Дабс
внушал и,  кажется,  не без определенного успеха Хафизулле Амину более
чем на десяти личных встречах за сравнительно короткое время.
     И вдруг  такой нокаут.  Обращение к советской стороне предпринять
все усилия для спасения посла не помогли, Амин никого не стал слушать:
ни   просьбы  советского  и  американского  посольств,  ни  требования
террористов,  ни советы самого  Адольфа,  с  которым  удалось  коротко
переговорить через дверь,  ничего не дали.  Поспешность,  с которой он
приказал начать штурм гостиничного номера,  наталкивала  на  некоторые
мысли: а может, МИД Афганистана и не желал иного исхода? Может, он вел
игру на какой-то определенный результат,  который пока еще даже  и  не
просчитывается?
     Убийство Дабса сцепило между  собой  и  двух  китов  американской
политики  -  госсекретаря Вэнса и помощника президента по национальной
безопасности Бжезинского.
     - Мы должны проводить более, значительно более жесткую политику в
этом регионе,  - утверждал ярый антисоветчик.  - Если этого не  будет,
если  мы  и дальше будем смотреть на события на Среднем Востоке сквозь
пальцы,  это  принесет  нам  не  только  экономические  и  не  столько
экономические,  а в первую очередь политические убытки.  Наши союзники
уже сейчас могут рассматривать  нашу  политику  как  предательство  их
интересов  и  одновременно  как  бессилие  Вашингтона  перед советской
экспансией. Никаких уступок. Нажим, мощное наступление. Восток уважает
только силу. Пусть это будет наша сила.
     Госсекретарь был более гибок:
     - Я считаю, что главная наша задача на сегодняшнем этапе - это ни
в коем случае не провоцировать СССР на какие-то действия  в  ДРА.  Его
необходимо  вытеснять  из  Афганистана постепенно,  и в первую очередь
так,  как это делал Дабс,  - поощряя  националистические  тенденции  в
афганском  руководстве.  Будет  чуть дольше по времени,  но надежнее в
итоге.
     Похоже, что  президент Картер прислушался к обоим советам и сумел
создать "коктейль" "Бжезинский - Вэнс": на свет извлеклись два старых,
но   не   закрытых   документа.
     Первый, начатый  еще  в  1948  году,  предусматривал   проведение
операции  "Гиндукуш".  Главная  цель его - стыкуясь с другими планами,
создать  военное  окружение  против  СССР  и  его  союзников  на  юге,
дестабилизировать  обстановку  в  самом  Афганистане,  если  он станет
предпринимать попытки тесно сблизиться с Советским Союзом.
     Сгубило этот  план,  по  мнению  Картера,  неизбежное желание США
ставить как раз жесткие условия.  Была ведь прекрасная  возможность  в
1950 году взять Афганистан,  что называется,  голыми руками: в тот год
именно к ним обратились афганцы продать оружие.  Нет же, стали в позу,
выдвинув  сразу  два неразрешимых,  по существу,  условия:  "Исключить
всякое  влияние  Советского  Союза   и   урегулировать   отношения   с
Пакистаном".  Зачем, зачем это было сделано? Неужели уже и тогда среди
советников президента преобладали бжезинские? Оружие бы само вытеснило
Советы,  потому что с оружием едут советники, ремонтники, специалисты.
А это уже проникновение в идеологию,  это  уже  своя  пропаганда.  Под
оружие   комплектуется  и  армия,  а  если  еще  команды  отдаются  на
английском...  Нет же,  захотели всего и сразу.  А быстрый результат -
это, как правило, журавль в небе.
     И как итог - в 1954 году Афганистан отказался вступать  в  СЕНТО,
резко  пошел  на сближение с Советским Союзом.  Хотя нет,  переломным,
конечно,  стал 1951 год,  когда Пакистан попробовал погреметь  оружием
около афганской границы.  Кабул повернул голову на север,  и Советский
Союз тут же направил свои танковые дивизии к  Термезу.  Конечно,  СССР
действовал  как  сверхдержава,  стремящаяся  иметь  на  своих границах
стабильное,   буферное   государство.   На   этом   можно   играть   в
дипломатических речах,  но,  если не лукавить перед собой, Соединенные
Штаты вряд ли бы поступили иначе, случись подобное у них под боком...
     Словом, "Гиндукуш" требует постепенных, продуманных действий. Это
документ для Вэнса, который по своей линии пытается перепрыгнуть через
самого  себя,  догнать  уходящий афганский поезд.  Бжезинский,  верный
себе,  готовит решение о наращивании тайной помощи афганской оппозиции
и  уверен,  что проведет его через специальный координационный комитет
совета национальной безопасности. По его предварительным данным, уже в
ближайшем  будущем  ведение тайной войны - "войны в сумерках" - против
Афганистана потребует средств в десять раз больше,  чем  затрачено  на
подобные  действия  в  той  же  Никарагуа.  То  есть 80 процентов всех
финансовых  средств  этой  статьи  расходов  ЦРУ  станет  тратить   на
Афганистан. Не много ли чести одной стране? Стоит ли овчинка выделки?
     Бжезинский словно уловил сомнения президента и,  чтобы  долго  не
распространяться,  привел только один довод. Оказывается, единственное
место, где Советский Союз не имеет системы ПВО - это как раз граница с
Афганистаном. Отдельные "точки" противовоздушной обороны там, конечно,