отполированы  и  покрыты  тонким  слоем
специального  лака.  В  кабине  также  были  отшлифованы  каждый   рычаг   и
переключатель. Как и следовало ожидать, тормозных  решеток  на  самолете  не
оказалось, и это  лишало  его  главного  предназначения  -  быть  пикирующим
бомбардировщиком.
     Задание показалось довольно простым. С ним мог справиться любой  летчик
полка. Требовалось выполнить десяток полетов для проверки  радиуса  действия
новой бортовой радиостанции. Но предусматривался лишь один  полет  в  сутки.
Значит, мне придется минимум десять  дней  находиться  здесь,  в  отрыве  от
полка. Правда, Полбин оставил для меня лазейку, приказав возвратиться  через
сутки, но как ею воспользоваться? Телеграмма подписана командующим, те,  кто
проводят испытания, ни за что меня не отпустят. Ведь этим полетам  придается
исключительно большое значение.
     Ничего сразу не придумав, доложил по телефону заместителю  командующего
о прибытии и тут же стал просить, чтобы меня вернули  в  полк  или  хотя  бы
разрешили улетать туда после каждого  испытания.  Уловив  слабость  доводов,
попытался соврать, что не взял с собой  летное  обмундирование.  Заместитель
командующего сказал, что сейчас же даст команду тыловикам снабдить меня всем
необходимым на месте. Тогда я кинул на чашу весов последний и самый  веский,
на мой взгляд, аргумент: сказал, что полк убывает на фронт и я могу  отстать
от своего боевого коллектива. Видно, своими просьбами  я  надоел  полковнику
Андрееву, и он наконец сухо сказал: "У нас некомплект инспекторов,  и,  если
это будет нужно, оставим вас на сколько потребуется, не спрашивая ни у  кого
разрешения". И повесил трубку. Ему все было ясно.
     Немного поколебался, а потом решил:  улечу  обратно  в  полк.  В  конце
концов таково приказание Полбина. Да, но ведь и у него есть начальники. Иван
Семенович, если его спросят, конечно, не откажется от  своих  слов,  но  это
может повредить ему.
     А не попробовать ли связаться по телефону с самим командующим?  Не  раз
приходилось слышать о нем, как о  человеке  справедливом  и  внимательном  к
подчиненным. Да уж, если на то пошло, хуже,  как  говорится,  все  равно  не
будет.
     Набираю нужный номер.  Отвечает  адъютант,  говорит,  что  командующий,
генерал Сбытов, - в войсках, но, если дело срочное, он может соединить  меня
с начальником штаба  ВВС  МВО.  Я  было  обрадовался  -  хорошо,  что  не  с
Андреевым!  Однако  выяснилось,  что  начальник  штаба  осведомлен  о  нашем
разговоре. И тогда я  напрямик  доложил,  что  командир  полка  подполковник
Полбин приказал мне сегодня  же  возвратиться  в  часть.  В  ответ  услышал:
"Должно быть, у вас не очень разумный командир полка..." И снова -  короткие
гудки.
     Такого  оскорбления  в  адрес  своего  командира  я  снести   не   мог.
Необдуманное, походя брошенное слово собеседника решило все окончательно. Не
колеблясь, я направился к По-2, запустил вместе с Новиковым мотор и  улетел.
Уже в сумерках добрались мы до своего аэродрома. Как было  условлено,  низко
прошлись над домиком Полбина и приземлились. Едва зарулили на  стоянку,  как
подъехал Иван Семенович.
     Я доложил обо всем, не скрывая подробностей. Командир  поблагодарил  за
точное выполнение его приказа, сказал, что послезавтра вылетаем на  фронт  и
наказать нас обоих едва ли успеют, разве только после  войны.  Усмехнувшись,
добавил: "Видимо, из тебя выйдет все-таки командир, а не инспектор..."
     В  последний  день  перед   отлетом   самолетные   стоянки   напоминали
растревоженный муравейник. Причем суета возникла вовсе не потому, что кто-то
не укладывался в сроки подготовки, спешил. Наоборот, все  было  приведено  в
соответствие с требованиями, и теперь оставалось только выяснить, не  забыли
ли чего, узнать, как дела у других экипажей, не нуждаются ли они  в  помощи?
То здесь, то там завязывались оживленные беседы, главным образом о положении
на южном крыле советско-германского фронта, где нам предстояло вести  боевые
действия.
     Не обошлось и без споров со сторонниками бомбометания с горизонтального
полета. Дело в том, что полного единства взглядов на боевое применение  Пе-2
выработать тогда еще не удалось. И хотя противников атак с пикирования  было
немного, аргументы в  защиту  своей  точки  зрения  они  приводили  довольно
веские. Ссылались, в  частности,  на  то,  что  бомбометание  с  пикирования
требовало  рассредоточения  самолетов  на  боевом  курсе,  а  следовательно,
ослабления оборонительного огня.  Значит,  возникала  нужда  в  усилении  их
прикрытия, причем специально подготовленными истребителями.  А  эти  вопросы
рассматривались пока только теоретически.
     В свое время, узнав об этих "разногласиях", Иван  Семенович  совершенно
спокойно, но твердо заявил: "В  боевых  порядках  бомбометание  осуществлять
так, как прикажет ведущий группы, а при полетах одиночно -  кто  как  умеет,
если на этот счет не последует точного указания командира. Но в любом случае
боевое  задание  должно  быть  выполнено  четко,   наиболее   эффективно   и
целесообразно".
     ...Последний вечер на тыловом аэродроме. Никто не  сидит  в  помещении,
все, словно сговорившись, вышли на  воздух,  под  звездный  купол.  Конечно,
немного взволнованы, как это всегда бывает перед большим событием. Отсюда  и
разговорчивость, желание поделиться с друзьями  сокровенным.  Вот  рядом  со
мной, в курилке, вокруг врытой в землю железной бочки для окурков  собрались
стрелки-радисты.  В  центре  группы  -  рослый  добродушный   сержант   Иван
Великородный. В  начале  войны  он  был  оружейником,  затем  переучился  на
воздушного стрелка-радиста и летал в экипаже командира  эскадрильи  Ушакова.
Этот храбрый и умелый воин впоследствии стал Героем Советского Союза.
     Великородный рассказывал собравшимся о красоте  сталинградских  степей.
Он, как художник, подбирал (а кое-где и сгущал)  краски,  создавая  довольно
яркое  полотно.  Товарищи  слушали  рассказ  коренного   сталинградца   куда
внимательнее,  чем  иную  лекцию.  И  хотя  я  никогда  ранее  не  бывал   в
сталинградской степи, мне была понятна любовь человека к тем местам, где  он
родился и рос, где начал познавать огромное  всеобъемлющее  слово  "Родина".
Понятны были и его боль за поруганную родную  землю,  за  сожженные  села  и
города, его нетерпеливое желание: бить и гнать врага, посягнувшего на  самое
святое для советского человека - честь, свободу и независимость Отчизны.
     Наконец наступило долгожданное  утро  13  июля.  Куда  только  девалась
вчерашняя суета - все сосредоточены и молчаливы. Несколько транспортных Ли-2
с техническим составом уже  вылетели.  Пришло  время  подниматься  и  боевым
самолетам. Ведет эскадрилью Виктор Ушаков.
     Какая скорость! Едва минуло два часа после взлета, как впереди  широкой
серебристой лентой заискрилась, заблестела под солнцем  красавица  Волга.  Я
уже видел ее раньше, в начале войны в районе Ржева. В  тех  краях  она  мало
отличалась от реки Великой, на берегах которой я вырос. Но здесь Волга  была
совсем иной, действительно величавой и неповторимой...
     Однако  любоваться  Волгой  некогда.  К   тому   же   сейчас   она   не
река-труженица, по которой плывут караваны с зерном, нефтью  и  машинами,  а
огневой рубеж. А мы - защитники этого священного рубежа. Впереди по курсу  -
Сталинград.

НАД ВОЛГОЙ И ДОНОМ
     Пыльный, с ограниченными подходами, сталинградский  аэродром  находился
прямо на окраине города.
     Оставаться  здесь  бомбардировочному  полку  было  весьма   рискованно.
Поэтому  на  следующий  же  день  мы  перелетели  на  полевую   площадку   у
железнодорожной станции Гумрак.
     Вокруг расстилалась  раскаленная  солнцем  степь.  Перекатывающиеся  на
ветру сизые волны ковыля напоминали море. Вспомнив рассказ  Великородного  о
неповторимой прелести этих мест, я невольно улыбался. Нет, мне милее и краше
наш лесной и озерный край, где прошло мое детство.
     На аэродроме Гумрак нам объявили,  что  мы  включены  в  состав  особой
группы.  Здесь  же  располагался  434-й  истребительный  авиационный   полк,
возглавляемый опытным командиром  Героем  Советского  Союза  майором  Иваном
Ивановичем Клещевым.  Он  уже  лично  сбил  более  двух  десятков  самолетов
противника. На вид ему было лет двадцать пять. Плотный, чуть  выше  среднего
роста, с открытым добрым лицом, Клещев располагал к себе с первого взгляда.
     Летчики истребительного полка тоже имели немалый боевой опыт:  половина
из них была удостоена звания Героя Советского Союза. И остальные уже  успели
уничтожить в воздушных схватках по нескольку вражеских самолетов.
     Как  вскоре  выяснилось,  особая  группа  состояла  на  двух  полков  -
клещевского и полбинского. Входила она в состав 8-й воздушной армии, которой
командовал  талантливый  военачальник,  участник  боев   в   Испании   Герой
Советского Союза Тимофей Тимофеевич Хрюкин. Когда об этом узнал  Полбин,  он
подробно рассказал биографию командующего  и  подчеркнул,  что  служить  под
руководством такого боевого генерала для всех нас большая честь.
     Прибыв на фронтовой аэродром, мы,  естественно,  рассчитывали  получить
самые подробные сведения о положении сторон, о нашем противнике - его силах,
средствах, тактике. Но как-то так получилось, что о нас словно  забыли  -  в
течение нескольких дней не доводили даже общую обстановку на фронте.  Похоже
было, что все необходимые данные нам придется добывать самим.
     И  действительно,  первыми  боевыми  полетами  стали  разведывательные.
Особенно  внимательно  изучалась   полоса   между   станцией   Вешенской   и
Морозовском. Задания выполнялись одиночными  экипажами  и  группами  по  2-3
самолета.   Надежное   истребительное   прикрытие   и   неожиданно    слабое
противодействие зенитных средств врага позволяли на первых порах  обходиться
без потерь.
     После девятимесячного перерыва вылетел на задание и мой экипаж. Ведущим
пары назначили Виктора Ушакова. Прикрывать нас должны были  два  истребителя
во главе с заместителем командира эскадрильи Избинским.  Мы  договорились  о
порядке взаимодействия, уточнили сигналы, вместе  отработали  маршрут.  Хотя
полет  был  разведывательным,  бомбы  мы  все-таки  подвесили.  С   Ушаковым
условились, что в случае обнаружения подходящего объекта атаковать его будем
с пикирования, под углом 60 градусов, одновременно по сигналу ведущего.
     Едва успели взлететь и  убрать  закрылки,  как  справа  "всплыла"  пара
"яков"  -  наше  прикрытие.  Сразу  стало  как-то  веселее,  словно  никаких
опасностей и  не  предвиделось.  Вообще  нужно  сказать,  что  сопровождение
бомбардировщиков   истребителями   оказывало   существенное    влияние    на
эффективность ударов, даже если приходилось прорываться через мощный  заслон
зенитного огня. Разрывы зенитных снарядов оказывают  на  экипаж  значительно
меньшее психическое воздействие, чем  атаки  вражеских  самолетов,  хотя,  в
принципе, все должно быть наоборот: с  истребителем  можно  вести  воздушный
бой, сбить его, а против зенитного огня экипаж бессилен, особенно на  боевом
курсе, где исключено маневрирование.
     ...Над Доном пролетели на высоте 2500 метров. Внизу - затаившийся враг:
в прифронтовой полосе не видно ни скоплений войск,  ни  движения  колонн  по
дорогам. А как в  глубине?  В  районе  Калача  обнаружили  позиции  зенитных
батарей, но огня они не вели - не хотели себя демаскировать.  Летим  дальше.
Под крылом река Чир. За ней обстановка иная: пылят  по  большакам  отдельные
танки и автомашины, оборудуются опорные пункты, ведутся земляные работы. Еще
12-15 минут полета... Здесь уже  просматриваются  небольшие  группы  танков,
артиллерийские установки, крытые брезентом грузовики. Вся  техника  движется
на восток. Фотографируем замеченные объекты.
     Наконец заданный район  разведан,  необходимые  данные  собраны.  Можно
возвращаться на аэродром. Посматриваю на ведущего: какое он примет  решение?
Ушаков легким покачиванием самолета  подает  команду  "Следуй  за  мной!"  и
ныряет вниз. Снижаемся до бреющего, проносимся над землей.  Отчетливо  видны
кресты  на  танках,  ядовито-болотная  одежда  немецких  солдат,  словно  бы
сдуваемых ветром с дороги при виде краснозвездных бомбардировщиков.  Тут  уж
им было не до стрельбы, не то что раньше, когда появлялись  наши  тихоходные
СБ. Но и нам с такой малой высоты нельзя бомбить.
     Снова круто взмываем в небо. Стрелка высотомера  приближается  к  цифре
2000. Истребители прикрытия следуют за нами  как  привязанные.  Чувствуется,
что сопровождать скоростные машины они умеют.
     Летим севернее Морозовска. Неподалеку от города  видна  большая  группа
танков. Ведущий дает сигнал приготовиться к атаке,  чуть  доворачивает  свой
самолет и выходит на  боевой  курс.  Еще  немного  -  и  вслед  за  Ушаковым
энергично ввожу самолет в пикирование. С  нарастающей  скоростью  несемся  к
земле, прямо в гущу танков, орудий, автомашин. Бомбы сброшены. А к  нам  ужо
потянулись трассы зенитных снарядов, вспухли вокруг  бурые  комки  разрывов.
Это бьют орудия среднего калибра - мы как  раз  на  высоте  их  эффективного
огня. Но поскольку задание уже выполнено, прижимаемся к  земле  до  предела.
Теперь враг может зачехлять свои зенитки.
     Наши истребители идут в стороне и немного  выше.  Вижу,  как  Избинский
поднимает вверх большой палец. Полностью согласен с ним, но ответить ему тем
же не могу: в руках штурвал и земля  очень  близко,  только  согласно  киваю
головой.
     ...Фронт  есть  фронт.  Даже  когда  нет  активных  боев,  здесь   идет
напряженная   работа:   перегруппировка   войск,   подтягивание    резервов,
строительство оборонительных сооружений, укрытий для боевой техники. Затишье
всегда бывает относительным. Так получилось и у нас. Главные силы фронта еще
не развернули боевых действий, а экипажам полка пришлось  выполнять  по  5-7
боевых вылетов в день. В условиях невыносимой жары  и  при  острой  нехватке
воды, когда не только искупаться, но и попить вволю не всегда  удавалось,  -
это было делом нелегким. Те, кто послабее  физически,  доходили  до  полного
изнеможения. К счастью, члены моего экипажа чувствовали себя довольно сносно
- сказались, видимо, хорошая физическая закалка, умение преодолевать лишения
и трудности.
     Фронтовая обстановка постепенно  становилась  вес  сложнее.  Участились
налеты  вражеской  авиации  на   Сталинград.   Трасса   полетов   фашистских
бомбардировщиков проходила через наш аэродром, и нередко по ночам  часть  их
бомбового груза "перепадала" нам. Наша  тяжелая  зенитная  артиллерия  почти
непрерывно вела  огонь.  Осколки  снарядов  градом  сыпались  на  самолетные
стоянки. По утрам личный состав полка вытягивался в цепочку и собирал  куски
рваной,  обожженной  стали.   Такое   "прочесывание"   мы   вынуждены   были
производить,  чтобы  избежать  проколов  самолетных  колес  при  взлетах   и
посадках.
     В полку определилась своеобразная тактика  боевых  действий,  вызванная
хроническим недостатком данных о противнике. Каждая группа и  экипаж  помимо
бомбометания по  заданным  целям  обязательно  вели  визуальную  разведку  и
фотографирование  выявленных  объектов  врага.  Основными  в   этой   быстро
меняющейся обстановке стали вылеты мелких групп  и  одиночных  самолетов  на
"свободную охоту".  Их  эффективности  в  немалой  стене  ни  способствовало
надежное прикрытие истребителей полка майора Клещева.
     В  середине  июля  1942  года  нашему  полку  была  поставлена   задача
сосредоточить основные усилия на участке железной  дороги  Белая  Калитва  -
Морозовск - Суровикино. Гитлеровцы принимали все меры к восстановлению  этой
магистрали и переброске по ней резервов. Несколько дней подряд  мы  группами
различного состава и одиночными экипажами  наносили  удары  по  эшелонам  на
станциях и перегонах, разгоняли ремонтные бригады, разрушали и  выводили  из
строя  стрелочное  хозяйство.  Внезапность  появления  над   целью,   умелое
использование  противозенитного  маневра,  скоротечность  ударов   позволили
избежать потерь от зенитного огня противника, иногда  довольно  плотного.  А
атаки вражеских истребителей уверенно отражали  сопровождающие  нас  летчики
"братского",  как  мы  его  сразу  окрестили,  полка   Клещева.   Это   были
великолепные воздушные бойцы, настоящие асы.
     14 или 15 июля из-за отсутствия бомб нам пришлось заняться  подготовкой
материальной  части.  Летчики-истребители  получили  возможность   выполнять
другие боевые задания. И  вот  они,  прикрывая  с  воздуха  мост  у  Калача,
уничтожили тогда 32 вражеских самолета. Группы водили  в  бой  майор  И.  И.
Клещев и капитан В. П, Бабков. Отличился  и  мой  земляк  -  командир  звена
старший  лейтенант  Андрей  Баклан,  записавший  на  свой  счет  сразу  пять
стервятников. Впоследствии ему было присвоено звание Героя Советского Союза.
     Эти  события  предшествовали  начавшемуся  17   июня   наступлению   на
Сталинград  6-й  немецкой  армии.  Мужество  и   стойкость   наших   воинов,
проявленные на земле и в  воздухе,  обескровливали  врага.  Но  и  противник
наращивал  свои  силы  на   сталинградском   направлении.   Бросив   в   бой
дополнительные резервы, он вынудил наши  войска  отойти  на  главную  полосу
обороны.
     Характерная деталь:  теперь  уже  не  приходилось  слышать  недоуменных
вопросов, почему Красная Армия  отступает.  Со  временем,  с  опытом  пришло
понимание  законов  войны.  Личные  наблюдения  с  воздуха,  анализ   данных
оперативной  обстановки  и  сводок  Совинформбюро  давали   довольно   ясное
представление о соотношении сил, особенно на нашем направлении. Было  видно,
что враг еще силен, что у нас еще маловато и танков и самолетов, что  многие
части пока недоукомплектованы. Но уже даже в  такой  напряженный  момент,  в
период отступления наших войск, росла  уверенность,  что  война  подходит  к
какой-то невидимой пока грани, за которой последует крутой поворот.
     Для такого убеждения вовсе не нужно было особого анализа. Стоило только
внимательно приглядеться к тому, что делается вокруг. Теперь  мы  летали  на
великолепных боевых машинах. Истребители из полка майора  Клещева  буквально
громили  отборных  вражеских  асов.  Сколько  раз,  возвращаясь  с  задания,
встречались мы  в  воздухе  с  грозными  штурмовиками  Ил-2,  наводящими  на
фашистов ужас, видели, как сосредоточиваются и вступают в  бой  с  фашистами
наши великолепные тридцатьчетверки. Пусть пока  маловато,  но  все  это  уже
было.  А  всемирно  известное  мужество  русского  солдата,  помноженное  на
первоклассную технику и мудрость военачальников, на  испытанное  руководство
партии, было залогом грядущих побед.
     Неся огромные  потери,  враг  рвался  к  Сталинграду,  медленно  сжимая
полукольцо нашей обороны, упиравшейся  флангами  в  Волгу.  На  Правобережье
великой русской  реки  все  меньше  оставалось  территории,  занятой  нашими
войсками. Теперь перед боевыми вылетами Полбин требовал от экипажей особенно
внимательно  следить  за  перебазированием  вражеской   авиации   на   новые
прифронтовые аэродромы,  чтобы  незамедлительно  наносить  по  ним  бомбовые
удары. Было и еще  одно  неизменное  задание.  Где-то  в  районе  Морозовска
располагался  крупный  склад  горючего.  Поиск  бензохранилищ   вменялся   в
обязанность каждому экипажу. Однако долгое  время  не  удавалось  обнаружить
даже признаков их нахождения - замаскированы они были весьма тщательно.
     Однажды наш экипаж, прикрываемый парой истребителей, вылетел на "охоту"
и разведку в полосе железнодорожной магистрали. На  этот  раз  нам  довольно
долго не удавалось подыскать подходящую  цель  для  бомбометания:  уж  очень
хорошо "обработали" накануне железную дорогу  другие  экипажи  полка.  А  по
проселкам шли лишь одиночные автомашины.
     Решил вторично "прочесать" заданный район. Опять