то сборища и мятежи, или действующие толпы, всегда агрессивны. Действительно, люди, входящие в них, склонны действовать на основании порыва, нежели на основании установленного правила, и вне каких-либо нравственных предписаний. Поэтому Г. Блумер назвал действующую толпу некультурной и неморальной группой, которая зачастую весьма жестока. Подтверждением тому могут быть городские бунты в США с 1966 по 1968 гг., массовые акции пенсионеров, учителей и шахтеров в России в 90-е гг., демонстрации студентов во всем мире и т.п. Во многих случаях подобные акции заканчиваются столкновением с полицией, битьем стекол, бросанием камней и бутылок с зажигательной смесью, драками. Это происходит потому, что индивид в толпе теряет критическое восприятие и самоконтроль, что приводит к неспособности анализировать свои действия и действия других, повышенной внушаемости и выходу тех эмоций, которые обычно сдерживаются. С другой стороны, поведение толпы не всегда бывает насильственным и разрушительным. П.А. Сорокин в своих "Листках из русского дневника" описывал события, имевшие место во время революции 1917 года. Среди прочих зарисовок есть одна, касающаяся его наблюдения за шествием людей, которые хоронили погибших за дело революции. П.А. Сорокин окрестил его "великолепным спектаклем", когда сотни тысяч людей шли по улицам, и их голоса, музыка и оркестр "сливались в едином погребальном гимне", и при этом совершенный порядок, дисциплина в течение часов, пока процессия продвигалась по улицам. П.А. Сорокин писал: "Такая толпа взволновала меня, все это было так по-человечески". Этот пример являет собой подтверждение тому, что толпы могут и не быть жестокими и агрессивными - многое определяется целью участников, изначальной их настроенностью. 
        Паника - это коллективное бегство в целях спасения, а массовая истерия - та же паника, но охватывающая людей, не находящихся в непосредственной близости друг от друга, а физически распыленных на довольно широкой территории. Распространено мнение, что паника - весьма распространенное явление во время стихийных бедствий, что люди спасаются бегством, забывая о своих обязательствах друг перед другом. Однако подобные представления - это заблуждения, поскольку паника - весьма редкое явление при стихийных бедствиях, зато она вполне может возникнуть и при достаточно обычных обстоятельствах, но в определенных условиях. Паника обычно имеет место, если люди ощущают срочную потребность покинуть место в связи с какой-либо угрозой, если количество выходов ограничено, так что люди отчасти оказываются пойманными в ловушку, и если доступы к выходу оказываются заблокированными из-за большого числа людей (например, в театре, во время пожара). Однако если люди осознают, что пути к бегству нет, то паники не происходит - они испытывают ужас или начинают вести себя подобно детям. 
        Наиболее известный случай массовой истерии произошел 30 октября 1938 года в США - миллионы американцев тогда прослушали радиопостановку по книге Г. Уэллса "Война миров" и поверили в возможность нашествия марсиан. Несмотря на то, что люди были физически распылены, они испытывали одинаковое чувство ужаса, которое заставляло их вести себя схожим образом: одни бросились спасать своих близких, другие звонили родным и соседям, третьи спешили вызвать "скорую" и полицию.
        Массовая истерия близка к другой форме коллективного поведения, которую можно назвать "истерической эпидемией". А. Керкхофф определил это явление как ситуацию, в которой "психологические симптомы, которым нет удовлетворительного физического объяснения, распространяются в группе людей". То есть некоторые ощущения, которые носят скорее психологический характер и вызваны, скажем, стрессовой ситуацией, начинают истолковываться как симптомы физического заболевания. Помимо этого типа истерической эпидемии, которая имеет место, как правило, в рамках какой-либо организации или учреждения, то есть в узкой группе людей, существуют и другие. К ним можно отнести наблюдение летающих тарелок, эксцентричные, странные объяснения естественных явлений и все виды общераспространенных заблуждений. Объяснить подобные явления можно по-разному. По мнению руководителя клинического отделения Московского института психиатрии МЗ РФ Ю.Полищука, возникновение представлений об инопланетянах, неопознанных объектах - это следствие ожидания чуда. Иными словами, истерическая эпидемия может быть вызвана стрессами, с которыми человек сталкивается каждый день, и однообразием его повседневной жизни, а истерическая эпидемия - это своего рода "разрядка", социальный предохранительный клапан.
        Иная классификация толп была представлена Тернером и Киллианом. Они выделили солидарную толпу и индивидуалистическую на основании степени разделения функций между членами; компактную и рассеянную толпу; а также действующую и экспрессивную. Последняя была проанализирована Г. Блумером, который писал, что экспрессивная толпа, в отличие от действующей, обращена не на некую внешнюю цель, а на саму себя, то есть интровертна. Возникающее в такой толпе эмоциональное напряжение находит поэтому выход не в каких-либо целенаправленных действиях, а в смехе, плаче, крике, танцах и т.п. Примерами экспрессивной, или, как ее еще называют, танцующей, толпы могут послужить вакханалии, карнавалы, религиозные сходки, дискотеки.
        Следующая после толпы форма коллективного поведения также весьма распространена, в особенности в современном обществе. Речь идет о массе. Согласно определению Г. Блумера, масса включает в себя анонимных индивидов, а это значит, что между ними отсутствует непосредственный контакт; она больше по масштабам, если сравнивать ее с толпой, и более разнородна, ибо ее члены могут отличаться друг от друга своими социальными качествами, то есть занимать различное общественное положение, иметь разные профессиональные, культурные и материальные позиции. Однако основной отличительной чертой массы является природа и способ ее поведения. В массе каждый индивид предоставлен самому себе, он делает свой выбор в отношении некоего объекта, и массовое поведение складывается из совпадений таких индивидуальных выборов. Это можно обнаружить на примере Клондайкской лихорадки. Тогда объектом интереса, привлекавшим внимание разных индивидов, были золотые рудники. В период лихорадки каждый участник имел собственную цель, и кооперация между людьми была минимальной, однако действия каждого отдельного индивида были схожи с действиями других - каждый по отдельности сделал свой выбор, который совпал с выбором других, и в итоге огромное количество людей устремилось на рудники. В XX веке масса становится могучей силой. Г. Блумер писал, что этому способствовали миграции, перемены места жительства, газеты, кино, радио, образование - эти факторы привели к выходу людей за пределы их локального окружения в более широкий мир, где они постоянно вынуждены совершать свой выбор. Этот выбор ныне простирается от выбора зубной пасты до выбора партийной платформы, моды, а совпадение выборов позволяет говорить о "массовом потреблении", "массовых вкусах". Хотя некоторые ученые полагают, что массовый человек - это посредственность, возводящая свои вкусы в ранг должного, а массовое общество - это общество "серых" людей (такого взгляда придерживался, в частности, Х. Ортега-и-Гассет), однако массовое поведение - атрибут нашего времени, а масса -"повелительница эпохи", как назвал ее Г. Лебон, и нельзя не считаться с ее все возрастающей силой. Воздействие массы может быть весьма широким и приводить к серьезным изменениям в социальных институтах (например, если речь идет об электоральном поведении). 
        Последней из трех основных форм коллективного поведения является общественность. Стоит отметить, что этот тип коллективов встречается в демократически развитых обществах, где существует возможность свободно высказывать свое мнение и развитая сеть средств массовой коммуникации, позволяющая это делать (включая новейшие - такие как Интернет). Общественность можно определить как совокупность людей, которые сталкиваются с какой-то проблемой, разделяются во мнениях относительно ее разрешения и вступают в дискуссию, которая помогает выработать некое коллективное решение, называемое общественным мнением. Общественное мнение нельзя назвать простой механической суммой взглядов некой совокупности людей на проблему, равно как и нельзя назвать его средним этих взглядов. Это, скорее, наиболее распространенное мнение, которое "размещается где-то между в высшей степени эмоциональной и предвзятой точкой зрения и в высшей степени разумным и обдуманным мнением".
        В данной работе была сделана попытка отобразить такой феномен социальной реальности, как коллективное поведение. Были выделены основные черты коллективного поведения, ситуации, в которых оно имеет место, и его основные формы. В заключение необходимо еще раз подчеркнуть, что в качестве подхода к исследованию социальных изменений концепция коллективного поведения имеет важное достоинство - она акцентирует внимание на том, что люди действительно делают, как они себя ведут, что и определяет в конечном счете состояние общества - его стабильность или нестабильность. Общество меняется, потому что люди, по разным причинам, начинают действовать иначе, стремясь решить старые проблемы новыми способами, или определить принятые ими однажды условия как новые проблемы, которые нужно решать.
        
        
        
Низовцев В.В.,
к.ф-м.н., МГУ им. М.В. Ломоносова
        
ПАРАДИГМАЛЬНАЯ ДИНАМИКА В 
ЕСТЕСТВОЗНАНИИ НОВОЙ ЭРЫ
        
        СТАГНАЦИЯ ФУНДАМЕНТАЛЬНОЙ ФИЗИКИ
        
   П
ри чтении газетных материалов, обещающих новые технологические решения на базе фундаментальной физики, может сложиться впечатление, что в этой области существует цельная теория, применение которой в перспективе обеспечит технологические прорывы. Однако каждый серьёзный физик-теоретик видит непочатый край работы и знает о хронической "оппозиции природы" его построениям.
        В наши дни теоретическая физика представляет собой скорее набор сырых гипотез, принципов и приёмов решения частных задач, чем последовательную и зрелую теорию, которую отличают логическая согласованность и концептуальная автономия. Несмотря на использование самых изощрённых математических и логических спекуляций, оказалось невозможным объединение частных теоретических подходов на единой и непротиворечивой концептуальной основе. Непродуктивным оказалось и обращение с этой целью к модели Большого Взрыва. 
        На исходе века физическая наука перестала служить источником рациональной и материалистической составляющей мировоззрения. Её концепции не удаётся интегрировать в духовный мир рационально мыслящего человека. Одновременно она демонстрирует признаки кризиса и своего метода, и своей философии. Прекращение строительства монструозного Суперколлайдера в США и такого же Ускорительно-накопительного комплекса под Москвой говорит само за себя [1]. Ныне в этой сфере ощущается некоторая усталость мысли, концептуальные проблемы приобрели кабинетный схоластический характер. Теоретическая физика явно "остывает".
        Всё сказанное выше не означает, что физика навсегда исчерпала свой прогностический потенциал. Это справедливо лишь в отношении современной постмодернистской физики. Стоящие перед нею задачи достигли такого уровня, что начинают сказываться изъяны метода физиков. Впрочем, и раньше технологические успехи физики были основаны на полу-эмпирических подходах. К примеру, как показал американский науковед Э.Янч, прогресс в 30-40-е годы в сфере технологий, использующих расщепление ядер, происходил на случайной основе [2].
        Состояние стагнации фундаментальной физики последних десятилетий есть закономерное следствие потрясений, случившихся с нею в начале века и известных как революция. В методологическом отношении она имела инволюционный характер. Ближайший её культурный прототип - инволюция геоцентризма периода поздней античности. В обоих случаях методологический сдвиг был обусловлен процессами демократизации науки. После обеих инволюций познавательные установки науки оказались основаны на редукции реальности к математическим абстракциям или вненаучных позитивистских доктринах простоты и инвариантности. 
        Для историографии и философии физики подобная постановка вопроса абсолютно нова и обещает быть продуктивной, так как позволяет за необъяснимыми сменами парадигм естествознания увидеть закономерный социокультурный процесс и обозначить перспективы науки в следующем столетии. В этом вопросе можно опираться на результаты Питирима Сорокина по анализу эволюции познавательных моделей в истории человечества. Он убедительно показал, что научные методологические установки зависят не столько от уровня технологической и научной практики, сколько от некоторых социально-психологических обстоятельств, которые эволюционируют по мере созревания или "старения" рассматриваемой цивилизации или культурной традиции. В роковые периоды революционного срыва данные корреляции становятся особенно зримы.
        
        СОЦИОКУЛЬТУРНАЯ ДИНАМИКА И НАУЧНЫЙ МЕТОД
        История Нового времени - это череда трагических социальных и политических потрясений, пережитых человечеством в погоне за фетишем личной свободы. Мы знаем многочисленные примеры, когда либеральные "прогрессивные" революции оборачивались цивилизационным откатом - бунтом, войной, массовым голодом, террором и тоталитарными режимами. Данный демократически-консервативный цикл наблюдается и в больших исторических масштабах, формируя глобальную цивилизацию или культуру. В европейской истории этапы цикла оказались следующими: демократия античности - хаос эллинизма - средневековье - Возрождение - демократия Нового времени - хаос ХХ века. За Сократом следует Великий инквизитор. В коротких исторических масштабах: за графом Мирабо (Герценом) приходит Марат (Ленин).
        Результаты изысканий Сорокина позволяют сделать обобщающий вывод о том, что история культур представляет собой невротическое повторение отмеченного выше социально-психологического цикла. Человечеству не удаётся разорвать этот метафизический круг исторических предписаний, так как социальная сфера остаётся ареной игры иррациональных сил человеческой души. 
        Для нашей темы важно, что Сорокин обнаружил параллели между мировоззренческими установками в обществе и общепринятой методологией решения не только социальных, но и естественно-научных проблем. Он писал: "...влиятельность, распространение и авторитет каждой концепции зависит во многом от характера доминирующей ментальности данной культуры в данное время" [3]. Таким образом, социальный невротический цикл "коллективного бессознательного" получает своё выражение и в эволюции научных познавательных установок.
        Действительно, естествознание новой эры знало периоды резких парадигмальных изменений. Среди них можно выделить следующие: инволюция геоцентризма эллинов, реставрация системного гелиоцентризма Коперником, протестантская научная революция XVII-XVIII вв., построение ортодоксальной (системной) классической науки в XIX веке, наконец, методологический срыв в начале нашего столетия, приведший к построению модернистской квантово-релятивистской физики.
        Отмеченный выше политико-культурный рефрен находит своё выражение в естественно-научном парадигмальном цикле. Демократизация научной среды неизбежно сопровождается падением методологического уровня исследований и формированием знания, смыкающегося в своей концептуальной части с паранаукой. В целом, методологические положения науки являются отражением идеологических представлений, и в этом смысле даже естественные науки имеют "идеологическое измерение".
        Попробуем подойти с этой историософской меркой к истории естествознания. Рассмотрим параллели между инволюцией геоцентризма Птолемея периода поздней античности и революцией Планка, Эйнштейна, Бора и др. в физике начала нашего столетия.
        
        ДЕМОКРАТИЗАЦИЯ И ФИЗИКА
        Глубоко закономерно, что парадигма современной физики была сформирована в декадентскую фазу эволюции европейского общественного сознания, которая была результатом первой мировой войны и связанных с нею потрясений. В такие исторические периоды мышление человека становится более метафизичным, чем обычно. В общественном сознании и научной среде популярны субъективно-идеалистические представления о несвязном, эклектичном мире, где царят случай и магия числа. Хаотизация социальной среды вызывает истеризацию общественного сознания и способствует усилению амбициозных устремлений в душе ученого. О том, какие страсти кипели в ту пору в респектабельной научно-технической сфере, например в Германии, красноречиво говорят трагические смерти великого учёного Л.Больцмана (1906) и талантливого изобретателя Р.Дизеля (1913).
        В конце ХХ века явственно проступают причины революции в физике, и они оказываются скорее социально-психологическими, чем собственно научными. Утрата научного метода, его профанизация, построение противоречивой научной картины - это результаты демократизации научной среды после утраты национальными академиями монополии в управлении наукой. Привой демократизма на стволе ортодоксальной аристократической науки очень быстро перетянул на себя все её соки. 
        Отсутствие серьёзной философской культуры, слишком большие надежды на интуицию, неспособность подняться над "очевидностью" экспериментальных зависимостей - всё это признаки неорганизованной любознательности, характерной для всякой ренессансной культуры. Последняя показывает себя продуктивной в "искусствах", но демонстрирует весьма скромные возможности в построении системного знания. Поэтому не исключено, что аристократизация, герметизация науки в прошлые века и даже её сакрализация в школе Пифагора были не столько институциональным и генетическим признаком, как сообщает Ю.А. Шичалин [4], сколько эпистемологическим принципом. Пифагору приписывают запрет для учеников на пищу простолюдина - бобы и слова: "Юноши, свято блюдите в безмолвии все эти речи...". Надо полагать, в перманентно демократизирующейся Греции Пифагор не один раз мог оказаться свидетелем профанизации знания.
        После работ А.Койре принято говорить о разнице ментальных структур в разные исторические эпохи, о том, что научная и вообще материальная практика играет второстепенную роль в развитии знания, что позитивизм Птолемея и Маха есть временное отступление науки от своих идеалов. Однако вненаучные причины таких отступлений остаются пока не рассмотренными, а для современной физики в этом вопросе вообще сделано исключение. Апологетический характер философии новой физики обнаруживается в том, что иррациональные признаки и концептуальные проблемы физического знания не связываются с методом его построения, но объявляются новыми принципами природы. Между тем новизна их сомнительна. Принципы, постулаты и доктрины современной физики - это римейки арсенала протонауки поздней античности, результатом которых и явилась противоречивая "картина физической реальности", не способная к объединению и развитию [5].
        
        "АЛЬМАГЕСТ" КАК ПРЕТЕКСТ
        Вернёмся на два тысячелетия назад и рассмотрим социально-психологический фон и методологическое существо процессов, произошедших в науке эллинов во времена Аполлония Пергского и Птолемея. 
        Обращение к материалам по социально-психологической атмосфере начала новой эры показывает, что совпадение с началом ХХ века просто поразительное. Эллинизм - это падение греческих полисов, разлагающее действие восточных монархий и восточных религий, гуманизация греческой культуры с одновременной её вульгаризацией, формирование "рыночной экономики" и "торжество чувственной истины", сказал бы Сорокин. "Планеты восстают на звёзды", - пишет Птолемей о нерегулярном "поведении" планет, используя реминисценцию, навеянную процессами в обществе. 
        "Наука перестала быть уделом узкого круга избранных. [...] Процветают буколика, эпиграмма, жанровые сценки и картинки. Прежняя религиозность... изменилас