енное есть некое бесконечное потустороннее.
   Но определения, которые обнаружились и которые мы должны свести  воедино,
заключаются не только в том, что это бесконечное  потустороннее  есть  также
имеющееся налицо и какое-то конечное определенное количество, но  и  в  том,
что  его  неизменность  -  в  силу  которой  оно  есть   такое   бесконечное
потустороннее по отношению к количественному  и  которая  есть  качественная
сторона бытия лишь как абстрактное соотношение с самой собой, - развилась  в
опосредствование себя с собой в своем ином, в конечности отношения. Всеобщее
этих определений заключается в том, что вообще  целое  как  показатель  есть
граница взаимного ограничения обоих членов и, стало быть, положено отрицание
отрицания, а тем самым  бесконечность,  утвердительное  отношение  к  самому
себе. Более определенно то, что в себе показатель уже как произведение  есть
единство единицы и численности, но каждый из обоих членов  [отношения]  есть
лишь один из этих двух моментов, благодаря чему  показатель,  следовательно,
включает их в себя и в себе  соотносится  в  них  с  собой.  В  обратном  же
отношении  различие  развилось  во   внешность   количественного   бытия   и
качественное  дано  не  только  как  неизменное  и  не   только   как   лишь
непосредственно включающее в себя моменты, но и как смыкающееся  с  собой  в
вовне-себя-сущем инобытии. Это определение  и  выделяется  как  результат  в
обнаружившихся [до сих  пор]  моментах.  А  именно,  показатель  оказывается
в-себе-бытием, моменты которого реализованы в определенных количествах  и  в
их изменчивости вообще. Безразличие их величин в их  изменении  предстает  в
виде бесконечного прогресса; в основе этого лежит то, что в  их  безразличии
их определенность состоит в том, чтобы иметь свое [численное  ]  значение  в
значении другого и, стало быть, а) в соответствии с утвердительной  стороной
их определенного количества быть в себе всем показателем в  целом.  И  точно
так  же  они  имеют  ft)  своим  отрицательным  моментом,   своим   взаимным
ограничиванием  величину  показателя;  их  граница  есть  его  граница.   То
обстоятельство, что они уже не имеют  никакой  другой  имманентной  границы,
никакой 126 твердой непосредственности, положено в бесконечном прогрессе  их
наличного бытия и их ограничения, в отрицании всякого частного  [численного]
значения. Такое отрицание есть, согласно этому,  отрицание  вовне-себя-бытия
показателя, которое представлено ими, и он, т. е. сам будучи и  определенным
количеством вообще, и  выраженным  в  определенных  количествах,  тем  самым
положен как сохраняющийся, сливающийся с собой в отрицании их  безразличного
существования, положен, таким образом, как определяющий  это  выхождение  за
свои пределы.
   Отношение определилось тем самым как степенное отношение.

   С. СТЕПЕННОЕ ОТНОШЕНИЕ (POTENZENVERHALTNIS)
   1.  Определенное   количество,   полагающее   себя   в   своем   инобытии
тождественным  с  собой,  определяющее  свое  выхождение  за  свои  пределы,
достигло  для-себя-бытия.  Таким  образом,  оно  качественная   тотальность,
которая, полагая себя как  развернутую,  имеет  своим  моментами  понятийные
определения числа - единицу и численность; в обратном отношении  численность
- это множество, которое еще не определено самой единицей,  как  таковой,  а
определено  откуда-то  извне,  некоторым  третьим;  теперь  же   численность
положена как определенное лишь ею. Это происходит в степенным отношении, где
единица, которая  в  самом  себе  есть  численность,  есть  в  то  же  время
численность по отношению к себе как единице. Инобытие - численность единиц -
есть сама единица. Степень - это множество единиц, каждая  из  которых  есть
само это множество. Определенное количество как безразличная  определенность
изменяется; но поскольку это изменение есть возведение в  степень,  это  его
инобытие ограничено исключительно самим собой. - Таким образом, определенное
количество  положено  в  степени  как  возвратившееся  в  само   себя;   оно
непосредственно есть оно само, а также свое инобытие.
   Показатель этого отношения  уже  не  есть  непосредственное  определенное
количество, в отличие от прямого, а также от обратного решения. В  степенном
отношении он имеет чисто качественную природу, есть простая  определенность,
согласно которой численность есть сама же единица и определенное  количество
тождественно в своем инобытии с самим собой. В  этом  заключается  также  та
сторона его количественной природы, что граница, или отрицание, не  положена
как непосредственно сущее, а наличное бытие положено  как  продолжающееся  в
своем инобытии; ибо истина  качества  именно  в  том,  что  оно  количество,
непосредственная определенность как снятая.
   2.  Степенное  отношение  представляется  сначала   внешним   изменением,
которому подвергают определенное количество; но оно имеет более тесную связь
с понятием определенного количества: последнее в наличном бытии, до которого
оно развилось в  указанном  отношении,  достигло  этого  понятия,  полностью
реализовало его; это  отношение  есть  изображение  того,  что  определенное
количество есть в себе, и выражает его определенность, или качество, которым
оно  отличается  от  другого.  Определенное  количество  есть   безразличная
определенность, положенная как снятая, т.  е.  определенность  как  граница,
которая также и не есть граница, продолжается в  своем  инобытии,  остается,
следовательно, в нем тождественной с  самой  собой;  таким  оно  положено  в
степенном отношении; его инобытие,  выхождение  за  свои  пределы  в  другое
определенное количество, определено им же самим.
   Сравнивая между собой процесс этой реализации в рассмотренных до сих  пор
отношениях, мы видим, что качество определенного количества как  собственное
положение в отличии  от  самого  себя  состоит  вообще  в  том,  чтобы  быть
отношением. Как прямое отношение оно  дано  как  такое  положенное  различие
только вообще или непосредственно, так что его соотношение  с  самим  собой,
которое оно как показатель имеет  относительно  своих  различий,  признается
лишь  неизменностью  некоторой  численности  единиц.  В  обратном  отношении
определенное количество есть в отрицательном определении  отношение  к  себе
самому, к себе как к своему отрицанию, в котором  оно,  однако,  имеет  свое
[численное] значение; как утвердительное  соотношение  с  собой,  оно  такой
показатель,  который,  будучи  определенным  количеством,  определяет   свои
моменты лишь в себе. В степеннбм же отношении оно  наличествует  в  различии
как отличии себя от самого  себя.  Внешность  определенности  есть  качество
определенного количества;  таким  образом,  эта  внешность  положена  теперь
соответственно его понятию как его собственный процесс определения, как  его
соотношение с самим  собой,  его  качество.  3.  Но  тем,  что  определенное
количество положено так, как оно соответствует своему понятию, оно перешло в
другое определение или, как это можно еще выразить, его  определение  теперь
оно и как определенность, [его ] в-себе-бытие дано и как наличие бытие.  Оно
дано как определенное количество, поскольку нешность или безразличие к тому,
как оно определено  (что  оно  есть  то,  что,  как  говорится,  может  быть
увеличено  или   уменьшено),   значимо   и   положено   лишь   просто,   или
непосредственно; но стало своим иным, т. е. качеством,  поскольку  указанная
внешность теперь положена как опосредствованная через него самого,  положена
как момент таким образом, что оно именно в ней соотносится  с  самим  собой,
есть бытие как качество.
   Итак, сначала количество, как таковое, выступает как нечто противостоящее
качеству. Но само количество есть некоторое качество, соотносящаяся с  собой
определенность вообще, отличенная  от  другой  для  нее  определенности,  от
качества, как такового. Однако оно не только некоторое  качество,  а  истина
самого  качества  есть  количество;  качество  явило  себя   переходящим   в
количество. Количество, наоборот, есть в своей истине возвратившаяся в самое
себя, небезразличная внешность. Таким образом, оно есть само  качество,  так
что качество, как таковое, не есть W что-то помимо этого определения. -  Для
того чтобы была сложена тотальность, требуется двойной  переход,  не  только
переход одной определенности в  свою  другую,  но  и  переход  этой  другой,
возвращение ее в первую. Благодаря  первому  переходу  тождество  этих  двух
определенностей имеется только в себе;  качество  содержится  в  количестве,
которое, однако, тем самым есть пока еще односторонняя  определенность.  Что
последняя, наоборот, точно так же содержится в первой, что она точно так  же
дана лишь как снятая, это видно из второго перехода - из  ее  возвращения  в
первую. Это замечание о необходимости  двойного  перехода  очень  важно  для
всего научного метода.
   Определенное количество  теперь  уже  не  как  безразличное  или  внешнее
определение, а так, что оно как такое определение снято и  есть  качество  и
то, благодаря чему нечто есть то, что оно есть, - это  истина  определенного
количества, мера.
   Примечание
   Выше, в примечаниях о количественно  бесконечном,  было  разъяснено,  что
последнее, равно как и трудности, возникающие относительно него, имеют своим
источником  качественный  момент,  обнаруживающийся  в   количественном,   и
[разъяснено также], каким образом особенно качественная  сторона  степенного
отношения получает многообразное развитие и становится усложненной;  как  на
основной недостаток, препятствующий усвоению понятия, было  указано  на  то,
что при рассмотрении бесконечного останавливаются  только  на  отрицательном
[его] определении, на том, что оно отрицание определенного количества, и  не
идут дальше, не устанавливают того  простого,  утвердительного  определения,
что оно есть качественное. - Здесь нам остается сделать еще одно замечание о
происходившем  в  философии  примешивании  форм  количественного  к   чистым
качественным формам мышления. С  особенным  усердием  применяли  в  новейшее
время  к  определениям  понятия  степенные  отношения.   Понятие   в   своей
непосредственности было названо первой степенью, понятие  в  своем  инобытии
или различии, в существовании его моментов  -  второй,  а  понятие  в  своем
возвращении в себя или, иначе говоря,  понятие  как  тотальность  -  третьей
степенью. - Против этого сразу приходит в голову возражение,  что  "степень"
(Potenz), употребляемая таким образом, есть категория,  относящаяся  главным
образом к  определенному  количеству;  при  рассмотрении  этих  Potenzen  не
имелась в виду potentia,  Аристотеля.  Таким  образом,  степенное  отношение
выражает определенность, достигающую своей истины как различие, взятое в том
виде, каково оно в особенном понятии определенного количества, но не в  том,
каково это различие в понятии, как таковом. Определенное количество содержит
отрицательность,  принадлежащую  к  природе  понятия,  еще  вовсе   не   как
положенную в характерном определении последнего; различия, присущие

   определенному  количеству,  суть  поверхностные  определения  для  самого
понятия; они еще весьма далеки от того, чтобы быть  определенными  так,  как
они определены в понятии. Именно  в  младенческом  периоде  философствования
числа - а первая, вторая и т. д. степень не имеют в этом отношении  никакого
преимущества  перед  числами  -  употреблялись,  например,   Пифагором   для
обозначения  всеобщих,  сущностных  различий.  Это   было   подготовительной
ступенью к чистому мыслящему пониманию; лишь после Пифагора были изобретены,
т. е. были осознаны  особо,  сами  определения  мысли.  Но  возвращаться  от
последних назад к числовым определениям - это свойственно чувствующему  себя
бессильным мышлению, которое в  противоположность  существующей  философской
культуре, привыкшей к определениям мысли, присовокупляет к  своему  бессилию
смешное желание выдавать эту слабость  за  нечто  новое,  возвышенное  и  за
прогресс.
   Поскольку выражение [понятий] через степени применяется лишь как  символ,
против этого нечего возражать, как и против употребления чисел  или  другого
рода символов  для  выражения  понятия;  но  в  то  же  время  против  этого
приходится возражать так же, как против всякой символики вообще, при  помощи
которой  нам  предлагают  изображать  чистые  понятийные,  или  философские,
определения, философия не нуждается в такой помощи ни из чувственного  мира,
ни со стороны представляющей способности воображения, ни даже со стороны тех
областей ее собственной почвы, которые ей подчинены  и  определения  которых
поэтому не подходят для более  высоких  ее  сфер  и  для  целого.  Последнее
происходит вообще в тех  случаях,  когда  применяют  категории  конечного  к
бесконечному; привычные определения силы или  субстанциальности,  причины  и
действия и т. д. равным образом суть лишь символы для  выражения,  например,
жизненных  или  духовных  отношений,  т.  е.  суть  неистинные   определения
применительно к последним, а тем более степени  определенного  количества  и
вычисляемые  степени  применительно  к  таким  и  вообще   к   спекулятивным
отношениям. - Если хотят применить числа, степени, математически бесконечное
и тому подобное не в качестве символов, а в качестве  форм  для  философских
определений и тем самым в качестве самих философских форм, то  следовало  бы
прежде  всего  вскрыть  их  философское  значение,  т.  е.   их   понятийную
определенность.  А  если  это  сделают,  то  они  сами  окажутся   излишними
обозначениями;  понятийная  определенность  сама  себя  обозначает,   и   ее
обозначение - единственно правильное и подходящее. Применение указанных форм
есть поэтому не что иное,  как  удобное  средство  избавить  себя  от  труда
понять, указать и обосновать понятийные определения.

   РАЗДЕЛ ТРЕТИЙ
   МЕРА
   В мере соединены абстрактно выраженные качество и количество. Бытие,  как
таковое, есть непосредственное равенство определенности с самой  собой.  Эта
непосредственность  определенности  сняла  себя.  Количество  -  это  бытие,
возвратившееся в себя таким образом, что оно простое равенство с  собой  как
безразличие к  определенности.  Но  это  безразличие  есть  лишь  внешность,
выражающаяся в том, что количество имеет определенность не в себе самом, а в
ином. А третье - это соотносящаяся с самой собой внешность; как  соотношение
с собой оно в то же время есть снятая внешность и имеет в самом себе отличие
от себя, которое как внешность есть количественный, а как взятое  обратно  в
себя - качественный момент.
   Так как модальность  приводится  в  числе  категорий  трансцендентального
идеализма  после  количества  и  качества,  причем  между  последними  и  ею
включается отношение, то здесь можно упомянуть о ней.  Эта  категория  имеет
там то значение, что она есть соотношение  предмета  с  мышлением.  Согласно
смыслу учения трансцендентального идеализма, мышление вообще  есть  в  своей
сути нечто внешнее для вещи-в-себе. Поскольку прочие  категории  имеют  лишь
трансцендентальное определение - принадлежать сознанию, но как то, что в нем
объективно, постольку  модальность,  как  категория  отношения  к  субъекту,
содержит в себе в относительном смысле определение рефлексии в себя;  т.  е.
присущая прочим категориям объективность недостает  категориям  модальности;
последние, по выражению Канта, нисколько не умножают понятия как определение
объекта, а лишь выражают отношение к  способности  познания  (Кг.  d.  rein.
Ve-rnunft, Изд. 2-е, стр. 99, 266)130. - Категории, которые Кант  объединяет
под  названием   модальности   -   возможность,   действительность   13Х   и
необходимость, - встретятся нам  в  дальнейшем  в  своем  месте.  Бесконечно
важную форму  тройственности,  -  хотя  она  у  Канта  появляется  лишь  как
формальный луч  света  (formeller  Uchtfunken),  -  а  также  само  название
категорий он применил не к родам своих категорий (количество, качество и  т.
д.), а лишь к их видам; поэтому он не мог найти третьей [категории] качеству
и количеству .
   У Спинозы модус также есть третье, следующее за субстанцией атрибутом; он
его объявляет состояниями (Affektionen) субстанции или тем, что находится  в
ином, через которое оно и достигается. Это третье, согласно  этому  понятию,
есть лишь внешность, как таковая, и мы уже указали в другом месте, что
   Спинозы неподвижной субстанциальности вообще недостает возвращения в себя
самое .
   Сделанное нами здесь замечание в более всеобщем виде распространяется  на
все пантеистические системы, которые были  в  какой-то  степени  разработаны
мыслью. Первое - это бытие, субстанция, бесконечное, сущность; по  сравнению
с этой абстракцией второе, всякая определенность, может быть вообще столь же
абстрактно  понято  как  лишь  конечное,  лишь  акцидентальное,  преходящее,
внешнее для сущности, несущественное и д., как это  обычно  и  прежде  всего
происходит в совершенно нормальном мышлении. Но мысль о связи этого  второго
с первым запрашивается столь же настойчиво, что следует понимать это  второе
также в единстве с  первым;  так,  например,  у  Спинозы  атрибут  есть  вся
субстанция,  но  субстанция,  постигаемая  рассудком,   который   сам   есть
ограничение или модус; модус же, т.  е.  несубстанциальное  вообще,  которое
постигаемо лишь из  некоторого  иного,  составляет,  таким  образом,  другую
крайность  к  субстанции,  третье  вообще.  Индийский   пантеизм   в   своей
чрезвычайной  фантастичности,  взятый  абстрактно,   также   получил   такое
1развитие, которое подобно умеряющей  нити  тянется  через  безмерность  его
фантазии и которое придает ей некоторый интерес, а  именно  то,  что  Брама,
единое абстрактного мышления, обретая облик Вишну, а особенно форму  Кришну,
переходит в третье - в Шиву. Модус, изменение, возникновение и  прохождение,
вообще область внешнего - вот определение этого третьего. Если эта индийская
троица соблазнила кое-кого  сравнивать  ее  с  христианской,  то  мы  должны
сказать, что хотя в  них  можно  распознать  общий  им  элемент  понятийного
определения, однако существенно осознать более  определенно  различие  между
ними; это различие не только бесконечно, истинная бесконечность и составляет
само  это  различие.  Третий  принцип  есть  по  своему  определению  распад
субстанциального единства,  переход  его  в  свою  противоположность,  а  не
возвращение его к себе, - он скорее лишенное духа, чем дух.  В  истинной  же
троичности имеется не  только  единство,  но  и  единение,  заключение  (der
Schluss) доведено в  ней  до  содержательного  и  действительного  единства,
которое в своем совершенно конкретном определении есть дух.  Указанный  выше
принцип модуса и изменения, правда, не исключает  вообще  единства.  Так,  в
спинозизме именно модус, как таковой, есть  неистинное,  и  лишь  субстанция
есть истинное, все должно быть сведено к ней,  и  это  сведение  оказывается
погружением всего содержания в пустоту, в лишь формальное, бессодержательное
единство. Точно так же  и  Шива  есть  в  свою  очередь  великое  целое,  не
отличающееся от Брамы, сам Брама, т. е.  различие  и  определенность  только
вновь исчезают, но не сохраняются, не снимаются, и единство  не  сводится  к
конкретному единству, раздвоение не приводит к примирению. Высшая  цель  для
человека, ввергнутого в сферу возникновения и прохождения, вообще в  область
модальности,  есть  погружение  в  бессознательность,  единство  с   Брамой,
уничтожение; то же самое представляет собой буддийская нирвана и т. п.
   Если  же  модус  есть  вообще  абстрактная  внешность,  безразличие  и  к
качественным, и к количественным  определениям,  а  внешнее,  несущественное
считается не имеющим значения  в  самой  сущности,  то,  с  другой  стороны,
относительно многого признается, что все за