одится оно довольно далеко  к  западу.  И  есть
шахты, открытые для экскурсий. В некоторых можно  прокатиться  на  настоящей
вагонетке.
   Я бы порекомендовал "Бетти Карр", в Фэллоне.
   Но на Китайской шахте экскурсий нет. Это действующее предприятие,  и  оно
не  проявляет  никакого  интереса  к  заброшенным   золотым   и   серебряным
выработкам. А этот вал, который вы принимаете  за  гору,  окаймляет  большую
дыру в земле.
   - Он не понимает многого из того, что вы говорите, мистер Саймс, -  подал
голос старший брат. - Мальчик он хороший, но соображает не так быстро.
   - И брат постучал пальцем по виску.
   Но малыш все понял, безо всякого сомнения, потому что тут же расплакался.
   Не громко и капризно, а как ребенок, потерявший  что-то  очень  для  себя
дорогое.
   При этом остальные разом приуныли, словно умерла любимая собака.  Девочка
даже сказала, что Сет раньше никогда не плакал.
   От этого мое любопытство разгорелось еще больше.
   Я не мог понять, что у них  за  отношения  в  семье,  а  знать  очень  уж
хотелось. Теперь я сожалею о том, что не поставил на этом точку.  Знать  бы,
где упадешь, подстелил бы соломки.
   Мистер Гейрин попросил меня  уделить  ему  минуту  или  две  для  личного
разговора.
   Я, конечно же, не отказал. Он передал жене  все  еще  тихонько  плачущего
малыша, у которого по щекам одна за другой скатывались крупные слезы, и будь
я проклят, если у старшей сестры тоже не намокли глаза. Затем Гейрин  прошел
в трейлер и закрыл за собой дверь.
   За минуту или две он мне многое рассказал о маленьком  Сете  Гейрине,  но
главное состояло в том, что они все очень любили его.
   Не то чтобы Гейрин прямо так и сказал (словам я мог бы и не поверить) Это
читалось в интонациях голоса, в выражении  его  лица.  Он  сказал,  что  Сет
страдает аутизмом, едва умеет произнести слово, которое можно понять,  и  не
проявляет никакого интереса к "обычной жизни". Но, увидев  вал,  ограждающий
Китайскую шахту с севера, он вдруг затараторил как бешеный и  все  показывал
на нее пальцем.
   - Поначалу мы пытались отвлечь его,  не  сбавляя  скорости,  -  продолжал
мистер Гейрин.
   - Обычно Сет ведет себя тихо,  но  иногда  начинает  что-то  говорить  на
никому не понятном языке. Джун называет эти монологи проповедями.
   Но тут, когда он увидел, что останавливаться мы не собираемся. Сет  вдруг
заговорил как все. Не словами, а предложениями: "Едем назад, пожалуйста, Сет
хочет увидеть шахту. Сет хочет увидеть Хосса, и Адама, и Маленького Джо".
   Об  аутизме  мне  кое-что  известно.  У  моего  лучшего  друга   брат   в
"Сьер-ра-4", психиатрической клинике в Боулдер-Сити (это рядом с Вегасом). Я
несколько раз ездил с ним  туда,  поэтому  видел  людей  с  ярко  выраженным
аутизмом.
   Если б я их не видел, то едва ли поверил бы Гейрину. В "Сьерре" многие не
только не говорят, но и не двигаются. Некоторые вообще выглядят  мертвецами,
лежат с остановившимся взглядом, только грудь поднимается и опускается.
   - Он любит вестерны и телефильмы, - пояснил мистер Гейрин.
   - Я лишь могу предположить, что этот вал напомнил ему какой-то эпизод  из
"Золотого дна".
   Я подумал, что малыш  действительно  мог  видеть  этот  вал  в  одном  из
эпизодов "Золотого дна", но вроде бы  ничего  не  сказал  об  этом  Гейрину.
Многие старые фильмы сняты на такой вот живописной натуре, а Китайская шахта
разрабатывается с 1957 года, так что почему нет?
   - Понимаете, для нас его связная речь равносильна чуду, - добавил  мистер
Гейрин. - Как сегодня, он не говорил никогда.
   - Понятно, - кивнул я. - То есть он вернулся в реальный мир, так?
   Я думал о тех людях, которых видел в корпусе, где жил брат  моего  друга.
Эти люди не имели ничего общего с реальным миром. Даже  когда  они  плакали,
смеялись или издавали какие-то звуки.
   - Именно так, - согласился Гейрин. - У него в мозгу словно вспыхнул яркий
свет. Я не  знаю,  что  послужило  тому  причиной  и  как  долго  это  будет
продолжаться, но...
   Есть ли хоть какая-то возможность показать ему  шахту,  мистер  Саймс?  Я
знаю, что вы не имеете на  это  права,  готов  спорить,  страховая  компания
устроит скандал, если узнает об этом, но для  Сета  эта  экскурсия,  похоже,
очень важна.
   А следовательно, и для всех нас. Денег у нас, конечно, в обрез, но я могу
дать вам сорок долларов за потраченное вами время.
   - Я бы не сделал этого и за четыреста, - ответил я. - Такое делается  или
бесплатно, или не делается совсем. Поедем. Возьмем один из наших вездеходов.
   Ваш старший сын может сесть за руль, если  вы  не  возражаете.  Это  тоже
нарушение инструкции, но, как говорится, семь бед - один ответ.
   А тому, кто, читая это, сочтет меня дураком (да еще дураком,  навлекающим
неприятности на собственную  голову),  стоило  бы  увидеть,  каким  счастьем
осветилось в тот момент лицо Билла Гейрина. Я чертовски сожалею о  том,  что
произошло с ним и остальными членами его семьи в Калифорнии, о случившемся я
узнал только из письма его сестры, но  поверьте  мне,  в  тот  день  он  был
счастлив, и я радовался, что приложил к этому руку.
   Мы отлично проводили время до того, как пережили "легкий испуг".
   Гейрин  разрешил  старшему  мальчику,  Джеку,   отвезти   нас   к   валу,
окаймлявшему карьер.
   Надо ли говорить, в каком он был восторге?  Думаю,  Джек  Гейрин  тут  же
отдал бы мне свой голос, реши я баллотироваться на должность  Бога.  Хорошая
это была семья, и  все  очень  любили  маленького  мальчугана.  Конечно,  их
потрясло внезапное обретение им дара речи, но  как  много  людей  радикально
изменили бы из-за этого свои планы? А вот они изменили, и, насколько я  могу
судить, без единого слова протеста.
   Малыш лопотал всю дорогу, что-то я понимал, что-то  нет.  Говорил  он  по
большей  части  о  персонажах  "Золотого  дна",   о   ранчо   Пондероза,   о
преступниках, серебряных шахтах.
   И еще о каком-то мультфильме.
   Про каких-то мотокопов. Он показывал мне  фигурку,  изображающую  героиню
этого мультфильма, рыжеволосую даму с бластером, который малыш мог  вынимать
из кобуры и как-то вставлять ей в руку.
   К тому же он барабанил ручками по борту вездехода  и  называл  его  "Рука
справедливости". Когда он произнес это впервые, Джека от  смеха  бросило  на
руль (ехали мы не быстрее десяти миль  в  час)  Он  еще  сказал:  "Да,  а  я
полковник Генри.
   Предупреждаю, впереди Силовой коридор"!
   И все расхохотались. Я тоже, захваченный общим энтузиазмом.
   И лишь гораздо позже я вспомнил, что среди прочего маленький Сет  не  раз
упоминал "старую шахту".
   Если тогда у меня и возникли  какие-то  ассоциации,  то  исключительно  с
"Золотым дном". Мне и в голову не приходило, что  он  говорит  о  Рэттлснейк
номер один, потому что о ней он знать  не  мог!  Даже  жители  Безнадеги  не
знали, что мы отрыли во время последней серии взрывов.
   Черт, именно из-за этого  я  и  сидел  в  воскресенье  за  столом:  писал
докладную  в  центральную  контору  о  нашем   открытии   с   предложениями,
касающимися нашей дальнейшей линии поведения.
   Когда же мне в голову пришла мысль  о  том,  что  Сет  Гейрин  говорит  о
Рэттлснейк номер один, я вспомнил, как он вбежал в трейлер, словно бывал там
сотни раз, сразу бросился к фотографиям на доске объявлений.
   Вот тут у меня по спине пробежал холодок. А от  другого  воспоминания,  о
том, что я увидел после отъезда Гейринов  в  Карсон-Сити,  меня  уже  обдало
арктическим холодом. Я еще об этом напишу.
   Когда мы добрались до подножия вала, я поменялся с Джеком местами и повел
вездеход вверх по грейдерной дороге, отлично укатанной и превосходящей своей
шириной многие федеральные автострады (по ней частенько  перегоняли  тяжелую
технику с  очень  внушительными  габаритами).  Мы  поднялись  на  гребень  и
покатили вниз. Как же они охали и ахали. Действительно, перед ними  была  не
просто дыра в земле, а огромный  конус  карьера  глубиной  в  тысячу  футов,
прорезающий самые разные слои породы, вплоть до палеозоя.  Кое-где  сверкали
вкрапления пурпурного и зеленого кварца.  С  вершины  вала  могучие  машины,
которые могли свернуть горы,  казались  детскими  игрушками.  Миссис  Гейрин
пошутила, что боится высоты и ее может вырвать, но шутка эта  недалеко  ушла
от истины. Многих тошнило, когда они переваливали  через  гребень  и  видели
перед собой зев карьера!
   Потом маленькая девочка (извините, не помню  ее  имени,  кажется,  Луиза)
вытянула ручку и спросила:
   - А что там за дыра, обтянутая желтыми лентами?  Она  похожа  на  большой
черный глаз.
   - Это находка года, - ответил я. - Можно сказать,  открытие,  поэтому  мы
держим его в секрете. Я вам расскажу, если  вы  пообещаете  держать  рот  на
замке. Обещаете? Иначе у меня будут неприятности с начальством.
   Они  пообещали,  и  я  подумал,  что  мне  действительно  можно  им   все
рассказать, потому что они не журналисты,  а  путешественники,  и  заглянули
сюда проездом. Опять же я подумал, что маленький мальчуган захочет  услышать
мой рассказ, поскольку без ума от "Золотого дна".
   Как я уже говорил, лишь гораздо позже до меня дошло, что он все  это  уже
знал! Но кто в здравом уме мог такое предположить?
   - Это старая шахта Рэттлснейк номер один, - сказал я. - Во всяком случае,
мы так думаем.  Мы  вскрыли  ее  при  взрывных  работах.  Начальный  участок
Рэттлснейк завалило в 1858 году.
   Джек Гейрин пожелал узнать, что находится внутри.
   Я ответил, что нам это неизвестно, никто в  старую  штольню  не  заходил,
подчиняясь инструкциям ДОТШ .
   Миссис  Гейрин  (Джун)  полюбопытствовала,  проведет  ли  наша   компания
всестороннее исследование штольни. Я ответил,  что  это  возможно,  если  мы
получим разрешение от соответствующих инстанций. Я им не  солгал,  но  и  не
сказал  всей  правды.  Мы  обнесли  вход  в  штольню  лентами   с   надписью
"ПОСТОРОННИМ ВХОД ЗАПРЕЩЕН", как того требовал ДОТШ, но это не означало, что
в ДОТШе в курсе нашей находки. Штольню мы открыли совершенно случайно, после
очередного взрыва, ничем не отличающегося от предыдущих (когда  пыль  осела,
мы увидели ее черный зев), и пока у нас не было полной  уверенности  в  том,
что нам следует предать нашу находку широкой огласке.
   Несомненно, она вызвала бы интерес в средствах массовой информации.  Если
верить легендам, обвал закупорил в штольне  сорок  или  пятьдесят  китайцев.
Если так оно и было, китайцы должны были сохраниться в штольне, как мумии  в
пирамиде.
   Историки радовались бы как дети,  добравшись  до  их  одежды  и  рабочего
инструмента, не говоря уже о самих телах. Конечно, находка вызвала и  у  нас
немалый интерес, но мы не могли войти в штольню  без  кивка  из  центральной
конторы "Дип эс" в Финиксе, и мало кто из работавших вместе со мной полагал,
что нам такое разрешат. "Дип эс"  -  организация  коммерческая,  думаю,  это
понятно всем, кто  будет  читать  написанный  мною  документ,  а  разработка
месторождений полезных ископаемых, особенно в наши  дни,  предприятие  очень
рискованное. Китайская шахта начала давать прибыль лишь с 1992 года, и люди,
которые там работали, вставая утром, еще не знали,  позволят  ли  им  начать
работу, когда они прибудут в карьер. Многое  зависело  от  цены  фунта  меди
(выщелачивание - процесс не  из  дешевых),  но  еще  больше  -  от  законов,
охраняющих окружающую среду.
   В  последнее  время  ситуация  улучшилась,  опросы  общественного  мнения
показывали, что люди начали внимать голосу разума, но окружной и федеральные
суды все еще  рассматривали  дюжину  исков,  учиненных  нашей  компании  как
отдельными  людьми,   так   и   общественными   организациями   (разумеется,
"зелеными"), которые ставили своей  целью  закрыть  шахту.  Поэтому  многие,
включая меня, склонялись  к  мысли,  что  руководство  компании  не  захочет
создавать себе лишних проблем, крича на весь мир, что мы обнаружили  древнюю
штольню, возможно, представляющую большую историческую ценность.
   Ивонн Бейтман, моя коллега-геолог, сказала, узнав о нашей находке: "Я  не
удивлюсь, если найдутся желающие объявить  территорию  карьера  историческим
заповедником. А уж за соответствующим распоряжением федеральных властей  или
Невадской комиссии  по  историческим  ценностям  дело  не  станет.  Отличный
предлог для свертывания всех  работ".  Возможно,  вы  сочтете  мнение  Ивонн
эгоистичным, но если человек, к  примеру,  я,  знает,  что  функционирование
шахты обеспечивает работой девяносто или сто рабочих  и  инженеров,  которым
иначе не на что кормить свои семьи, поневоле задумаешься и станешь предельно
осторожным Дочь (Луиза?) сказала, что штольня ее пугает, а я ответил ей, что
она пугает и меня.
   Девочка спросила, рискнул бы я войти в штольню, и я ответил, что никогда.
"Причина в том, что я боюсь призраков?" - поинтересовалась она, и я ответил,
что боюсь не  призраков,  а  новых  завалов.  Штольню  прорубили  в  хрупкой
кристаллической  породе,  прочность  которой  еще  уменьшили  многочисленные
взрывы при вскрышных работах. Я сказал ей, что не войду в  штольню,  пока  в
ней через каждые пять футов не установят стальную крепь. Я понятия не  имел,
что еще до исхода дня окажусь в штольне. Так глубоко, что  не  смогу  видеть
солнечный свет.
   Я отвел их в ангар, который служил нам и конторой, и раздевалкой, снабдил
всех касками, а потом показал  всевозможные  машины  и  механизмы,  объясняя
назначение каждого.
   Маленький Сет во время экскурсии почти ничего не говорил, но  его  глазки
ярко блестели.
   Вот мы и подошли к "легкому испугу", который стал причиной моих  сомнений
и кошмарных снов (не говоря уже об  угрызениях  совести,  а  это  совсем  не
пустяк для мормона,  который  воспринимает  религиозные  аспекты  более  чем
серьезно). В тот момент для всех нас испуг был  далеко  не  "легким",  да  и
теперь, если подумать серьезно, я сильно  сомневаюсь  в  правильности  нашей
классификации степени испуга. Находясь в Перу (я искал  там  бокситы,  когда
письмо Одри Уайлер пришло на  адрес  отделения  "Дип  эс"  в  Безнадеге),  я
неоднократно возвращался к этому происшествию,  а  с  десяток  раз  оно  мне
снилось.
   Может, из-за жары.
   В старой штольне было жарко. Мне приходилось бывать в штольнях, обычно  в
них очень холодно и сыро. Я читал о том, что в шахтах золотых приисков Южной
Африки тепло, но сам этого не ощущал.
   Здесь же стояла жара.
   Тропическая влажная жара, как в теплице.
   Но я забегаю вперед, и  напрасно.  Потому  что  хочу  рассказать  все  по
порядку и поблагодарить Бога за то, что  ничего  подобного  уже  никогда  не
повторится. В начале  августа,  через  две  недели  после  визита  Гейринов,
Китайская шахта перестала существовать.  Я  не  знаю  почему,  но  произошло
смещение миллионов тонн породы, заваливших чашу карьера.
   А когда я думаю, на какой короткий срок  разошелся  обвал  с  пребыванием
семьи Гейринов на дне карьера (не говоря уж о том, что компанию им составлял
мистер Аллен Саймс, знаменитый геолог), меня начинает трясти.
   Старший мальчик, Джек,  захотел  поближе  взглянуть  на  Мо,  нашу  самую
большую бурильную установку.
   Она на гусеничном ходу и предназначена для  проходки  шурфов,  в  которые
потом закладывается взрывчатка. В  начале  семидесятых  годов  Мо  по  праву
считалась самой большой бурильной установкой, созданной на планете Земля,  и
до сих пор она вызывает восторг у подростков Да  и  у  больших  дядей  тоже!
Старшему Гейрину ничуть не меньше Джека хотелось познакомиться с Мо поближе.
Я полагал, что и Сет жаждет того же. В этом, правда, я ошибся.
   Я показал им лесенку, по которой машинист  мог  подняться  в  кабину  Мо,
расположенную на высоте сто футов. Джек спросил, можно ли подняться по  этой
лесенке, но я ответил, что это слишком опасно, хотя они могут  забраться  на
гусеницы. Гусеницы Мо тоже поражали своими габаритами.
   Каждая шириной с городскую улицу и состоит из стальных пластин  длиной  в
добрый ярд.
   Мистер Гейрин опустил Сета  на  землю  и  вместе  с  Джеком  забрался  на
гусеницу. Я последовал за ними, дабы убедиться, что никто не упадет и ничего
не сломает.
   Если б такое произошло, мне бы пришлось отвечать по закону.
   Джун Гейрин отошла назад, чтобы сфотографировать  нас  на  гусенице.  Мы,
конечно,  смеялись  и  улыбались  в  объектив,  пока  девочка  не  крикнула:
"Возвращайся, Сет"
   Немедленно!
   Нельзя туда ходить!"
   Я не мог его видеть, потому что находился на гусенице и мальчика  скрывал
корпус бурильной установки, но его мать я увидел.
   Как и испуг на ее лице, когда она заметила, куда направляется ее сын.
   - Сет!
   - завопила она.
   - Немедленно вернись!
   Два или три раза она повторила тот же призыв, потом  бросила  фотоаппарат
на землю и кинулась вперед. Тут я все понял: нечасто дорогой "Никон" бросают
как использованную одноразовую зажигалку.
   С гусеницы я слетел в мгновение ока.
   Просто удивительно, что при этом не упал и не сломал себе шею.  Такой  же
подвиг, кстати, удался и обоим Гейринам. Но тогда я как-то об этом не думал.
По правде говоря, я начисто забыл и об отце, и о сыне.
   Маленький мальчик уже поднимался по склону к черному зеву старой штольни,
который находился лишь в двадцати ярдах от  дна  карьера.  Я  это  увидел  и
понял, что мать не успеет перехватить его. А если его не успеют перехватить,
то он залезет в штольню, как, видимо, и задумал.
   Мое сердце хотело уйти в пятки, но я не позволил и вместо этого  со  всех
ног бросился к штольне.
   Я догнал миссис Гейрин в  тот  момент,  когда  Сет  достиг  желтых  лент,
огораживающих штольню.
   На мгновение мальчуган остановился, и я даже подумал, что  дальше  он  не
пойдет.
   Я решил, что он испугается темноты, а также  идущего  из  штольни  запаха
золы, сожженного кофе и пережаренного мяса. Но он вошел, не обращая внимания
на мои истошные крики, призывающие его не делать этого.
   Я велел матери мальчика не лезть в темноту, сказал,  что  я  сам  приведу
его, и попросил наказать то же самое мужу и сыну, но, разумеется, Гейрин мне
не подчинился.
   Думаю, в схожей ситуации на его месте я поступил бы так же.
   Я поднялся по склону и подлез под желтые ленты.
   Малышу наверняка даже не пришлось нагибаться.
   Я услышал слабый шум, обычно доносящийся из старых выработок, похожий  на
грохот далекого водопада.
   Не знаю, что он означает, однако шум этот мне  не  нравится,  никогда  не
нравился.
   Голос призраков.
   Но в тот день я услышал и другой звук: легкое потрескивание.
   Вот оно понравилось мне еще меньше.
   Когда я заглядывал в штольню раньше, после того, как ее обнаружили, звука
этого не было, но я знал, что он свидетельствует о  динамических  процессах,
идущих в хрупкой породе, в которой пробита  штольня.  Этот  звук  в  старину
предупреждал шахтеров, что в штольню  входить  нельзя,  так  как  она  может
обвалиться в любую минуту. Полагаю, что китайцы, работавшие в  Рэттлснейк  в
1858 году, или не знали значения этого звука, или им приказали  не  обращать
на него внимания.
   На первом же шаге я поскользнулся и упал на одно колено.
   Увидел, что на земле  что-то  лежит.  Это  была  маленькая  пластмассовая
фигурка.
   Рыжеволосая девушка с бластером.
   Должно быть, игрушка выпала из кармана мальчика, прежде чем  он  вошел  в
штольню. Не знаю почему, но у меня волосы встали дыбом. Я  сунул  фигурку  в
карман и забыл о ней до того момента, как страсти улеглись.
   Лишь тогда я вернул ее законному владельцу. Потом я описал фигурку своему
маленькому племяннику, и он сказал мне, что это Касси Стайлз из  мультфильма
о мотокопах, о котором все твердил младший сын Гейринов.
   Я услышал за спиной звук скатывающихся по склону камней, тяжелое дыхание,
увидел приближающегося Гейрина.
   Остальные трое остались внизу, сбившись в кучку. Девочка плакала.
   - Возвращайтесь вниз!
   - приказал я. - Штольня может рухнуть в л