рлинском юморе, который  часто
смягчает добросердечием вообще-то мрачноватые краски, побитая мужем жен-
щина говорит рыцарски вмешавшемуся прохожему: "Ну а вам-то что за  дело,
коль меня мой милый бьет?!" Но среди животных есть целый  ряд  видов,  у
которых при нормальных, т.е. не патологических, условиях никогда не  бы-
вает, чтобы самец всерьез напал на самку.
   Это относится, например, к собакам и, без сомнения, к  волкам.  Я  бы
совершенно не доверял кобелю, укусившему суку, и посоветовал бы его  хо-
зяину повышенную осторожность - особенно если в доме есть дети, - потому
что в социальном торможении этого пса явно что-то нарушено.
   Однажды я пробовал выдать замуж свою суку Стази за огромного  сибирс-
кого волка; когда я начал играть с ним - она пришла в ярость от ревности
и совсем всерьез набросилась на него. Единственное,  что  он  сделал,  -
подставил озверевшей рыжей фурии свое огромное светло-серое плечо, чтобы
принять ее укусы на менее ранимое место. Совершенно такой же  абсолютный
запрет обидеть самку существует у некоторых  вьюрковых  птиц,  скажем  у
снегиря, и даже у некоторых рептилий, как, например, у зеленой ящерицы.
   У самцов этого вида агрессивное поведение вызывается нарядом соперни-
ка, прежде всего ультрамариново-синим  горлом  и  зеленой  окраской  ос-
тального тела, от которой и пошло название ящериц. Торможение, запрещаю-
щее кусать самку, явно основано на обонятельных признаках. Это мы  с  Г.
Китцлером однажды узнали, когда самую крупную  самку  из  наших  зеленых
ящериц коварно раскрасили под самца с  помощью  жирных  цветных  мелков.
Когда мы выпустили прекрасную даму обратно в вольер, то она -  разумеет-
ся, не подозревая о своей внешности, - кратчайшим путем побежала на тер-
риторию своего супруга. Увидев ее, он яростно бросился на предполагаемо-
го самца-пришельца и широко раскрыл пасть для укуса. Но  тут  он  уловил
запах загримированной дамы и затормозил так резко, что его занесло и пе-
ревернуло. Затем он обстоятельно обследовал ее языком - и после того уже
не обращал внимания на зовущую к бою расцветку, что  уже  само  по  себе
примечательно для рептилии. Но самое интересное - это происшествие  нас-
только потрясло нашего изумрудного рыцаря, что еще долго после того он и
настоящих самцов сначала ощупывал языком, т.е. проверял их запах, и лишь
потом переходил к нападению.
   Так его задело за живое то, что едва не укусил даму!
   Можно было бы подумать, что у тех видов, где кавалерам абсолютно зап-
рещено кусать самок, дамы обходятся со всем мужским полом весьма  дерзко
и заносчиво. Как это ни загадочно - все обстоит как раз наоборот. Агрес-
сивные крупные самки зеленой ящерицы,  затевающие  яростные  баталии  со
своими сестрами, в буквальном смысле ползают  на  брюхе  и  перед  самым
юным, самым хилым самцом, даже если он втрое меньше ее весом, а его  му-
жественность едва проявляется синим оттенком  на  горле,  который  можно
сравнить с первым пухом на подбородке  гимназиста.  Самка  поднимает  от
земли передние лапки и своеобразно встряхивает ими, словно  хочет  заиг-
рать на рояле. Так же и суки - особенно тех пород, которые близки к  се-
верному волку, - относятся к избранному кобелю прямо-таки  со  смиренным
почтением, хотя он никогда не кусал и вообще не доказывал  свое  превос-
ходство какимлибо проявлением силы; они проявляют здесь почти  такое  же
чувство, какое испытывают к человеку-хозяину. Однако самое интересное  и
самое непонятное - это иерархические отношения между самцами и самками у
некоторых вьюрковых птиц из хорошо известного семейства кардуелид, к ко-
торому относятся чижи, щеглы, снегири, зеленушки и многие другие, в  том
числе канарейки.
   У зеленушек, например, согласно наблюдениям Р. Хинде, непосредственно
в период размножения самка стоит выше самца, а в остальное время года  -
наоборот. К этому выводу приводит простое наблюдение, кто кого  клюет  и
кто кому уступает. У снегирей, которых мы знаем особенно хорошо благода-
ря исследованиям Николаи, на основании таких же наблюдений и умозаключе-
ний можно прийти к выводу, что у этого вида, где пары остаются  нерушимы
из года в год, самка всегда иерархически выше самца. Снегирь-дама всегда
слегка агрессивна, кусает супруга, и даже в церемонии ее приветствия,  в
так называемом "поцелуе", содержится изрядная толика агрессии, хотя и  в
строго ритуализованной форме. Снегирь, напротив, никогда не кусает и  не
клюет свою даму, и если судить об их иерархических отношениях  упрощенно
- только на основании того, кто кого клюет, - можно  сказать,  что  она,
несомненно, доминирует над ним. Но если присмотреться  внимательнее,  то
приходишь к противоположному мнению. Когда супруга кусает снегиря, то он
принимает позу отнюдь не подчинения или хотя бы  испуга,  а  наоборот  -
сексуальной готовности, даже нежности.
   Таким образом, укусы самки не приводят самца  в  иерархически  низшую
позицию. Напротив, его пассивное поведение, манера, с какой он принимает
наскоки самки, не впадая в ответную агрессию и,  главное,  не  утрачивая
своего сексуального настроя,  -  явно  "производит  впечатление",  и  не
только на человека-наблюдателя.
   Совершенно аналогично ведут себя самцы собаки и волка по отношению  к
любым нападениям слабого пола.
   Даже если такие нападения вполне серьезны, как в случае с моей Стази,
- ритуал безоговорочно требует от самца, чтобы он не только не  огрызал-
ся, но и неуклонно сохранял  бы  "приветливое  лицо"  -  держал  бы  уши
вверх-назад и не топорщил шерсть на загривке. Кеер smiling! Единственная
защита, какую мне приходилось наблюдать в подобных случаях, - интересно,
что ее описал и Джек Лондон в "Белом клыке", - состоит в резком повороте
задней части туловища, который действует в высшей степени "броско", осо-
бенно когда массивный кобель, сохраняя свою дружелюбную улыбку, отшвыри-
вает крикливо нападающую на него сучку на метр в сторону.
   Мы вовсе не приписываем дамам птичьего или собачьего племени чрезмер-
но человеческих качеств, когда утверждаем, что пассивная реакция  на  их
агрессивность производит на них впечатление. Невпечатляемость производит
сильное впечатление - это очень распространенный принцип, как следует из
многократных наблюдений за борьбой самцов  прыткой  ящерицы.  В  порази-
тельно ритуализованных турнирных боях этих ящериц самцы прежде  всего  в
особой позе демонстрируют друг другу свою тяжело  бронированную  голову,
затем один из соперников хватает противника, но  после  короткой  борьбы
отпускает и ждет, чтобы тот в свою очередь схватил его. При равносильных
противниках выполняется множество таких "ходов", пока один из них -  со-
вершенно невредимый, но истощенный - не прекратит борьбу. У ящериц,  как
и у многих других холоднокровных животных, менее крупные экземпляры "за-
водятся" несколько быстрее, т.е.
   подъем нового возбуждения, как правило, происходит у них быстрее, чем
у более крупных и старых сородичей. В турнирных боях  это  почти  всегда
приводит к тому, что меньший из двух борцов первым хватает противника за
загривок и дергает из стороны в сторону. При значительной разнице в раз-
мерах самцов может случиться, что меньший - кусавший первым, - отпустив,
не ждет ответного укуса, а тотчас исполняет описанную выше позу смирения
и убегает. Значит, и в чисто пассивном сопротивлении противника он заме-
тил, насколько тот превосходит его.
   Эти чрезвычайно комичные происшествия всегда напоминают мне одну сце-
ну из давно забытого фильма Чарли Чаплина: Чарли подкрадывается сзади  к
своему громадному сопернику, размахивается тяжелой палкой и изо всех сил
бьет его по затылку. Гигант удивленно смотрит вверх  и  слегка  потирает
рукой ушибленное место, явно убежденный, что его укусило какое-то  лету-
чее насекомое.
   Тогда Чарли разворачивается - и улепетывает так, как это умел  только
он.
   У голубей, певчих птиц и попугаев существует очень примечательный ри-
туал, каким-то загадочным образом связанный с иерархическими отношениями
супругов, - передача корма. Это кормление - при поверхностном наблюдении
его, как правило, принимают за "поцелуй", - как и множество других внеш-
не "самоотверженных" и "рыцарственных" действий животных и человека, ин-
тересным образом представляет собой не только социальную обязанность, но
и привилегию, которая причитается индивиду высшего  ранга.  В  сущности,
каждый из супругов предпочел бы кормить другого, а не получать  от  него
корм, по принципу "Давать - прекраснее, чем брать", или - когда пища от-
рыгивается из зоба - кормить прекраснее, чем есть. В благоприятных  слу-
чаях удается увидеть совершенно недвусмысленную ссору: супруги  выясняют
вопрос, кто же из них имеет право кормить, а кому придется играть  менее
желательную роль несовершеннолетнего ребенка, который  разевает  клюв  и
позволяет кормить себя.
   Когда Николаи однажды воссоединил после долгой разлуки парочку одного
из африканских видов мелких вьюрковых, то супруги тотчас же узнали  друг
друга, радостно полетели друг другу навстречу; но самка, очевидно, забы-
ла свое прежнее подчиненное положение, потому  что  сразу  вознамерилась
отрыгивать из зоба и кормить партнера. Однако и он сделал то же, так что
первый момент встречи был слегка омрачен выяснением отношений, в котором
самец одержал верх; после этого супруга уже не пыталась кормить, а  про-
сила, чтобы кормили ее. У снегирей супруги не  расстаются  круглый  год;
может случиться, что самец начинает линять раньше, чем  его  супруга,  и
уровень его сексуальных и социальных претензий понижается,  в  то  время
как самка еще вполне "в форме" в обоих этих смыслах. В таких  случаях  -
они часто происходят и в естественных условиях, - как и в более  редких,
когда самец утрачивает главенствующее положение из-за каких-либо патоло-
гических причин, нормальное направление передачи корма меняется на  про-
тивоположное: самка кормит ослабевшего супруга. Как правило, наблюдателю
кажется необычайно трогательным,  что  супруга  так  заботится  о  своем
больном муже. Как уже сказано, такое толкование неверно: она  и  раньше,
всегда с удовольствием кормила бы его, если бы это не запрещалось ей его
иерархическим превосходством.
   Таким образом, очевидно, что социальное первенство самок у  снегирей,
как и у всех псовых, - это лишь видимость, которая создается "рыцарским"
запретом для самца обидеть свою самку. Совершенно такое же, с формальной
точки зрения, поведение мужчины в западной культуре являет замечательную
аналогию между обычаем у людей и ритуализацией у животных. Даже в Амери-
ке, в стране безграничного почитания  женщины,  по-настоящему  покорного
мужа совершенно не уважают. Что требуется от идеального мужчины, -  это,
чтобы супруг, несмотря на  подавляющее  духовное  и  физическое  превос-
ходство, в соответствии с ритуально-регламентированным законом покорялся
малейшему капризу своей  самки.  Знаменательно,  что  для  презираемого,
по-настоящему покорного мужа существует определение, взятое из поведения
животных. Про такого говорят "hanpecked" (англ.) - "курицей клеваный", -
и это сравнение замечательно иллюстрирует ненормальность мужской  подчи-
ненности, потому что настоящий петух не позволяет себя клевать ни  одной
курице, даже своей фаворитке. Впрочем, у петуха  нет  никаких  запретов,
которые мешали бы ему клевать кур.
   Самое сильное торможение, не позволяющее кусать  самку  своего  вида,
встречается у европейского хомяка.
   Быть может, у этих грызунов такой запрет особенно важен потому, что у
них самец гораздо крупнее самки, а длинные резцы этих животных  способны
наносить особенно тяжелые раны. Эйбл-Эйбесфельдт установил,  что,  когда
во время короткого брачного периода самец вторгается на территорию  сам-
ки, проходит немалый срок, прежде  чем  эти  закоренелые  индивидуалисты
настолько привыкнут друг к другу, что самка начинает переносить  прибли-
жение самца. В этот период - и только тогда - хомяк-дама проявляет  пуг-
ливость и робость перед мужчиной. В любое другое время  она  -  яростная
фурия, грызущая самца безо всякого удержу. При разведении этих  животных
в неволе необходимо своевременно разъединять партнеров после спаривания,
иначе дело доходит до мужских трупов.
   Только что, при описании поведения хомяков, мы упомянули  три  факта,
которые  характерны  для  всех  механизмов  торможения,   препятствующих
убийству или серьезному ранению, - потому о них стоит  поговорить  более
подробно. Во-первых, существует зависимость между действенностью оружия,
которым располагает вид, и механизмом торможения, запрещающим  применять
это оружие против сородичей. Во-вторых, существуют ритуалы, цель которых
состоит в том, чтобы задействовать у агрессивных  сородичей  именно  эти
механизмы торможения. В-третьих - на эти механизмы нельзя полагаться аб-
солютно, при случае они могут и не сработать.
   В другом месте я уже подробно объяснял, что  торможение,  запрещающее
убийство или ранение сородича, должно быть наиболее сильным и надежным у
тех видов, которые, во-первых, как профессиональные хищники  располагают
оружием, достаточным для быстрого и верного убийства крупной  жертвы,  а
во-вторых - социально объединены. У хищников-одиночек - например, у  не-
которых видов куниц или кошек - бывает достаточно того, что  сексуальное
возбуждение затормаживает и агрессию, и  охоту  на  такое  время,  чтобы
обеспечить безопасное соитие полов. Но если  крупные  хищники  постоянно
живут вместе - как волки или львы, - надежные  и  постоянно  действующие
механизмы торможения должны быть в работе всегда, являясь совершенно са-
мостоятельными и не зависящими от изменений настроения отдельного зверя.
   Таким образом возникает особенно трогательный парадокс: как раз  наи-
более кровожадные звери - прежде всего волк, которого Данте назвал "неп-
римиримым зверем" (bestia senza pace), - обладают самыми надежными  тор-
мозами против убийства, какие только есть на Земле. Когда мои внуки  иг-
рают со сверстниками - присмотр кого-то из взрослых необходим. Но  я  со
спокойной душой оставляю их одних в  обществе  нашей  собаки,  хотя  это
крупная псина, помесь чау с овчаркой, чрезвычайно свирепая на охоте. Со-
циальные запреты, на которые я полагаюсь в подобных случаях,  отнюдь  не
являются чем-то приобретенным в процессе одомашнивания - они, вне всяких
сомнений, перешли в наследство от волка.
   Очевидно, что у разных животных механизмы социального торможения при-
водятся в действие очень разными признаками. Например,  как  мы  видели,
запрет кусать самку у самцов зеленой ящерицы наверняка зависит от  хими-
ческих раздражителей; несомненно, так же обстоит дело и с запретом у ко-
беля кусать суку, а его бережное отношение к любым молодым собакам  явно
вызывается и их поведением. Поскольку торможение - как еще будет показа-
но в дальнейшем - это активный процесс, который  противостоит  какому-то
столь же активному побуждению и  подавляет  его,  или  видоизменяет,  то
вполне правомочно говорить, что процессы торможения высвобождаются, раз-
ряжаются, точно так же как мы говорили о разрядке  какого-либо  инстинк-
тивного действия. Разнообразные передатчики  стимулов,  которые  у  всех
высших животных включают в работу активное ответное поведение, в принци-
пе не отличаются от тех, какие включают социальное торможение.  В  обоих
случаях передатчик стимула состоит из бросающихся в глаза структур,  яр-
ких цветов и ритуализованных движений, а чаще всего - из комбинации всех
этих компонентов. Очень хороший пример того, насколько одинаковые  прин-
ципы лежат в основе конструкций для передачи стимулов, включающих и  ак-
тивное действие, и торможение, - являют релизер боевого поведения у  жу-
равлей и релизер запрета обидеть птенца у некоторых пастушковых птиц.  В
обоих случаях на затылке птицы развилась маленькая тонзура, голое пятно,
на котором под кожей находится сильно разветвленная  сеть  сосудов,  так
называемое "набухающее тело". В обоих  случаях  этот  орган  наполняется
кровью и в таком состоянии, как выпуклая рубиново-красная  шапочка,  де-
монстрируется сородичу поворотом головы. Но функция этих двух релизеров,
возникших совершенно независимо друг от друга, настолько противоположны,
насколько это вообще возможно: у журавлей этот сигнал означает агрессив-
ное настроение и, соответственно, вызывает у противника - в  зависимости
от соотношения сил - или контрагрессию, или стремление к бегству. У  во-
дяного пастушка и некоторых родственных ему птиц - и этот орган, и  жест
его демонстрации свойственны только птенцам и служат  исключительно  для
того, чтобы включать у взрослых сородичей специфический  запрет  обижать
маленьких. Птенцы водяных пастушков "по ошибке" трагикомично предъявляют
свои рубиновые шапочки не только агрессорам своего вида. Одна такая пта-
ха, которую я растил у себя, подставляла шапочку утятам; те,  естествен-
но, на этот сугубо видовой сигнал водяного пастушка отвечали не торможе-
нием, а как раз клевали его в красную головку. И как ни мягок  клювик  у
крошечного утенка, но мне пришлось разъединить птенцов.
   Ритуализованные движения, обеспечивающие торможение агрессии у  соро-
дичей, обычно называют позами покорности или умиротворения; второй  тер-
мин, пожалуй, лучше, поскольку он не так склоняет к субъективизации  по-
ведения животных. Церемонии такого рода, как и  ритуализованные  вырази-
тельные движения вообще, возникают разными путями. При обсуждении ритуа-
лизации мы уже видели, каким образом из конфликтного поведения, из  дви-
жений намерения и т.д. могут возникнуть сигналы с функцией сообщения,  и
какую власть приобретают эти ритуалы. Все  это  было  необходимо,  чтобы
разъяснить сущность и действие тех умиротворяющих  движений,  о  которых
пойдет речь теперь.
   Интересно, что громадное количество жестов умиротворения у самых раз-
личных животных возникло под селекционным давлением,  которое  оказывали
механизмы поведения, вызывающие борьбу. Животное, которому нужно успоко-
ить сородича, делает все возможное, чтобы - если высказать это  по-чело-
вечески - не раздражать его. Рыба, возбуждая у сородича агрессию,  расц-
вечивает свой яркий наряд, распахивает плавники или  жаберные  крышки  и
демонстрирует максимально возможный контур тела, двигается резко, прояв-
ляя силу; когда она просит пощады - все наоборот, по всем  пунктам.  Она
бледнеет, по возможности прижимает плавники и поворачивается к сородичу,
которого нужно успокоить, узким сечением тела, двигается медленно,  кра-
дучись, буквально пряча все стимулы, вызывающие агрессию. Петух, серьез-
но побитый в драке, прячет голову в угол или за какое-нибудь укрытие,  и
таким образом отнимает у  противника  непосредственные  стимулы  боевого
возбуждения, исходящие из его гребня и бороды.  О  некоторых  коралловых
рыбах, у которых кричаще-яркий наряд описанным образом запускает  в  ход
внутривидовую агрессию, мы уже знаем, что  они  снимают  эту  раскраску,
когда должны мирно сойтись для спаривания.
 
 
   При исчезновении сигнала, призывающего к борьбе, поначалу  избегается
только выплеск внутривидовой агрессии; активное торможение уже  начатого
нападения еще не включается. Однако совершенно  очевидно,  что  с  точки
зрения эволюции здесь всего один шаг от первого до второго;  и  как  раз
возникновение умиротворяющих жестов из сигналов борьбы "с обратным  зна-
ком" являет тому прекрасный пример. Естественно, у очень многих животных
угроза заключается в том, что противнику многозначительно "суют под нос"
свое оружие, будь то зубы, когти, клюв, сгиб крыла или кулак.  Поскольку
у таких видов все эти прелестные жесты  принадлежат  к  числу  сигналов,
"понимание" которых заложено в наследственности, то в зависимости от си-
лы адресата они вызывают у него либо ответную угрозу,  либо  бегство;  а
способ возникновения жестов, предотвращающих борьбу, определен здесь од-
нозначно: они должны состоят