еку словесный язык, абстрактное мышление  одарило  его  возмож-
ностью передачи над-индивидуального опыта, возможностью культурного раз-
вития; но это повлекло за собой настолько резкие  изменения  в  условиях
его жизни, что приспособительная способность  его  инстинктов  потерпела
крах.
   Можно подумать, что каждый дар, достающийся человеку от его мышления,
в принципе должен быть оплачен какой-то опасной бедой, которая неизбежно
идет следом.
   На наше счастье, это не так, потому что из абстрактного мышления  вы-
растает и та разумная ответственность человека, на которой только и  ос-
нована надежда управиться с постоянно растущими опасностями.
   Чтобы придать какую-то обозримость моему представлению о  современном
биологическом состоянии человечества, я хочу рассмотреть отдельные угро-
жающие ему опасности в той же последовательности, в какой они перечисле-
ны выше, а затем перейти к обсуждению ответственной морали, ее функций и
пределов ее действенности.
   В главе о моралеподобном поведении мы уже слышали  о  тех  тормозящих
механизмах, которые сдерживают агрессию у различных общественных  живот-
ных и предотвращают ранение или смерть сородича. Как  там  сказано,  ес-
тественно, что эти механизмы наиболее важны и потому наиболее развиты  у
тех животных, которые в состоянии легко убить существо  примерно  своего
размера. Ворон может выбить другому глаз одним ударом клюва, волк  может
однимединственньш укусом вспороть другому яремную вену. Если бы надежные
запреты не предотвращали этого - давно не стало бы ни воронов,  ни  вол-
ков. Голубь, заяц и даже шимпанзе не в состоянии  убить  себе  подобного
одним-единственным ударом или укусом. К тому же добавляется  способность
к бегству, развитая у таких не слишком  вооруженных  существ  настолько,
что позволяет им уходить даже от "профессиональных" хищников, которые  в
преследовании и в убийстве более сильны, чем любой, даже самый быстрый и
сильный сородич. Поэтому на свободной охотничьей тропе обычно не бывает,
чтобы такое животное могло серьезно повредить себе  подобного;  и  соот-
ветственно нет селекционного давления, которое бы  вырабатывало  запреты
убийства. Если тот, кто держит животных, к своей беде и к беде своих пи-
томцев, не принимает всерьез внутривидовую борьбу совершенно "безобидных
тварей" - он убеждается, что таких запретов действительно не существует.
В неестественных условиях неволи,  где  побежденный  не  может  спастись
бегством, постоянно происходит одно и то же: победитель старательно  до-
бивает его - медленно и ужасно. В моей книге "Кольцо  царя  Соломона"  в
главе "Мораль и оружие" описано, как горлица - символ всего самого  мир-
ного, - не имеющая этих запретов, может замучить до смерти своего собра-
та.
   Легко себе представить, что произошло бы, если бы игра природы одари-
ла какого-нибудь голубя вороньим клювом.
   Положение такого выродка, наверно, было бы совершенно аналогично  по-
ложению человека, который только что обнаружил возможность  использовать
острый камень в качестве оружия. Поневоле содрогнешься при мысли  о  су-
ществе, возбудимом, как шимпанзе, с такими же внезапными вспышками ярос-
ти - и с камнем, зажатым в руке.
   Общераспространенное мнение, которого придерживаются даже многие спе-
циалисты в этой области, сводится к тому, что все  человеческое  поведе-
ние, служащее интересам не индивида, а  общества,  диктуется  осознанной
ответственностью. Такое мнение ошибочно; что мы и покажем на  конкретных
примерах в этой главе. Наш общий с  шимпанзе  предок  наверняка  был  по
меньшей мере так же предан своему другу, как дикий гусь или галка, а  уж
тем более волк или павиан; несомненно, что он с таким  же  презрением  к
смерти был готов отдать свою жизнь, вставая на защиту своего сообщества,
так же нежно и бережно относился к молодым сородичам и обладал такими же
запретами убийства, как и все эти животные. На наше счастье, мы  тоже  в
полной мере унаследовали соответствующие "животные" инстинкты.
   Антропологи, которые занимались образом жизни австралопитека и  афри-
канского человека, заявляют, что эти предки - поскольку они жили  охотой
на крупную дичь - передали человечеству опасное наследство "природы хищ-
ника". В этом утверждении заключено опасное смешение двух понятий - хищ-
ного животного и каннибала, - в то время как эти понятия почти полностью
исключают друг друга; каннибализм представляет у хищников крайне  редкое
исключение. В действительности можно лишь пожалеть о  том,  что  человек
как раз не имеет "натуры хищника".
   Большая часть опасностей, которые ему угрожают, происходит  от  того,
что по натуре он сравнительно безобидное всеядное существо; у  него  нет
естественного оружия, принадлежащего его телу, которым он мог  бы  убить
крупное животное. Именно потому у него нет и тех механизмов  безопаснос-
ти, возникших в процессе эволюции, которые удерживают  всех  "профессио-
нальных" хищников от применения оружия против сородичей. Правда, львы  и
волки иногда убивают чужих сородичей, вторгшихся на территорию их  груп-
пы; может случиться даже, что во внезапном приступе ярости  неосторожным
укусом или ударом лапы убьют члена собственной группы,  как  это  иногда
происходит, по крайней мере в  неволе.  Однако  подобные  исключения  не
должны заслонять тот важный факт, что все тяжеловооруженные хищники  та-
кого рода должны обладать высокоразвитыми механизмами торможения,  кото-
рые - как уже сказано в главе о моралеподобном поведении -  препятствуют
самоуничтожению вида.
   В предыстории человека никакие особенно высокоразвитые механизмы  для
предотвращения внезапного убийства не были нужны:  такое  убийство  было
попросту невозможно.
   Нападающий, убивая свою жертву, мог только царапать, кусать  или  ду-
шить; причем жертва имела более чем достаточную возможность апеллировать
к тормозам агрессивности нападающего - жестами покорности  и  испуганным
криком. Понятно, что на слабо вооруженных животных не действовало селек-
ционное давление, которое могло бы вызывать к жизни те сильные и  надеж-
ные запреты применять оружие, какие попросту  необходимы  для  выживания
видов, обладающих оружием опасным. Когда же  изобретение  искусственного
оружия открыло новые возможности убийства, -  прежнее  равновесие  между
сравнительно слабыми запретами агрессии и такими же слабыми возможностя-
ми убийства оказалось в корне нарушено.
   Человечество уничтожило бы себя уже с помощью самых первых своих  ве-
ликих открытий, если бы не одно  замечательное  совпадение:  возможность
открытий, изобретений и великий дар ответственности в равной степени яв-
ляются плодами одной и той же сугубо человеческой  способности,  способ-
ности задавать вопросы. Человек не погиб в результате своих  собственных
открытий - по крайней мере до сих пор - только потому, что  он  способен
поставить перед собой вопрос о последствиях своих поступков - и ответить
на него. Этот уникальный дар не принес человечеству гарантий против  са-
моуничтожении. Хотя со времени открытия камня выросли  и  моральная  от-
ветственность, и вытекающие из нее запреты убийства, но, к сожалению,  в
равной мере возросла и легкость убийства, а главное - утонченная техника
убийства привела к тому, что последствия деяния уже  не  тревожат  того,
кто его совершил. Расстояние, на  котором  действует  все  огнестрельное
оружие, спасает убийцу от раздражающей ситуации, которая в другом случае
оказалась бы в чувствительной близости от него, во всей ужасной отврати-
тельности последствий. Эмоциональные глубины нашей души попросту не при-
нимают к сведению, что сгибание указательного пальца при выстреле разво-
рачивает внутренности другого человека. Ни  один  психически  нормальный
человек не пошел бы даже на охоту, если бы ему приходилось убивать  дичь
зубами и ногтями. Лишь за счет  отгораживания  наших  чувств  становится
возможным, чтобы человек, который едва ли решился бы дать вполне  заслу-
женный шлепок хамоватому ребенку, вполне способен нажать пусковую кнопку
ракетного оружия или открыть бомбовые люки, обрекая сотни самых прекрас-
ных детей на ужасную смерть в огне. Бомбовые  ковры  расстилали  добрые,
хорошие, порядочные отцы - факт ужасающий, сегодня почти  неправдоподоб-
ный! Демагоги обладают, очевидно, очень хорошим, хотя и  только  практи-
ческим знанием инстинктивного поведения людей - они целенаправленно, как
важное орудие, используют отгораживание подстрекаемой партии от  раздра-
жающих ситуаций, тормозящих агрессивность.
   С изобретением оружия связано господство внутривидового отбора и  все
его жуткие проявления. В третьей главе, где речь шла  о  видосохраняющей
функции агрессии, и в десятой - об организации сообщества крыс - я  дос-
таточно подробно разъяснил, как конкуренция сородичей, если она действу-
ет без связи с вневидовым окружением, может повести к самым  странным  и
нецелесообразным уродствам.
   Мой учитель Хейнрот для иллюстрации такого вредного воздействия  при-
водил в пример крылья аргус-фазана и темп работы в западной цивилизации.
Как уже упоминалось, я считаю, что и гипертрофия человеческого агрессив-
ного инстинкта - это следствие той же причины.
   В 1955 году я писал в небольшой статье "Об убийстве сородича": "Я ду-
маю - специалистам по человеческой  психологии,  особенно  глубинной,  и
психоаналитикам следовало бы это проверить, - что сегодняшний  цивилизо-
ванный человек вообще страдает от недостаточной  разрядки  инстинктивных
агрессивных побуждений. Более чем вероятно, что пагубные проявления  че-
ловеческого агрессивного инстинкта, для объяснения которых Зигмунд Фрейд
предположил особый инстинкт смерти, основаны просто-напросто на том, что
внутривидовой отбор в далекой древности  снабдил  человека  определенной
мерой агрессивности, для которой он не находит  адекватного  выхода  при
современной организации общества". Если в этих словах чувствуется легкий
упрек, сейчас я должен решительно взять его назад. К тому времени, когда
я это писал, уже были психоаналитики, совершенно не верившие в  инстинкт
смерти и объяснявшие самоуничтожительные проявления агрессии как наруше-
ния инстинкта, который в принципе должен поддерживать жизнь. Я даже поз-
накомился с человеком, который уже в то время - в полном соответствии  с
только что изложенной постановкой вопроса - изучал проблему  гипертрофи-
рованной агрессивности, обусловленной внутривидовым отбором.
   Сидней Марголин, психиатр и психоаналитик из Денвера, штат  Колорадо,
провел очень точное психоаналитическое и социально-психологическое  исс-
ледование на индейцах прерий, в частности из племени юта, и показал, что
эти люди тяжко страдают от избытка агрессивных  побуждений,  которые  им
некуда деть в условиях урегулированной жизни сегодняшней  индейской  ре-
зервации в Северной Америке.
   По мнению Марголина, в течение сравнительно немногих  столетий  -  во
время которых индейцы прерий вели дикую жизнь, состоявшую почти исключи-
тельно из войн и грабежей, - чрезвычайно сильное  селекционное  давление
должно было заметно усилить их агрессивность. Вполне возможно, что  зна-
чительные изменения наследственной картины были достигнуты за такой  ко-
роткий срок; при жестком отборе породы домашних животных меняются так же
быстро.
   Кроме того, в пользу предположения Марголина говорит то,  что  индей-
цы-юта, выросшие при другом воспитании, страдают так же, как их  старшие
соплеменники, - а также и то, что патологические проявления,  о  которых
идет речь, известны только у индейцев из прерий,  племена  которых  были
подвержены упомянутому процессу отбора.
   Индейцы-юта страдают неврозами чаще, чем какие-либо другие группы лю-
дей; и Марголин обнаружил, что общей причиной этого заболевания оказыва-
ется постоянно подавленная агрессивность. Многие индейцы чувствуют  себя
больными и говорят, что они больны, но на вопрос, в чем  же  состоит  их
болезнь, не могут дать никакого ответа, кроме одного: "Но ведь я - юта!"
Насилие и убийство по отношению к чужим - в порядке вещей; по  отношению
к соплеменникам, напротив, оно крайне редко, поскольку  запрещено  табу,
безжалостную суровость которого так же легко понять из предыдущей  исто-
рии юта: племя, находившееся в состоянии беспрерывной войны с белыми и с
соседними племенами, должно было любой ценой пресекать ссоры между свои-
ми членами. Убивший соплеменника был обязан, согласно  традиции,  покон-
чить с собой. Эта заповедь оказалась в силе даже  для  юта-полицейского,
который, пытаясь арестовать соплеменника, застрелил его при  вынужденной
обороне. Тот, напившись, ударил своего отца ножом и  попал  в  бедренную
артерию, что вызывало смерть от потери крови. Когда полицейский  получил
приказ арестовать убийцу, - хотя о предумышленном убийстве не было и ре-
чи, - он обратился к своему бледнолицему начальнику с рапортом. Аргумен-
тировал он так: преступник хочет умереть,  он  обязан  совершить  самоу-
бийство и теперь наверняка совершит его таким образом, что станет сопро-
тивляться аресту и вынудит его, полицейского, его застрелить. Но тогда и
самому полицейскому придется покончить с собой. Поскольку более чем  не-
дальновидный сержант настаивал на своем распоряжении - трагедия развива-
лась, как и было предсказано. Этот и другие протоколы Марголина  читают-
ся, как древнегреческие трагедии, в которых неотвратимая судьба вынужда-
ет людей быть виновными и добровольно искупать невольно совершенные гре-
хи.
   Объективно и убедительно, даже доказательно говорит  за  правильность
марголинской интерпретации такого поведения юта их предрасположенность к
несчастным случаям.
   Доказано, что "предрасположенность к авариям" является следствием по-
давленной агрессивности; у индейцев-юта норма автомобильных аварий чудо-
вищно превышает норму любой другой группы автомобилистов. Кому  приходи-
лось когда-нибудь вести скоростную машину, будучи  в  состоянии  ярости,
тот знает - если только он был при этом  способен  к  самонаблюдению,  -
насколько сильно проявляется в такой ситуации склонность к самоуничтожа-
ющим действиям. По-видимому, и выражение "инстинкт смерти" произошло  от
таких особых случаев.
   Разумеется, внутривидовой отбор и сегодня действует  в  нежелательном
направлении, но обсуждение всех этих явлений увело бы нас слишком далеко
от темы агрессии. Отбор так же интенсивно поощряет инстинктивную  подоп-
леку накопительства, тщеславия и проч., как подавляет  простую  порядоч-
ность. Нынешняя коммерческая конкуренция грозит вызвать по меньшей  мере
такую же ужасную гипертрофию упомянутых побуждений, какую у  внутривидо-
вой агрессии вызвало военное состязание людей каменного века.
   Счастье лишь в том, что выигрыш богатства и власти не ведет к  много-
численности потомства, иначе положение человечества было бы еще хуже.
   Кроме действия оружия и внутривидового отбора, головокружительно рас-
тущий темп развития - это  третий  источник  бед,  который  человечество
должно принимать в расчет, пользуясь великим даром  своего  абстрактного
мышления. Из абстрактного мышления и всех его результатов - прежде всего
из символики словесной речи - у людей выросла  способность,  которой  не
дано ни одному другому существу. Когда  биолог  говорит  о  наследовании
приобретенных признаков, то он имеет в виду лишь приобретенное изменение
наследственности, генома. Он совершенно не задумывается о том, что "нас-
ледование" имело - уже за много веков до Грегора Менделя  -  юридический
смысл, и что это слово поначалу применялось к биологическим явлениям  по
чистой аналогии. Сегодня это второе значение слова стало  для  нас  нас-
только привычным, что меня бы наверно не поняли, если бы я просто  напи-
сал: "Только человек обладает способностью передавать по наследству при-
обретенные качества".
   Я здесь имею в виду следующее: если человек, скажем,  изобрел  лук  и
стрелы - или украл их у более развитого соседа, -  то  в  дальнейшем  не
только его потомство, но и все его сообщество имеет в  распоряжении  это
оружие так же постоянно, как если бы оно было телесным органом,  возник-
шим в результате мутации и отбора. Использование этого оружия  забудется
не легче, чем станет рудиментарным какой-нибудь столь же жизненно важный
орган.
   Даже если один-единственный индивид приобретает какую-то  важную  для
сохранения вида особенность или способность, она  тотчас  же  становится
общим достоянием всей популяции; именно это и  обусловливает  упомянутое
тысячекратное ускорение исторического процесса, который появился в  мире
вместе с абстрактным мышлением. Процессы приспосабливания,  до  сих  пор
поглощавшие целые геологические эпохи, теперь могут произойти  за  время
нескольких поколений. На эволюцию, на филогенез - протекающий  медленно,
почти незаметно в сравнении с новыми процессами, - отныне  накладывается
история; над филогенетически возникшим сокровищем наследственности  воз-
вышается громадное здание исторически приобретенной и традиционно  пере-
даваемой культуры.
   Как применение оружия и орудий труда - и  выросшее  из  него  мировое
господство человека, - так и третий, прекраснейший дар абстрактного мыш-
ления влечет за собой свои опасности. Все культурные достижения человека
имеют одно большое "но": они касаются только тех его качеств и действий,
которые подвержены влиянию индивидуальной модификации, влиянию обучения.
Очень многие из врожденных поведенческих актов, свойственных нашему  ви-
ду, не таковы: скорость их изменения в процессе изменения вида  осталась
такой же, с какой изменяются все телесные признаки,  с  какой  шел  весь
процесс становления до того, как на сцене появилось  абстрактное  мышле-
ние.
   Что могло произойти, когда человек впервые взял в руку камень? Вполне
вероятно, нечто подобное тому, что можно наблюдать у  детей  в  возрасте
двух-трех лет, а иногда и старше: никакой  инстинктивный  или  моральный
запрет не удерживает их от того, чтобы изо всей силы бить друг друга  по
голове тяжелыми предметами, которые они едва  могут  поднять.  Вероятно,
первооткрыватель камня так же мало колебался, стукнуть ли своего товари-
ща, который его только что разозлил. Ведь он не  мог  знать  об  ужасном
действии своего изобретения; врожденный запрет убийства тогда, как и те-
перь, был настроен на его естественное вооружение. Смутился ли он, когда
его собрат по племени упал перед ним мертвым? Мы можем предположить  это
почти наверняка.
   Общественные высшие животные часто реагируют на внезапную смерть  со-
родича самым драматическим образом. Серые гуси стоят над мертвым  другом
с шипением, в наивысшей готовности к обороне. Это описывает Хейнрот, ко-
торый однажды застрелил гуся в присутствии его семьи. Я видел то же  са-
мое, когда египетский гусь ударил в голову молодого серого;  тот,  шата-
ясь, добежал до родителей и тотчас умер от мозгового кровоизлияния.  Ро-
дители не могли видеть удара и потому реагировали на  падение  и  смерть
своего ребенка точно так же. Мюнхенский слон Вастл,  который  без  како-
го-либо агрессивного умысла, играя, тяжело  ранил  своего  служителя,  -
пришел в величайшее волнение и встал над раненым, защищая  его,  чем,  к
сожалению, помешал оказать ему своевременную  помощь.  Бернхард  Гржимек
рассказывал мне, что самец шимпанзе, который укусил и  серьезно  поранил
его, пытался стянуть пальцами края раны, когда  у  него  прошла  вспышка
ярости.
   Вполне вероятно, что первый Каин тотчас  же  понял  ужасность  своего
поступка. Довольно скоро должны были пойти разговоры, что  если  убивать
слишком много членов своего племени - это поведет к  нежелательному  ос-
лаблению его боевого потенциала. Какой бы ни была  воспитательная  кара,
предотвращавшая беспрепятственное применение нового  оружия,  во  всяком
случае, возникла какая-то, пусть примитивная, форма ответственности, ко-
торая уже тогда защитила человечество от самоуничтожения.
   Таким образом, первая