снования, говорящие в пользу первого из  этих  предположе-
ний, но, обсуждая их здесь, мы уклонились бы слишком далеко.
   Рука об руку с  увеличением  продолжительности  отдельных  угрожающих
действий идет их ритуализация, которая - как уже описано ранее -  приво-
дит к мимическому утрированию, ритмическому  повторению  и  к  появлению
структур и красок, оптически подчеркивающих  эти  действия.  Увеличенные
плавники с ярким рисунком, который становится виден лишь  в  развернутом
состоянии, броские пятна на жаберных крышках, которые  становятся  видны
лишь при фронтальной угрозе, и множество других столь же театральных ук-
рашений превращают турнирный бой в одно из самых  увлекательных  зрелищ,
какие только можно увидеть, изучая поведение высших  животных.  Пестрота
горящих возбуждением красок, размеренная  ритмика  угрожающих  движений,
выпирающая мощь соперников - все это почти заставляет забыть, что  здесь
происходит настоящая борьба, а не специально поставленный спектакль.
   И наконец, третий процесс, весьма способствующий превращению кровавой
борьбы в благородное состязание турнирного боя и не  менее  ритуализации
важный для нашей темы: возникают специальные  физиологические  механизмы
поведения, которые тормозят опасные движения при  атаке.  Вот  несколько
примеров.
   Если два "Джек Дэмпси" достаточно долго простоят друг против друга  с
угрозой развернутым боком и хвостовыми ударами,  то  вполне  может  слу-
читься, что один из них соберется перейти к "перетягиванию пасти" на се-
кунду раньше другого. Он выходит из "боковой стойки" и с раскрытыми  че-
люстями бросается на соперника, который еще продолжает угрожать боком  и
потому подставляет зубам нападающего незащищенный фланг. По тот  никогда
не использует эту слабость позиции,  он  непременно  останавливает  свой
бросок до того, как его зубы коснутся кожи противника.
   Мой покойный друг Хорст Зиверт описал и заснял на пленку  аналогичное
до мельчайших подробностей явление у ланей. У них высокоритуализованному
бою на рогах - когда кроны дугообразными  движениями  ударяются  одна  о
другую, а затем совершенно определенным  образом  раскачиваются  взад  и
вперед - предшествует угроза развернутым боком, во время которой  каждый
из самцов проходит мимо соперника молодцеватым четким  шагом,  покачивая
при этом рогами вверх и вниз. Затем оба вдруг, как по команде,  останав-
ливаются, поворачиваются друг другу навстречу и опускают головы, так что
рога с треском сшибаются у самой земли,  сплетаясь  между  собой.  После
этого следует совершенно безопасная борьба, при которой - в точности как
при перетягивании пасти у "Джеков Дэмпси" - побеждает тот,  кто  продер-
жится дольше. У ланей тоже может случиться, что один из бойцов переходит
ко второй фазе борьбы раньше другого и при этом нацеливает свое оружие в
незащищенный бок соперника, что при могучем размахе тяжелых и острых ро-
гов выглядит чрезвычайно опасно. Но еще раньше, чем окунь, олень  тормо-
зит это движение, поднимает голову - и видит, что ничего не  подозреваю-
щий противник продолжает гарцевать и уже отошел  от  него  на  несколько
метров. Тогда он рысью подбегает к тому вплотную и, успокоившись,  снова
начинает гарцевать боком к нему, покачивая рогами, до тех пор, пока  оба
не перейдут к борьбе более согласованным взмахом рогов.
   В царстве высших позвоночных существует неисчислимое множество подоб-
ных запретов причинять вред сородичу. Они часто играют существенную роль
и там, где наблюдатель, очеловечивающий поведение  животных,  вообще  не
заметил бы ни наличия агрессии, ни необходимости специальных  механизмов
для ее подавления. Если верить во  "всемогущество"  "безошибочных"  инс-
тинктов - кажется просто парадоксальным, что самке, например, необходимы
специальные механизмы торможения, чтобы блокировать ее агрессивность  по
отношению к собственным детям, особенно новорожденным или только что вы-
лупившимся из яйца.
   В действительности эти специальные  механизмы,  тормозящие  агрессию,
чрезвычайно нужны, потому что животные, заботящиеся о потомстве, как раз
ко времени появления малышей должны быть особенно агрессивны по  отноше-
нию ко всем прочим существам. Птица, защищая свое потомство, должна  на-
падать на любое приближающееся к гнезду животное,  с  которым  она  хоть
сколько-нибудь соразмерна. Индюшка, пока она  сидит  на  гнезде,  должна
быть постоянно готова с максимальной энергией нападать не только на  мы-
шей, крыс, хорьков, ворон, сорок, и т. д, и т.д., - но и на своих  соро-
дичей: на индюка с шершавыми ногами, на индюшку, ищущую  гнездо,  потому
что они почти так же опасны для ее выводка, как и хищники. И, естествен-
но, она должна быть тем агрессивнее, чем ближе подходит угроза к  центру
ее мира, к ее гнезду. Только собственному птенцу,  который  вылезает  из
скорлупы, она не должна причинить никакого вреда!
   Как обнаружили мои сотрудники Вольфганг и Маргрет Шляйдты, это тормо-
жение у индюшки включается только акустически.  Для  изучения  некоторых
реакций самцовиндюков на акустические  стимулы  они  лишили  слуха  нес-
кольких птиц посредством операции на внутреннем ухе.
   Эту операцию можно проделать только на новорожденном  цыпленке,  а  в
тот момент различить пол еще трудно, поэтому среди глухих птиц  случайно
оказалось и несколько самок. Ни на что другое они не годились, зато пос-
лужили замечательным материалом для изучения функции  ответного  поведе-
ния, которое играет столь существенную роль в связях между матерью и ре-
бенком. Мы знаем, например, о серых гусях, что они сразу после появления
на свет принимают за свою мать любой объект, который ответит  звуком  на
их "писк одиночества". Шляйдты хотели предложить только что вылупившимся
индюшатам выбор между индюшкой, которая слышит и правильно  отвечает  на
их писк, и глухой, от которой ожидалось, что она - не слыша писка  птен-
цов - будет издавать свои призывы случайным образом.
   Как это часто случается при исследовании поведения,  эксперимент  дал
результаты, которых никто не ожидал, но которые оказались гораздо  инте-
реснее, чем ожидалось.
   Глухие индюшки совершенно нормально высиживали птенцов, как и до того
их социальное и половое поведение вполне отвечали норме. Но когда  стали
появляться на свет их индюшата - оказалось,  что  материнское  поведение
подопытных животных нарушено самым драматичным образом: все  глухие  ин-
дюшки тотчас забивали насмерть всех своих цыплят, как только те  появля-
лись из яиц! Если глухой индюшке, которая отсидела на искусственных  яй-
цах положенный срок и потому должна быть готова к приему птенцов,  пока-
зать однодневного индюшонка - она реагирует на него вовсе не материнским
поведением: она не издает призывных звуков; когда малыш  приближается  к
ней примерно на метр, она готовится к отпору - распускает перья, яростно
шипит, - а как только он оказывается в пределах досягаемости ее клюва  -
клюет его изо всех сил.
   Если не предполагать, что у индюшки повреждено что-то еще, кроме слу-
ха, то такое поведение можно объяснить только одним: у нее нет ни малей-
шей врожденной информации о том, как должны  выглядеть  ее  малыши.  Она
клюет все, что движется около ее гнезда, если оно не  настолько  велико,
чтобы реакция бегства у нее пересилила агрессию.
   Только писк индюшонка - и ничто больше - посредством врожденного  ме-
ханизма включает материнское поведение, одновременно затормаживая агрес-
сию.
   Последующие эксперименты с нормальными, слышащими индюшками  подтвер-
дили правильность этой интерпретации. Если к индюшке, сидящей на гнезде,
подтягивать на нитке, как марионетку, натурально сделанное чучело  индю-
шонка, то она клюет его точно так же,  как  глухая.  Но  стоит  включить
встроенный в эту куклу маленький динамик, из которого раздается магнито-
фонная запись "плача" индюшонка, -  нападение  резко  обрывается  вмеша-
тельством торможения, явно очень сильного, так же внезапно, как это опи-
сано выше на примере цихлид и ланей. Индюшка начинает издавать  типичные
призывные звуки, соответствующие квохтанью домашних кур.
   Каждая неопытная индюшка, только что впервые высидевшая цыплят, напа-
дает на все предметы, которые движутся возле ее гнезда, размерами, грубо
говоря, от землеройки до крупного кота. У такой  птицы  нет  врожденного
"знания", как именно выглядят хищники, которых нужно отгонять. На  безз-
вучно приближающееся чучело ласки  или  хомяка  она  нападает  не  более
яростно, чем на чучело индюшонка, но, с другой  стороны,  готова  тотчас
по-матерински принять обоих хищников, если они предъявят  "удостоверение
индюшонка" - ту же запись цыплячьего писка - через встроенный микродина-
мик. Испытываешь ужасное чувство, когда такая индюшка, только что ярост-
но клевавшая беззвучно приближавшегося цыпленка, с материнским  призывом
распускает перья, чтобы с готовностью принять под  себя  пищащее  чучело
хорька, подменного ребенка в самом отчаянном смысле этого слова.
   Единственный признак, который, по-видимому, врожденным образом усили-
вает реакцию на врага, -  это  волосяной  покров,  пушистая  поверхность
объекта. По крайней мере, из наших первых опытов мы вынесли впечатление,
что мохнатые куклы раздражают индюшек сильнее, чем гладкие. В таком слу-
чае индюшонок - он имеет как  раз  подходящие  размеры,  движется  около
гнезда, да еще вдобавок покрыт пухом - просто не может не вызывать у ма-
тери постоянного оборонительного поведения, которое должно столь же пос-
тоянно подавляться цыплячьим писком, чтобы  предотвратить  детоубийство.
Это относится, во всяком случае, к птицам, выводящим потомство впервые и
еще не знающим по опыту, как выглядят их собственные дети. Их  поведение
быстро меняется при индивидуальном обучении.
   Только что описанный, примечательно противоречивый состав  "материнс-
кого" поведения индюшки заставляет нас задуматься. Совершенно очевидно -
не существует ничего такого, что само по себе можно было бы назвать "ма-
теринским инстинктом" или "инстинктом заботы о потомстве", раз нет  даже
врожденной "схемы" врожденного узнавания собственных детей. Целесообраз-
ное, с точки зрения сохранения вида, обращение  с  потомством  является,
скорее, результатом множества эволюционно возникших  способов  действия,
реакций и торможений, организованных Великими Конструкторами таким обра-
зом, что все вместе они действуют при нормальных  внешних  условиях  как
целостная система, "как будто" данное животное знает, что ему нужно  де-
лать в интересах выживания вида и его отдельных  особей.  Такая  система
уже является тем, что вообще можно было бы назвать "инстинктом"; в  слу-
чае нашей индюшки - инстинктом заботы о потомстве.
   Но даже если рассматривать это понятие таким образом - все равно  оно
вводит в заблуждение, потому что не существует строго ограниченной  сис-
темы, которая выполняла бы функции, соответствующие только этому опреде-
лению. Напротив, в ее общую структуру встроены и такие побуждения, кото-
рые имеют совершенно другие функции, как агрессия и включающие ее рецеп-
торные механизмы в нашем примере. Кстати, тот факт, что индюшка разъяря-
ется при виде пушистых цыплят, бегающих вокруг гнезда, - это  отнюдь  не
нежелательный побочный эффект. Напротив, для защиты потомства  в  высшей
степени полезно, чтобы цыплята - особенно их красивые пушистые шубки - с
самого начала приводили мать в раздраженное состояние готовности к  ата-
ке. На детей она напасть не может - этому надежно препятствует  торможе-
ние, вызванное их писком, - тем легче она разряжает свою ярость на  дру-
гие объекты, оказавшиеся вблизи.
   Единственная специфическая структура, вступающая в действие только  в
этой системе поведения, - это избирательный ответ на писк птенцов,  тор-
можение удара.
   Итак, если у видов, заботящихся о потомстве, мать  не  обижает  своих
малышей - это вовсе не само собой разумеющийся закон природы;  в  каждом
отдельном случае это должно быть обеспечено особым  механизмом  торможе-
ния, об одном из которых мы только что узнали на примере  индюшки.  Каж-
дый, кто работал в зоопарке, разводил кроликов или пушного зверя,  может
рассказать свою историю о том, как мало нужно, чтобы поломать  аналогич-
ные механизмы торможения. Я знаю один случай, когда  самолет  Люфтганзы,
сбившись в тумане с курса, низко пролетел над фермой чернобурых лисиц  и
из-за этого все самки, которые недавно ощенились, возбудившись,  сожрали
своих щенков.
   У многих позвоночных, которые вовсе не заботятся о потомстве или  за-
ботятся лишь ограниченное время, малыши рано - часто задолго до достиже-
ния окончательных размеров - бывают такими же  ловкими,  пропорционально
такими же сильными и почти такими же умными, как взрослые (впрочем,  эти
виды так или иначе не могут научиться слишком многому). Поэтому  они  не
особенно нуждаются в защите, и старшие родичи обходятся с ними безо вся-
ких церемоний. Совсем иначе обстоит дело у тех высокоорганизованных  су-
ществ, у которых обучение и индивидуальный опыт играют большую роль и  у
которых родительская опека должна продолжаться  долго  уже  потому,  что
"жизненная школа" детей требует много времени.
   На тесную связь между способностью к  обучению  и  продолжительностью
заботы о потомстве уже указывали многие биологи и социологи.
   Молодой пес, волк или ворон уже по достижении окончательных  взрослых
размеров - хотя еще не окончательного веса - бывает неловким, неуклюжим,
сырым созданием, которое было бы совершенно неспособно защитить  себя  в
случае серьезного нападения своего взрослого сородича, не  говоря  уж  о
том, чтобы спастись от него стремительным бегством. Казалось бы, молодым
животным названных видов - и многих подобных - и то, и другое крайне не-
обходимо: ведь они безоружны не только против внутривидовой агрессии, но
и против охотничьих приемов своих сородичей, если речь  идет  о  крупных
хищниках. Однако  каннибализм  у  теплокровных  позвоночных  встречается
очень редко. У млекопитающих он, вероятно, исключается  главным  образом
тем, что сородичи "невкусны", что довелось узнать многим полярным иссле-
дователям при попытках скормить живым собакам мясо умерших  или  забитых
по необходимости. Лишь истинно хищные птицы, прежде всего ястребы, могут
иногда в тесной неволе убить и съесть своего сородича; однако я не  знаю
ни одного случая, чтобы подобное наблюдали в охотничьих  угодьях.  Какие
сдерживающие факторы препятствуют этому - пока неизвестно.
   Для уже выросших, но еще неуклюжих молодых животных и птиц, о которых
идет речь, простое агрессивное  поведение  взрослых,  очевидно,  гораздо
опаснее любых каннибальских прихотей. Эта  опасность  устраняется  целым
рядом очень четко организованных механизмов торможения, тоже  почти  не-
исследованных. Исключение составляет механизм поведения в бездушном  со-
обществе кваквы, которому мы еще посвятим специальную небольшую главу, -
его легко понять. Этот механизм позволяет оперившимся молодым птицам ос-
таваться в колонии, хотя в ее тесных границах буквально каждая ветка  на
дереве является предметом яростного соперничества соседей. Пока  молодая
кваква, покинув гнездо, еще попрошайничает - это уже само по себе созда-
ет ей абсолютную защиту от  любого  нападения  местной  взрослой  птицы.
Прежде чем старшая птица вообще соберется клюнуть птенца, тот, квакая  и
хлопая крыльями, стремительно бросается к ней, старается схватить ее  за
клюв и "подоить" - потянуть клюв книзу, - как это всегда делают  дети  с
клювами родителей, когда хотят, чтобы им отрыгнули пищу. Молодая  кваква
не знает в лицо своих родителей, и я не уверен, что эти последние узнают
индивидуально своих детей; наверняка узнают друг  друга  только  молодые
птицы из одного гнезда. Как старая кваква, у которой нет настроения кор-
мить, боязливо улетает, спасаясь от  нападения  собственного  дитяти,  -
точно так же она улетает и от любого чужого; у нее и в мыслях  нет  уда-
рить его. Аналогичные случаи мы знаем у многих животных,  у  которых  от
внутривидовой агрессии защищает инфантильное поведение.
   Еще более простой механизм позволяет молодой птице  -  уже  взрослой,
уже независимой, но еще далеко не равной в борьбе - приобрести небольшой
собственный участок в пределах колонии. Молодая  кваква,  которая  почти
три года носит детский костюмчик в полоску, возбуждает у взрослых гораз-
до менее интенсивную агрессию, нежели птица во  взрослом  оперении.  Это
приводит к  интересному  явлению,  которое  я  неоднократно  наблюдал  в
Альтенберге, в колонии свободно гнездившейся кваквы.
   Молодая кваква совершенно безо всякого умысла приземляется где-нибудь
в пределах семейного участка насиживающей пары - и ей везет: она  попала
не в центр его, около гнезда, который свирепо  охраняется,  а  села  по-
дальше.
   Но при этом она разозлила соседа, который начинает наступать на  при-
шельца в угрожающей позе - ползком, как это всегда бывает у кваквы.  Од-
нако при этом движении он приближается и к расположенному в том же  нап-
равлении гнезду соседей, сидящей на яйцах пары,  а  поскольку  он  своей
раскраской и угрожающей позой вызывает  гораздо  большую  агрессивность,
чем тихо и испуганно сидящая молодая птица, - именно его и берут на муш-
ку соседи, поднимаясь в контратаку. Часто эта контратака проходит на во-
лосок от молодой птицы и тем самым защищает ее. Поэтому кваквы "в полос-
ку" всегда устраиваются между территориями постоянных  жителей,  выращи-
вающих потомство, в строго определенных пределах, где появление взрослой
птицы провоцирует нападение хозяина, а появление молодой - еще нет.
   Не так легко разобраться в механизме торможения, который надежно зап-
рещает взрослым собакам всех европейских пород серьезно укусить молодую,
в возрасте до 7-8 месяцев. По наблюдениям Тинбергена, у гренландских эс-
кимосских собак этот запрет ограничивается молодежью  собственной  стаи;
запрета кусать чужих щенков у них не существует. Быть может, так же обс-
тоит дело и у волков. Каким образом узнается молодость собрата по виду -
это еще не совсем ясно. Во всяком случае, рост не играет  здесь  никакой
роли: крошечный, но старый и злобный фокстерьер относится  к  громадному
ребенку-сенбернару, уже смертельно надоевшему своими неуклюжими  пригла-
шениями поиграть, так же терпеливо и дружелюбно, как к щенку  такого  же
возраста собственной породы.
   Вероятно, существенные признаки, вызывающие это торможение, содержат-
ся в поведении молодой собаки, а возможно и в запахе. Последнее проявля-
ется в том, каким образом молодая  собака  прямо-таки  напрашивается  на
нюхконтроль: если только приближение взрослого пса  кажется  молодому  в
какой-то степени опасным - он тотчас бросается  на  спину  и  тем  самым
предъявляет свой еще голенький щенячий животик, и к  тому  же  выпускает
несколько капель, которые взрослый тотчас же нюхает.
   Пожалуй еще интереснее и загадочнее, чем торможение,  охраняющее  уже
подросшую, но еще беспомощную молодежь, - тот тормозящий агрессию  меха-
низм поведения, который запрещает "нерыцарское" поведение по отношению к
"слабому полу". У толкунчиков, поведение которых уже описывалось, у  бо-
гомолов и у многих других насекомых - как и у многих пауков - самки, как
известно, являются сильным полом, и необходимы специальные механизмы по-
ведения, препятствующие тому, что счастливый жених будет  съеден  раньше
времени. У мантид - богомолов, - как известно, самка зачастую с  аппети-
том доедает переднюю половину самца, в то время как его задняя  половина
безмятежно выполняет великую миссию оплодотворения.
   Однако здесь нас должны занимать не эти капризы природы, а  те  меха-
низмы, которые у очень многих птиц и млекопитающих - вплоть до  человека
- очень затрудняют избиение представительниц слабого пола, если не  пол-
ностью препятствуют ему. Что касается человека - максима "Женщина непри-
косновенна" справедлива лишь отчасти. В бе