нции загонят друг друга в самые тем-
ные тупики эволюции. Ранее мы познакомились с двумя примерами таких лож-
ных путей развития; это были крылья аргус-фазана и темп работы в  запад-
ной цивилизации. Таким образом, вполне вероятно, что партийная ненависть
между стаями, царящая у крыс, - это  на  самом  деле  лишь  "изобретение
дьявола", совершенно ненужное виду.
   С другой стороны, нельзя исключить и того, что действовали - и сейчас
действуют - какие-то еще неизвестные факторы внешнего мира. Но  одно  мы
можем утверждать наверняка: борьба между стаями не выполняет  тех  видо-
сохраняющих функций внутривидовой агрессии, о которых мы уже знаем  и  о
необходимости которых мы говорили в 3-й главе. Эта борьба не  служит  ни
пространственному распределению, ни отбору сильнейших защитников  семьи,
- ими, как мы видели, редко бывают отцы потомства, - ни какой-либо  дру-
гой из перечисленных в 3-й главе функций. Кроме  того,  вполне  понятно,
что постоянное состояние войны, в котором находятся все  соседние  семьи
крыс, должно оказывать очень сильное селекционное давление в сторону все
возрастающей боеготовности и что стая, которая хоть самую малость отста-
нет в этом от своих соседей, будет очень  быстро  истреблена.  Возможно,
что естественный отбор назначил премию максимально многочисленной семье.
Поскольку ее члены, безусловно, помогают друг другу в борьбе с чужими, -
небольшая стая наверняка проигрывает более крупной. Штайнигер  обнаружил
на маленьком острове Нордероог в Северном море, что  несколько  крысиных
стай поделили землю, оставив между собой полосы ничьей земли, "no  rat's
land", шириной примерно в 50 метров, в пределах которых идет  постоянная
война. Так как фронт обороны для малочисленной  популяции  бывает  более
растянутым, нежели для более крупной, то первая оказывается в невыгодном
положении. Напрашивается мысль, что на каждом таком островке будет оста-
ваться все меньше и меньше крысиных популяций, а выжившие  будут  стано-
виться все многочисленнее и кровожаднее, так как Премия Отбора назначена
за усиление партийной злобы. Про исследователя, который всегда помнит об
угрозе гибели человечества, можно сказать в точности то же, что  говорит
в погребке Ауэрбаха Альтмайер о Зибеле: "В несчастье тих  и  кроток  он:
сравнил себя с распухшей крысой (!) - и полным сходством поражен".
 
 
 
   11. СОЮЗ
 
   Мой страх пропал - плечо к плечу с тобой
   Я брошу вызов моему столетью.
   Шиллер
 
 
   В тех различных типах социальной организации, которые я описал в пре-
дыдущих главах, связи между отдельными существами  совершенно  не  носят
личного характера. Почти любая особь равноценно заменяет другую как эле-
мент над-индивидуального сообщества. Первый проблеск личных отношений мы
видели у оседлых самцов хаплохромисов из Гафзы, которые заключают с  со-
седями пакт о ненападении и бывают агрессивны только  с  чужими.  Однако
при этом проявляется лишь пассивная терпимость  по  отношению  к  хорошо
знакомому соседу. Еще не действует никакая притягательная сила,  которая
побуждала бы следовать за партнером, если он поплыл  куда-то,  или  ради
него оставаться на месте, если он остается, или же активно  искать  его,
если он исчез.
   Однако именно такое поведение характеризует ту объективно определимую
личную связь, которая является предметом данной главы и которую я буду в
дальнейшем называть союзом или узами.  Совокупность  существ,  связанную
этими узами, можно обозначить термином группа. Таким образом, группа оп-
ределяется тем, что она - как и анонимная стая - объединяется реакциями,
которые вызывают друг у друга ее члены; однако, в отличие  от  безличных
сообществ, групповые объединяющие  реакции  тесно  связаны  с  индивиду-
альностью членов группы.
   Как и пакт о взаимной терпимости  у  хаплохромисов  Гафзы,  настоящее
группообразование имеет предпосылкой способность отдельных животных  из-
бирательно реагировать на индивидуальность других членов группы. У  хап-
лохромиса, который на одном и том же месте,  на  своей  гнездовой  ямке,
по-разному реагирует на соседей и на чужих, -  в  процесс  этого  специ-
ального привыкания вовлечен целый ряд побочных  обстоятельств.  Это  еще
вопрос, как он стал бы обходиться с привычным соседом, если бы оба вдруг
оказатак, первоначально партнер должен  появляться  привычным  путем,  с
привычной стороны, освещение должно быть таким же, как всегда, и т.д.  и
т.д., - в противном случае каждая рыба воспринимает другую как  вызываю-
щего агрессию пришельца. В это время пересадка в другой  аквариум  может
совершенно разрушить пару. С упрочением знакомства связь партнеров  ста-
новится все более независимой от фона, на котором она развивается;  этот
процесс выделения главного хорошо известен гештальт-психологам и  иссле-
дователям условного рефлекса. В конце концов связь между партнерами ста-
новится настолько независимой от побочных условий, что  можно  пересажи-
вать пары, даже транспортировать их на значительное расстояние, и их узы
не рвутся. В крайнем случае при этом старые пары "реградируют" к  ранней
стадии, т.е. у них снова начинаются церемонии ухаживания  и  примирения,
которые у супругов, долго состоящих в браке, давно уже исчезли  из  пов-
седневной рутины.
   Если образование пары происходит без помех, то у самца постепенно все
больше и больше выходит на передний план сексуальное поведение. Оно  мо-
жет быть примешано уже к самым первым, вполне  серьезным  нападениям  на
самку; теперь же сексуальные проявления начинают  преобладать  в  смысле
частоты и интенсивности, но при этом выразительные движения агрессии  не
исчезают.
   Что исчезает очень быстро - это готовность самки к бегству,  ее  "по-
корность". Выразительные движения страха -  или,  точнее,  готовности  к
бегству - с укреплением пары исчезают у самки все больше и  больше;  за-
частую это происходит настолько быстро, что при первых своих наблюдениях
над цихлидами я вообще не заметил этих движений и целый год был  уверен,
что у этих рыб не существует иерархических отношений между супругами. Мы
уже знаем, какую роль в действительности играет  иерархия  при  взаимном
узнавании полов. Она латентно сохраняется и тогда, когда  самка  оконча-
тельно прекращает выполнение своих  жестов  покорности  перед  супругом.
Лишь в редких случаях, если старая пара вдруг рассорится, - самка  вспо-
минает эти жесты.
   Поначалу пугливая и покорная самка своим страхом лишает самца возмож-
ности проявить какое бы то ни было  торможение  агрессивного  поведения.
Внезапно ее застенчивость проходит, и она дерзко и заносчиво  появляется
прямо посреди владений своего супруга - с расправленными  плавниками,  в
самой внушительной позе и в роскошном наряде, который у этих видов почти
не отличается от наряда самца. Как и следовало ожидать, самец приходит в
ярость, ибо ситуация, преподнесенная ему красующейся супругой, неизбежно
несет в себе ключевой раздражитель, включающий боевое поведение, уже из-
вестный нам из анализа стимулов. Итак, самец бросается на свою даму, то-
же принимает позу угрозы развернутым боком, и какую-то долю секунды  ка-
жется, что он ее вот-вот уничтожит, - и тут происходит то, что  побудило
меня писать эту книгу. Самец, угрожая самке, задерживается лишь на  долю
секунды или не задерживается вовсе: он не может ждать, он  слишком  воз-
бужден, так что практически сразу начинает яростную атаку...  Но  не  на
свою самку, а - на волосок от нее, мимо - на какого-нибудь другого соро-
дича\ В естественных условиях этим другим оказывается, как правило, бли-
жайший сосед.
   Это - классический пример явления, которое мы с Тинбергеном  называем
переориентированным действием.
   Оно определяется тем, что некоторое действие вызывается каким-то  од-
ним объектом, но на этот объект испускает и тормозящие стимулы, - и  по-
тому оно направляется на другой объект, как будто он и был причиной дан-
ного действия. Так, например, человек, рассердившийся на другого, скорее
ударит кулаком по столу, чем того по лицу, - как раз потому,  что  такое
действие тормозится определенными запретами, а  ярость  требует  выхода,
как лава в вулкане. Большинство известных  случаев  переориентированного
действия относится к агрессивному поведению, которое  провоцируется  ка-
ким-то объектом, одновременно вызывающим страх.  На  этом  специфическом
случае, который он назвал "реакцией велосипедиста", Б.  Гржимек  впервые
распознал и описал сам принцип переориентирования. В качестве "велосипе-
диста" здесь годится любой, кто гнет спину кверху и давит ногами  книзу.
Особенно отчетливо проявляется механизм такого поведения в тех  случаях,
когда животное нападает на предмет своей ярости с некоторого расстояния;
затем, приблизившись, замечает, насколько тот страшен; и  тогда  -  пос-
кольку оно не может затормозить уже заведенную машину нападения -  изли-
вает свою ярость на какое-нибудь безобидное существо, случайно оказавше-
еся рядом.
   Разумеется, существует бесчисленное множество других форм  переориен-
тированного действия; они могут возникать в результате  самых  различных
сочетаний соперничающих побуждений. Особый случай с самцом цихлиды важен
для нашей темы потому, что аналогичные явления играют  решающую  роль  в
семейной и общественной жизни очень многих высших животных  и  человека.
Очевидно, в царстве позвоночных неоднократно и независимо делалось "отк-
рытие", что агрессия, вызываемая партнером, может быть не только  подав-
лена, но и использована для борьбы с враждебными соседями.
   Предотвращение нежелательной агрессии, вызываемой партнером, и ее ка-
нализация в желательном направлении - на соседа по участку - в наблюдав-
шемся и драматично описанном случае с самцом цихлиды, конечно же, не яв-
ляется таким изобретением данного критического момента, которое животное
может сделать, а может и не сделать. Напротив - оно давным-давно  ритуа-
лизовано и превратилось в неотъемлемый инстинктивный атрибут данного ви-
да. Все, что мы узнали в 5-й главе о процессе ритуализации, служит преж-
де всего пониманию факта, что  из  переориентированного  действия  может
возникнуть жесткий ритуал, а вместе с ним и автономная потребность,  са-
мостоятельный мотив поступков.
   В далекой древности, ориентировочно в конце мелового периода (миллион
лет туда-сюда здесь никакой роли не играет!), однажды, должна была прои-
зойти в точности такая же история, как с индейскими вождями и трубкой  в
5-й главе, иначе никакой ритуал не мог бы возникнуть. Ведь один из  двух
великих конструкторов эволюции - Отбор, - чтобы иметь  возможность  вме-
шаться, всегда нуждается в какой-то случайно возникшей  точке  опоры,  и
эту опору предоставляет ему его слепой, но прилежный коллега -  Изменчи-
вость.
 
 
   Как многие телесные признаки или инстинктивные действия, так и ритуа-
лизованные церемонии в процессе индивидуального  развития  животного,  в
онтогенезе, проходят, в общих чертах, тот же путь, какой  они  прошли  в
ходе эволюционного становления. Строго говоря, в онтогенезе  повторяется
не весь ряд древних форм, а только ряд данного онтогенеза - как справед-
ливо отметил уже Карл-Эрнст фон Байер, - но для наших целей достаточно и
более упрощенное представление. Итак, ритуал, возникший из  переориента-
ции нападения, в своем первом проявлении значительно больше похож на не-
ритуализованный образец, нежели впоследствии, в своем окончательном раз-
витии. Поэтому у самца цихлиды, только вступающего в брачную жизнь, мож-
но отчетливо увидеть - особенно если интенсивность всей реакции не слиш-
ком велика, - что он, пожалуй, весьма охотно нанес бы своей юной супруге
сильный удар, но в самый последний момент какое-то другое побуждение ме-
шает ему, и тогда он предпочитает разрядить свою  ярость  на  соседа.  В
полностью развитой церемонии "символ" отошел от символизируемого  значи-
тельно дальше, так что ее происхождение  маскируется  не  только  "теат-
ральностью" всего действия, но и тем обстоятельством, что оно с  очевид-
ностью выполняется ради него самого. При этом функция и символика  цере-
монии гораздо заметнее, нежели ее  происхождение.  Необходим  тщательный
анализ, чтобы разобраться в том, сколько же от первоначальных  конфликт-
ных побуждений еще содержится в церемонии в  данном  конкретном  случае.
Когда мы с моим другом Альфредом Зейтцем  четверть  века  назад  впервые
разглядели описанный здесь ритуал, то функции церемоний "смены" и  "при-
ветствия" у цихлид стали нам совершенно ясны очень скоро; но  еще  долго
мы не могли распознать их эволюционного происхождения.
   Что нам, правда, сразу же бросилось в глаза - на первом же, в то вре-
мя изученном  лучше  других  виде  африканских  рыбок-самоцветов  -  это
большое сходство жестов угрозы и "приветствия". Мы быстро научились раз-
личать их и правильно предсказывать, поведет ли данное действие к схват-
ке или к образованию пары; но, к досаде своей, долго  не  могли  обнару-
жить, какие же именно признаки служили
 
   нам основой для этого. Только когда мы  внимательно  проанализировали
постепенные переходы, путем которых самец меняет серьезные угрозы невес-
те на церемонию приветствия, - нам стала ясна разница: при угрозе  рыбка
затормаживает до полной остановки прямо  перед  той,  которой  угрожает,
особенно если она настолько возбуждена, что  обходится  даже  без  удара
хвостом, не говоря уж о развернутом боке. При церемонии приветствия  или
смены, напротив, она целит не в партнера, а подчеркнуто плывет мимо него
и при этом, проплывая мимо, адресует ему угрозу развернутым боком и удар
хвостом. Направление, в котором самец предлагает  свою  церемонию,  тоже
подчеркнуто отличается от того, в каком начиналось бы движение атаки.
   Если же перед церемонией он неподвижно стоял  в  воде  неподалеку  от
супруги, то он всеща начинает решительно плыть вперед до того как выпол-
няет угрозу развернутым боком и бьет хвостом. Таким образом очень отчет-
ливо, почти непосредственно "символизируется", что супруга  как  раз  не
является объектом его нападения, что  этот  объект  надо  искать  где-то
дальше, в том направлении, куда он плыл.
   Так называемое  изменение  функции  -  это  средство,  которым  часто
пользуются оба Великих Конструктора, чтобы поставить на службу новым це-
лям устаревший в ходе эволюции неликвидный фонд. Со смелой фантазией они
- возьмем лишь несколько примеров - из водопроводящей жаберной щели сде-
лали слуховой проход, заполненный воздухом и проводящий звуковые  волны;
из двух костей челюстного сустава - слуховые косточки; из теменного гла-
за - железу внутренней секреции (шишковидную железу); из  передней  лапы
рептилии - крыло птицы и т.д. и т.д.
   Однако все эти переделки выглядят весьма скромно по сравнению с гени-
альным маленьким шедевром: из поведенческого  акта,  который  не  только
первоначально мотивировался, но и в нынешней  своей  форме  мотивируется
внутривидовой агрессией - по крайней мере частично, -  простым  способом
ритуально зафиксированного переориентирования получилось  умиротворяющее
действие. Это  не  больше  и  не  меньше  как  обращение  отталкивающего
действия агрессии в его противоположность. Как мы видели в главе о риту-
ализации, обособившаяся церемония превращается в вожделенную самоцель, в
потребность, как и любое другое инстинктивное действие; а вместе  с  тем
она превращается и в прочные узы, соединяющие одного партнера с  другим.
Церемония умиротворения такого рода по самой своей сути такова, что каж-
дый из товарищей по союзу может выполнять ее лишь со вторым - и ни с кем
больше из собратьев по виду.
   Только представьте себе, какая почти неразрешимая задача решена здесь
самым простым, самым полным и самым изящным образом! Двух животных,  ко-
торые своей внешней формой, расцветкой и поведением неизбежно  действуют
друг на друга, как красная тряпка на быка (это, впрочем, только в  пого-
ворке), нужно привести к тому, чтобы они мирно ужились в  тесном  прост-
ранстве, на гнезде, т.е. как раз на том месте, которое оба считают цент-
ром своих владений и в котором их внутривидовая агрессивность  достигает
наивысшего уровня. И эта задача, сама  по  себе  трудная,  дополнительно
затрудняется тем обстоятельством, что внутривидовая агрессивность каждо-
го из супругов не имеет права уменьшиться: мы уже знаем из  3-ей  главы,
что за малейшее ослабление боеготовности по отношению к соседу собствен-
ного вида тотчас же приходится расплачиваться потерей территории, а зна-
чит и потерей источника питания для будущего потомства. При таких обсто-
ятельствах вид "не может себе позволить" ради запрета схваток между суп-
ругами обратиться к таким церемониям умиротворения, которые имеют  своей
предпосылкой - как жесты покорности или инфантильное поведение -  сниже-
ние агрессивности. Ритуализованное переориентирование не только избавля-
ет от этих нежелательных последствий, но и более того - использует неиз-
бежно исходящие от супруга ключевые  раздражения,  вызывающие  агрессив-
ность, чтобы обратить партнера против соседа.  По-моему,  этот  механизм
поведения поистине гениален, и вдобавок гораздо  более  благороден,  чем
аналогичное - с обратным знаком - поведение человека, который  возвраща-
ется вечером домой, преисполненный внутренней ярости от общения с "люби-
мыми" соседями или с начальством и  разряжает  всю  свою  нервозность  и
раздражение на бедную жену.
 
 
   Любое особенно удачное конструктивное решение  обычно  обнаруживается
на великом Древе Жизни неоднократно, совершенно независимо на разных его
сучьях и ветвях. Крыло изобрели насекомые, рыбы, птицы и  летучие  мыши;
обтекаемую форму - каракатицы, рыбы, ихтиозавры и киты.  Потому  нас  не
слишком удивляет, что предотвращающие борьбу механизмы поведения,  осно-
ванные на ритуализованном переориентировании атаки, аналогичным  образом
возникают у очень многих разных животных.
   Существует, например, изумительная церемония умиротворения - все зна-
ют ее как "танец" журавлей, - которая, с тех пор как мы научились  пони-
мать символику ее движений, прямо-таки напрашивается в перевод на  чело-
веческий язык. Птица высоко и угрожающе вытягивается перед другой и раз-
ворачивает мощные крылья, клюв нацелен  на  партнера,  глаза  устремлены
прямо на него...
   Это картина серьезной угрозы - и на самом деле,  до  сих  пор  мимика
умиротворения совершенно аналогична подготовке к нападению. Но в следую-
щий момент птица направляет эту угрожающую  демонстрацию  в  сторону  от
партнера, причем выполняет разворот точно на 180 градусов,  и  теперь  -
все так же, с распростертыми крыльями - подставляет партнеру свой безза-
щитный затылок, который, как известно, у серого журавля и у многих  дру-
гих видов украшен изумительно красивой рубиново-красной шапочкой. На се-
кунду "танцующий" журавль подчеркнуто застывает в этой позе - и тем  са-
мым в понятной символике выражает, что его угроза направлена  не  против
партнера, а совсем наоборот, как раз прочь от него,  против  враждебного
внешнего мира; и в этом уже слышится мотив защиты прута.  Затем  журавль
вновь поворачивается к другу и повторяет перед ним  демонстрацию  своего
величия и мощи, потом снова отворачивается и теперь - что еще более зна-
менательно - делает ложный  выпад  против  какого-нибудь  эрзац-объекта;
лучше всего, если рядом стоит посторонний журавль, но это может  быть  и
безобидный гусь или даже, если нет никого, палочка или камушек,  которые
в этом случае подхватываются клювом и три-четыре раза  подбрасываются  в
воздух. Все вместе взятое ясно говорит: "Я могуч и ужасен - но я не про-
тив тебя, а против вон того, того и того".
   Быть может, менее сценичной в своем языке жестов, но еще  более  мно-
гозначительной является церемония умиротворения у уток и гусей,  которую
Оскар Хейнрот описал как триумфальный крик. Важность этого  ритуала  для
нас состоит, прежде всего, в том, что у ра