ор, пока жидкость  не  примет  цвет  испанского
вина и не станет очень вкусной. Напитки - это лучшее, что есть  у  индейцев,
поскольку готовить пищу они не умеют. У  них  существуют  прекрасные  обычаи
гостеприимства. Приготовленным  вышеописанным  способом  вином  они  угощают
друзей;  гости  перед  визитом  тщательно  причесываются,  умащивают  волосы
пальмовым маслом и раскрашивают  лица  черной  краской.  Жены  гостей  также
делают прически и раскрашивают себя красной  краской.  Затем  хозяева  берут
свое оружие - каждый захватывает три или четыре асегайя - и  отправляются  к
месту, расположенному в трехстах шагах  от  своего  дома,  и  там  поджидают
друзей. Заметив гостей, хозяин  падает  ниц  и  лежит  не  шевелясь,  словно
мертвый; друзья помогают ему подняться и ведут в дом.  У  входа  в  дом  ниц
падают гости, таким же образом, как это  делал  только  что  хозяин,  и  тот
поднимает их, ведет в свое жилище и усаживает на  почетное  место.  Женщины,
однако, как я приметил, этих церемоний не придерживаются.  Когда  все  гости
рассаживаются, каждому подается сосуд с банановой смесью, и смесь эта похожа
на густую кашу. В эту  посудину  вмещается  примерно  две  пинты[92];  гости
должны все съесть и выпить; если чья-то  посуда  опорожняется,  хозяин  дома
берет сосуд и развлекает затем гостя - начинается церемония  учтивой  беседы
(так разъяснили мне те, кто понимает их язык). Затем они выпивают все  вино,
которое было приготовлено, но не прикасаются к пище (как правило, плодам)  и
принимаются петь, плясать и ухаживать  за  женщинами.  Чтобы  показать  свою
склонность к какой-либо женщине, они  берут  один  из  своих  дротиков  и  в
присутствии дамы касаются им своего мужского хвоста. Я часто слышал, как  об
этом рассказывали пираты, однако на слово им не  верил,  но  затем  все  это
увидел воочию. Так же мужчины-индейцы поступают, когда выбирают себе жену  и
желают показать, что та или иная девушка им подходит. Во хмелю они буйствуют
и случается, что друг друга убивают, но подобное бывает, однако, редко.
   У индейцев существуют особые свадебные  церемонии,  они  не  могут  взять
девушку без согласия  ее  родителей  или  родичей.  Если  кто-либо  пожелает
жениться, то прежде всего он должен  ответить  на  вопросы  будущего  тестя:
хорошо ли он охотится и ловит рыбу и умеет ли  он  вить  веревки.  Если  его
ответы удовлетворяют отца невесты, то тот берет из рук девушки  сосуд,  пьет
из него первым, а затем передает его жениху и невесте.  По  обычаю  индейцев
полную чашу надо пить  до  дна;  но  при  свадебной  церемонии  пьют,  чтобы
показать, что они роднятся. Такая же церемония бывает и в том  случае,  если
индейскую девушку берет в жены пират, однако  отец  невесты  не  задает  ему
вопросов, а принимает в дар нож или топор; когда пират покидает  эти  места,
его жена возвращается к отцу, и индейцев не обижает  поведение  мужа-пирата.
Среди индейцев нет таких, которые не берегли бы честь  своей  семьи,  однако
они не слишком огорчаются, когда кто-нибудь приходит к жене после того,  как
брак уже заключен. Женщины рожают детей где придется, как это делают карибы;
роженица, разрешившись от бремени, тотчас же встает и купает младенца в реке
или отмывает его водой, а затем привязывает  к  своему  поясу,  который  они
называют кабале, и приступает к обычной своей работе. Как это им удается,  я
не знаю - пусть судят об этом женщины; ведь опыта у них больше.
   У этих индейцев существуют особые  похоронные  церемонии.  Когда  умирает
мужчина, жена должна похоронить его вместе со всеми его поясами,  асегайями,
приспособлением для ловли рыбы и всеми украшениями, которые он носил в  ушах
и на шее; каждый день на могилу мужа жена приносит пищу и питье, а по  утрам
она кладет на могилу связку бананов и ставит сосуд с питьем; если на  могилу
прилетают птицы и клюют бананы, все радуются,  и  ежедневно  жена  ходит  на
могилу, чтобы сменить пищу и питье, предназначенные покойнику.  Так  ведется
целый год;  а  счет  месяцев  у  них  лунный:  в  одном  году  насчитывается
пятнадцать месяцев. Некоторые авторы отмечали,  что  пища,  которую  индейцы
приносят мертвым (так  же  поступают  и  карибы),  предназначается  дьяволу,
однако я не разделяю этого мнения, поскольку  я  сам  часто  видел,  что  на
могилу приносят самые зрелые и вкусные  плоды.  По  истечении  года  женщина
приходит на могилу, выкапывает останки своего  мужа,  извлекает  все  кости,
моет их и сушит на солнце. Затем, когда  кости  основательно  высыхают,  она
кладет их в свой кабале и носит на себе столько же,  сколько  они  лежали  в
земле, а именно целый год из пятнадцати лунных месяцев:  она  спит  с  ними,
работает с ними - словом, никогда с ними  не  расстается.  А  по  прошествии
этого времени вешает их на крышу хижины или, если у нее  нет  жилья,  то  на
хижину ближайшего друга. По индейским  законам  женщина  имеет  право  выйти
замуж только спустя два года после смерти мужа. Костей человека, умершего не
своей смертью, на себе не носят, но пищу и питье доставляют  ему  на  могилу
так же, как и всем прочим покойникам. Мужчины также не носят на себе  костей
своих умерших жен. Если умирает пират, вступивший в брак  с  индианкой,  его
кости носят на поясе так же, как и кости покойников-индейцев.
   Негры, которые  живут  среди  индейцев,  исполняют  все  местные  обычаи.
Пленников, взятых в битвах, индейцы обращают в рабство. Индейцы, так же  как
и белые люди, подвержены тяжелым болезням. У них бывают кровотечения и оспа.
Когда их треплет лихорадка, они забираются в воду и сидят, пока  приступ  не
пройдет. Вот, собственно, и все, что  мне  удалось  заметить  за  то  время,
которое я провел среди индейцев.
   Когда мы отдохнули и запаслись всем, что нам могли дать индейцы, мы вышли
в море и взяли курс на остров Кубу; на четырнадцатый день  достигли  острова
Пинос, лежащего к югу от Кубы; туда мы пришли, нуждаясь  в  удобной  гавани,
где бы можно было отремонтировать корабль, поскольку не  могли  идти  дальше
из-за течи. Когда мы вошли в гавань, два индейца, которых  мы  прихватили  с
собой на Грасиас-а-Дьос, отправились на ловлю рыбы,  а  некоторые  из  наших
людей направились на охоту - на этом острове много бродячего скота; животных
завезли испанцы, и они очень расплодились здесь. Не прошло и четырех  часов,
как мы добыли столько рыбы и мяса, что снеди этой хватило бы и на две тысячи
человек; у нас теперь были говядина, черепаховое мясо и разная  рыба.  И  мы
позабыли о былых невзгодах и стали друг друга называть не иначе как братьями
(когда же у нас не было пищи, мы держались друг от друга  поодаль  шагов  за
пять-шесть!). Корабль мы могли отремонтировать без помех - никто  нам  ничем
не угрожал, даже испанцы. Однако на ночь  мы  все  равно  выставляли  дозор:
вокруг было много крокодилов, а когда они голодны, то отваживаются  нападать
даже на человека. О таком случае рассказал один из наших товарищей;  однажды
он пробирался через лес в сопровождении  негра  и  неожиданно  наткнулся  на
крокодила, лежащего в болоте. Тот схватил его за  ногу  и  потянул  к  себе,
однако наш пират был человеком отважным и сильным. Он тотчас же выхватил нож
и убил крокодила: однако, потеряв много крови, он упал без сил. Раб, который
убежал, когда крокодил напал на его хозяина, вернулся и дотащил раненого  до
сухого места и там соорудил ему гамак. Выслушав все это, мы уже не ходили  в
лес в одиночку  и  отправлялись  туда  партиями  по  десять  или  двенадцать
человек, расправляясь всем скопом с крокодилами. Ночью  мы  возвращались  на
корабль, отрубали крокодилам передние лапы, потом обвязывали канатом  шею  и
поднимали на борт. Когда мы вдоволь запаслись провиантом  и  подлатали  свой
корабль, то вышли в море и направились к Ямайке. Там мы убедились, что треть
кораблей из флотилии Моргана не вернулась восвояси.
   Морган хотел снова снарядить корабли и захватить  остров  Санта-Каталину,
откуда он в свое время отозвал пиратов, однако все его планы  были  сорваны:
на Ямайку пришел английский военный корабль и от имени короля губернатор был
отозван в Англию, чтобы дать  отчет  за  весь  ущерб,  причиненный  испанцам
пиратами. На этом же корабле  доставлен  был  на  Ямайку  новый  губернатор;
Морган тоже отправился в Англию[93]. Этот новый губернатор тотчас же  послал
суда во все испанские гавани, дабы сообщить губернаторам испанских  владений
добрые вести и заверить их, что с Ямайки больше не выйдет  в  море  ни  один
пират. Тем временем  этот  же  губернатор,  уповая  на  мирные  отношения  с
испанцами, стал с ними торговать и послал в испанские  владения  в  качестве
посредников нескольких евреев, живших на Ямайке. Те пираты, которых вести  о
всех этих событиях застали в  пути,  не  возвратились  вообще  на  остров  и
продолжали грабить всех, кто попадался им  под  руку.  Позднее  на  северном
берегу Кубы они захватили местечко Ла-Вилья-де-лос-Кайос и учинили  там,  по
старым обычаям, не меньше злодейств, чем прежде.
   Новому губернатору в конце концов удалось хитростью поймать двух пиратов,
и он приказал их повесить. Когда об этом узнали остальные пираты, они  нашли
прибежище у французов на острове Тортуге, где прожили некоторое  время;  они
совершали свои разбои таким  образом,  что  решительно  ничего  нельзя  было
против них предпринять; когда у них отбивали одну гавань, они отправлялись в
другую, а так как в этих местах много прекрасных гаваней, то они в  изобилии
получали все, что им было необходимо для  пропитания  и  для  починки  своих
кораблей.
 
   Рассказ о кораблекрушении,  которое  претерпел  мосье  Бертран  д'Ожерон,
губернатор Тортуги, а также о том, как он со своим войском оказался в  руках
испанцев и каким образом ему удалось все же спасти жизнь; далее повествуется
о его походе на Пуэрто-Рико, который он предпринял для спасения своих людей,
о его неудаче и жестокостях испанцев по отношению к пленным французам.
 
   В год 1673[94] жители островов, состоящих  во  владении  короля  Франции,
собрали довольно большие силы,  чтобы  разграбить  и  уничтожить  поселения,
находившиеся под властью государственных штатов  Голландии[95].  Французский
генерал от имени короля дал распоряжение всем судам нападать на врага, когда
им представится возможность. Сам  он  собрал  флот  из  торговых  и  военных
кораблей, прибывших из разных мест, чтобы  отправиться  в  поход  на  остров
Кюрасао. Сам губернатор Тортуги сел на один из военных кораблей, который как
раз стоял на рейде; на этом корабле уже был отряд из четырехсот или  пятисот
охотников  или  буканьеров  с  Эспаньолы;  они   хотели   присоединиться   к
французскому генералу и  идти  вместе  с  ним  на  Кюрасао.  Однако  замысел
губернатора не осуществился по причине несчастья, случившегося с ними, когда
корабль уже дошел до южного берега  острова  Сан-Хуан-де-Пуэрто-Рико;  ночью
начался сильный шторм и  корабль  наскочил  на  рифы  недалеко  от  островов
Гваданильяс, лежащих к югу от Пуэрто-Рико. Вскоре корабль разбился в щепы, и
мосье д'Ожерон был вынужден сойти со своими людьми на берег.
   На следующий день, в час рассвета, на берегу появились испанцы и,  решив,
что эти люди пришли, чтобы разграбить их остров (этого они всегда  ждали  от
французов), собрали достаточные силы и напали на пришельцев. Пираты попали в
крайне тяжелое положение, и многие из них были склонны скорее просить пощады
и не желали сражаться; они думали лишь, как бы спасти свою жизнь.
   Испанцы напали на них, собрав все свои силы - в  их  войске  были  негры,
индейцы и полукровки, однако белых было мало. Пираты выступили им навстречу,
чтобы сдаться в  плен  и  испросить  пощады;  пираты  пытались  умилостивить
испанцев, утверждая,  что  они  европейцы,  которые  попали  на  французские
острова, чтобы вести торговлю, и что их корабль во время шторма  налетел  на
рифы и был разбит в щепы. После того  как  они  смиренно  запросили  пощады,
испанцы ответили им: "Ha perros ladronnes no hay quartel para vos otros" (Вы
разбойничьи псы, вам не будет никакой пощады). Испанцы напали на французов и
перебили большую часть пришельцев. Однако, убедившись, что сопротивления  им
никто не оказывает, у многих пришельцев  даже  нет  оружия,  они  прекратили
резню, хотя и остались при своем мнении, будто  французы  высадились,  чтобы
разграбить остров. Они захватили оставшихся в живых, связали их по двое и по
трое и увели с собой в саванну, то есть на плоское место.
   При этом испанцы стали допрашивать, кто из них главный, но  те  ответили,
что предводитель их утонул (так приказал им говорить мосье д'Ожерон в  канун
встречи с испанцами). Испанцы не поверили пиратам и стали их пытать, требуя,
чтобы они выдали своего начальника, причем некоторые  из  них,  не  выдержав
пыток, умерли.
   Сам Ожерон  притворился  дурачком  и  показывал  жестами,  что  не  умеет
говорить; поэтому испанцы оставили его в покое и не причинили  ему  никакого
вреда, напротив, они даже кормили его объедками, в то время как  все  другие
пленники страдали от голода: пищи было так мало, что ее не хватало и  многие
умирали. Когда один из пиратов тяжело заболел и был уже при смерти,  испанцы
проделали над ним следующую шутку: его привязали к дереву, сели на лошадей и
стали бросать в него пики,  соревнуясь  в  меткости:  это  был  своего  рода
турнир.
   Мосье д'Ожерон, человек умнейший, продолжал притворяться дурачком. Но его
возмутили зверства, которые творили испанцы, и  он  решил  рискнуть  жизнью,
чтобы освободить французов. Все французы были связаны,  и,  кроме  того,  их
зорко стерегли испанцы; д'Ожерона, как простачка,  никто  не  трогал,  и  он
бродил повсюду с цирюльником Франсуа ля Фаверье, который перешел на службу к
испанцам, причем пленнику разрешено было ходить,  куда  ему  вздумается.  Он
держал при себе  д'Ожерона  в  качестве  шута,  и  испанцы  с  удовольствием
смотрели на все проделки, которые по велению цирюльника совершал д'Ожерон.
   Тем временем д'Ожерон и Фаверье договорились, каким образом  лучше  всего
осуществить побег. Они решили отправиться к берегу, там соорудить плот и  на
нем перебраться на остров Санта-Крус, принадлежащий французам,  этот  остров
лежит у восточной оконечности Пуэрто-Рико, примерно в десяти милях от  него.
Когда  они  обсудили  этот  план,  то  предупредили  остальных  пленников  и
отправились в путь, не имея при себе  никакого  оружия,  кроме  секача,  или
мачете; этот секач они прихватили у испанцев. Прежде чем попасть  на  берег,
они целый день пробирались через лес и долго выжидали удобного случая, чтобы
соорудить плот; однако время шло, а случай  этот  им  не  представлялся.  Их
мучил голод, но  на  берегу  ничего  съестного  нельзя  было  добыть,  и  им
пришлось, забираясь в лес, питаться плодами.
   Однако нужда учит и заставляет находить наилучшие  решения:  оба  беглеца
придумали различные способы добыть себе пищу. У берега они увидели множество
рыбок, испанцы называют этих  рыбок  -  карлабадос.  Беглецы  заметили,  что
маленькие рыбки, спасаясь от больших рыб, выпрыгивают и  попадают  на  сухой
песок. Мосье Ожерон стал ловить их, и это ему  удалось,  к  неописуемой  его
радости. Оба тотчас же стали охотиться за ними и вскоре наловили их столько,
что насытились. Затем беглецы наловили рыб про  запас  и  развели  огонь;  а
огонь добывали они так: терли друг о друга два куска дерева четверть часа  и
дерево загоралось; жарили рыбу они в лесу, потому что  боялись,  как  бы  на
берегу их не заметили; тогда они снова попали бы в плен и  их  умертвили  бы
без всякой пощады.
   Беглецы принялись сооружать плот и целый день искали подходящие  деревья.
Внезапно они увидели каноэ, которое направлялось к ним со  стороны  моря,  и
тотчас же скрылись в лесу неподалеку от того места, куда пристала лодка, ибо
не знали, что это за люди. Они заметили, что в ней было только два человека,
и приняли этих людей за рыбаков, и так оно  на  деле  и  оказалось.  Беглецы
подкараулили их и решили  захватить  каноэ.  Подойдя  к  нему  поближе,  они
рассмотрели обоих рыбаков; один из них был  испанец,  другой  -  полукровка,
испанцы таких называют мулатами. Было видно,  что  они  пристали  к  берегу,
чтобы запастись водой и ночью наловить  рыбы  у  прибрежных  утесов.  Вскоре
мулат отправился с кувшином к реке, которая протекала неподалеку. Оба  наших
беглеца стремглав ринулись на мулата, сбили его с ног, проломили ему секачом
череп, а затем напали на испанца, который сидел в каноэ и  чинил  рыболовные
сети. Его также убили и труп оставили в каноэ. Затем они перенесли в каноэ и
другой труп, чтобы сбросить тела в море и не оставлять на берегу следов. При
этом они запасли столько питьевой воды,  сколько  могло  вместить  каноэ,  и
отправились на поиски удобной стоянки, чтобы провести там ночь.
   Наутро они пошли вдоль берега  Пуэрто-Рико  к  мысу  Кабо-Рохо,  а  затем
добрались  до  Эспаньолы,  где  находились  их  земляки.  Ветер   и   погода
благоприятствовали им настолько, что они  добрались  до  тех  мест  довольно
скоро и уже в Самане, на острове Эспаньола, встретили  своих  людей.  Ожерон
приказал цирюльнику обойти побережье и собрать людей, а  сам  направился  на
Тортугу, где на рейде стоял его собственный корабль, и  тоже  стал  собирать
народ. Он всем сообщил, что намерен освободить  остальных  пленников;  кроме
того, он посулил богатую добычу и возбудил этим  страсти.  Цирюльник  обошел
все  места  вдоль  побережья  Эспаньолы,  где  жили  французы,  призывая  их
вызволить товарищей, и также посулил им большую добычу. За короткий срок  он
собрал довольно много народу.
   Тем временем  Ожерон  снарядил  много  кораблей,  посадил  на  них  своих
соратников и пошел вдоль берега Эспаньолы, чтобы  захватить  людей,  которых
собрал цирюльник. Он воодушевил их и воспламенил призывом  мести,  рассказал
при  этом  о  нечеловеческих  жестокостях,  которые  творили   испанцы   над
французами. Все торжественно поклялись, что пойдут за Ожероном туда, куда он
пожелает, и что на деле докажут свое сочувствие страдальцам, которых испанцы
подвергли таким мукам. Когда Ожерон убедился, что  его  люди  уже  готовы  к
отплытию и во всем поддерживают его замыслы, он взял  курс  на  Пуэрто-Рико.
Они двигались так близко к суше, что реи оказывались на линии уреза  берега.
Корабли шли только под нижними парусами, и все это делалось,  чтобы  испанцы
их  не  заметили  до  тех  пор,  пока  они  не  прибудут   на   место.   Эти
предосторожности были совершенно  бесполезны,  потому  что  на  берегу  были
наблюдатели - испанцы послали конников, и те следили за всеми передвижениями
пиратов.  Ожерон,  заметив  это,  счел  необходимым   на   некоторое   время
остановиться и отдал приказ быть всем готовым к  высадке.  Флотилия  подошла
теперь совсем близко к берегу, и Ожерон намерен был под  прикрытием  огня  с
кораблей внезапно высадиться и стремглав ринуться на испанцев.
   Однако вышло совсем по-другому: когда  с  кораблей  открыли  стрельбу  из
пушек, испанцы спрятались в зарослях и залегли  там,  а  как  только  пираты
вошли в лес, они неожиданно напали на них и многих перебили, так что  пираты
вынуждены были переправиться  на  свои  корабли,  оставив  на  берегу  много
трупов. Хотя мосье Ожерон снова уцелел, но он был убит горем, сознавая,  что
его замыслы рухнули и он подобно всем остальным пиратам может попасть в руки
этих варваров. Одна мысль об этом приводила его в содрогание. И он никак  не
мог найти способ вызволить своих людей, дела шли очень плохо,  и  его  людей
одолевал страх. Нечего было и думать о высадке: один испанец на берегу стоил
десятка пиратов, выходящих на сушу, к тому же враг был  намного  сильнее,  и
французы были вынуждены отказаться от столь безрассудных планов.
   Испанцы оставались на берегу до тех пор, пока Ожерон не скрылся из  виду.
Тогда они перебили всех раненых, лежащих у воды, отрезали им носы