о здесь не достанешь, а пищи у нас
было в обрез, то решили поставить паруса и идти на Ямайку. Повернув  к  реке
Чагре, мы заметили корабль, который погнался за  нами.  Мы  приняли  его  за
испанское судно, шедшее из Картахены, которое должно было доставить гарнизон
в крепость Чагре, и пошли по ветру, сделав все, что можно, чтобы  оторваться
от него; однако судно шло значительно быстрее и после двадцатичетырехчасовой
погони догнало нас. Но когда корабль приблизился,  мы  увидели,  что  он  из
нашей флотилии и,  вероятно,  тоже  решил  побродить  по  морю,  прежде  чем
отправиться в Номбре-де-Дьос, а затем в Картахену. Поскольку ветер и течение
были встречные, мы решили, что лучше всего отправиться в Бока-дель-Торо.  Но
путь оказался слишком трудным, и мы потеряли за два дня больше, чем выиграли
за все четырнадцать. Вскоре мы решили снова вернуться на старое место, что и
сделали, однако долго засиживаться не стали.
   Немного спустя мы отправились к проливу Бока-дель-Драгон, чтобы  заняться
там ловлей животных, которых испанцы называют манатинами[90], а голландцы  -
морскими коровами, ибо нос, пасть и зубы у них совсем как у  коров.  Они  не
вылезают из воды и пасутся в тех местах, где дно покрыто травой. Вид  у  них
весьма необыкновенный: голова, как у коров, однако без ушей и с обеих сторон
маленькие отверстия, в которые нельзя просунуть  и  пальца.  На  шее  -  два
плавника, тело, как у акулы, однако длиннее  и  на  хвосте  три  зубца.  Под
плавниками два сосца, похожие на груди негритянки; шкура гладкая  до  самого
хвостового плавника, тело плоское и сзади круглое шириной в три  или  четыре
фута, если животное большое. Самые  крупные  экземпляры  в  длину  достигают
примерно двадцати четырех футов, шкура по цвету,  как  у  собаки.  На  спине
шкура в  толщину  достигает  полутора  дюймов;  если  ее  высушить,  то  она
становится такой же крепкой, как  шкура  кита,  и  годится  на  изготовление
тросов. На животе шкура толще и мягче. У этих животных есть печень,  легкие,
кишки - короче говоря, все внутренности, как и у быка, вплоть до  почек.  На
каждой стороне у них по шестнадцать ребер, они  круглые  и  посредине  имеют
утолщение, а к концам острые. Самцы покрывают самок и трутся брюхо о  брюхо;
у самцов есть такие же органы, как и у иных животных, а у самок щель, словно
у коров, она довольно широкая и находится под пупком. Самки рожают не больше
одного детеныша; как они их вынашивают, я сказать не могу, потому что мне не
представлялось случая видеть это. Слух у этих  зверей  довольно  острый,  и,
если издашь хоть малейший шум, поймать их почти невозможно.  Поэтому,  когда
их ловят,  вместо  весел  используют  маленькие  лопатки,  которые  называют
пагайос, а испанцы - канелетас. Гребя ими, можно подбираться к этим животным
так тихо, что они не замечают опасности. Ловцы  не  должны  переговариваться
между собой, они только смотрят, куда показывает гарпунер, стоящий в  лодке.
Этих манатинов ловят точно так же, как черепах; но  гарпуны,  которыми  бьют
черепах, четырехугольные в поперечнике и без  крюков,  а  на  этих  гарпунах
крюки, да и сами они длиннее обычных. У манатинов глаза небольшие,  и  видят
они довольно плохо в отличие от черепах, у которых зрение необычайно  остро,
а слух никудышный. Мясо манатинов похоже на телятину, но по вкусу напоминает
свинину, однако они не обрастают,  как  свиньи,  салом.  Мясо  засаливают  и
коптят точно так же, как свинину и говядину, о чем мы уже  писали  в  первой
части, - словом, точно так, как это делают буканьеры. Из  крупного  манатина
может выйти две тонны мяса без костей и сала; на  хвосте  сало  у  манатинов
прозрачное, пираты перетапливают его в испанских горшках и  едят  с  маисом,
который они готовят наподобие гречки. У этого сала нет  привкуса  рыбы,  оно
даже лучше масла или свиного  жира.  Вот  и  все,  что  я  могу  сообщить  о
манатинах, больше я ничего на сей счет не выведал.
   В этом заливе нам встречалось такое множество манатинов, что мы запаслись
всем, чем нужно. Однако, засолив мясо для себя,  мы  варили  только  печень,
легкое, кишки, почки и мясо с костей. Однажды, когда мы ничего не поймали, а
запасов нам трогать  не  хотелось,  то  решили  пойти  вдоль  берега,  чтобы
наловить рыбы и пострелять птиц. Тут мы заметили каноэ с четырьмя индейцами.
Увидев нас, они мгновенно скрылись. Но мы весьма проворно погнались за этими
индейцами, чтобы поглядеть, нет ли какой-нибудь возможности завязать с  ними
торговлю и запастись провиантом. Индейцы, однако, не хотели иметь дело ни  с
какими христианами. Они высадились и побежали со своим каноэ через  заросли.
Мы преследовали их по пятам, поэтому они вынуждены  были  бросить  каноэ  на
произвол судьбы. Вчетвером они дотащили лодку почти до  самых  зарослей,  не
дошли они до них шагов двести. В каноэ было до двух тысяч фунтов  весу,  так
что просто удивительно, как сильны эти люди: нас было одиннадцать человек, и
мы с трудом дотащили это каноэ до воды. Когда индейцы заметили, что мы взяли
каноэ, они подняли крик. Мы выстрелили в ту сторону, откуда  раздавались  их
вопли, но добиться ничего не добились,  потому  что  углубляться  в  лес  не
решались: ведь индейцев на этом острове довольно много. Наш боцман,  который
привел нас к побережью и бывал там уже не раз, рассказал, что однажды  попал
в эти края со всем пиратским флотом. Они спустили на воду  несколько  каноэ,
чтобы войти в реку и наловить там рыбы и  пострелять  птиц.  А  на  деревьях
спрятались индейцы. Как только каноэ вошли в реку, они спрыгнули и мгновенно
схватили несколько пиратов и утащили их в заросли. Произошло это так быстро,
что никто не успел броситься на помощь товарищам. На следующий день на берег
высадился сам капитан с отрядом в пятьдесят  человек,  чтобы  вызволить  тех
пиратов, которых утащили индейцы; однако ему в этом не повезло, и он  вскоре
вернулся на борт.
   Мы решили, что с нашими-то силами  вообще  ничего  нельзя  добиться  и  с
индейцами справиться мы не сумеем, и поэтому довольно  быстро  вернулись  на
корабль.
   В каноэ мы не нашли ничего, кроме сети  длиной  примерно  четыре  фута  и
шириной с полфута и подобной платью со шлейфом, четырех  пик  из  пальмового
дерева семи футов длиной. Мы внимательно  рассмотрели  оружие  индейцев.  На
одном конце пики было семь или восемь крючков,  другой  конец  был  заострен
так, как это показано на рисунке.
   Каноэ было из дикого кедра и довольно неуклюжее, поэтому мы предположили,
что у индейцев нет железных  инструментов.  Остров,  на  котором  живут  эти
индейцы, довольно маленький - в окружности он  не  достигает  и  трех  миль.
Кстати, у этих индейцев нет другой земли, потому что они постоянно  воюют  с
племенами с материка и друг  друга  не  понимают.  Идти  на  материк  мы  не
решались: тамошние индейцы вообще никого не выносят.
   Эти люди, по-моему, стали такими дикими после того, как  здесь  появились
испанцы и причинили им столько бед, что, объятые  ужасом,  они  должны  были
уйти в глубь страны. Они жили в лесах, не строили никаких хижин, ловили рыбу
в реках и собирали плоды, которые давала тамошняя  земля.  С  тех-то  пор  и
перестали верить всем белым, потому что всех принимали за испанцев,  которые
их так жестоко мучили. Может быть, они скрылись и по другим причинам:  из-за
различий в языке и естественной враждебности; однако вряд ли  столь  большая
вражда между двумя народностями могла произойти лишь из-за того, что они  не
понимали друг друга: ведь вообще  невозможна  ни  вражда,  ни  любовь  между
людьми, если они не понимают друг друга. Эти дикие люди воюют  между  собой,
не проявляя никаких поползновений на землю, и  не  требуют  никаких  долгов,
потому что они не знают друг друга. Если они захватывают кого-нибудь в плен,
то предают пленников самым жестоким пыткам, а затем обращают их в рабов. Вот
и все, что я хотел сообщить о тех  диких  людях,  которые  живут  у  пролива
Бока-дель-Драгон.
   В конце концов мы решили  покинуть  эти  места.  Мы  видели,  что  добыть
провиант невозможно, а у нас уже не хватало выдержки,  чтобы  придерживаться
скудного рациона. Мы отправились вдоль побережья на запад.  Спустя  двадцать
четыре часа достигли реки Суэра, где живут испанцы; эти  места  находятся  в
округе города Картаго. Там мы думали наловить черепах, которые как раз в это
время приплывают класть яйца; но мы ничего не нашли, потому что до  нас  там
уже побывали испанцы. Нам не досталось ровным счетом  ничего,  разве  только
пустые хижины; завидев нас, их обитатели тотчас же скрылись. Итак,  мы  были
вынуждены питаться одними бананами. Я  не  хочу  описывать  их,  потому  что
каждый, кто побывал в дальних краях, знает, как они выглядят. Набив  корабль
бананами доверху, мы двинулись вдоль берега в поисках  удобной  гавани,  где
можно было бы откилевать наш корабль,  который  дал  течь;  несколько  рабов
постоянно стояли у помпы: иначе бы корабль затонул. На четырнадцатый день мы
вошли в большую бухту, которую  пираты  называют  заливом  Блексвельдт.  Это
название восходит к имени одного из пиратов, который часто посещал эту бухту
для починки кораблей. Так нам представился случай, не  откладывая,  заделать
течь. Одни занялись конопачением, другие пошли в лес на охоту. В тех  местах
водятся дикие свиньи, у которых на спине какое-то утолщение, а  кроме  того,
там встречаются барсуки, правда довольно редко. Свиней  и  барсуков  удалось
забить мало, чаще попадались обезьяны и фазаны.  И  ими-то  мы  и  питались;
правда, больше мы ели обезьяньего мяса - эти твари водились там в  изобилии.
Хотя мы и очень нуждались в мясе,  но  стреляли  по  обезьянам  скорее  ради
забавы: нужно было поразить пулями пятнадцать или шестнадцать обезьян, чтобы
принести три или четыре туши. Если их не убить  наповал,  поймать  их  почти
невозможно. Они цепляются хвостами за ветки и висят  совершенно  неподвижно,
будто мертвые, а потом внезапно убегают. Самки носят детей  на  животе,  как
негритянки. Если мать убита, а детеныш еще жив, он крепко держится  за  мать
хвостом и не бросает ее до тех пор, пока она  не  упадет.  Если  встать  под
дерево, где сидят обезьяны, то они начинают бросать в людей калом и сучьями.
Если выстрелить в стаю обезьян и ранить одну из них, другие тут же  окружают
ее и закрывают рану; если кровь все еще хлещет, они прикрывают рану  до  тех
пор, пока кровь не стихает, а тем  временем  остальные  отыскивают  мох  или
траву и затыкают рану,  причем  траву  они  жуют,  прежде  чем  приложить  к
больному месту. Я часто с удивлением наблюдал, как ловко эти звери  помогают
друг другу в беде и отыскивают друг друга в минуту опасности.
   Мы наварили и нажарили за эти дни столько обезьяньего мяса, что  привыкли
к нему, и оно казалось нам даже вкуснее фазаньего.
   Мы могли бы рассказать  о  многих  достопримечательностях,  привести  еще
много других соображений, однако, чтобы не утруждать  читателя,  ограничимся
лишь тем, что нам повстречалось в пути. Мы прожили там примерно дней восемь,
каждый усердно занимался своим делом, как я  уже  говорил.  Одни  конопатили
судно, другие выполняли прочие корабельные работы, а третьи  охотились.  Нам
прислуживало несколько рабов  и  рабынь:  мужчины  рубили  дрова  и  дробили
известь (известь мы употребляли вместо  воска,  когда  конопатили  обшивки),
женщины носили воду из колодца, который мы вырыли на берегу. Вскоре  корабль
был готов, и поэтому рабыням был отдан приказ как  можно  быстрее  наполнить
сосуды. На следующий день, как только рассвело, рабыни сошли на берег, и две
из них чуть отошли к зарослям, чтобы полакомиться фруктами. Внезапно рабыни,
которые находились у колодца, услышали крики своих подруг. Они  решили,  что
на них напал какой-нибудь дикий зверь, но когда  подбежали,  то  заметили  в
зарослях индейцев. Они бросили свои горшки и закричали: "Индейцы!  Индейцы!"
Мы тотчас же схватили ружья и бросились туда, где рабыни  увидели  индейцев.
Там мы нашли тела обеих негритянок: каждая из них была пронзена  двенадцатью
или тринадцатью стрелами, стрелы эти  пронзили  им  шеи,  туловища  и  ноги.
Казалось, будто индейцы стреляли  в  зверя;  бедные  рабыни  были  буквально
истыканы стрелами, хотя и пары стрел хватило бы, чтобы лишить их жизни.  Это
были весьма необычные стрелы, изготовленные на особый лад. Представляли  они
собой толстые прутья, почти в палец толщиной и длиной около восьми футов; на
одном конце сухожилиями был прикреплен крючок, также деревянный,  и  в  него
был вставлен кремень, на другом конце  была  закреплена  деревяшка  в  форме
трубочки, заполненная мелкими камешками, и они, когда  стрела  шла  к  цели,
слегка гремели. Часть стрел была из пальмового дерева,  и  цвет  у  них  был
красный, так что выглядели они знатно,  и  казалось,  будто  поверхность  их
тщательно  отлакирована.  Мы  предположили,  что  это  стрелы   предводителя
индейцев, и заметили, что  они  угодили  негритянкам  в  самое  сердце.  Вот
составные части стрел:
   1) кремень, венчающий стрелу;
   2) деревянный крючок, прикрепленный к наконечнику;
   3) само тело стрелы;
   4) трубочка на другом конце стрелы.
 
   Эти  стрелы  были  изготовлены  без  каких  бы  то   ни   было   железных
инструментов; сперва индейцы обжигали стрелу, а потом зачищали  ее  кремнем.
Эти индейцы бегали в зарослях весьма быстро, и за  собой  они  не  оставляли
никаких следов. Они были  так  осторожны,  что  даже  "гребешки"  с  камнями
обертывали листьями, чтобы те не издавали ни единого звука. Прочесав лес, мы
вышли из него и, не обнаружив ни индейских каноэ, ни  других  подозрительных
признаков,  вернулись  снова  на  свой  корабль,  полностью  снарядились   и
погрузили  все  наше  добро.  Затем  мы  подняли  паруса,  не  желая  больше
оставаться на этом месте и опасаясь, что индейцы нападут  на  нас  с  такими
силами, что нам уж не удастся справиться с ними.
 
   Глава восьмая
 
   Автор прибывает на мыс Грасиас-а-Дьос. Рассказ о том, как пираты  торгуют
с индейцами, живущими в тех местах. Образ жизни индейцев. Автор покидает эти
места и прибывает на остров Пинос, а затем возвращается на Ямайку.
 
   После гибели наших рабынь от рук индейцев нас обуял ужас, и мы немедленно
отплыли и взяли курс на залив Грасиас-а-Дьос, где надеялись передохнуть,  то
есть найти спокойное место и запастись провиантом; там жили индейцы, которые
торговали с пиратами и встречали их  довольно  хорошо.  На  шестой  день  мы
достигли бухты Грасиас-а-Дьос и благодарили господа, ибо мы были в положении
человека, который совсем уже  шел  ко  дну  и  внезапно  выбрался  из  воды:
воистину, от смертельной опасности спас нас господь. Мы благодарили бога  за
то, что он вызволил нас из глубокой нужды, в которую мы попали, и привел нас
на это место, где  можно  было  рассчитывать  на  дружелюбие  жителей  и  на
пополнение наших  запасов.  Став  на  якорь,  мы  заметили  на  берегу  двух
христиан, которые поджидали нас и очень  приветливо  нас  встретили.  Пираты
настолько дружны с тамошними индейцами, что могут жить среди них  совершенно
ни о чем не заботясь, и часто они  живут  палец  о  палец  не  ударяя;  ведь
индейцы дают пиратам все, в чем они  нуждаются,  в  обмен  на  старые  ножи,
топоры и разные иные инструменты. Когда пират пристает к берегу,  за  старый
нож или топор он покупает себе женщину, и та остается у  него  до  тех  пор,
пока  он  здесь  живет;  бывает,  что  года  через  три  или  четыре   пират
возвращается, и эта женщина снова приходит  к  нему.  Тот,  кто  завел  себе
женщину индианку, уже не должен ни о чем заботиться, потому что,  по  обычаю
индейских женщин, она приносит ему все необходимое. Итак, мужчины там  почти
ничего не делают, лишь иногда только ходят на охоту или на рыбную  ловлю,  а
белые вообще не работают -  они  все  заставляют  делать  индейцев.  Индейцы
довольно часто ходят с пиратами в море и остаются с ними  года  на  три  или
четыре, не поминая о своем доме, так что среди них  есть  много  таких,  кто
хорошо говорит по-французски  и  по-английски.  Среди  пиратов  тоже  немало
людей, которые бойко говорят на индейском языке. Эти индейцы  очень  выгодны
пиратам: почти все они  отличные  гарпунеры,  рыболовы  и  ловцы  черепах  и
манатинов, так что один индеец может обеспечить едой  целую  команду  в  сто
человек, стоит ему только попасть на место,  где  можно  чем-то  поживиться.
Когда мы сошли на берег, индейцы вышли навстречу с различными  плодами.  Они
выискивали среди нас своих знакомых, и  таких  оказалось  двое;  они  хорошо
понимали их язык и прожили в этих местах довольно долгое время. Мы  остались
у этих индейцев на отдых, причем  я  получил  возможность  наблюдать  за  их
образом жизни и обычаями, о которых и хочу кратко рассказать читателю.
   У этих индейцев нечто вроде маленькой республики. У  них  нет  правителя,
которого бы они признавали господином или королем. Живут они на  территории,
которая по окружности тянется примерно миль на тридцать. Со своими  соседями
они не дружат, а испанцев считают своими  злейшими  врагами.  Этих  индейцев
немного, не больше ста пятидесяти - ста шестидесяти человек, среди них  есть
несколько негров, которых они держат  в  рабстве;  однажды  к  этим  берегам
прибило корабль, который был захвачен неграми, а индейцы взяли их в  плен  и
сделали своими рабами, должно быть, и до сих пор люди эти  живут  в  неволе.
Поселения индейцев делятся на две части, или, если можно так сказать, на две
провинции: одни живут вдали от моря и обрабатывают поля, другие  селятся  на
побережье. Те, что живут в глубине страны,  склонны  к  работе  больше,  чем
прибрежные жители, поскольку они вынуждены строить себе жилье. А  прибрежные
индейцы от дождя ничем не прикрываются, лишь иногда используют с этой  целью
пальмовые листья, которые не пропускают воды,  устраивают  из  них  заслоны,
поворачивая листья против ветра, который  несет  дождь.  Одежды  у  них  нет
никакой, разве что пояс,  прикрывающий  бедра;  эти  пояса  делают  из  коры
деревьев, которую предварительно бьют и размягчают. Эти повязки они называют
либо просто поясами, либо кабале. Некоторые делают пояса из ситца и надевают
их на манер гвинейских. Пальмовые листья употребляют и как  подстилку  -  на
них индейцы спят. В качестве оружия они используют  асегайи[91]  -  палки  с
наконечником из железа или зуба акулы.
   У  этих  индейцев  есть  представления  о  всемогущем  боге,  однако  они
обходятся без богослужений; я, например, ни разу не видел, как они  молятся.
В дьявола они не верят, как и многие индейцы в Америке, вероятно, он  их  не
терзает так, как всех прочих смертных. Их пища состоит чаще всего из плодов:
бананов, баковы, ананасов, бататов, касавы, а также крабов и  рыбы,  которую
они ловят в море. Индейцы готовят различные напитки,  довольно  приятные  на
вкус; чаще всего они пьют ахиок; его готовят из  определенного  сорта  семян
пальмового дерева, замачивая их в теплой воде и  оставляя  ненадолго,  затем
сок процеживают и пьют. На вкус он  очень  приятный  и  весьма  питательный.
Индейцы делают напитки и из бананов: когда  плоды  созревают,  их  кладут  в
горячую золу и, как только бананы нагреются, переносят в сосуд  с  водой,  а
затем мнут руками, пока масса не станет мягкой, как тесто.  После  чего  это
месиво едят, а отцеженный сок пьют.
   Из бананов делают вино, которое по крепости не уступит испанскому.  Когда
фрукты  созревают,  их  замешивают  с  холодной  водой  в  больших  сосудах,
основательно перемешанную массу оставляют дней на восемь; масса эта  бродит,
затем сок, который она испускает,  действует  как  крепкое  испанское  вино.
Индейцы угощают этим вином друзей и гостей. Они делают и другое вино,  более
вкусное  и  приятное;  готовят  его  следующим   образом:   берут   ананасы,
поджаривают и месят так же, как мякоть бананов, и в эту смесь вливают  дикий
мед и выдерживают ее до тех п